| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Теперь что?
Пашка осмотрелся и увидел телефон. А если позвонить? Туда! Он и раньше подумывал прокрасться в комнату, поднять белую, точно медвежья кость трубку и сказать туда: ЭЙ, ГДЕ ВЫ? ПОЧЕМУ ПРЯЧЕТЕСЬ? Но было страшно, очень страшно. То ли самого поступка, то ли того, что он мог услышать в ответ. Сейчас Пашка чувствовал себя очень отважным, ведь от его решения зависело все. Это было сродни тому, когда летишь вниз с ледяной горки, все внутри переворачивается, так, что немножко тошнит, но почему-то ужасно приятно.
Пашка подошел к столу, снял трубку и приложил к уху. Он услышал гудки, трески и далекий, неразличимый разговор.
— Эй! — тихо проговорил он, подождал и повторил громко, — Эй! Кто там есть? У нас тут девочка умерла!
И вдруг раздался скрипучий неприятно грубый голос:
— Кто это? Кто там? Кто говорит? Ребенок! Ребенок говорит? Повторите сообщение.
Пашка испугался. Он хотел бросить трубку сразу, но ехидные искорки в глазах Бориса заставили его выдохнуть и четко сказать:
"Я — Паша. У нас умерла старшая девочка. Нужна помощь".
"Сообщение принято". — Ответил голос. Его прервали отчаянные гудки. Пашка немного подождал и положил трубку.
Катя накормила малышей тем, что нашла в холодильнике, напоила их горячим молоком и уложила спать. Нинка попросилась в Катину кровать, долго крутилась там, всхлипывая в полусне.
Надо было плакать, но как-то не плакалось. Напротив, молча и спокойно старшие дети пили на кухне чай и ели бутерброды с вареньем.
— Сколько ей лет, интересно? — нарушил молчание Паша.
— Марине? Много. Может все четырнадцать. — Подумав, ответила Катя.
— Не так и много... — улыбнулся Паша, — Тебе вон тоже скоро...
— Через два года. Это когда еще будет.
— А потом?
Катя не ответила. Она не знала, что потом, но для начала хотелось стать старшей девочкой и ухаживать за малышами. Катя запечалилась, наматывая на палец косу, и неожиданно сообразила:
— Ой, Пашка! Надо же другим старшим девочкам сказать! Как же я не додумалась!
Но Паша колебался:
— Подождем до утра. А то они мне всю охоту испортят!
— Ты чего задумал, Паш? — насторожилась Катя, — Смотри, не натвори чего! С тебя станется... — сказала Катя Марининым голосом, и вдруг уронила голову в руки и запричитала, — Как мы теперь без Мариночки, а? Ужас какой!
— Не ной. — Проворчал Боря, — Может, еще обойдется...
— Кать, иди спать, — сказал Паша, — А то малышам одним нехорошо...
— Без тебя знаю! Умник! — рассердилась Катя и ушла.
— Вот так люди и умирают... — глядя Кате вслед, проговорил Борис. Он сидел мрачнее тучи и рисовал кораблик в лужице варенья. — Раз — и того! А я все думал — как?
— Да погоди ты, — отмахнулся Пашка. Он думал о своем. Давно и сосредоточенно, а когда стало ясно, что ночь глубокая и Катя давно уснула, оторвал от щек кулачки и сказал:
— Сегодня.
— Сегодня? — Борис уже придремывал прямо на стуле.
— Покажу тебе взрослых, и...
— Что и?
— Ничего. Поглядим.
За три часа комаров накормили до отвала. В самых густых кустах шиповника можно получить тысячу удовольствий, начиная от рези в желудке и продолжая иглоукалыванием. Постепенно Борькино лицо сделалось грустным, мысль на нем брезжила одна — забраться под одеяло. Конечно, он бы в этом ни за что не признался, но спать хотелось и глаза болели от долгого рассматривания дороги. Однако Паша был спокоен и недвижен, как виноградная улитка. Это убеждало и слегка, совсем немного, утешало Борю.
