| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
К утру 11 сентября обстановка в целом была под контролем, но появившиеся новые возможности заставили перекраивать весь план. Нет, все кто участвовал в операции, работали по плану — интендантские службы осматривали склады и составляли план вывоза и уничтожения припасов, морпехи окапывались или зачищали несдавшихся, разведка и контрразведка допрашивала пленных и работала с документами, специалисты по кораблям и морскому вооружению осматривали захваченные суда и составляли план их взятия на баланс или уничтожения. Работа шла как и было запланировано. Но на большой земле был сущий дурдом.
К утру немного разветрилось, поэтому поднятые по тревоге личные составы учебных танковых батальонов самолетами перебрасывались в Данциг на захваченный аэродром. Они тут же автотранспортом перевозились к танкам и начинали принимать вооружение. Десятки грузовиков и бензовозов везли с немецких складов снаряды и топливо, которые тут же заливались в баки и грузились в башни. Наспех сколоченные экипажи, подразделения и части по мере готовности уходили из места дислокации на позиции, чтобы поддержать морпехов. В учебных батальонах обстрелянными были только преподавательский состав, они и ставились на командные должности танковых взводов и рот. Недоучившиеся же курсанты образовывали танковые экипажи — экзамены они будут сдавать уже на поле боя. Танки захваченной дивизии мы с горем пополам оприходовали за день. К этому времени десантные суда перебросили через залив двенадцать батальонов пехоты — уже обычной, сухопутной. Посадив их на немецкие бронетранспортеры и грузовики, прицепив в ним пушки, загрузив боекомплекты и включив в колонны бензовозы, мы прямо с колес стали отправлять рейдовые группы вглубь немецких и польских земель.
Одна группа представляла собой усиленный танковый батальон, пусть и по нашей, а не немецкой штатке — четыре Тигра, десять Пантер, пятнадцать Т-4, двенадцать противотанковых пушек, четыре 88-мм зенитных орудия, двадцать 20-мм зениток, полсотни пулеметов, тридцать мотоциклов, двадцать-тридцать бронетранспортеров, пятьсот человек пехоты, несколько десятков грузовиков. И эти ударные группы одна за другой, с интервалом чуть больше часа, уходили всю ночь и утро по дорогам вглубь беззащитной территории. Первые же столкновения показали, что в городах находятся в основном полицейские и охранные части, без тяжелого оружия и серьезной бронетехники. Поэтому, ворвавшись в очередной город, эти части быстро блокировались или подавлялись. В польских городах к нашим войскам тут же присоединялись поляки, которых мы вооружали трофейным стрелковым оружием и, оставив пару танков, два-три взвода своей пехоты и пару орудий, остальными силами группа двигалась дальше. На немецкой территории ставить в свои ряды было некого, поэтому и группы туда отправлялись многочисленнее, и их сеть была плотнее — пять ушло на запад и юго-запад, в немецкие земли, три — на юг — в польские, а две группы мы в последний момент завернули на восток.
До наших оборонительных позиций от Данцига вдоль побережья Балтийского моря было чуть больше восьмидесяти километров, и, чем перекидывать подкрепления морем, лучше ведь пробить сухопутный коридор ударом с тыла — все-равно эту оборону придется пробивать. Так почему бы не сейчас.
Мариенбург, находившийся в пятидесяти километрах южнее Данцига, был крупным перевалочным пунктом для грузов и войск, державших против нас оборону в Восточной Пруссии. Он и стал нашей первой целью. Уже в десять утра 12 сентября наши передовые части вошли в соприкосновение с хлипкой обороной города, которую немцы успели организовать за день, что они разобрались с обстановкой. По рассказам пленных майоров и полковников, немецкое командование еще до конца не осознало масштаб случившегося, считая что поступающие панические сообщения — не более чем неправильная оценка обстановки отдельными командирами. Тем более что мы организовали дезинформационную игру — захватив несколько радиостанций и радистов и телеграфистов с шифровальщиками, мы стали отправлять немцам противоречивые донесения. То о том, что произошло крупное нападение морского десанта, но только на Гдыню, и что оно отбито, то об обнаруженных диверсантах, то о парашютистах, то о потопленных русскими подлодками кораблях, а то и просто об обстреле портов русскими эсминцами или сильной бомбардировке портовых сооружений и складов. Все эти сообщения были в общем в строку тем, что мы перехватывали от неподавленных немецких радиостанций, но время, место, силы или результаты разнились от одного сообщения к другому, от радиостанции к радиостанции. Мы забивали этим белым шумом каналы информации немцев, правдивые сообщения тонули в общем потоке разнообразной и противоречивой информации, этот шум затапливал аналитические способности немецкого командования, что заставляло их терять время на уточнения и дополнительную разведку. По сообщениям наших боевых групп и ДРГ мы уже перехватили более десятка разведподразделений, которые пытались выехать непосредственно на места событий, чтобы посмотреть все собственными глазами, а не глазами 'этих напуганных тыловых крыс'.
