Я, Николая Ii, Верховный Главнокомандующий

Да, поможет нам всем сам Господь Бог!

Подписал: Николай Романов.

Город Могилев, дом губернатора, 11 октября 1915 г.

Сие засвидетельствовали и поставили каждый свою подпись:

Родзянко

Милюков

Гучков...".

Всего двадцать семь фамилий без подписей — видимо решили перестраховаться и расписаться под этим компроматом уже после меня... Осторожничают!

* * *

Почти кричу, с горящими глазами оглядывая всех поочерёдно:

— Царь не может оставить Трон: это всех нас — всю Империю, всю армию, весь народ погубит! Кучка подлых изменников не может его заставить это сделать: есть верные люди, преданные войска — не все предатели в России!

От двери раздалось:

— Генерал Воейков и Конвой Свиты ЕИВ уже присягнули Императору Дмитрию Павловичу...

— НЕ ВЕРЮ!!! — захожусь в истерике, — ни одному вашему слову не верю! Пока с его уст своими ушами не услышу.

— ...Верховный Главнокомандующий генерал Рузский сам вскоре прибудет и всё Вам изъяснит подробно, — слышу злорадное и, многообещающее от генерала Борисова, — Вам лучше подписать отречение до его прибытия.

Вот это фортель! Вот это нежданка...

— АЛЕКСЕЕВ?!

В ответ какая-то красноречивая тишина — значит, без кровянки уже не обошлось...

ХРЕНОВО!!!

Ладно, хорош выёживаться — а то можно и, довыёживаться! Сильно проведя руками по глазам, чтоб покраснели, как можно более жалким, растерянным и даже — плаксивым голосом говорю:

— Хорошо, господа... Раз я помеха счастью и процветанию России, раз весь русский народ устами общественных сил просят меня оставить Трон, то я готов не только его — но и, жизнь свою отдать за Отечество... Думаю, никто не сомневается — из тех, кто меня знает...

Кругом облегчённо вздохнули разом и согласно, как один закивали:

— Да... Да... Конечно, да... Никто не сомневается в вашей способности отдать жизнь за Отечество, Ваше Величество!

Подсовывают мне какую то пишущую ручку со стальным пером и чернильницу, но я отрицающее машу головой:

— Извините, господа — но я к своей больше привык..., — нахожу рукой на полу свой саквояжник, ставлю его на колени, раскрываю и шарю в нём рукой, — сейчас только сей прибор достану...

Наконец, нахожу свой золотой "Паркер", проверяю как пишет на каком-то своём — уже ничего не стоящем документе и, при зловещей могильной тишине вполне достоверно всхлипнув — ставлю подпись и по столу запускаю "Манифест" в сторону Пуришкевича.

Пока тот внимательно изучает мою подпись и, удовлетворённо хмыкнув сам расписывается — всхлипываю ещё пару раз, затем достав носовой платок, громко до неприличия в него сморкаюсь.

До меня ни у кого нет дела: "Манифест об отречении" пущен по кругу. Все им любуются и, кто-то с восхищением бросил, перед тем как увековечить сей документ своей подписью:

— Savez vous, l'Empereur a abdique!

* * *

Вдруг, схватываюсь обоими руками за живо и слегка скрючиваюсь...

— Господа, — голосом, полным страдания говорю, — зловредный глист, подцепленный на Меншагольской позиции, опять стучится в моё "днище"...

Гучков, несколько встревожено на меня посматривая:

— Да, нет у него там никого "глиста" — я с лейб-медиком Фёдоровым разговаривал. В расположении Свиты по крайней мере, такого за ним замечено не было.

"ПАДЛА!!!", — все планы рушатся из-за этого четырёхглазого Иуды.

Однако, заговорщики должно быть находились в такой эйфории, а на моём лице читалось неподдельное страдание — оттого, что все мои планы летят к чертям под хвост, что сразу с десяток голосов выкрикнули, без всякого почтения:

— Господа, господа! Пусть идёт куда хочет — дело уже сделано! Нам и России он больше не нужен.

— Со страху у него это! Медвежья болезнь у Его бывшего Величества!

— "Allez où vous voulez, imbécile!", — снова кто-то шпарит по-французски.

