Спаситель 19 глава

На утро четвёртого для распрощались с Прагой, нырнув домой в ''Неандерталь'' на пустой моравской дороге совсем недалеко от города.

$

Возвратившись из Чехии увидели, что холодильник белорусы уже сняли с КамАЗа и установили по месту на летней кухне. Сообщили что вес агрегата был на пределе грузоподъемности ''воровайки'' и теперь спорили: надо ли делать над ним навес или сразу обваловку скомстрались для сохранения холода. Решил их спор волюнтаристски.

— Навес от непогоды стройте и больше ничего. Этот агрегат, как любой холодильник, морозит внутри, а тепло выбрасывает в окружающую среду.

Торжественно заправили топливную емкость рефрижератора керосином (миссис Страус говорила, что её хватает на неделю непрерывной работы, а потом опять надо заливать) и зажгли горелку. Теперь осталось только ждать пока внутри захолодеет до минус пяти по Цельсию, ниже не нужно. Нам же не на длительное хранение туда закладывать, а на несколько дней держать мясо охлаждённым. Зато ежедневную охоту можно будет отменять. Пара туш бычков или бизонов туда точно влезет. Хотя разделывать всё равно придётся на четверти. А косули и сайгаки так целиком войдут.

У меня еще ранее поход в СНГ запланирован, в первую очередь по топливу для КамАЗа и пилорамы. Бензин и керосин мы уже привезли.

Но прежде чем отправляться в Крым девяносто второго года, всё же пришлось поменять денежку у Тарабрина, немного — рублей триста на мелкие расходы. Новых рублей Российской Федерации. При крупных тратах всегда можно будет в обменнике доллары на хохлобаксы махнуть в ближайшем отделении банка.

И направить Мишку Машерова вооружив его двумя отвертками (шлицевой и крестовой) своровать в Ростовской области номера на грузовики. Ещё советского образца — не всем ещё успели их поменять.

Дело мастера боится. Свинтил Михаил номера с двух грузовиков кутаисского производства — КАЗов, стоящих в тихом переулке города Шахты. За пять минут, никто вокруг и чухнулся. Да и кому особо интересны эти ''Гордость Грузии, слёзы России''. И зашел обратно в открытое мной ''окно'' в Неандерталь.

Мотаться отдельно в 1996 год на Малую Бронную за ПТС и прочими документами на право собственности на КамАЗ и Студебеккер-самосвал, годные в начале 1990-х годов всё же мне пришлось. Я ещё помнил жадных украинских гаишников, которые везде — на машинах, на будках своих, на нагрудных бляхах, с обретением незалежности честно писали ДАЙ. Державна автоинспекция. С учетом приобретённых криминальным способом номеров в Ростовской области в 1993 году, то есть на год дольше по времени, чем сами себе командировку в Крым выписали и с этой стороны подвоха типа всесоюзного розыска не ожидали. Или всесеэнгешного?

Старый фармазон только заметил, что мы к нему что-то зачастили, но развивать тему не стал. Клиент долларами платит, а такому в ''ревущие девяностые'' не принято было задавать лишних вопросов.

Караваном не поехали. Сначала разведка.

В Севастополь вывалились в сумерках недалеко от города, но после контрольно-пропускных постов. Ну, не помнил я когда их отменили. А рисковать не хотелось. Поплутали, конечно, и дом прапорщика Пилипченко на Северной стороне нашли уже в темноте.

Передали ему привет от Великожона из Белой Церкви и спросили: куда он нас устроит на ночлег.

''Мокрый прапор'' (форма у него флотская, черная, только канты красные) нашему вопросу не удивился.

— Сарайка вас устроит для курортников? У меня она с нормальными кроватями. Сезона пока нет вот и нет отдыхающих.

Ну, нам всё равно, лишь бы не на улице, хотя и на ней уже тепло. Хотя поначалу думалось что он нас в какой-нибудь частный отель определит. Но так даже лучше. Да мы бы и в кабине поспали, не переломились. КамАЗ в этом весьма комфортен. Не американский трассовый трак, но всё же...