Так что оборона Мариенбурга была прорвана сравнительно быстро и в городе развернулись бои, которые закончились на следующий день. Но не дожидаясь полного захвата города, наши основные силы повернули на восток. Там в двадцати пяти километрах находился Эльбинг, также как и Мариенбург — крупный складской узел, питавший всю немецкую оборону Восточной Пруссии. От него до оборонительных рубежей немцев было не более двадцати километров, и там уже шли бои, в которых наши части пытались прорвать фронт. Попытки носили скорее демонстративный характер, чтобы немцы не отводили свои части в тыл, для отражения атаки со стороны Данцига. Эльбинг даже не готовили к обороне — немцы предполагали, что гипотетическая угроза удара с тыла будет парирована обороной Мариенбурга. Но зато в городе стояло много частей — отдыхающих или ждущих сигнала к контратаке нашего возможного прорыва с востока. С ними и завязалась ожесточенная битва, правда, комизм ситуации состоял в том, что это не мы штурмовали город, а немцы пытались выдавить наши части. А дело было так.
Еще когда продолжались бои за Мариенбург, мы уже овладели железнодорожной станцией, пристанционными складами, и системой железнодорожной сигнализации. С другой стороны города был уничтожен личный состав пехотного полка, который перебрасывали по железной дороге на двух эшелонах — немцы и французы были расстреляны прямо в вагонах из танковых пушек и зенитных 20-мм автоматов. Допросив пленных, мы выяснили план Эльбинга, и возник дерзкий замысел проникнуть в город по железной дороге. Тут же два батальона стали переодеваться в немецкую форму со складов, рвать портянки на белые нарукавные повязки, по которым они смогут отличить своих от фрицев. Со складов пошло немецкое оружие — автоматы, пулеметы, гранаты, фаустпатроны — сразу же формировали мобильные группы из двух пулеметчиков, четырех автоматчиков и двух фаустов, причем каждый боец группы был нагружен двумя фаустпатронами — в городе это просто отличная вещь. Одновременно формировались два состава — вагоны обкладывались изнутри шпалами и мешками с песком, на платформы устанавливались зенитные автоматы — какой прием нас ждет было неясно, и не хотелось бы, чтобы наших бойцов расстреляли так же, как до этого мы расстреливали фашистов. Загрузившись под завязку оружием и боеприпасами, через два часа составы двинулись к Эльбингу.
Затея состояла в том, чтобы под видом немецкой части проникнуть в город и захватить его до подхода танковых соединений. На основе допросов пленных мы знали, что в городе квартируется не более пяти тысяч солдат и офицеров, причем они довольно сильно разбросаны по городу. Железная дорога, перейдя через реку Эльблонг, разветвлялась — одна ветка шла через весь город на север, где была железнодорожная станция, вторая ветка уходила на юг, огибая аэродром. Северная станция и аэродром и были ближайшими задачами этих двух групп. После их захвата мобильные группы растекутся максимально широко по городу, чтобы захватить его ключевые точки — мосты, здания почт и телеграфа, телефонные станции и склады, блокировать полицию, если удастся — занять комендатуру. Ну и нашуметь по максимуму. После чего ждать подхода основных сил — мы развернули на Эльблонг с южного направления еще две батальонные группы, а в Данциге спешно формировался полк из морпехов — мы решили пойти на риск и временно значительно ослабить южную оборону Данцига, оставив в фортах по взводу морпехов — уж больно было привлекательным занять Эльблонг с тыла — с запада — и затем встречными ударами прорубить сухопутный коридор к Данцигу в северо-западном направлении, но одной тысячи бойцов при сорока танках для этого будет явно недостаточно — придется пожертвовать целями на юге, тем более что атаки оттуда пока не ожидалось — все немецкие войска были восточнее, а подтягивать части из центральной Германии — немцам сначала потребуется отбросить наши рейдовые батальонные группы, ушедшие на запад вдоль Балтики и южнее, и только потом они смогут подойти к Данцигу. На это им потребуется никак не меньше недели, за это время мы либо соединимся с большой землей, либо одно из двух.
ГЛАВА 2.
