Перестройка 2.0

И мысль опять свернула на Лёлю. Кто она такая, откуда взялась, как докатилась до жизни такой — я не знаю. Вроде бы как-то обмолвилась, что медсестрой работала или даже врачом, но я тему продолжать не стал. Медсестрой, врачом или коновалом, мне какая разница? Сейчас просто бомжиха Лёля. Хотя и странная. Я уже говорил, что никогда не видел ее на "промысле". И никто из моих знакомых не видел. Но к вечеру, когда я возвращаюсь, она всегда уже там, всегда с "уловом", и всегда неплохим — пожевать, там, и выпить. Я никогда не спрашиваю, откуда. Какая мне разница? Здесь главное результат.

Я, собственно, одиночка, не люблю компании, особенно, когда трезвый или с похмелья. Когда выпью, конечно, все алкаши — братья, а все бабы — красавицы. Но это уже не я, это водка во мне выпендривается. Так-то я, скорее, интроверт, мне одному никогда не скучно, а компании на трезвую голову раздражают. Но водка меняет человека, это всем известно.

Поэтому плелся я как всегда один по бульвару, а народ от меня тоже привычно шарахался. Воняю я, наверное, ужасно, но я-то этой вони уже не чувствую. Умом знаю, что должна быть, а нюхом не чую и всё тут. Стерпелся с ней, сросся, снюхался. А потому и на народ, шарахаюшийся от меня, внимания не обращаю, в конце концов, это их проблемы. Мне и своих проблем хватает. Вернее, только одной проблемы, самой главной, самой насущной и жизненно важной: где найти выпить?

Варианты есть разные. Можно, например, по мусорным бакам пошарить, что-то всегда найдется. Но я не люблю, муторно это. Хотя давно уже ничего не стесняюсь.

Можно попытаться что-то украсть, но и это у меня никогда нормально не получается. Ну, нет у меня коммерческой жилки. Странно, но почему-то всегда коммерция у меня в голове соединяется с воровством, мне кажется, что для того и другого нужны схожие качества. Это как, знаете, полиция и бандиты на самом деле люди одного склада и лишь случай разводит их по разные стороны закона. В этом мне тоже не однажды приходилось убеждаться на собственной шкуре. Другой раз уж лучше к бандитам попасть в руки, чем к ментам.

Понимаю, что не все, наверное, такие и, возможно даже, что хороших ментов больше. Но мне почему-то в основном плохие попадаются. Наверное, хорошие менты попадаются только хорошим людям. В чем, по большому счёту, есть даже некая социальная справедливость.

Июньское солнце припекало грязную обросшую голову, и я перешел на другую сторону бульвара, туда, где тень от старых тополей давала хоть какую-то защиту. Утренние 150 грамм, выпитые в подвале, постепенно выветривались. Опять становилось тошно, как на душе, так и во всем теле. Привычно заныл шрам под сердцем — память об Афгане, куда меня ещё в лохматом 1982 году загнали молодым солдатиком, глупым и наивным, твёрдо верящим в идеалы и справедливость, в интернациональную помощь братскому народу, выбравшему социалистический путь развития. Что, конечно, на войне из меня быстро выветрилось.

Нет, я не десантура какая, типа — "Никто, кроме нас" и остальные понты. Видел я их на войне всякими. Это вам не пьяными в фонтане купаться или тельняшки перед девчонками рвать. Война сразу показывает, кто есть кто. Вы не подумайте, я против них ничего не имею, нормальные ребята, воевали как все. Но основную работу все-таки делали не они, а такие, как я — обычные лошадки войны, на которых все и держится. Короче, пехота, если по-старому. А по-современному — мотострелковые войска.

Что обидно, все полтора года после учебки ни единой царапины, а под самый конец, когда уже дни до дембеля считал, да парадку подшивал — на тебе! Как будто Афган не хотел отпускать меня, не оставив о себе ничего на память.