Сарайка оказалась вполне цивильная по советским меркам. Метров двадцать квадратных. Три железных койки с продавленными панцирными сетками. Стол и три стула. Даже старый поцарапанный шифоньер. Все удобства во дворе. В окружении уже отцветших вишнёвых деревьев.

Принес хозяин нам постельное бельё и очень обрадовался врученному ему квадратному штофу техасского бурбона. Пусть и не такая уж редкость, как во времена Советского Союза, но по деньгам тут это дорого. А, главное, престижно. Понты для хохла — это понад усе!

Миша верно поняв хозяйский ласкательный взгляд на американский пузырь, вальяжно спросил.

— А своей самогоночки нет? А то это американское пойло уже надоело.

И провёл по горлу ребром ладони, показывая, как надоело.

Я только кивнул, подтверждая. А что? Верный дипломатический ход. У нас в загашники еще есть несколько таких пузырей с последнего похода в Техас за керосином. Для представительства.

— А то, — обрадовался Пилипченко и тут же умотал с дарственной бутылкой в руках в хату, воспользовавшись моментом пока было прилично еще её на стол не ставить.

Вернулся обратно с трёхлитровым баллоном прозрачной жидкости. Под полиэтиленовой крышкой. Судя по запаху, наливал он этот баллон только что.

— Вот, — заявил, ставя банку на стол. — Своя, родимая. Из вишни. Слеза, а не самогон.

— Ну, это нам много будет, — заявил я. — Мы же за рулём. Да и без руля по литру на рыло — печень отвалится.

По выражению лица Пилипченко было видно, что мы его удивили. У него, скорее всего, не отвалится и со всего этого баллона.

На закуску хозяин выставил серый хлеб, плоский крымский фиолетовый лук и сало домашнего посола. Чуть позже его дебелая супруга — чернобрива, черноока, полна пазуха цицок, — настоящая хохлушка, принесла нам большую сковородку жареной картошки на сале и вареные яйца.

— Звиняйте, гостей не ждали. Вы, главное, закусывайте, — напутствовала она нас и вышла, чтобы не мешать коммерции мужа.

— С приехалом, — разлил всем по трети стакана ''мокрый прапор''.

Выпили. Закусили луком и салом.

— Коли вы от Великожона, то вам надо то, чего у него нет. Я так правильно понимаю? — одновременно разливая самогон по стаканам, спрашивал нас Пилипченко. — Чего треба? У нас на Сухарной балке много чего есть, что от русского флота отжали, а нашим военно-морским силам так даже избыточно.

О как! Пилипченко оказывается на украинском флоте служит. Хотя тут такое время что и не понять кто, где и кому по сколько раз присягает.

— Соляр, — отвечаю. — Много. КамАЗ наш видел. Вот весь его кузов бочками должны уставить. Плотно.

— А чем плотите? — задаёт прапор главный вопрос ''выносливого'' товарища. Это про них еще Некрасов писал: ''Вынесет всё...''.

Отвечаю, отхрустев сладким луком.

— Чем сейчас нормальные купцы платят? Долларами.

— У меня соляра нема, — отвечает Пилипченко с грустинкой в голосе. — Но коли вы за моё посредничество пожалуете долю малую, то я сведу вас с человечком на Микензевых горах. Там флотского дизеля хоть утопись в нём. На случай войны хранилище было построено для всего Черноморского флота. Прямо в горе. Ни одна бомба не возьмёт.

Разлили по третьей порции.

— Сколько хочешь за куртаж? — спрашиваю в лоб.

— Сто баксов. — тут же отвечает прапор, моментально ставший похожий на Шуру Балаганова с запросом тарелочки с голубой каемочкой.

— Держи, — вынимаю я из кармана 50-долларовую купюру и отдаю ему. — Остальное, как загрузимся. И недостающие бочки уже с тебя.

— Пустые? — поднимает брови прапор.

— Пустые. — отвечаю. — Нальём их там, куда ты нас отведёшь.

