Волчье время, прода 18.03.20

Чего Ирем не ожидал — так это того, что, закончив свою речь, Лейда решит зачем-то подойти к нему. Это стало для него полной неожиданностью — он почувствовал чье-то присутствие, открыл глаза и обнаружил рядом Лейду. Остатки воспитания потребовали сделать над собой усилие и встать. Те же остатки воспитания настойчиво твердили, что пару часов назад, когда они впервые говорили о гибели Крикса, у них не было ни сил, ни времени на полноценный разговор, и сейчас следует сказать что-то приличествующее ситуации, выразить Лейде свои соболезнования... В конце концов, эгоистично было думать о себе и собственной утрате рядом с единственным в городе человеком, который сегодня ночью потерял гораздо больше Ирема. Но коадъютор ощутил, что не способен выдавить из себя ни единого слова. Присутствие Лейды ощущалось, как удар под дых. Его словно отбросило назад, в ту самую секунду, когда она посмотрела на него — и по её глазам он угадал, что она ему скажет, еще до того, как женщина открыла рот.

— Как ты?.. — неожиданно сочувственно спросила Лейда, внимательно глядя на него.

Ирем страдальчески поморщился. Этого только не хватало, в самом деле...

— Ради Всеблагих! — с досадой сказал он. Сердился Ирем, впрочем, не на собеседницу, а исключительно на самого себя. — Тебе не кажется, что это я должен был спрашивать что-то подобное?..

— Не кажется, — спокойно возразила женщина. — Выглядишь ты чудовищно.

Ирем хрипло, резко рассмеялся, на секунду испугавшись, что этот нелепый, неуместный смех вполне способен кончиться слезами.

— Просто не могу поверить, что я допустил весь этот бред, — не удержавшись, поделился он. — Знаешь, что самое смешное? То, что я все время понимал, что это не закончится ничем хорошим. Крикс погиб из-за того, что слишком сильно верил Князю. Но при этом он хотя бы искренне считал, что поступает правильно. А я... кажется... просто струсил. Побоялся сам принять какое-то решение и переложил эту ответственность на Крикса. Если бы я поступил так, как должен был — он бы сейчас был жив.

Дойдя до этой реплики, Ирем внезапно осознал, что зол не только на себя, но и на стоящую с ним рядом женщину — разве не она решительнее всех настаивала, что они должны забыть о здравом смысле и бездумно подчиняться самым противоестественным и нелогичным указаниям безмозглого мальчишки, который в конце концов загнал себя в могилу своей глупой одержимостью?.. Почувствовав, что это раздражение на Лейду явственно сквозит в его словах, сэр Ирем прикусил язык, жалея, что вообще заговорил на эту тему. Это было низко. Лейда, надо полагать, и так винит себя в случившемся. И последнее, что ей сейчас необходимо — это чтобы кто-то вымещал на ней свою досаду.

Но следующие слова Лейды застали рыцаря врасплох.

— Это не так. Я думаю, что ты все сделал правильно, — твёрдо сказала женщина. — И я не верю в то, что Крикс ошибся, и его поступки не имели смысла. Может быть, он с самого начала понимал, что ему придётся пожертвовать собой. А может быть, он действовал вслепую, по наитию. Но я уверена, что, в любом случае, он сделал то, что нужно было сделать.

Ирем уставился на собеседницу, слишком изумленный даже для того, чтобы сердиться.

— "Нужно"?.. — повторил он глухо. — Кому это было "нужно", Лейда?! И зачем?

— Не знаю. Может быть, затем, чтобы отдать наследство Альдов нам? — предположила женщина. — Чтобы мы перестали видеть Эвеллира в нем и взяли это бремя на себя. В конце концов, то зло, которое впустил в мир Олварг, слишком велико для одного-единственного человека.

— Ох, ну надо же!.. — процедил Ирем. Кто бы мог подумать, что даже смерть Крикса и Седого не избавит его от необходимости вести подобные дискуссии. — А я-то думал, что весь смысл веры в Эвеллира — как раз в том, чтобы считать, что он _способен_ в одиночку справиться со злом.

