Горькие сказки. Мама для энергетиков

Младшие потоптались нерешительно. Бегать все равно хотелось, потому что для маленьких энергетиков беготня под солнышком была вроде хорошего завтрака, а они за ночь проголодались.

Младшенькие! — сказала Ирма серьезно. — Мы должны походить на местных детей. Иначе никакая мама нас не выберет. Зачем ей непонятно кто?

— Земные дети все одинаковы? — недоверчиво спросил младший.

Этого Ирма не знала. Судя по вчерашним наблюдениям — да, одинаковы, но как оно на самом деле?

— По крышам не бегают! — заверила она, взяла младших за руки и повела к слуховому окну.

— Но мы не дети, мы энергетики, — тихо пробурчала младшенькая.

— Да, но мама нам нужна все равно, — так же тихо ответила Ирма. — Младшенькие, ну разве вам трудно выглядеть как все? Побегать можно и в парке!

— Ага, в парке... там все запрещают и ругаются! Быстро не бегай, упадешь, на траву не падай, запачкаешься! Мы слышали!

— Я запрещать не буду, — пообещала Ирма.

— Кто там лазит по крышам без разрешения? — раздался снизу недовольный голос. — Жалобу в полицию напишу!

Ирма решительно развернулась, подошла к краю крыши — внизу ахнули на десяток голосов — и посмотрела. Толстяк снизу смотрел на нее недовольно и обвиняюще.

— Вы кто?

— Я директор управляющей компании!

— Напишу на вас жалобу в полицию! — строгим голосом сказала девочка. — У вас дети по крышам бегают! А если б они упали? Почему люки не заперты?

Толстяк подавился от возмущения, вокруг раздались одобрительные аплодисменты. Видимо, жильцам он тоже не понравился, как и Ирме.

— Посмотри, какая строгая юная фру! — заметила пожилая женщина своему престарелому супругу. — Как она поставила на место этого наглеца! Не то что ты, тюня, слова против никогда не скажешь!

— Ну, я же по крышам не бегаю, — только и пробормотал старик. — Кстати, а как они туда попали? Здесь и ход на чердак запирается, и дверь в подъезд, я сам видел...

— Значит, не запирается! Видишь, бегают? Если дети туда попали — значит, было открыто!

Старик в сомнении подвигал губами. Как большинство пожилых, детство он помнил гораздо лучше, чем, к примеру, куда положил вчера свои очки. А в детстве, в его детстве, дети частенько попадали туда, где закрыто и не положено. Вот такая вот загадочная особенность юного возраста, уже непонятная старикам. Но с супругой разве об этом поспоришь? Она с юности убеждена, что всегда права.

— Надо вызвать полицию! — решительно сказала пожилая фру. — Дети бегают по крышам, какой ужас! Так скоро и на чердаке поселятся иммигранты!

Но по крышам уже никто не бегал. Под шумок энергетики спустились по лестнице, огляделись, быстренько просочились сквозь стену на другую улицу и благополучно улизнули.

К обеду мама еще не нашлась. Младшенькие утомились и шли, еле переставляя ноги. Выглядели они так несчастно, что у Ирмы сердце сжалось от жалости.

— Мы устали, Ирма, — тихонько пожаловалась младшенькая. — Устали и хотим кушать. А мама так и не нашлась. Наверно, она никогда не найдется. И нам снова ночевать на чердаке, а там темно, пыльно и страшно...

И младшенькие с завистью проследили за парой малышей, которых родители вели из парка домой.

Девочка озабоченно нахмурилась. Проблема. Мама — это ведь такая женщина, у которой есть дети? А если у нее уже есть дети, зачем ей глядеть на других? Так действительно им маму не найти, надо как-то по-другому. Но как? Как искать маму, ее никто не учил. Может, этого не знает сам Главный Координатор.

Она пристроила младшеньких на скамейку, а сама сходила и купила им мороженого. После чего зябко потерла руками плечи. Сделать деньги, чтоб они ничем не отличались от настоящих — нет ничего проще для энергетика, но вот отдавать... Это как отдать часть себя.

