Книга 2. На службе у Петра Великого

Я с трудом сохранил невозмутимое выражение лица, едва вновь, уже четвертый раз за последние пару дней, всплыла эта столь знакомая мне фамилия. "Б...ь, как на работу к ним шатаюсь. Что-то немчура явно замышляет...".

Мне в руки лег небольшой клочок бумаги, свернутый в конвертик и украшенный сверху капелькой сургуча. Выдавленный на сургуче оттиск перстня Лефорта словно подмигивал мне — мол, все запечатано и тебе вряд ли удастся сунуть сюда свой любопытный нос.

Провожаемый внимательным взглядом хозяина, я быстро прошмыгнул за ворота и вприпрыжку побежал по широкой улице. Правда, через пару сотен шагов, я перешел на шаг. До семейства Монсов здесь было версты три — четыре и спешить особо было не нужно. Кроме того, мне было, о чем поразмыслить.

"Нюхом чую, что-то намечается. Лефорт носиться словно стрелянный в одно место. С Монсами идут какие-то постоянные терки. Они определенно что-то готовят... Уж не переворот ли?". Я мысленно примерил Лефорта на роль вождя восставших или хотя бы его помощника. Но тут же отринул это предположение. "Не-а. Собственно, какого рожна ему мутить бучу? Правительница Софья его более или менее привечает. Вчера сам мне хвастался, что она его полковником пожаловала. Да и толком нет за ним силы. Те две роты иноземного строя, короче наемников, которыми он командует, даже близко не стояли рядом с четырьмя, а то и пятью десятками тысяч стрельцов царского войска... Если не заговор, тогда что? Б...ь, не знаю!".

И вот я в очередной раз за последние дни начинал крыть последними словами свои провалы в отечественной истории. При всей массе моих специфических знаний — об итальянских, голандских, испанских живописцах эпохи Возрождениях, составе масляных красок Леонардо да Винчи, устройстве испанской аркебузы середины XVI века, характере переплета первых западноевропейских печатных книг, смысле геральдических символов и т.д., которые помогали мне зарабатывать на поприще антикварного дела, эпоха Петра I оставалась для меня полной многочисленных "белых" пятен. Конечно, общеизвестные вещи о великом правителе и его верном сотоварище, которые уже давно стали нарицательными, мне были известны. Это и пресловутая продажа пирожков на заре карьеры Меньшикова, и необыкновенная сила, и рост Петра, и знаменитые пьяные кутежи и дебоши царской компании в России и Голандии, и царское увлечение токарным делом. Однако, очень многое другое, что для местных было ясным и понятным, я просто не знал, из-за чего мне приходилось вести себя крайне осторожно.

"Ладно, если я не помню, что вскоре произойдет, то попробуем порассуждать. Знаний нет, но башка-то на плечах осталась... Итак, Лефорт о чем-то активно договаривается с Монсом. Оба они, в принципе, фигуры невеликие в местной политике. Лефорт командир неполных двух сотен наемников, а Монс, вообще, — торговец вином, пусть и довольно зажиточный. Никто из сильных мира за ними не стоит, на помощь людьми и деньгами им тоже рассчитывать не приходится. Вообще, что их может связывать? Деньги? Не факт. Родственные чувства? Вряд ли. Общий бизнес?".

В какой-то момент, я остановился, поняв, что глубоко погруженный в себя свернул не в том месте. Эта часть Кукуя (другое название Немецкой слободы) мне не особо была знакома. Вокруг меня находились преимущественно каменные двухэтажные дома с нависавшими над ними черепичными крышами и аккуратными башенками. В вытянутых стреловидных окнах домов блестела слюда, а кое-где и цветное стекло.

Дорогу я все же нашел, хотя мне и пришлось потратить на это еще с полчаса. Дом господина Монса оказался довольно большим. Каменные палаты возвышались на два этажа. С боков к ним были пристроены две аккуратные башенки с остроконечными крышами, напоминавшими башни средневековых замков. Средневековая тема повторялась и на кирпичном заборе, верх которых напоминал крепостную стену. По всей видимости, господин Монс очень хотел быть бароном с собственным замком, а может и графом.