Мы тогда колонну сопровождали, обычное дело, наша рота этим в основном и занималась последние месяцы. Да и участок относительно спокойный был, поскольку не самый удобный для засады. Поэтому мы не особо и бдели, если честно, кто-то даже дремал. Известно, что солдат пользуется каждой минутой, чтобы поспать. Это правило в армии быстро усваиваешь. Я, например, научился спать даже стоя в строю по стойке смирно. Короче — расслабились мы. На этом нас и подловили. А потому, когда сверху застучали автоматы, я только и успел, что голову вскинуть, как одна из первых же пуль нашла свою цель. Мне словно кувалдой в грудь с размаху засадили, швырнув меня в спасительную тьму.

Дальше почти ничего не помню. Так, какие-то смутные образы, обрывки воспоминаний, да и то я не уверен, что это мне не привиделось в бреду. Но тварь в моих снах именно тогда и появилась.

По настоящему очнулся уже только в ташкентском госпитале, где я проходил курс реабилитации после операции, которую сделали еще в Кабуле. Хирург сказал — чудо меня спасло, еще бы пару миллиметров и пуля вошла в сердце.

Я сейчас часто жалею о том, что меня тогда не убили. Не шарился бы сейчас по помойкам в поисках жратвы. И дочь моя другого мужика не называла бы папой, потому что не было бы у меня дочери. Эх, ладно, что об этом думать, всё равно ничего не изменишь!

В общем, пока валялся по госпиталям, время дембеля подошло. И поехал я домой. Да что там рассказывать, жизнь как жизнь. Вполне нормальная жизнь, в общем. Пединститут, работа учителем математики в сельскохозяйственном техникуме. Любовь, свадьба, рождение дочери, планы, надежды.

Развал СССР пережили, конечно, тяжело. Учителей тогда, в 90-е, вообще за людей не считали. Тогда-то я потихоньку и начал выпивать. До этого практически в рот не брал. Ну, если рюмку — другую в компании по праздникам, да под хорошую закуску. Это было начало, самые первые шаги по направлению к тому подвалу, где я сейчас обитаю. Правда, тогда я этого не понимал. Думал, как-то всё устроится, наладится. Все так думают вначале, никто никогда на чужом опыте не учится. Всем кажется, что уж у них-то будет совсем не так. Наивные...

Хорошо, жена у меня бухгалтер по образованию, устроилась в частный банк. Ну, то есть, это я сначала думал, что хорошо. На ее зарплату, считай, и жили. Но именно это, в конце концов, и погубило нашу семью. Если, конечно, не считать мои всё учащавшиеся загулы. В общем, всё в совокупности и привело к краху семьи, а заодно и моей жизни. Жена-то у меня красавица была, получать стала много, начались корпоративы по праздникам и разным датам. Меня она с собой не брала, стеснялась, наверное. А может, просто боялась, что я там напьюсь и устрою пьяный дебош. Это она зря, я мирный вообще-то, когда пьяный. Но...

В общем, дальше больше. Роман с коллегой, успешным менеджером какого-то там звена. Нет, я ее не сужу, понимаю даже в чём-то. Она еще молодая была, красивая, да и дочь растить надо, зачем ей муж неудачник? А потом, хотя она и держала свои связи в тайне, но это же всегда видно!

И от всего этого я стал выпивать еще больше. Выпьешь — и, вроде, не так всё плохо. Но только, знаете, не средство это, потому что на утро все становится только хуже. Проблемы не уходят, а лишь усугубляются. Таково непременное свойство алкоголя. Я это ещё поначалу понимал, но в безысходности окружающей жизни было уже всё равно. Начались запои, с работы выгнали. А потом, как-то очнувшись от пьяного угара, обнаружил, что жена со мной развелась. Поскольку я на суд не явился, развели без меня, показаний свидетелей жены хватило.

Ушел я сам, с одним рюкзаком за плечами. В никуда ушел, поскольку родители несколько лет тому, как отошли в мир иной, квартиру мы их продали, чтобы купить ту, в которой жена с дочерью осталась. А других родственником у меня и нет. Ну, таких родственников, чтобы приняли алкаша. Алкаши не нужны никому, разве что родной матери. Да и той до времени.