Младшенькие ели мороженое и на глазах веселели. Как мало надо маленьким детям для счастья! Чтоб сидеть на лавочке, болтать ногами, кушать мороженое, и чтоб мама рядом — и больше ничего...

— Я узнала — здесь есть такое место, куда мамы водят детей на день играть, — сказала Ирма.

Младшие покосились уважительно. Сами они пока так не умели, а вот Ирма запросто. Ей Главный Координатор весь пакет информации по Земле перебросил, Ирма все знает! Надо только понять, чего хочешь узнать, и хорошенько поискать в памяти.

— Дети играют весь день, даже кушают там и спят, а вечером их забирают, — продолжила девочка значительно. — Приходит много-много мам...

— Ты нас туда отведешь, и кто-нибудь нас вечером заберет! — просияла младшенькая. — Всех забирают, и нас заберут!

— Только в детсад принимают с документами, — озабоченно сказала Ирма. — Мне надо вечером сходить в разные места, посмотреть, как они выглядят, и сделать такие же для вас. Посидите немножко без меня?

— Иди, Ирма! — великодушно разрешил мальчик. — Мы тут без тебя побегаем. Только ты недолго, ладно?

— Здесь нельзя! — возмутилась девочка. — Здесь — ОБЩЕСТВЕННОЕ МЕСТО! Вы будете бегать одни, толкаться и кричать, взрослые решат, что вы потерялись, и отдадут в полицию. А там вас заберут на воспитание страшные опекуны, я знаю!

Младшие испуганно притихли. Что делать? Ирма — действительно знает, она старшая. Сказала, что заберут страшные опекуны, значит, так и будет. А им нужна мама, а не опекуны!

— Подождете меня на чердаке? — попросила девочка и посмотрела с сочувствием. — Мы найдем хороший, светлый чердак...

— Мы подождем, — дрогнувшим голосом сказал младший. — Там, где ночевали. Он пыльный и страшный, но это хотя бы знакомая пыль и знакомый страх... только ты быстрее возвращайся, хорошо?

Ирма вернулась поздно ночью. Просто ужас, сколько документов требуется людям, чтоб отдать ребенка в детсад. Их еще и смотреть непросто в запертых ящиках, в папках. Пока приспособилась, пока сделала себе и младшеньким — ночь и наступила. Она бы все равно пришла пораньше — но на набережной проходило какое-то гулянье, она не удержалась и побродила в толпе, посмотрела на людей вблизи. Сошла за свою, раза два ее даже спросили, не холодно ли в тоненькой блузке, пришлось отойти и обзавестись симпатичным легким плащиком — для энергетиков очень простое действие. Потом с ней заговорили молодые ребята, потом она немножко танцевала на площади... Вот и задержалась, и теперь переживала за младшеньких и укоряла себя.

Она осторожно, по стене, пробралась на чердак. На старом месте у трубы младшеньких не нашла. Прислушалась — из дальнего угла раздавался тихий плач. Бросилась туда, крепко стукнулась головой о стропилину, сообразила перейти в энергетическую форму... Малыши сидели под самой крышей, крепко обнявшись, и тихонько хлюпали носами.

— Ирма! — всхлипнул младший. — Тебя так долго не было! Все дети уже дома, спят в мягких кроватках, их на ночь поцеловали мамы, а мы тут прячемся и никому не нужны! Здесь страшно!

— Я уже вернулась! — виновато сказала девочка. — И глупости ты говоришь. Как это никому не нужны? А мне? Мне вы очень-очень нужны!

— Правда? — с надеждой спросил младший и снова заплакал, на этот раз от полноты чувств, и младшенькая вместе с ним.

Она быстренько скинула плащик, расстелила на пыли, улеглась сама и прижала к себе малышей. Они тотчас успокоились, согрелись и засопели. А Ирма еще долго лежала в темноте без сна, потому что не могла понять — как это младшенькие действительно оказались для нее очень-очень нужны? Они — для неё, а она — для них? Она успокоилась и заснула, только когда решила, что для людей это обычное дело — сильно привязываться друг к дружке, особенно к маленьким. А раз они сейчас совсем как люди, то вот так оно и произошло.

