Смоленская Русь. Княжич Прода12

Здесь, как я успел заметить, у людей было плохо развито абстрактное мышление и воображение. Причина, наверное, в отсутствии практики — ни художественных книг, ни фильмов и в помине не было. Дружинники видели собственными глазами, как бьются на поле брани городские полки, состоящие из ополченцев, и считать, что посоха княжича явит что-то сильно отличное от когда-то виденной ими картины, у них не было особых оснований. Они по себе знали, что вся учёба в первые минуты боя напрочь вылетит из головы, а этого времени будет достаточно, чтобы той же конницы успеть вломиться в лелеемые княжичем построения и всех там сокрушить, изрубить и вогнать по уши в землю. Добавляло красок в эту безрадостную картину мира и отсутствие у моих пехотинцев броней. Хотя я и предупреждал всех командиров, что как минимум пикинеры будут в следующем году все одоспешены. Тоже, до поры до времени в мои слова особенно не верили. Но стоило лишь начаться поставкам вооружений и доспехов, как многие неверующие Фомы запели на тональность ниже.

Масло в этот костёр пренебрежения хорошо добавляли наезжающие в Гнёздово дружинники, во главе с самим князем. Больше полугода они тоже, лишь кривили губы, с плохо скрываемым презрением разглядывали моих пехотинцев. Сквозь призму своего высокомерия, в моих бойцах они видели лишь смердов, сжимающих в руках тупые палки, натягивающих слабые "детские луки" и одетых в залепленную грязью одежду. Согласен, со стороны такая "панцирная" пехота мало на кого могла произвести хорошее впечатление. Но внимательным людям, дружащим со своей головой, стоило лишь приглядеться, как им открывалась скрытая от глаз простого обывателя картина. Лишь профессионалы с большой буквы могли заметить, под неряшливыми хламидами, великолепную управляемость и слаженность новых войск, во всём послушную воли своих командиров. И, к моей радости, некоторые дружинники князя всё это подмечали, а я, в свою очередь, подмечал этих незашоренных стереотипами личностей, на перспективу так сказать ...

В общем, до первых настоящих боестолкновений, скептиков в стане пехотных командиров хватало с избытком все эти годы. Правда, их пропорция постоянно снижалась. Особенно заметно это произошло, когда стали практиковаться учебные конные атаки на выстроенные батальоны. После одного такого знаменательного дня, дружинники изумлённо смотрели друг на друга, не веря в произошедшее, когда все их попытки прорваться и разметать строй безнадёжно разбивались об выстроенную перед ними стену щитов. В тот день был нанесён сокрушительный удар по мировоззрению очень многих заядлых скептиков. Но окончательно их сомнения смогла развеять только война.

Но до того показательного учебного боя с конницей князя оставалось ещё больше года. Сейчас же, мне лишь остается, стиснув зубы, так как что-то доказывать взрослым, многоопытным ратным мужам — гиблое и бесперспективное дело, и тихой сапой заниматься селекционной работой среди самого командного состава. Тех немногих дружинников, кто сумел по достоинству оценить мои инновации в военном деле, я примечал, повышал их в званиях, посредством Изяслава Мстиславича. Он-то представлял, к чему я стремлюсь, и чего следует ожидать Я ему, в частых разговорах на эту тему, в красках расписал, что именно хочу выстроить из пехотинцев. Обрисовал все открывающиеся после этого перспективы и широкие возможности. Поэтому князь сам палки в колёса мне не вставлял и другим не позволял, за что я ему был искренне благодарен.

Но что делать с остальными командирами-скептиками я не знал. Пришёл лишь к единственному безотказному мнению, что "война план покажет". Хоть командиры и не верят в своих подчинённых, но особо этим своим мнением не бравируют, лямку свою тянут, приказы и мои "закидоны" слишком яро не оспаривают — и то ладно, и то хлеб! Раскидываться даже такими сомнительными, во всех смыслах слова, кадрами не стоит. Хорошие "офицеры" тоже на дороге не валяются и под деревьями не растут. И среди рекрутов стали проявляться самородки, повышаемые в званиях до звеньевых, десятников и взводных. Во все времена и во всех армиях мира в опытном младшем командном составе всегда существовала и существует острая потребность. Это — тот самый костяк, на котором держится любая армия. Ну, а то, что им слегка не хватает опыта — не беда, дело наживное!

