Особист. Отдельная ветка Истребителя. (Черновик)

Пока перебирался к ограде, услышал, как на территории хутора, с моего места не видно, вдруг взревел мотор, затарахтев на холостом ходу. Знакомый звук, похоже 'эмка', у меня такая служебная была. О ней Вячеслав ничего не говорил, но если машина ушла этой ночью, а тот тут оказался завтра днём, хм, забавно звучит, то не удивительно что тот о ней не знал. Это может быть интересным. Машина уезжать не спешила, что вселяло надежду её перехватить. Иметь свои колёса было бы здорово. Добравшись до ограды, я вскочил, прижавшись к ней, и стал красться вдоль плетня. Часового у хуторян не было, просто на сарае сидел наблюдатель, вооружённый, как я успел рассмотреть. Темно, но палку в руках, а скорее всего ствол винтовки, увидеть смог. Добравшись до проёма, калитки тут не было, я проник на территорию и подкравшись к бревенчатому сараю, прижался к нему спиной, достав нож. Тратить патроны на хуторян я не собирался, думаю ножом уделаю. А вот наблюдателя придётся снимать пулей, тихо я его не сработаю. Хотя и тут рискнуть можно, мотор тарахтел и создавала нужное звуковое сопровождение. Выглянув из-за угла строения, судя по звукам и запаху там свинарник, коровник дальше, оттуда мычание едва слышно доносилось, я рассмотрел тёмный силуэт 'эмки', там подфарники были включены, фигуру что суетилась у открытой двери водителя, и тёмный силуэт, на фоне ночного неба, наблюдателя на крыше сарая. Они на одной параллели от меня были.

Обходя сарай, я подкрался к легковушке, и возникнув за спиной водителя, тот в красноармейской форме был, одним движением свернул тому шею. Потом придерживая конвульсивно дёргающееся тело, конвульсии начали стихать, мягко положил тело на землю. Кровь пускать нельзя, собаки учуют и вой поднимут. Дальше выйдя из-за укрытия сарая, у которой тарахтела мотором машина и мощным движением отправил нож в полёт, тот вошёл клинком в голову наблюдателю, это я по хрусту черепа понял. Тот мягко завалился на спину, я замер, ожидая будет шум или нет, клинок запер рану, крови должно быть мало, но всё было тихо, лишь звякнула цепь у собаки, богатые хуторяне, да наблюдатель исчез. И тут случилась неприятность, пустой казалось двор осветило лампой. На крыльцо жилого дома вышли двое. Старик, что и держал лампу, и неизвестный, в форме командира РККА. Фуражку и детали формы я рассмотрел хорошо. Собаки молчали, видимо приучили на чужаков не гавкать и не шуметь. С досадой скривившись, вот что значит работать без напарников, без подстраховки, никто не застрахован от случайностей, я достал из-за ремня пистолет и взял эту парочку на прицел, те покидать крыльцо не спешили, и о чём-то общались. Старик повесил лампу на крюк на крыльце, тот под потолком был, и вот говорили. Тарахтение мотора легкового автомобиля не дало прослушать о чём, а движения губ были в тени, я умел читать по губам, но тут умение не пригодилось. Да и сомневаюсь я что те на русском общались. А я кроме русского знал неплохо чеченский, в совершенстве английский, и неплохо китайский. В училище меня готовили к работе у китайской границы, я там в 'ФСК' три года и работал, пока не перевели с повышением к армейцам, и не отправили в Чечню, где шла как раз первая Чеченская. Так там и остался после этого. А английский я самостоятельно выучил, благо было с кем. Носителей этого языка хватало. А чеченский так, по делу службы. Начал учить арабский, всё понимаю, но говорю плохо, так что его не считаем. Вот немецкий я начал учить уже попав в прошлое в ведомство Берии, говорю с сильным акцентом, но главное владею им, вот письменность знаю лучше. Потому как с трофейными архивами немало работать пришлось после окончания войны и нашей победы.