— Да, так оно и есть, — проигнорировав его издевку, согласилась Лейда. — Но ведь Крикс не вытащил меч Альдов из огня, когда его привёл туда Седой. Не мне тебе рассказывать, через какие испытания ему пришлось пройти, чтобы итоге завладеть этим Мечом. Если задуматься, то он стал Эвеллиром только потому, что очень сильно этого хотел. Так, может быть, суть в том, чтобы каждый из нас наконец захотел стал тем, кто сможет уничтожить Темные Истоки?..

Пару секунд лорд Ирем настороженно смотрел на собеседницу — но, убедившись в том, что Лейда говорит серьезно, рыцарь отвёл взгляд и тяжело вздохнул. Пару минут назад он готов был поаплодировать Лейде за то, что она нашла подходящие слова, чтобы приободрить напуганных людей — но теперь начал понимать, что ни о каких "правильно подобранных словах" тут речь не шла. Похоже, Лейда с самого начала говорила только то, что думала на самом деле. Сердце вдруг болезненно заныло от ненужной, абсолютно неуместной мысли, что на месте Лейды Крикс, наверное, сказал бы ровно то же самое.

Нелепая идея. Меченый уже никогда и ничего не скажет — именно из-за того, позволил себе с головой увязнуть в этой бесполезной мистике.

— Чушь, — хмуро сказал сэр Ирем. И, чтобы хоть как-то сгладить резкость своей реплики, дёрнул плечом. — Прости. Я, может быть, даже хотел бы искренне поверить в то, что ты права... Но это выше моих сил. Я не могу.

Лейда кивнула, словно с самого начала ожидала от него подобного ответа.

— Но у тебя, во всяком случае, еще осталось что-нибудь, ради чего стоит сражаться до конца?..

Ирем оскалился.

— Ну разумеется, — желчно ответил он. — Что за вопрос?.. По мне, так у нас не осталось больше ничего, кроме причин сражаться до конца.

— Думаю, этого вполне достаточно, — заметила она — и, кивнув коадъютору, направилась туда, где на сваленных в кучу балках отдыхали Льюберт с Юлианом.

Глядя ей в спину, Ирем с удивлением почувствовал, что ему в самом деле стало легче.

Сейлесс была уверена, что шторм затянется как минимум на весь следующий день, но к утру погода неожиданно наладилась. Безумствующее накануне море неожиданно утихло и теперь только слегка штормило, пасмурное небо обещало, в самом худшем случае, едва заметный дождь, а о вчерашнем ливне напоминали только мокрые, скользкие камни и вода, заполнившая борозды от вытащенных на берег лодок. Алира, правда, предлагала Отту с его спутниками подождать хотя бы до полудня, чтобы убедиться в том, что море не преподнесет каких-нибудь новых сюрпризов, но Кэлринн, хоть и поблагодарил королеву за заботу, решительно заявил, что они отплывут немедленно.

Сейлесс вместе с остальными спустилась на берег, чтобы проводить "Бурую чайку" и другие корабли из "Серой крепости", и сейчас смотрела, как стоявшая у шлюпки Айя прощается со своей дочерью. Айрис в Адель не взяли — как и двоих раненых во время шторма моряков с "Крылатого", которых тоже оставили на попечение имперцев. И девчонка, и оба раненных хирдманна бурно протестовали против такого решения, но Айя даже бровью не повела, проигнорировав все возражения с насмешливым спокойствием, напомнившем Сейлесс мессера Ирема — не того Ирема, каким он был в последние несколько месяцев, а коадъютора в его обычном, благодушном настроении. Айрис в конце концов утихомирилась сама — должно быть, просто слишком сильно вымоталась, чтобы продолжать негодовать и возмущаться. В глубине души Сейлесс подозревала, что Айя сознательно не пыталась приструнить девчонку, используя ее недовольство, чтобы отбить всякую охоту возмущаться у двух раненых — поскольку любой взрослый человек, который пытается что-нибудь доказывать в компании скандалящей десятилетки, в любом случае будет выглядеть глупо.

Сказать по правде, Айя с первой минуты вызывала у Сейлесс почти болезненное любопытство — не только из-за событий, описанных в книге Кэлринна, но и из-за смутных, но упорных слухов, что сэр Ирем был в неё влюблен. Сейлесс это, конечно, совершенно не касалось, но почему-то мысль о том, что эта женщина когда-то в прошлом была дорога мессеру Ирему, вызывало чувство странной теплоты, как будто этот факт каким-то образом сближал её и Королеву. Когда Сейлесс смотрела на прямую, туго перехваченную воинским поясом фигуру Айи, красиво очерченные губы и насмешливое выражение серо-зелёных глаз, в голову лезли совсем уже несуразные мысли о том, что у мессера Ирема хороший вкус.