К утру стало прохладно, но приятно свежо. Перед самым рассветом распелись птицы и быстро вошли во вкус. Такой гам устроили, ну точно детишки на празднике. Иволги, синицы, соловьи, да и кто там знает — полный сад пернатых, каждая свою песню ведет, свое слово держит. Боря опасался, как бы всех не перебудили. Но под утро ребятишки спят крепко.
Мальчиков тоже одолевал сон. Небо над заливом посветлело, Пашка зевнул и сказал:
— Да где они? Елки-моталки, скоро все проснутся!
И тут ребята увидели огни. Два ярких прожектора неслышно ползли по дороге, приблизились и замерли у самой калитки. Превратились в большущую машину, целый домик на воздушной подушке. Открылись двери и оттуда вышли... взрослые. Двое громадных мальчиков с фонариками. Они говорили тихо, низкими грубыми голосами, открыли машину сзади, вынесли коробки и направились к дому. Борька решил, что это сон, и на всякий случай больно ущипнул себя.
— Вот и завтрак, — прошептал Пашка, — а заодно — обед и ужин.
— Они за Марной приехали? — заикаясь, проговорил Борька.
— Пойдем, посмотрим! Только тихо, иначе нас поймают и... не знаю даже, что будет. Пошли!
Но едва они выбрались из кустов, расправили затекшие ноги, как вдруг по другой стороне улицы мелькнула тень. Ребята замерли. Тень юркнула за тополь, но, убедившись, что никого нет — бросилась прямо к машине, к раскрытому настежь кузову и там растворилась.
— Вот неймется ему! — рассердился Пашка.
— Кто это? — спросил Борька.
— Кто-кто... Ванька, вот кто!
Павел и Борис перемахнули через забор и оказались лицом к лицу с черным нутром машины.
— Ванька, вылазь оттуда! — зашипел в темноту Борька.
Тишина.
— Вылазь, слышь? Мы тебя видели!
— Валите отсюда! — зло ответили из машины. — Сказал, убегу, значит — убегу. А вы сидите тут, если дураки. Нравится вам с малышней возиться, пожалуйста! А я и на ракету заберусь. И на луну полечу...
— Вот дурак! Полетит он! Поймают тебя, как миленького. Тогда пеняй...
— Идут! — ахнул Борис.
— Лезьте сюда. Тихо только! — шикнул Ванька. Борис, не раздумывая, нырнул в машину и потащил за собой друга.
Места внутри хватало, при желании можно целый поселок разместить, если потесниться, конечно. Под ноги лезли ящики, те самые, в которых привозили все необходимое. И еще другие — огромные, они стояли вертикально под самую крышу. Ребята забились между ящиками и замерли. Борис слышал, как предательски громко стучит сердце, только не мог разобрать чье.
Зажегся свет. Люди принялись легонько чем-то постукивать, возиться и разговаривать своими ужасными голосами — словно тесать топориком по пню или скрипеть железной дверцей сарая. Борька не выдержал и высунул нос между коробками со сливочным печеньем.
Взрослый был страшный. Мальчику показалось, что ходить человеку трудно. С такими ручищами да ножищами вовсе не побегаешь. К тому же лицо взрослого заросло черными волосами по самые уши. Если правду Пашка говорит, и все дети такими вырастут, значит и он, Борька, тоже. Борис чуть не заревел от такой перспективы.
Второй взрослый был пониже, потолще, и голос его подскакивал, как на кочках. У того лицо не обросло, и, пожалуй, даже было веселое. Борька пригляделся и решил: "Может, обойдется".
— Что случилось-то? — проскрипел бородач. — Техосмотр недавно был. Месяц всего по бумагам.
— Вот доверят детей. Экспериментаторы, черт бы их побрал! Посади-ка ее повыше, сюда, к свету, ага.
На пол машины положили... мертвую Марину. Ее принесли вместе с пледом и подвинули под въедливый свет фонаря. Она лежала ничком на полу. Бородач почему-то взял отвертку, и вдруг спина Марины распахнулась, как дверцы буфета. Оттуда вместо крови хлынула вода. Мальчикам сделалось плохо. Голова закружилась, и подступили к горлу бутерброды. Борька изо всех сил зажмурился, перед глазами поплыли круги. "Хорошо бы не вырвало", — подумал он.