Однако, надо поддержать — вижу, имеются колеблющиеся. В частности, возражает генерал Борисов:

— Потерпит! Народ наш Российский — ещё не столько и, ещё не то терпел.

— Ваше Императорское Величество, — обращаюсь напрямую к новому Самодержцу, — мне, что? Прямо при тебе — Помазаннике Божьем, в штаны нас...рать?!

Тот, явно растерян, не знает что сказать и на что решиться и, переводит перепуганный взгляд с одного на другого...

Однако, есть оказывается Бог на небе: помощь пришла оттуда, откуда её никак не ожидал!

Боковым зрением вижу: тот — с "породистой" рожей у дверей, его соотечественники и коллеги — по вполне определённой "конторе" близ меня, обмениваются меж собой какими-то — не вполне понятными знаками. Затем он, как-то уж очень подозрительно спокойно говорит:

— Думаю, до конфуза дело доводить не стоит, господа! Как-никак — августейшая особа, хотя и бывшая. Мы проводим экс-Его Величество до "присутственных" мест и проследим, чтоб он не наделал по своей горячности глупостей...

Повисла зловещая тишина... Даже, пописываться под "Манифестом" перестали и подняв головы, понимающе уставились на меня — в тоже время, стараясь не встречаться глазами.

АГА!!!

Холодок по всему телу: значит, меня решено "мочить в сортире"!

— ...Извольте проследовать на выход, Сир!

Сказано было хоть и абсолютно спокойно-ледяным тонном, но мне послышалось — несколько презрительно-издевательски, после чего "Джентльмен" распахнул дверь и, даже в лёгком поклоне — пригласил меня на выход.

Оба мнимых депутатов Госдумы по сторонам, встали и вежливо — но настойчиво, взяли меня под локотки, приподняв.

Слабо сопротивляюсь:

— Сейчас... Одну минуту, джентльмены... Позвольте... Не подолом собственной же рубахи задницу вытирать — или, вы мне свои фуражки одолжите...?

Меня отпустили, несколько с озадаченными выражениями на протокольных англо-саксонских лицах.

Я, лихорадочно-торопливо снова нашёл на полу и достал свой саквояжник, раскрыл и, бросив в него ручку:

— Да, где ж она?! Чёрт! "Papier toilette", миль пардон, не прихватил в этот раз... Господин Милюков! У Вас не найдётся лишнего экземпляра вашей газеты?

Молчит, сцуко, лишь зло глазёнками зыркает...

Сравнительно долго пошарив внутри, вытащил довольно пухлую пачку "орлёной" бумаги:

— Несколько груба, но если хорошенько помять — то, в самый раз будет...

Под всеобщее оживление, смешки и даже — похабные остроты, быстро закрываю саквояжник, ставлю на пол и, как можно дальше запихиваю его ногой под стол. Затем, хватаю эту пачку и, какой-то "лунной" походкой Майкла Джексона — прямо-таки "несусь" к дверям, сопровождаемый — уже вполне откровенным хохотом.

* * *

За дверью вижу неподвижно лежащих на полу двух жандармов — один в небольшой луже крови, другой как будто живой, только свернувшийся калачиком. Вместо них — стоят два русских офицера с "наганами" в руках, в чине капитана и подполковника — виденных мной раньше в Штабе. Провожают меня непримиримо-враждебными взглядами...

"Присутственное место" — царский сортир напротив в тупичке: как выйдешь из зала с "Круглым столом" — прямо шагов пять-шесть и, ты в него упрёшься.

Несусь со всей скоростью — уже нормальным бегом, на которую только способен, но Джентльмен-капитан, догоняет меня и, останавливает за плечо у самых дверей в это "скорбное" заведение:

— Минуточку, Сир!

"Да ты, что делаешь, олень?! — кричу мысленно в панике, — сейчас же...".

Сзади под лопатку, упирается ствол — возможно, мой собственный!

Осторожно открыв дверь и внимательно осмотрев помещение, задержав взгляд на очень узком окошке — взрослый человек не пролезет, не будучи гномиком, лилипутиком или каким-нибудь волшебным способом не уменьшавшись до размера пятилетнего малыша, он наконец уступает мне дорогу:

— Добро пожаловать, Ваше Величество!