Стрелять я не спешил, подворье пусто, глаза давно адаптировались к темноте, да и подсветка от машины, лампы и Луны на небосклоне вполне помогали, поэтому у меня всё было под контролем. Однако старик, нет-нет да тревожно поглядывал на крышу сарая, видимо то что тот не видел наблюдателя, его начинало тревожить. Вот тот повернулся в сторону сарая, явно собираясь окликнуть наблюдателя, как я, скривившись, жаль тратить патроны на такую мелкую дичь, дважды нажал на спуск. Глушитель сработал штатно, хотя хлопки всё же были громкие в ночной тишине. Однако работающий мотор 'эмки' вполне заглушил их, чему я только порадовался. Те мягко повалились, после моих выстрелов, до них метров пятнадцать было, когда я рванул к ним. При этом держа оружие под рукой и сканируя всё вокруг на предмет таких же неожиданностей. Особого шума те не произвели, да и я, поднимаясь по деревянным толстым плашкам ступенек крыльца, старался не шуметь, ступая мягко, шума не проводил. Присев у трупов, а стрелял я в голову, тут сложно не попасть, с моим-то опытом, быстро осмотрел при свете лампы кого уничтожил. Командир оказался майором НКВД, уже звоночек, именно немецкие диверсанты любят выдавать себя за представителей этой конторы. Форма чистая, но жаль не мой размер, подгонять нужно. Кстати, если вам скажут, что кто-то там перебил несколько солдат противника и надев их форму смог среди других солдат противника не выделяться, то я скажу вам, что это полная дичь. Не может такого быть. Для начала, форма должна сидеть привычно, именно так, и быть подогнана. Если взять роту солдат, то максимум у одного вам форма подойдёт по размеру, и то если повезёт. Новенькая встречается только у новобранцев, у которых та сидит как на корове седло, пока те к ней не привыкнут и не подгонят. Чужая форма может иметь короткую длину рукавов, воротника, в общем подобрать форму сложно. Поэтому если такие окажутся среди солдат противника, в наспех одетой чужой форме, сразу станет ясно — ряженные. На этом диверсанте форма сидела как надо, что ясно давало понять, немцы тему секут. Ну а то что он ряженый, я проверил, изучил и документы, что достал из нагрудного кармана, и сапоги. Немцы его снаряжали, без сомнений. Это заметно меня успокоило. Ну а вдруг своего завалил?

Осматриваясь, я стал быстро раздевать 'майора'. Все попадания в голову были, что у диверсанта, что у старика, но кровь всё же подтекала, а испачкать форму, которая может мне пригодиться, думаю ушить по фигуре я смогу, очень не хотелось. Так что подобрал отлетевшую после падения трупа фуражку и быстро всё снял. Хотя френч всё же слегка испачкал, он через голову снимался. Я у старика снял рубаху и предварительно обмотал голову диверсанта, но кровь всё же просочилась и слегка испачкала френч и нательную рубаху. Да и остальное нательное снял. Никто не мешал. Я даже сапоги содрал. Оставив обнажённое тело на крыльце, осмотрел старика, но тут трофеев нет, он даже босиком был. Сапоги и узел с формой убрал в сторону, дальше поднявшись на крышу сарая, там сбоку лестница прислонена была, вернул свой нож. Он конечно из комплекта аквалангиста, не стреляющий, что у меня на поясе висел, но всё же вещь ценная. Ну и оружие наблюдателя осмотрел. Карабин 'Мосина' оказался, на ремне подсумки. Всё снял и отнёс в машину. Первые трофеи. У 'майора' в кобуре 'Наган' был. Кстати, лампу погасил и убрал в салон, она керосиновой была, тоже пригодится. Форму на заднее сиденье. А теперь начнём зачищать все строения.