— Гляди-ка, был контакт с водой. — Удивился человек. — Корпус хорошо подмочило.
— Ого. Не слабо подмочило! Да, что тут было, интересно?!
— Пленка целая. Посмотрим на станции.
— Лады. Давай, упаковываем эту. Тяжелая красавица. А еще сверхлегкие сплавы.
— Тихо ты. Дети спят. Испугаем их насмерть. Они и так потом адаптацию два года проходят.
— Ох уж! Ладно, давай другую...
Взрослые зашли в машину, и, громко звеня ключами, вскрыли высокий ящик, что стоял напротив затаившихся мальчиков. Внутри ящика оказалась вторая Марина — ну, точь-в-точь такая же, даже красивее. Словно она надолго задумалась о чем-то, а сейчас шагнет прямо к ребятам. Ласково скажет: "Что же вы тут прячетесь? Нехорошо! Пойдемте-ка лучше ужинать...". А какой у нее голос! Ручеек!
"Марина..." — ошеломленно прошептал Борька. Ни звука, ни движения! Зато Пашка выдохнул в самое ухо: "Тихо ты! Балда..."
Марину достали из ящика, распаковали, как новенькую с иголочки куклу из коробки, вынесли под утренний туман и поставили у калитки. Через минуту-другую Борька услышал, как человек сказал:
— Информация о детях — пятый блок.
И Маринин голос певуче ответил:
— Хорошо, спасибо, активизировала.
— Если что нужно — звони! Ну, ты знаешь. Иди — скоро утро. Береги детишек там.
— Это моя обязанность.
Калитка щелкнула, как лесной орешек. Марина зашла в дом.
— И зачем все это? — спросил подпрыгивающий голос.
— Романтика. — Ответил скрипун, — Да пусть порезвятся. Я сам, ты знаешь, как сюда приезжаю — молодею лет на двадцать. Красота, а не курорт, и море... как настоящее. Ты в детстве море видел?
— Неа. Мы на Марсе жили.
— То-то. А я видел. Красивое! Как небо в зеркале.
— Небо... Ты, поди, с родителями жил. В детстве-то... А они?
— А что они? Родителям все равно работать надо. И потом они пленки смотрят.
Старую Марину спрятали в пустой ящик и закрыли на все замки. Затем дверь машины неслышно опустилась, щелкнуло, и свет погас сам.
Никто и не думал спасаться — мальчишки сидели, открыв рот, словно туда ловили каждое произнесенное взрослыми слово.
— Эх, ты. Пленки.... — послышалась издалека, — Чего же они тогда бегут отсюда, а? Полный срок и половина не проживает... Даже девочки...
— Любопытство. Явно психологи недодумали.
— Вот я и говорю. Черти полосатые, психологи твои! Поехали. Проснутся все скоро...
Взрослые сели в переднюю кабину и голоса пропали.
Машина тронулась легко, почти незаметно.
Пашке вдруг стало спокойно. Так бывает, когда устанешь и многое переживешь. Он прильнул носом к маленькому окошку. Черный лес бежал мимо. В слабых просветах то и дело мигали огни. Раз-другой мальчику почудилось, что он видел треугольные крыши, но это не наверняка. Пашка думал, что очень хочется есть. И даже манная каша пошла бы на ура. Он знал, что будет скучать недолго, и пожалел, что оставил в тайнике свою любимую книгу. Вряд ли кто ее найдет, так и размоет соленой водой или жуки съедят, все равно читать не умеют.
И Катя... Увидеться бы еще как-нибудь.
За невозможностью разговаривать Ваня и Боря быстро уснули. Прислонились к ящикам, посапывали сладко и потешно.
"Ох, и шуму будет, когда нас найдут". — Сонно подумал Паша.
Между деревьев мелькнул алый, точно в печи раскаленный край солнца. Мелькнул и исчез. Дорога пошла под уклон, лес поредел и растаял совсем, впереди в теплой утренней дымке лежала голая равнина, а на горизонте быстро вырастал гигантский город из стекла, бетона и прочих сплавов.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