С тех пор живу на улице, больше двадцати лет. Долгожитель, по здешним меркам. Ветеран бомжачьего труда. Тех, с кем бомжевал в самом начале, уже давно никого в живых не осталось. Да и те, кто приходил позже, тоже в большинстве копыта откинули. Целое поколение за это время выросло! А я вот еще топчу землю. Но я это уже говорил, вроде. Не обращайте внимания, со мной такое часто бывает.

Короче, я Гоша Куба. Разрешите, так сказать, представиться. Хотелось бы сказать — "Честь имею!", но ни чести, ни совести, ни уважения к себе — не имею уже давно. Всё пропито, забыто, да и хрен с ним!

* * *

Этого мужика я приметил сразу. Последнюю неделю он, как бы случайно, постоянно попадается мне на пути. Но я уже понял, что совсем не случайно. Смотрит на меня издалека, наблюдает. Но пока не подходит. Я особо не боюсь, на органы меня не порежут, ибо всё уже внутри на ладан дышит, кому такие органы нужны? Собаки, наверное, есть не станут. На тех, которые бомжей в рабство забирают, он тоже не похож. Те наглые, бешенные, они не присматриваются — кулаком в зубы и в багажник. Всё равно никто никогда искать не станет. Меня ведь официально как бы и не существует. Да и воздух в городе чище, когда бомжей меньше. Короче, хорошо всем, кроме, понятно, самих бомжей. Но даже эти на меня не позарятся, настолько плохо я выгляжу: старик стариком, какой из меня работник? Окочурюсь в первый же день, больше возни со мной будет, чем прибытка. Они же тоже не дураки, хотя и отмороженные на всю голову.

Однако мужика этого я все же немного опасался, мало ли, может, маньяк какой? Их, судя по газетам, сейчас развелось, что блох на бродячей собаке. Но опасался все же не особенно, настолько мне на свою жизнь было давно наплевать.

Так я плелся в теньке тополей, зыркая по сторонам и, соображая, где бы выпить еще? Впереди была кафешка со столиками на улице в тени тополей, там продавали, в том числе и разный алкоголь на разлив. Был небольшой шанс, что кто-то оставит пару глотков. Встречаются порой такие сердобольные. Но могут, конечно, и погнать. Здесь уж как карта ляжет.

И тут этот мужик всё же ко мне подошел. Среднего роста, в очках, сразу видно, дорогих. Знаете, такие бывают — не солнечные, но с затемненными стеклами, что по рецепту делают. Белая рубашка с коротким рукавом и крокодилом на кармашке, бежевые легкие брюки и бежевые же туфли. Тоже очень дорогие, сразу видно. Кожаная сумка через плечо. На глаз — мой ровесник, хотя, конечно, сравнивая нас, никому такое и в голову не придет. Он — крепкий, холеный мужчина, а я... ну, вы в курсе.

Незнакомец не стал ходить вокруг да около и сразу пошел с козырей:

— Выпить хотите?

Я ответил быстро и честно:

— Хочу.

— Пойдем. — Он указал на кафешку. — Я угощаю.

— Ага, — кивнул я.

Что я, дурак что ли, такой шанс упускать? Понятно, что ему от меня что-то надо, никто задарма поить не будет, тем более, таких, как я. Он должен выпивать с ровней себе, а не с бомжом. И в этом тоже есть социальная справедливость. Но в данный момент вопросы социальной, как, собственно, и любой другой справедливости меня совершенно не волновали. По любому сначала нальет, а потом уже разговаривать будет. Мне только то и надо, сейчас главное — выпить. Там и голова лучше соображать начнет, эта липкая вата в мозгах, глядишь, развеется.

Мы подошли к столику в теньке и сели напротив друг друга. Прямо, стол переговоров! — промелькнуло в голове.

Подошедшей официантке мужик заказал две большие кружки черного крафтового живого пива, блюдо креветок и двести грамм водки.

— Есть будете что-нибудь? — спрашивает меня.

— Пока не хочу, а там посмотрим. — Отвечаю нагло. А чего? Это же ему от меня что-то нужно!

— Тогда пока всё. — Это он официантке. И тут же, без перерыва, обернувшись ко мне:

— Меня зовут Александр Валерьевич. Позвольте узнать ваше имя?