Зачистка заняла едва полчаса. Оказалось, что взрослых мужчин было на хуторе всего трое, видимо те, с кем воевал Вячеслав, ещё не подошли. Двое батраков, думаю их он и уничтожил на той поляне, спали в отдельном домике, я их без сомнений на тот свет отправил, потом младший сын старика, лет двадцати. Проверил всё, баб и детей загнал в сарай, а сам связанного паренька начал допрашивать. Что меня порадовало, ни одного патрона больше не потратил. Всего два, на тех двоих на крыльце. Сломал я того быстро, жёсткого работал, не жалея. Как мы с чеченцами бывало, так что уже через пятнадцать минут знал весь расклад. Не ошибся, всё как я и предполагал. Сейчас ночь с двадцатого июня сорок первого года на двадцать первое, последнее уже наступило пока я на хуторе возился. Западные области, неподалёку Брест, сто километра это недалеко, до границы тоже рукой подать, не больше пяти километров. Болота вокруг. Одним словом, ситуация знакомая. Выпытав у бандита где находятся схроны на хуторе, тот даже перечислил их содержимое, я забрал часть оружия, даже пулемёт 'ДП' был, патронов к нему три цинка, из оружия два карабина 'Мосина', одну винтовку 'СВТ', шесть пистолетов 'ТТ' и четыре 'Нагана', всё убрал в салон машины. Я её заглушил, чтобы слушать звуки вокруг. Жаль гранат всего два десятка, из них девять 'РГД-33', остальные всякой твари по паре. Было немало медикаментов, видимо тут планировали своих лечить, что примечательно, перевязочные средства и лекарства немецкие и свежие. Тоже взял, ну и продовольствия. Пол мешка гороха, полмешка гречки, мешок макарон, судя по маркировкам советская, ящик тушёнки, вязанку лука, мешок картошки. Почти двадцать кило солёного сала в погребе нашёл в чугунке, и прибрал. Соли нашёл коробку, тоже взял. Посуды походной, включая котелок и чайник. Нашёл чаю, бочонок мёда, прибрал. Машина уже полная, но я не останавливался. Пару одеял прихватил, приметил тюк палатки, взял, плащ-палатку армейскую уже в машине нашёл. Две канистры с бензином были в машине, оставил, лишь бидон с керосинном прихватил, полный, для лампы.

Ну и вещмешок красноармейских книжиц и командирских удостоверений, бандиты собирали с убитых ими бойцов и командиров РККА, видимо для отчётности. Также те видимо устраивали налёты, денег много было, почти полмиллиона рублей, часть золотыми монетами. Тоже всё забрал. Парня я уже умертвил, женщин и детей только не трогал, и сев в машину, покинул хутор. Забрал свои вещи на опушке и поехал прочь. Я планировал убраться за остаток ночи и следующий день как можно дальше от границы. В пути съехав с лесной дороги, встал на опушке, прихватил часть трофеев, в основном деньги и золото, ну и пару пистолетов с боезапасом, и удалившись вглубь леса, пехотной лопаткой вырыл яму под схрон, убрал туда деньги, оружие, и после недолгих размышлений, также убрал оба оружия из прошлого мира, с боезапасом, нож-разведчика, и награды с наградными корочками. Оставил при себе только удостоверение генерала НКВД. Кстати, настоящее удостоверение я сдал, это копия была. Для подтверждения что я из другого мира его вполне хватит. Всё завернул в плащ-палатку и закопал, замаскировав схрон. Вернувшись, погнал дальше. Удалился я километров на десять, скоро светать начнёт, проехав пару армейских летних лагерей, когда меня обстреляли с опушки леса. Работал пулемёт. И главное попали. В лобовом стекле образовалось два отверстия, и я почувствовал удар в грудь. Одна пуля пролетела мимо, вторая попала. Мне хватило сил, зажимая рану и давя на педаль газа, доехать до ближайшего армейского летнего лагеря, судя по силуэтам орудий, артиллеристы стоят. Подъехав к 'КПП', и открыв дверь, прохрипеть подбежавшему часовому:

— Я из будущего, утром двадцать второго июня начнётся война...

Что было дальше не помню, вырубило, и похоже надолго. Я ещё хотел добавить про польских бандитов, что в машине трофеи с них, но не успел. Как бы не добили, найдя тот сидор с документами бойцов и командиров РККА. Моё генеральское удостоверение ещё поди найди, оно в носке на левой ноге спрятано, голенище крепко держит. Ещё и форма майора НКВД и того бойца-водителя на заднем сиденье под грудой вещей. Хм, плохо может быть.