— Хоть сто порций, — поднял он свой стакан. — Будьмо.

Выпили.

— А как с закрытой Севастопольской зоны вывозить топливо будете? — интересуется прапор. Там на КПП комендачи злые, русские.

И тут же поправился.

— В смысле русского флота матросики.

— То наша забота, — ответил Машеров. — Ты этим не парься. Главное бочки нам залей.

Ещё выпили.

— Оружием не интересуетесь? — спрашивает уже захмелевший слегка Пилипченко.

— Смотря какое, — уклоняюсь от ответа.

— Трофейное, ленд-лиз. Но это не тут. На Донбасе. Там в шахтах, которые после войны восстанавливать не стали хранилища сделали, всего что для Красной армии непотребно, но на случай войны сгодится для народного ополчения.

Прикинул я, что трофейное легче изымать со складов в самой Германии 1945 года. А американское проще купить в магазине в штатах с либеральным оружейным законодательством. Особенно, если закупки производить за пару лет до того как там же банк взять. Пожал плечами.

— Разве что карабины английские Ли-Энфильда для охоты. И патроны к ним 303-го калибра. Остальное без интереса.

— А разборки если с конкурентами? — спрашивает прапор.

— Для окончательных расчётов ничего нет лучше калькулятора Калашникова, — многозначительно заметил Машеров, и не удержавши покер-фейс, хмыкнул.

— ОЗК возьму, — вспомнил я про белорусских крестьян, которых хотел поставить на сбор соли. — Много, но в хорошем состоянии. При этом противогазы нам без надобности.

— Для охоты? — предположил прапор.

— И для неё тоже, — согласились мы.

Утром пришлось постоять в Сухарной балке, пока Пилипченко напрягает украинских матросиков на сбор железных бочек и их сортировку. А потом и погрузку в кузов КамАЗа.

В Микензевых горах также пришлось больше часа постоять под высоким обрывом, пока прапор куда-то бегал и с кем-то торговался.

Потом появился с бумагами в руках, залез к нам в кабину и показал куда, заезжать внутрь горы. При этом сам что-то перетирал на постах с караульными, тыча им в нос бумажками.

Заехали довольно глубоко в гору и там матросики залили нам все бочки фильтрованной флотской соляркой, даже без счетчиков — под пробку. А заодно и топливный бак грузовика долили до полного.

На расчёт залез в кабину целый капитан с малиновым просветом на погонах, но во флотской черной форме.

Огляделся.

— Кто купец? — спрашивает.

— Я, — отвечаю.

Капитан перевел взгляд на Машерова с Пилипченко.

— Так, а вы дембельнитесь отсюда по быстрому. Только далеко не уходите. И не курите на территории базы.

Когда в кабине мы остались вдвоём, капитан протянул мне потную ладошку и представился.

— Капитан Галченко. Можешь звать Серёгой.

И назвал цену.

Я возразил что проще было на АЗС затариться. Не говоря уже про железную дорогу, где тепловозная солярка по качеству не хуже флотской, но дешевле.

Торговались полчаса, но пришли к общему знаменателю. В итоге бочка в 200 литров обошлась мне на доллар дешевле, чем брали снабженцы на ''зализнице''. У машиниста тепловоза напрямую можно было бы и вдвое дешевле взять, но не в таком большом количестве.

— А то что тебе в бак долили, считай подарком от фирмы. — Убрал капитан в карман доллары и выпрыгнул из кабины.

На земле подписал какие-то бумаги Пилипченко и испарился.

В Сухарной балке на складах самого прапора забили пространство между бочками комплектами ОЗК в расчете на сто организмов.

Напоследок Пилипченко шепнул, пряча остатнюю пятидесятку доларёвую, выданную ''за куртаж'' уже после расчёта за ОЗК.

— Сахар, крупы, мука, сухофрукты ни у кого не ищите. Через меня дешевле будет. Но тара — мешок. Минимальная партия — грузовик. Розницей, как видишь, не балуемся. Великожону привет.

На том и расстались.