Первый же поезд не прошел через железнодорожный мост тихо. Постовые что-то заподозрили, поэтому пришлось открыть стрельбу по охране моста. Та была выкошена в минуту, и в замену пришлось оставить отделение. Пока немцы не прочухались, группа пошла дальше, высаживая десанты для захвата стрелок и путепроводов. С зенитных орудий сняли маскировочную сетку, пулеметы выставили наружу, и состав огнедышащим драконом пошел через город с юга на север, по пути сметая плотным огнем любые группы немцев, встретившихся на пути. Высадку отрядов пришлось начать раньше запланированного. Роты высаживались в ключевых точках города, занимали кварталы, расположенные на пересечении основных улиц и у площадей, и, расставив пулеметы с отделением бойцов в качестве прикрытия, выдвигали взводы по сторонам, а также начинали зачистку домов — врывались в квартиры, вытаскивали жителей и сгоняли их в одну из квартир дома, при этом отсеивая солдат и офицеров, которые смогли нам сдаться, а не были сразу расстреляны из всех стволов. Телефонный узел сразу взять не удалось, поэтому по нему просто долбанули несколькими фауст-патронами, после чего клерки сами открыли двери. Штаб немецкого фронта в Восточной Пруссии, разместившийся у одной из площадей, взяли с наскока. Малейшее шевеление прекращалось стрельбой, поэтому выживших в штабе осталось немного — порядка двадцати человек из более чем сотни что были в здании на момент атаки — остальные полегли под градом пуль и гранатных осколков. Две роты взяли верфи и северную железнодорожную станцию. Там на путях стояли составы с танковым батальоном — сами машины, их тыловое обеспечение, боеприпасы и личный состав. Последний был сурово расстрелян прямо в вагонах из мелкокалиберных зениток и пулеметов — вагоны превратились просто в деревянное месиво, которое было дополнительно закидано ручными гранатами и расстреляно из фауст-патронов.
Но еще не дожидаясь полного уничтожения немецких танкистов, наши бойцы начали скатывать с платформ захваченные танки, загружать в них боекомплект и формировать танковые группы из двух танков и отделения пехоты — все бойцы прошли недельные курсы работы на танке, поэтому экипажи подобрались быстро, на основе отметок по полученным специальностям. Конечно, это были неполноценные танкисты, но проехать несколько сотен метров, зарядить орудие, навести его на цель и сделать из него выстрел — на это они были способны, хотя в бою с немецкими танкистами они не выстоят и получаса — один выстрел у них получался не чаще трех раз в минуту, и скорость передвижения танка была низкой — от силы десять километров. Но для боев в городе против пехоты со стрелковым оружием этого было достаточно, главное было не дать фаустникам противника выстелить по танку — за этим и следило пехотное прикрытие из трех-четырех человек, а уж танк давил стрелков противника.
Возможности первого батальона резко возросли. Батальонный-один переиграл диспозицию — вместо занятия очагов обороны батальон начал брать под контроль все перекрестки центральной и южной части города. Немецкие солдаты и офицеры, дезориентированные тем, что они не видят солдат в советской форме и русских танков, поначалу стекались к таким группам — ведь они были одеты в немецкую форму, рядом с ними были немецкие танки. А на белые повязки на руках не обращали внимания — наверное какие-нибудь комендантские части. Поэтому многие такие одиночки брались в плен, а группы частично расстреливались, частично присоединялись к одиночкам.
Но постепенно немцы начали разбираться, кто на них напал. Ведь расстреливали не всех выходящих на нас — кто-то смог уйти от кинжального огня, юркнув в подворотню, кто-то видел расстрел другой группы — сопротивление немцев начало возрастать. По всему городу шла стрельба — то там, то здесь звучали автоматные, пулеметные очереди, выстрелы танковых пушек, взрывы гранат и снарядов. Попутно с захватом кварталов велась и зачистка — военные, госслужащие и члены нацистской партии набирались в группы, которые затем под конвоем отводили в пункты первичной сортировки военнопленных, а мирные жители пока просто сгонялись в подвалы или одну из квартир подъезда а то и дома, сопротивлявшихся убивали на месте — не до церемоний.
За два часа таким образом удалось зачистить кварталы, тянувшиеся с севера на юг практически через весь город вдоль правого берега реки — западная часть города оказалась в наших руках. На восточной части немцы смогли организоваться и даже попытались атаковать, но их атаки были легко отбиты — они не успели сколотить более-менее крупные группы, которые смогли бы пробиться через плотный пулеметный огонь, поэтому, оставляя десятки трупов и раненных, немцы быстро откатывались под защиту домов.
Это неудивительно, так как со стороны немцев были тыловики или в лучшем случае участники полевых формирований, тогда как мы выставили против них морпехов — специалистов по городским боям. Да, именно по городским боям. Во время Первой Чеченской я удивлялся, что морпехов отправляют в Грозный — казалось бы — где море и где Грозный. И только тут, когда мы в сорок втором начали определять задачи нового для нас рода войск, мне стало понятно, что высадка на голое побережье — это далеко не основной вид деятельности морской пехоты — ведь на берегах морей и океанов хватает портовых городов, которые стоят на тех местах, где крупнотоннажные корабли могут подходить непосредственно к берегу, а значит не потребуется дополнительная перевалка на более мелкие суда, где есть оборудованные для выгрузки грузов причалы и пирсы, и которые поэтому могут стать отличной перевалочной базой на пути вглубь суши — именно на захвате этих городов и требовалось сосредоточить основные усилия. Так что морпехи и города — это практически синонимы — недаром не только наши, но и американские морпехи где только не повоевали, причем зачастую вдали от побережий.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