И еще она подумала, что младшеньким хорошо, у них уже есть старшая сестра, которая о них заботится и их любит, а у нее — у нее только двое несознательных малышей на руках.

4

Утром Ирма повела младшеньких в детский сад. Рядом с ними по старинной улочке мамы тоже вели своих детей, младшенькие поглядывали по сторонам, и улыбки все сильнее светились на их лицах. Столько мам! Неужели не найдется ни одной, которая вечером заберет их с собой? Конечно, найдется! Может, даже не одна! Но они на всякий случай договорились, что пойдут только к одной маме. Ведь они же — сестры и братья? Значит, мама у них должна быть одна, так объяснила Ирма.

Только Ирма не улыбалась, а озабоченно хмурилась. Она — старшая, она за все отвечает! Она полночи нужные документы делала — но вдруг не все сделала? И рекомендательное письмо она отправила — а вдруг не дошло, что тогда? Все дети в садик пойдут, а ее младшенькие останутся за оградой? Или вот у младшенького коленка ободрана и на рубашке пятно, маленькое, но тем не менее. А ведь это не исправить, потому что и коленка, и рубашка — суть младшенького, а он шалун. Даже если коленка за день заживет, после возвращения в энергетическую форму и обратно ссадина снова появится, неизменная, как светленькие вихры мальчишки. И что с этим делать? А еще ей приходилось держать более взрослую форму, и это оказалось трудно и тяжело.

И еще она заметила вдалеке Старшего Координатора, как он плыл над городом и зорко выглядывал потеряшек всеми своими двенадцатью чувствами. И звал время от времени, строго и настойчиво. Хорошо, что младшенькие его не заметили, а то испугались бы, по привычке приняли энергетическую форму и сразу попались бы. Но — обошлось. И младшенькие опасности не заметили, потому что были все в мечтах о маме, и Старший Координатор уплыл куда-то в сторону Нового города.

Но Ирма зря хмурилась. Все она сделала правильно, и иначе быть не могло, потому что она по сути была очень правильной девочкой. Хозяйка садика, как только увидела детей, сразу фальшиво заулыбалась — уж очень ее впечатлило рекомендательное письмо. Ирма для надежности изобразила на нем подпись самого заместителя министра по культуре и воспитанию пэра Брюннена, а пэр Брюннен — очень, очень важная персона для такого маленького городка! И еще хозяйке понравилась воспитательница двойняшек. Очень серьезная, очень правильная юная фру! А вот двойняшки понравились не очень. Явно шалуны и, кажется, русские. Этих богатых русских с каждым годом становится все больше и больше, скоро славного местного населения вообще не останется! Фру хозяйка поджала губы и позвала фру Янссен, чтоб та приняла под свою опеку новеньких.

Младшенькие во все глаза смотрели на подошедшую к ним женщину. Какая высокая, какая красивая! Какая сложная на голове прическа! Какое спокойное лицо! Неужели она будет весь день о них заботиться, играть с ними, кормить с ложечки? Вот повезло так повезло!

— Пэр Анхел, фру Майя! — сказала женщина красивым грудным голосом. — Дайте ваши ручки, я поведу вас знакомиться с садиком. Посмотрим, где ваши кроватки, где у нас столовая, выберете себе любимую игрушку... и, Анхел, нужно обязательно обработать царапину, чтоб не болела! Это будет не больно и очень быстро, да, Майя?

— Да, фру Янссен! — просияла младшенькая и смело протянула женщине ладошку.

Младшенькие ушли не оглядываясь, радостные и все в надеждах, а у Ирмы вдруг защемило сердце. Вот у младшеньких началась новая увлекательная жизнь, о них уже заботятся, у них будут свои кроватки и места за столиком в столовой, а она, а ей? "Я старшая, почти взрослая! — утешила она себя. — Мне уже не нужно, чтоб обо мне заботились!" Утешение почему-то помогло слабо. Наверно, потому, что она страстно мечтала, чтоб о ней хоть кто-нибудь в мире позаботился...