Дальше просторной прихожей меня не пустили. Видно, рылом не вышел. Слуга с пренебрежительной миной на лице взял у меня письмо и, положив его на поднос, понес в соседнюю комнату, откуда доносились два голоса — грубый мужской и тоненький женский.

На цыпочках я подошел к здоровенному деревянному комоду под добрых два метра и вытянул шею в сторону голосов. С этого места мне было не только слышно, но и видно тех, кто находился в гостиной.

— ... бр-бр-бр Аннет, — полный мужчина с несколькими подбородками что-то выговаривал девушке-подростку, которая стояла напротив него с независимым видом, уперев руки в бока. — Бр-бр-бр-бр бр-бр-бр-бр Питер! — Монс, по всей видимости это был именно он, говорил явно на немецком, поэтому некоторые слова мне были знакомы. — Либе бр-бр-бр-бр! Ду бр-бр-бр бр-бр-бр. Питер бр-бр-бр.

Я почти вжался в этот злосчастный комод, что не давал мне рассмотреть девицу получше. Несмотря на то, что деревянный монстр не поддавался, увидеть мне кое-что все же удалось. Анна оказалась довольно привлекательной на мой вкус. Чуть выше среднего роста с копной роскошных каштановых волос, которые свободно спадали на девичьи плечи, она чем-то напоминала мне леди Винтер из советского фильма о мушкетерах. Она также гордо вскидывала подбородок, когда была чем-то недовольно или с чем-то не согласна. Губы у нее чуть припухлые, подчеркнуто красные, вместе с подведенные выразительными глазами довершали образ роковой соблазнительницы.

— Фатер бр-бр-бр-бр, — что-то недовольно ответила она отцу, отрицательно мотнув головой. — Бр-бр-бр-бр бр-бр-бр!

В тот момент вошедший в гостиную слуга передал Монсу письмо, которое им сразу же было распечатано. Не знаю, что было внутри, но хозяин дома едва сдержал радостный возглас. Сияя лицом, он еще более энергично начал что-то втолковать дочери.

— бр-бр-бр-бр бр-бр-бр Питер! Бр-бр-бр кайзер! — он повышал голос все громче и громче. — Аннет бр-бр-бр-бр бр-бр-бр! — продолжал напирать Монс. — Бр-бр-бр бр-бр-бр!

Качавшая головой Анна шагнула в сторону, совсем исчезнув с моих глаз. Не сдержавшись, я уже наметился влезть на стоявший рядом стул, но кто-то вдруг с такой силой вцепился в мое ухо, что на глазах у меня аж слезы навернулись.

— Ах ты, щенок! — незаметно подскочивший слуга Монсов "отвесил мне леща" с такой силой, что я кубарем полетел на пол. — Куды буркалами своими зыркаешь? На хозяйку?! — наседал на меня мордастый парень, растопырив руки в разные стороны. — Рыло грязным не вышел! Такой красе князя подавай, а то и кого поболе...

Мне бы за дверь махнуть и дать стрекоча, да в ступоре я оказался, причиной которого стали брошенные мордоворотом Монсов слова. Поэтому меня словно кутенка подняли в воздух и, сопроводив пинком, выбросили на улицу.

— Голодранец! — с этим воплем массивная деревянная дверь, обильно оббитая железными полосами, и закрылась, оставив меня валяться на дороге.

"Медовая ловушка... Неужели эти черти решили свою деваху Пете подсунуть? Красавцы, б...ь! А что?! Насколько я успел рассмотреть, все при ней. Ягодка уже созрела". От посетившей меня догадки, я аж вспотел. "Смотри-ка, и князя оказывается ей мало... Вот тебе и Анна, Анна. На будущего правителя Российской империи наметилась".