С установлением на Днепре ледостава, к "лапотным" войскам княжича, стало проявлять интереc, впрочем быстро угасший, смоленское боярство. Начавшие было приезжать на "смотрины" новых войск бояре сразу получали "от ворот поворот". К подобному необходительному отношению в Гнёздово к их персонам они, правда, стали привыкать ещё с минувшего лета. Так как все кирпичные, а особенно химпроизводства, были закрыты для посещения посторонними лицами без каких-либо исключений. А ведь когда-то, желающих поглазеть, да побродить среди цехов, было навалом! Аналогичный облом любопытных бояр поджидал и в случае пехотных батальонов.

Мало того, что казармы располагались на отшибе и с одной из сторон прикрытые сосновым бором, так ещё они были выстроены таким образом, что образовывали внутренний не просматриваемый двор (плац). И зимой именно на плацу, большую часть времени, проводили пехотинцы, отрабатывая перестроения и различные приёмы владения оружием. Единственное, что бояре и их соглядатаи могли усмотреть — так это, разве, что походы пехотных батальонов по окрестным лесам и полям. Но одетые в "крестьянском стиле" пехотинцы, вооружённые учебным оружием, просто по определению, не могли произвести на постороннего наблюдателя положительного впечатления.

Поэтому, неудивительно, что к военным забавам княжича бояре охладели очень быстро. Они, в массе своей, до первого реального боестолкновения наивно считали гнёздовских пехотинцев слабее даже смоленского городского ополчения, не говоря уже про земское боярское войско. А я и рад стараться! Баловство, говорите, княжич у себя в Гнёздове затеял? — Всё верно, так оно и есть! Кто из нас не без греха!?

Самые умные и дальновидные бояре насторожились лишь спустя полгода, когда металлургический завод начал поставлять свою продукцию военного назначения. Благодаря этому обстоятельству, стало возможным начать вооружать пехоту, уже во многом подготовленную как физически, так и тактически, положенным ей по штату вооружением и обмундировывать её в доспехи. Но и то, надо сказать, прозрели лишь единицы. А большая, самая инертная часть боярского сословия ещё долго продолжала, ухмыляясь, потешаться над военными потугами княжича. Даже тогда, когда в Гнёздове чуть ли не ежедневно стали раздаваться учебные пушечные залпы, а дружинная конница, налетая на монолитные пехотные построения, натыкалась лишь на тупые копья и сомкнутый ряд щитов, бессильно кружа вокруг ощетинившихся, казалось вросших в землю пехотных батальонов. Вот, что, с в целом благоразумными людьми, творят стереотипы и как оказывается велика инерция мышления, заданная первыми неблагоприятными впечатлениями.

Но к этому боярскому благодушию и я не в малой степени приложил руку. Взять хотя бы ту же дезинформацию с пушками. Огнестрельное оружие требовалось как-то дезавуировать и скомпрометировать. Вот на одном из праздников я и устроил весёлый, вовсе не страшный фейерверк с шутихами-хлопушками и яркими конфетти. Ну и как можно, после такого представления, начать всерьёз опасаться всех этих гнёздовских пукалок? В деле-то их никто и никогда из боярского рода-племени не видел. А дружинники имели строгий приказ Изяслава Мстиславича об увиденном помалкивать. Как военноначальника меня в серьёз мало кто воспринимал. Но зато, как предприниматель, купец, алхимик я пользовался всеобщим уважением и воспринимался как наиважнейший авторитет в этих областях знаний и умений. Но дела-то эти были, по мнению общественности, больше купеческого свойства, весьма далёких от настоящих княжеских. Горожане, походя, беззлобно посмеивались над княжичем, дескать, не своим делом он занимается. Ну, да, я был не в обиде, как известно, "хорошо смеётся тот, кто смеётся последним!"