А еще — хотя Айя большую часть времени обращала на вертевшуюся рядом с ней девчонку столько же внимания, сколько люди обычно обращают на щенка, который прыгает и лает где-то под ногами, Сейлесс почему-то ни одной минуты не сомневалась в том, что она очень любит свою дочь. Пока моряки из её команды спускали на воду лодки, Айя неожиданно заботливым движением поправила шерстяной плащ, застегнутый под горлом у девчонки, а потом, наклонившись, крепко обняла ее.

— Я буду по тебе скучать.

Айрис упрямо отвернулась, поджимая губы.

— Это несправедливо, — хмуро сообщила она Айе. — Почему я должна оставаться здесь, с этим глупым мальчишкой?..

Сейлесc прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Айрис явно возмущала мысль, что кто-то мог поставить её на одну доску с Кеннетом. На вид дочери Айи можно было дать лет десять, но сама она, похоже, искренне считала, что команда "Бурой чайки" — более подходящая для неё компания, чем семилетний принц. Сейлесс не могла разобраться в том, какие чувства вызывала в ней эта девчонка. С одной стороны, её независимые манеры и упрямство придавали Айрис обаяния, с другой — будь Айрис её дочерью или младшей сестрой, Сейлесс давно бы надрала ей уши.

— С нами плывут только те, кто может драться, — сказал Альбатрос. Смотреть, как человек, которого она знала по книге Отта, как наемника из Серой сотни, беззаботного авантюриста и близкого друга Крикса, пытается что-то втолковать своей десятилетней дочери, было забавно.

— Эстри тоже плывёт с вами! — тут же уцепилась за его слова девчонка.

Айя ухмыльнулась.

— Я же тебе говорила, что это так не работает, — насмешливо сказала она Альбатросу. А потом, снова обернувшись к девочке, спокойно посоветовала — Не трать время, Айрис. Споры с Нойе тебе не помогут. Лучше попрощайся с нами, а то потом пожалеешь, что не захотела это сделать, пока у тебя еще была возможность.

Девчонка для виду поломалась еще с полминуты, но потом сменила гнев на милость и крепко обняла сперва Айю, а потом и её спутника. Поставив повисшую у неё на шее девчонку обратно на песок, Айя внезапно отколола штуку — отстегнула от своего пояса тяжёлый, длинный нож в узорных ножнах и вручила ей. Айрис, в руках которой этот нож вполне сошел бы за короткий меч, радостно взвизгнула и вцепилась в подарок обеими руками. Наблюдая эту сцену, Сейлесс поняла, почему Айрис вызывала у неё такую странную смесь противоречивых чувств — сразу и раздражение, и любопытство, и симпатию. Дочь Айи с самого рождения имела все, чего сама Сейлесс вынуждена была добиваться большую часть жизни — никто не пытался помешать ей быть самой собой.

Нойе помедлил, и, отколов с ворота серебряную фибулу, приколол её к плащу Айрис. Девчонка этого почти не заметила, продолжая влюблённо рассматривать свой новый нож, а вот Сейлесс почувствовала неприятный холодок под ложечкой. Хорошо, что девчонка была так поглощена своим подарком, что даже не задалась вопросом, с чего это Айе и Нойе разом решили оставить ей что-нибудь на память... Сейлесс почему-то вспомнилось их скомканное, торопливое прощание с мессером Иремом, который провожал их в гавань. Коадъютор поцеловал королеве руку и на несколько секунд остановился перед Сейлесс, чтобы дать какие-то последние инструкции и указания — холодный, влажный ветер яростно трепал его темно-синий плащ и светлые, седеющие волосы, а лицо Ирема казалось неестественно спокойным и каким-то неживым, и выглядело это так, что в ушах Сейлесс снова зазвучали слова Лейды — "мы все, оставшиеся здесь, погибнем...".

Девушка встряхнула головой, стараясь отогнать тревожное воспоминание. По правде говоря, сэр Ирем редко ошибался, но ей хотелось верить, что на этот раз он был неправ.