Словно в тумане, я встал с каменной брусчатки и побрел от дома прочь. Такие новости нужно было "прожевать" в полной тишине, с толком и расстановкой, что, собственно, я и сделал, добравшись до лефортового двора и забравшись в свой укромный уголок на сеновале.

"Вот оказывается, что их связывает. Козырный интерес, мать их! К Пете с дальним прицелом решили подмазаться. А ведь, как складно-то у них все получается". В памяти у меня снова всплыл притягательный образ юной немки, ладная фигурка, бесстыдный взгляд которой не должны были оставить будущему самодержцу ни шанса. С головой окунувшись в патриархальный мир Ивана Грозного и успев немного познакомиться с почти не изменившимися нравами конца XVII века, я прекрасно понимал, что Петр не устоит перед чарами юной соблазнительницы. И дело было совсем не в том, что царевич рос монахом и пугался "аки библейского левиофана" обнаженного женского тела. Наверняка, он уже был прекрасно просвещен, чем отличаются мужчины от женщин и не раз на практике проверил это знание. Дело было совсем в другом — в его окружении и царивших там нравах! Не будем забывать, что на дворе был махровый патриархат, который применительно к особам знатных кровей вообще приобретал жесткие нравы мусульманских обществ. Здесь девицы дворянских и боярских семей почти все время проводили на женской половине своих домов, где единственным их развлечением были промывание косточек соседям. Каждый их выход на улицу больше напоминал выход боящегося за свою жизнь преступного авторитета, плотно окруженного многочисленной охраной. Девиц также сопровождал десяток всяких мамок, кормилиц и служанок, за которыми в свою очередь зорко приглядывала многочисленная дворня. Из образования невольным затворницам было доступно лишь изучение закона Божьего и основ ведения домашнего хозяйства.

Кто из современниц Петра в таких условиях смог бы конкурировать с довольно образованной для своего времени, весьма свободной в нравах Анной? Притом соблазнительница имела еще одно немаловажное преимущество перед всеми остальными претендентками на сердце и голову царевича — принадлежность к совершенно иному миру, который был чуждо привлекателен и совершенно непохож на мир Петра. В мире Анны по морям бесстрашно плавали уже целые эскадры кораблей с пушками и сотнями моряков на борту, открывались университеты, гремели роскошные балы у монархов и правителей, города одели свои здания и дороги в камень, горожане щеголял в удобном новомодном платье и не были скованны старыми патриархальными обычаями и традициями. Это был совершенно новый мир, очень привлекательный для юного Петра, жаждущего чего-то необычного и категорично отличного от своего образа жизни.

К сожалению, или может быть к счастью, в своих рассуждениях я оказался прав на все сто процентов! Не зная истории толком исторических подробностях той эпохи, куда меня занесло, я "увидел" этот разворачивающийся прямо на моих глазах хитроумный план с такими далеко идущими последствиями, что диву даешься. Полковник Франц Лефорт, бывший по большому счету одним из многочисленных нашедших приют в России искателей приключений, наемников пистоля и шпаги, задумал кардинально изменить свое социальное положение, приблизившись к будущему правителю огромной державы. Царевич Петр, не по годам развитый подросток, с фанатичным интересом интересовавшийся морскими кораблями и западноевропейскими военными обычаями и традициями, подходил для этой цели как нельзя лучше. Благодаря своему немалому военному опыту службы у разных европейских царьков и барончиков, Лефорт мог много интересного поведал юноше о современной армии, ее приемах и тактике, новом оружие и пушках, слабых и сильных сторонах различных родов войск. Собственно, именно этим хитрый швейцарец и занимался, последние несколько месяцев взяв Петра под свою плотную опеку. .Лефорт часами рассказывать о войнах, в которых он участвовал; о занимательных случаях, произошедших с ним или с его товарищами в каком-нибудь бою. А что, собственно, еще нужно подростку, который был практически полностью предоставлен самому себе? Приставленные к нему слуги, пожилой стрелец и мужик-выпивоха, просто физически не поспевали за энергичным Петром, который был готов носиться едва ли не 24 часа в сутки.