А где-то с конца 1234 г. мне стало, по большому счёту, плевать на мнение боярства и их приспешников. Гнёздовские полки, к тому моменту, окончательно сложились, вооружились, обретя свою боевую форму, правда, пока ещё только потенциальную, потаённую до поры до времени от непосвящённых. Но всё это ожидало меня ещё впереди. А пока меня за глаза, на фоне успехов в торговом деле, стали звать не иначе, как "княжич-купец". Чуть позже, на ниве успехов в банковско-ростовщическом деле, прозвище переиначили на Владимира Калиту. Излишней мнительностью я не страдал, поэтому на всё это устное народное творчество смотрел сквозь пальцы. Продолжая жить по-принципу — хоть горшком меня называйте, только в печь не ставьте!

Не смотря на данный самому себе зарок, больше месяца в Гнёздове мне усидеть не удалось. В начале декабря сбежал-таки на несколько дней в столицу. Денежные вопросы мне не давали покоя и лишали сна.

— Отец, у меня к тебе деловой разговор.

— Слушаю, сыне, опять что-то придумал? — ухмыльнувшись, заинтересованно сощурил глаза Изяслав Мстиславич.

— Через Смоленск летом проплывал венецианский торговый "гость". Мы с ним долго разговаривали, я его о многом сумел расспросить. Более всего меня заинтересовал его рассказ о венецианских банках, по-нашему ростовщических домах. После чего долго обдумывал наш разговор. И вот сейчас, когда заработало бумажное производство — самое время дать ход новой для Руси идеи — купцов-ростовщиков организовать в "Ростовщический дом — Ростдом". Смоленские ростовщики образуют центральный "Ростдом", ростовщики в других городах княжества — отделения центрального смоленского "Ростдома". Центральный "Ростдом" будет иметь большую часть паев в отделениях других городов княжества, а большую часть паев самого "Ростдома" будет контролировать СКБ — Смоленский княжеский банк.

— Грехи мои тяжкие. Единственный наследник хочет податься в ростовщики, стать менялой! — с изрядной долей притворства взмахнул князь руками.

— Непосредственно этим делом будут заниматься другие люди, а я лишь сверху за ними присматривать и руководить. Слышал я, что и Владимир Мономах не чурался, занимаясь ростовщичеством. Пример, согласись, достойный подражания! Первым делом я хочу организовать СКБ. Управляющими в нём поставить дворян и их учеников, прилежных в учёбе, знающих новую цифирь и грамоту. А затем, вплотную займусь ростовщиками, пожелавшими вступить в "Ростдом". Со временем количество банковских отделений "Ростдома" будет увеличиваться ...

— Не многие отцы захотят, чтобы их дети в ростовщики подались, — неожиданно прервал мои рассуждения Изяслав Мстиславич.

— Умные возражать не будут, в крайнем случае, из твоих тиунов кого поставлю, — нашёлся я с ответом.

— Ладно! — недовольно стукнул ладонью по столу Изяслав Мстиславич. — Ты по делу говори, чем твой "банк" будет заниматься и при чём тут производство бумаги?

— Первое. СКБ будет производить серебряную и золотую монету. — Изяслав Мстиславич при этих словах оживился, но я тут же охладил его пыл. — Но это будет возможно лишь после запуска металлургического производства. Не раньше, чем через год.

— А откель у тебя серебро, да злато возьмётся? — ехидно сощурившись, спросил Изяслав Мстиславич.

— Поживём — увидим, можно будет также начать штамповать медные деньги, установив выгодный для нас обменный курс серебра к меди. Этот вопрос можно будет позже обдумать, не суть важно. Ввести медную монету в торговый оборот, собирать при помощи неё налоги, что сразу же повысит к ней доверие. А штамповать-то её сможет только СКБ и в любом количестве. Особо следя, кроме фальшивомонетчества, ещё и за тем, чтобы не вызвать переизбыток медной монеты, иначе она мигом обесценится!