Двое сзади — затылком чувствую, напряглись.

Ну... Мысленно перекрестившись:

"НУ... ИЛИ ПАН ИЛИ ПРОПАЛ!!!".

Швырнув пачку бумаги в породистое лицо и плечом оттолкнув капитана с дороги, я одним прыжком заскочил внутрь и пытаюсь закрыть дверь, стоя несколько сбоку от неё — тяну за бронзовую ручку на себя, упершись коленом в косяк.

— Не делайте глупостей Ваше Величество! — растерявшись от такой моей неожиданной прыти, кричит Джентльмен-капитан, пытаясь мне помешать — успев схватить за край двери, — вашей жизни ничто не угрожает: Вы и, ваша семья под защитой короля Георга...

А я ему прям в харю выпаливаю через остающуюся дверную щель:

— УЙДИ, ПРОТИВНЫЙ!!!

Тот, от неожиданности ослабил хватку и, тотчас зашипел от боли и заругался на языке благородного разбойника Робина Гуда — мне удалось прищемить ему пальцы.

Однако, все усилия пропали втуне — закрыть дверь на щеколду мне не удалось!

После недолгого промедления от замешательства, к капитану присоединились джентльмены в цивильном — косящие под депутатов. Схватившись втроём за край двери, они рванули её со всей дури на себя — дверь распахнулась, а я полетел спиной на пол с оторванной бронзовой ручкой в руках.

Уже лёжа, изо всех сил метнул её в Джентльмен-капитана — но позорно промазал: тот мгновенно присел-поднырнул — как боксёр уклоняясь от прямого удара в голову и, тут...

БББААА-БАААХ-АХХХ-АХ-АХ!!!

Вижу, надо мной стремительно — как от полученного под зад мощного пинка, "кубарём" пролетает Джентльмен-капитан — вместе с бумажными "орлёнными" листами... "Дзинь-бряк-звяк" — звук разбитого стекла: по ходу сквозь окно пытался пролететь — но по габаритам не вписался.

Меня самого как будто ладошками с двух сторон по ушам ударили — дикая боль!

Схватившись за уши, рывком сажусь на "пятую точку" и тут — скорее нутром чувствую, чем глазами вижу — в меня что-то летит, с клубами вонючего, жёлтого дыма и строительной пылью. Успеваю только наклонить голову, пряча лицо...

БОМММ!!!

И, на какое-то время потеря "изображения"...

* * *

Тут надо вернуться где-то на месяц назад — когда я в первый раз учился метать ручные бомбы, сиречь гранаты.

Я, в тот раз вовсе не затупил — не сдёрнув кольцо перед броском гранаты Рдултовского образца 1912 года... А, сделал это преднамеренно — надеясь разжиться холявными полутора футами мелинита. С этой же целью, я метнул гранату с такой силой — что она перелетев ровик приземлилась в кустах, где я совершая первую вечернюю прогулку, затем её и нашёл...

Извиняюсь, уточню: её и её "сестру" — кто-то из Свиты (подозреваю — Мордвинов), тоже так же — случайно или преднамеренно, облажался — сейчас уже не выяснишь. Обрадовавшись нежданной удаче, я разрядил обе и принёс в свой купе-кабинет, где до поры до времени спрятал в сейфе для особо секретных бумаг.

Для чего мне такое "богатство", спросите?

Нет, в тот момент никаких мыслей об использовании не было!

Во-первых: присущее мне сызмальства чувство хомячениства... Во-вторых: очень смутное ощущение, что для чего-нибудь — да пригодится неучтённый нигде запас мощного ВВ.

Моя чуйка, ещё ни разу меня не подводила!

Когда же понял, что с оппозицией мне по-мирному не разойтись, что кто-то кого-то из нас — но обязательно проводит в Ипатьевский подвал, я решил разрубить этот "Гордиев узел" одним махом — заманив их в ловушку и, взорвав к таким-то е...беням собачьим.

Трудное было решение...