Она зябко поежилась, незаметно потерла заледеневшие руки и вышла на улицу. Ей пришлось отдать хозяйке садика документы на младшеньких, а ведь отдать документы — то же самое, что отдать часть себя. Она устала поддерживать взрослый вид, и еще она никому в этом мире не была нужна.

Девочка упрямо тряхнула темной челкой. Она — старшая, на ней младшенькие, ей нельзя раскисать!

Она решила, что пойдет в самую главную городскую библиотеку, сядет там в тихом читальном зале и будет до вечера изучать книги про мам. Откуда они появляются, чем занимаются, какие дети им нравятся — и что делать, чтобы мама тебя выбрала. Можно было, конечно, все эти очень умные книги найти и прочитать по памяти, но одно дело сидеть на скамейке в конце набережной и вспоминать, и совсем другое дело — листать старые, овеянные мудростью страницы. Так она и сделала.

Вечером она поспешила забирать двойняшек. Зашла в родительскую комнату, мельком заглянула в игровую и сразу почуяла неладное. Как-то странно выглядели дети. Притихли и по углам жмутся. Так настоящие дети себя не ведут, она сегодня в книгах прочитала. А вот двойняшки — те да, совсем как настоящие. Прыгают, смеются громко, игрушки так и летают. Увидели старшую, обрадовались, подбежали с криками:

— Ирма!

Потом, правда, вспомнили, что им говорили о правильном поведении, подошли к воспитательнице, спросили разрешения идти — и снова подбежали с радостными воплями. Ирма перехватила странный взгляд воспитательницы и забеспокоилась еще больше.

— Младшенькие, вы ничего не натворили? — строго спросила она на улице.

— Не, мы играли, как все! — радостно заверила младшенькая.

— А другие дети с вами играли? — подозрительно спросила Ирма.

— Да! Сначала пэр Петер нас толкнул! И сказал, что мы русские, фу! И мы его тоже толкнули и сказали, что он русский! Как он летел! Через стульчики — ф-р-р-р! В плюшевого медведя — бах! И вместе с ним до самой стены — в-ж-ж-ж! Здорово, да? Жаль, что больше никто не толкался! Зато фру Сельма отобрала у меня куклу! И я тоже у нее отобрала! Как дернула, она бряк! И на пузе под стульчики — фиу! Весело было!

Младшенькая старательно повспоминала и солнечно улыбнулась:

— А больше никто не играл! Наверно, наигрались, да? Дальше мы друг с дружкой играли, до самого вечера. Там столько игрушек, так здорово!

— Младшенькие, так нельзя! — с ужасом сказала Ирма.

Она подумала, что несчастный пэр Петер мог бы и не в плюшевую игрушку угодить, а головой в стенку, и ей стало дурно.

Дети переглянулись недоуменно.

— Ирма, мы играли как все, — осторожно сказал мальчик. — Очень старались, чтоб как все. Почему — нельзя?

— Вы могли поранить других детей! — строго сказала Ирма. — И их мамы очень обиделись бы!

Младшенькие помолчали. Ирме почему-то стало неуютно от их молчания.

— Значит, им всем можно толкаться, а нам нельзя? — тихо спросил мальчик. — Это потому, что у них есть мамы?

Ирме стало жалко младшеньких до слез. И почему-то захотелось самой толкнуть тех, кто обижает ее младшеньких.

— И поэтому, и еще потому, что мы — энергетики, — с трудом сказала она. — Мы сильные, прочные, нам ничего не сделается. А пэр Петер мог убиться об стенку. Фру Сельма могла оцарапать свой живот об пол, и тогда бы она громко плакала.

— Она плакала, — задумчиво сказала младшенькая. — И пэр Петер тоже. И еще жаловались фру Янссен на нас, только она не поверила. Мы все равно не понимаем, Ирма. Вот пэр Петер — он и других толкал, и они плакали. А ему было весело. И фру Сельма отбирала куклы у других девочек и очень веселилась. Почему им можно, а нам нельзя? Мы хуже всех, да?