* * *

Не знаю сколько я находился в беспамятстве, кажется короткие мгновения прояснения сознания были, но кратковременные. Вроде мне задавали вопросы, я что-то отвечал бормоча, но что именно, в памяти не сохранилось. Одно радовало, не добили, выжил. Интересно, я в Москве?

С некоторым трудом открыв глаза, я стал изучать белёный белилами потолок. Состояние было так себе, всё приходилось делать с усилием. Слегка ныла грудь, но то что лёгкие целы, я знал, пуля попала мне в плечо, выйдя в районе лопатки. Когда я к своим гнал, то изредка сплёвывал слюну на ладонь, чистая, без розовых вкраплений крови. Так что точно говорю, лёгкие не зацепило. Хорошо ещё что пуля насквозь прошла. Рану на спине я закрывал, прижавшись к сиденью, а на груди рукой, чем заметно снизил кровопотерю. Возможно это и помогло доехать до своих. Жаль дальше сознание потерял, не успел информацию нужную дать. С трудом подняв правую руку, ранение было в левое плечо, она сразу заныла от движения, я ощупал себя. Лежу обнажённый, под простынёй ничего, на груди плотная повязка. Живой, уже хорошо. Похоже в палате я оказала не один, в стороне скрипнула койка, и я услышал вопрос на вполне чистом русском, хотя что-то в нём было не так:

— Хой, парень, очнулся?

С трудом повернув голову, я посмотрел на неизвестного в полосатой пижаме, рядом с койкой у того было окно забранное решёткой. Это был плотный парень лет двадцати пяти на вид, русоволосый, с рукой в гипсе и старыми следами синяков на лице. Закончив осмотр, я спросил:

— Где я? Какой сейчас день?

Рана тупо ныла, но даже попытка пообщаться, а я хрипел сухим горлом, отдавало в неё. Тот молчать не стал и сообщил:

— Это тюремная больничка в Минске. Сейчас шестое июля.

Та информация что я смог собрать, уже прояснила ситуацию. Видимо меня посчитали диверсантом, отправили в тюремную больницу, хорошо хоть прооперировали и перевязали, выжил. Ну и то что Минск уже под немцем, я знал. Когда его сдали мне известно. Вон, даже канонады не было, значит наши далеко удрали. Делаю вывод, что сейчас вокруг немцы, возможно и сосед мой из них. Да точно из них. Интересно, он будет меня играть, пытаясь вывести на чистую воду? В это время сам сосед дошёл до двери и постучал. Та видимо запиралась снаружи. Потом что-то пошептал в открывшееся окошечко, и вернулся к своей койке. Окошко закрыли, и уже через минуту дверь, пощёлкав замкам, открылось, и в палату вошли трое. Играть видимо меня не собирались, один из гостей был в форме офицера Гестапо, я даже удивился, почему эта служба, а вот двое других явно русские, врач и медсестра, видимо медперсонал заставили на них работать. Те испуганно поглядывали на офицера. Гестаповец сразу же начал задавать вопросы на немецком, но я мог только хрипеть, меня мучила сильная жажда. Медсестра меня напоила, вся вода из поилки ушла, после этого можно было пообщаться. Правда, гестаповец дождался, когда врач меня осмотрит и уйдёт, после чего продолжил опрос. Пришлось отвечать:

— Вторая рота первого батальона 'Бранденбург-Восемьсот'. Рядовой Бизоев. Выполнял задание, попал под обстрел ночью, что дальше было не помню.

Тут дверь снова отворилась и вошли двое в форме НКВД. У обоих халаты наброшены на плечи. Тот что имел кубари старшего лейтенанта в петлицах, сказал гестаповцу:

— Спасибо, Егор, дальше мы сами.

'Гестаповец', молча козырнув, покинул палату, я же, мысленно костеря себя, такой дешёвый развод, внимательно осмотрел обоих сотрудников НКВД. Нет, не узнаю их. Хотя если я в Минске, то играют меня уже немцы, тогда не удивительна молчаливость 'гестаповца', тот мог и не знать русского. Так что будем играть в молчанку. Хотя один вопрос задать можно. А лучше два:

— Война началась? И где я в действительности нахожусь.