Думаю, в какой-то момент швейцарец осознал, что только его усилия для достижения цели явно будет недостаточно. Ведь всегда может появиться какой-нибудь новый наемник, у которого будет еще больше занимательных историй и опыта воин. Нужен было еще как-то привязать Петра к себе. Как оказалось, ответ на этот почти сформулированный вопрос был до боли простым и вечным как сам мир. Шершеля фам, как говорят в стране шампанского, или ищите женщину, которое можно было юного царевича привязать к новым друзьям не хуже пут. На Кукуе (Немецкой слободе) с покладистыми девицами подходящего возраста проблем не было. Здесь можно было с легкостью подобрать себе в пару и блондинку, и брюнетку, и рыжую. Однако, Лефорта устраивала лишь одна из них — Анна, дочь зажиточного торговца вином Иоганна Георга Монса, так как она обладала некоторыми очень нужными для дела качествами. Это девица была неплохо образована для женщины, обладала весьма изысканными манерами, и к тому же весьма преуспела в искусстве обольщения мужчин, в чем не так давно смог убедиться и сам Лефорт.

Убедить Монса труда не составило. Какой бюргер, не мечтающий о лишнем монете, откажется от того, чтобы пристроить свою дочь в качестве фаворитки будущего короля, а может, и чем черт не шутит, и королевы? Строптивую Анну тоже удалось уломать, пообещав совершенно "райскую" жизнь. Девица сразу же поняла, что фавориткой царевича быть гораздо выгоднее, чем женой какого-то толстого пивовара с соседней улицы.

Правда, я не видел в планах Лефорта, Монса и его дочки чего-то такого из ряда вон выходящего и не свойственного духу и этого и моего времени. Разве и у нас и здесь не считается нормальным, когда ты ищешь выгоды для себя и своей семьи? Разве мы несклонны строить планы, основываясь на обмане и хитрости? Конечно же да! Желая получить повышение по службе, добиться расположения особы противоположного пола, получить что-то очень желанное, мы, как правило, с легкостью идем на сделку со своей совестью.

Словом, в выигрыше оказывались все. Лефорт получал новые чины и звания, Монс — будущего короля в "почти" зятья, Анна — солидное обеспечение. Лишь я, Алексашка Меньшиков, оставался не удел, так как меня в этой комбинации не было и в помине. По крайней мере я думал именно так. Однако, последовавшие уже в этот самый день события показали, что я глубоко ошибался.

— Хей, Алексашка! — к моего глубокому удивлению прямо перед лестницей в мое убежище (сеновал) стоял сам хозяин, в нетерпении стучавший тростью по доскам сарая. — Ганс сказать, ты здесь. Спускайсь. У меня есть очень серьезный разговор.

Раскидав слежавшееся за долгое время моего сидения здесь сено, я стал спускаться. Мне не было понятно, чего Лефорту от меня понадобилось. Может на меня наябедничал его приятель, Монс, что я подглядывал за ним и его дочерью. А может, эта скотина Ганс, что-то наговорил лишнего.

— Пошли в дом. Будем говорить, — развернувшись, швейцарец потопал прямо по грязи во дворе; с его едва ли не метровыми ботфортами себе можно было это позволить, а вот мне, в лаптях, пришлось не сладко. — Проходи. Садись.

Расположились мы, по всей видимости, в кабинете, по крайне мере об этом говорили и десятка два книг в тяжелом комоде, и массивный письменный стол с какими-то бумагами. В этой части дома я не был ни разу, поэтому с любопытством вертел головой по сторонам, стараясь увидеть, как можно больше. В моем положении любая мелочь могла оказаться полезной.

— Вот, здесь взвар. Горячит и согревает, — он поставил передо мной глиняную кружку, гигантскими размерами напоминающую классическую пивную. — Ты есть кароший слуга, Лексашка.