— Гоша Куба.

— Надо же! — прищурился новый знакомый. — А в паспорте как записано?

— Никак, нет у меня паспорта.

Он хмыкнул и улыбнулся:

— По крайней мере, чувство юмора еще не пропили. Ну, ладно, а мама с папой как назвали?

— Мама больше "сыночкой", папа мог порой и "балбесом". — Я поколебался, но всё же добавил, — Егор я, Егор Николаевич.

— Ну, вот и познакомились, Егор Николаевич.

— Самое время выпить за знакомство, — делаю я большой намек, что пора бы уже заняться тем, зачем он меня позвал. Иначе, что это за разговор, в самом деле?

Он понимающе кивает, очень внимательно рассматривая меня. И взгляд этот мне кого-то очень сильно напоминает. Только вот кого, я так сразу и не соображу. Может, мы с ним были знакомы в прошлой жизни, потому и пригласил? Но зачем тогда имя спрашивал? Чтобы убедиться? Так-то оно так, во мне сейчас трудно узнать подающего надежды преподавателя, писавшего кандидатскую диссертацию по математике.

А тут и официантка подкатывает с кружками в одной руке и блюдом креветок в другой.

— Что ж, — он поднял свою кружку, — за знакомство!

Я молча присосался к своей. Мне пока не до вежливых тостов, надо погасить внутренний пожар. В общем, эту кружку я сделал зараз. После чего удовлетворенно откинулся на спинку стула и посмотрел на своего спасителя:

— Александр Валерьевич, сигареткой не угостите? — решил я завести светскую беседу.

— Не курю, но сейчас купим. Вы какие предпочитаете?

Я даже растерялся. В последнее время я предпочитаю любые, лишь бы, как говорится, дым шел.

— Ну, давайте "Честерфилд", что ли... — вспомнил я свои давние пристрастия. Курить я начал поздно. Практически одновременно с тем, как начал пить. И поначалу, конечно, как и все, предпочитал известные марки.

Официантка, принесшая сигареты, строго предупредила:

— У нас курение запрещено!

— В курсе. — И уже Валерьичу, — я отойду, подымлю?

— Давай! — Согласился он, не проявляя беспокойства о том, что я могу сбежать. А чего ему беспокоиться, спрашивается? Водка-то на столе! А она для меня самый надежный крючок — не сорвешься! Даже если скажут, что он тебя потом прирежет, я отвечу: может, потом и прирежет, а может, и нет, но сначала я выпью.

В общем, стою я, курю в сторонке и думаю. Пиво приятно разливается по телу и прочищает мозг, в котором постепенно появляются и другие мысли, не только о выпивке. Что же ему от меня все-таки надо? И не стоит ли мне все же, наплевав на водку, лучше потихоньку смыться отсюда? Вдруг, и правда прирежет? Может, он какой-нибудь маньяк, вообразивший себя санитаром, очищающим город от грязи. Задарма никто не угощает, это я на своей шкуре уже много раз испытал, и крепко усвоил. Но, с другой стороны, а что я теряю? — А терять мне и правда, совершенно нечего. Жизнью я давно не дорожу, а больше у меня ничего и нет. Мелькнула мысль о Лёле, но тут же пропала. Лёля и сама о себе способна позаботиться. Да и неясно еще ничего, а водка — вон она, стоит и, между прочим, греется. Мысль о Лёле что-то тронула в мозгах, какая-то ниточка потянулась и... оборвалась.

В общем, жажда выпить победила. Докурил я, затоптал бычок, да и вернулся опять в кафешку, где ждал меня улыбающийся Александр Валерьевич.

* * *

— Вы пейте, — еще раз белозубо улыбнулся он, когда я уселся за стол — я в это время крепкие напитки не употребляю.

Я в ответ тоже оскалил свои нечищеные и потянулся к столу. А что? Даже ещё и лучше, мне больше достанется! Короче, возражать и отнекиваться я не стал. Довольно твердой уже рукой налил себе стопарь и ловко опрокинул его в рот. Другая рука потянулась к блюду с креветками.