Литературных талантов Льва Толстого, Фёдора Достоевского и Владимира Маяковского не хватит, чтоб описать мои сомнения и моральные терзания... Одно дело война, а другое... Решение было не по-человечески трудным — злейшему врагу такого не пожелаешь.

НО, Я ЕГО ПРИНЯЛ!!!

Вот тогда то, я и зачастил по вечерам в вагон-гараж — что никого не удивило: я ещё до "автопробега" за Георгиевским крестом, частенько такой хернёй страдал — возясь со всякими желязячками-заклёпочками... Гаечки-болтики...

Люблю я это дело!

Разобрать гранаты, вынуть мелинит для меня пара пустяков — гораздо сложнее и дольше было незаметно избавиться от уже ненужных, металлических деталей гранат... Мне лишние слухи и разговоры, ни к чему!

Приобретённые из Инета знания, растущие из "нужного" места руки и ещё детские навыки изготовления всякой "бытовой" пиротехники", помогли мне сделать простейший химический взрыватель для самодельного взрывного устройства (СВУ) безоболочечного типа.

Конечно, я страшно рисковал: на опытных моделях, срок срабатывания взрывателя (без всякого взрыва, конечно), плавал от одной минуты до пяти — а усовершенствовать конструкцию или "технологию" уже не было времени.

СВУ в своём саквояжнике я принёс в самый последний день, а до этого оставляя его "наедине" с предполагаемыми заговорщиками — приучал их к мысли, что ничего там ценного и тем более опасного, нет... Опять же риск — путч мог состояться и на день-другой раньше.

И, вот "бомба бифуркации" под Круглым столом взорвалась!

Конечно, всё несколько не так планировалось: предполагалось, что я просто выйду в очередной раз по большой "нужде" — а "оно" бабахнет.

Ну, тут уж...

* * *

...ЧТО ЭТО?!

Это звонят колокола!

— Держаться, пока звонят колокола..., — повторяю я, мотая головой, — изо всех сил надо держаться...

Прихожу в себя стоя на карачках — передо мной валяется дубовая ножка от круглого стола... Ага, соображаю: вот это меня чем по "кумполу" приложило! Хорошо, что наверняка плашмя — иначе б, проломило череп...

Сегодня, боги играют за меня!

Сажусь и осматриваюсь сквозь ещё не рассосавшийся дым и пыль, как сквозь туман: Джентльмен-капитан, не сумев вылететь сизым голубем через окно сортира, сейчас грудой грязного офицерского обмундирования валяется на его сравнительно чистом полу.

Оба его подельника — лже-депутаты, по ходу — не вписались даже в дверной проём и, запорошёнными пылью нежизнеспособными кучками улеглись у входа в сие "скорбное" заведение.

Сам, кажись заработал лёгкую контузию — в ушах звенит "торжественный благовест", тело "ватное", а перед глазами всё плывёт и раздваивается...

Кажется, я несколько переборщил с этим чёртовым мелинитом!

Вижу, тот у окна — с вынесенным наружу остеклением и даже фрамугой, шевелится и пытается приподняться... Вот ему уже удалось встать на "четыре кости"... С ужасом замечаю револьвер в его руке.

С превеликим трудом встав сам, пошатываясь на ватных ногах, пару раз задев плечом перегородки сортирных кабинок, иду к нему. Пытаюсь со всего маху пнуть под зад — но промахиваюсь и падаю прям сверху на Джентльмен-капитана, обнимая обеими руками... Со стороны, наверное казалось, что я пытаюсь его "покрыть" — как осёл кобылицу... Ибо здоров вельми и зело высок — по сравнению со мной, был сей благородный английский муж!

Он неожиданности он нажимает на спусковой крючок: "бабах" — как сквозь вату, почти неслышно... После "большого" то взрыва!

"Бжиикк" — пуля несколько раз срикошетив в опасной близости, улетела чёрт знает куда...

Револьвер, как живой вырывается из его рук. Британец, переворачивается на спину и отлично поставленным хуком бьёт меня правой в челюсть: "тырц!".

Точно, но не сильно! Должно быть, ему тоже сегодня досталось... Всего лишь сажусь на жоппу и мотаю головой — пытаясь избавиться от усилившегося "колокольного" звона в ушах и, сфокусировать "картинку".