Изяслав Мстиславич сильно задумался, а я продолжил "ковать железо".

— Второе. Надо будет принять закон, что только СКБ сможет чеканить деньги (в т.ч. медные) и производить ценные бумаги, такие например, как векселя-расписки, снабжая ими тот же "Ростдом". Ну и третье, через несколько лет, для популяризации векселей можно будет принять закон, что все торговые операции на сумму свыше 10 гривен должны осуществляться посредством векселей.

— Не пойму я, зачем тебе этот "Ростдом" сдался? Не чего тебе с ростовщиками связываться, хочешь организовать княжеский банк — пожалуйста! Но без всяких ростовщиков и "Ростдома" обойдёшься! — сказал, как отрезал Изяслав Мстиславич.

— А то, что большинство смоленских ростовщиков — это боярские холопы с челядинниками тебе отец известно? Зачем нам с боярами друг другу оттаптывать ноги, наживать себе лишних врагов, если можно с ними объединиться, создав "Ростдом"?! Ведь мой СКБ, если он займётся всеми ростовщическими операциями, запросто сможет разорить всех прочих мелких ростовщиков. А за спинами неприметных ростовщиков и менял стоят, как тебе, наверное, известно, богатые и влиятельные боярские дома.

— Всё подгребать под себя опасно и недальновидно, — продолжил я развивать тему. — Нужно уметь делиться с влиятельными людьми, и они к тебе сами потянутся, будут тебе поддержкой и опорой, а не обездоленными тобой врагами. Богатей сам и давай возможность богатеть другим. Я уже не говорю о том, что сотрудничая с купцами-ростовщиками, я смогу быстро обзавестись подготовленными кадрами, знающими все тонкости ростовщического дела! — окончательно добил я Изяслава Мстиславича и он, под напором таких аргументов, был вынужден отступить.

— Сдаюсь! Убедил старика! Откуда ты только всё больше новых слов и выражений набираешь? — сам себе задал риторический вопрос Изяслав Мстиславич. — Скоро, глядишь, тебя, и русичи понимать перестанут!

— Некоторые слова из греческих книг, некоторые сами собой рождаются, — скромно пожал я плечами.

— Ладно, дальше валяй! Насколько я понял, СКБ будет чеканить монету, и выделывать бумажные расписки, кои ты обозвал векселями. Подробней мне изложи! — приказал князь.

— Всё очень просто. Купец может сдать в "Ростдом" деньги в одном городе (к примеру, в Зарое), а вместо денег получить расписку-вексель.

— Слово расписка я разумею, а что это за "вексель"?

— "Вексель", в переводе с немецкого означает "обмен". Сам знаешь, я и с немецкими купцами особенно тесно общаюсь. Просто "вексель" на мой взгляд, звучит благозвучней, чем "расписка".

— Название сути дела не меняет, как ты любишь говаривать, — съязвил Изяслав Мстиславич, — дальше продолжай!

— Сразу замечу, первое время все векселя будут именными (т.е. в векселе будет указываться конкретное лицо, на какую сумму и кому он выдан). Впоследствии можно будет дополнительно ввести простой вексель на предъявителя. С именным векселем можно поехать в другой город без денег, даже если такого купца ограбят, то он ничего кроме бумажки вексельной не потеряет, и в случае ограбления он просто вернётся назад, где и восстановит вексель в банке, его выдавшим.

— А грабитель, если сдаст вексель в банк, разве не сможет украсть чужие деньги? — спросил Изяслав Мстиславич.

— Воры просто не смогут по украденным векселям получить деньги. Вексель он на то и именной, что выдаваться будет конкретному лицу, с указанием имени, возраста, внешних примет. На крупные суммы можно даже будет пароли (секретные слова) ввести.