Продовольствие — это всегда хорошо. На американских складах многого нет для нас привычного. К примеру, гречки той же, пшенки, ''кирзы'' ячневой. Не мясом одним жив человек. И не яичным порошком.

На обратной дороге я вспомнил свой давний разговор со Жмуровым в начале его карьеры в нашем колхозе.

— Даже египетские пирамиды построить легко, — доказывал мне инженер. — Сложно прокормить такую ораву работников. Особенно такую кучу народа, что требовалась при тех технологиях. Так что твоя работа, командир, тут — главная.

$

Посередине совещания, посвященному планированию операции по освобождению белорусской деревни (дальше откладывать её уже был неприлично) в штабной палатке появился улыбающийся Тарабрин.

— Пляши, Митрий, — заорал проводник с порога. — Сын у тебя родился. В сорочке.

Все поскакали с мест, порываясь меня качать. Еле отбился.

Только Васюк, заметив мою некоторую нервозность в сборах, заметила.

— Командир, не торопись, поверь опытной бабе, что жене твоей сейчас не до тебя, так что поешь сначала, спокойно подарки собери, а потом уже отчаливай. Толку от твоей заполошности сейчас нет.

К обеду привели в общую столовую Баумпферда, который как историческую реликвию держал в руках зыбку для младенца. Из секвойи, да с резьбой затейливой.

Тут уж к поздравлениям подключился весь колхоз. И меня, как отца новорожденного, и немца с хорошей подарочной работой.

— Чтобы нашему роду не было переводу, — пожелали мужики, предвкушая дармовую выпивку от меня на радостях.

— Так не отставайте от меня, — щерю все зубы в дурацкой улыбке. — Отдельные дома будем строить только для женатых, чтобы было где детей рожать. Остальные зимовать будут в палатках.

У нас уже дюжина пар оглашена на последней воскресной службе как женихи с невестами, а этого мало. Даже если не считать женатых артельщиков.

— С тебя поляна, командир, — улыбнулся во все зубы Жмуров.

— Обязательно, — ответил я. — Но сначала наследника своими глазами посмотрю. А потом гульнём всем колхозом как положено.

Но прежде чем отправиться на Тамань, поделился своей радостью с раненым Никанорычем.

Мичман чувствовал себя уже лучше и врачиха не препятствовала нашей беседе.

После ритуальных похвальбушек и поздравлений, Никанорыч задал вопрос.

— Командир, я главного не пойму: почему именно Аргентина? Америка же большая. Еще Австралия есть мало заселённая. Почему не СаСШ? Богатая страна возможностей, как нам говорили.

— Во первых, Аргентину обошли обе мировые войны. И даже великая депрессия мало на ней сказалась. Если переселить туда всю нашу общину, то она будет иметь почти сто лет форы в развитии. По сравнению с Америкой индейская проблема не так остро стоит. Войны если и были, то с соседями. По сравнению с Европой — мелкие стычки. А главное огромный массив плодородной земли, который не принадлежит никому. И которую раздают любому при условии что они её будут обрабатывать. А у нас тут кто? Правильно: крестьяне. Но, главное, в Аргентине нам позволят оставаться русскими, а в США будут ломать через колено и делать из нас стопроцентных американцев.

— А местные что?

— Местные чаще едят мясо, чем хлеб. Страна скотоводов.

— А как выглядит эта земля?

— Степь. Этим всё сказано. Хоть и называются пампасы. Но земля очень плодородная.

— А корабли там тогда зачем вам? Мне-то понятно, но вам?

— Зерно нами выращенное возить в Европу. Мясо, но это когда появятся пароходы-рефрижераторы. Поставим на берегу моря элеватор. Причал построим для твоей баркентины. И командуй. Меня вот что тут зацепило: ты сам большим парусником когда-нибудь управлял?

— Нет, — сознался мичман, слегка покраснев. — Только яхтой с парусами бабочкой. Да еще дубком черноморским.

— А как собрался с баркентиной управляться? Там же четыре мачты парусов, как сам говорил. Это тебе далеко не бабочка.