Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Лант! Ты проснулся... Как ты?
Я что-то отвечал взволнованному Кэсу, видя на его лице всё остальное, о чем он не говорил — усталость, бессонные часы, минуты слабости и отчаянья...
А потом я увидел Рэни. Какой же больной был у него вид... Или нет, не так... Как будто он преодолевал сильную боль. Но спятившим он не выглядел.
И я заговорил с ним так, словно ничего не было, — я просто не знал, как мне быть... При Кэсе я не мог высказать всё, что хотел.
А потом решился. Попросил Кэса выйти. Мне показалось, будто я его ударил! По лицу... За его заботу и привязанность ко мне — мы всегда были, как братья!
Я боялся взрыва. Гнева, протеста, чего угодно... Но на это почти не смел и надеяться — что Кэс просто тихо и послушно уйдет.
Прости меня, Одуванчик... Ты ведь поймешь. Пусть не сразу. Пожалуйста...
Я только выдавил "спасибо" — надеюсь, Кэс услышал.
И заговорил — стараясь успеть, пока не вернется Кэс, пытаясь объяснить и доказать озуа, что он не виноват!
А он — не слышал... Не воспринимал.
Наконец, бедный Рэни произнес "я прощаю тебя" — так, что мне стало еще хуже. Он НЕ ПРОЩАЛ — себя самого...
Я даже не мог взять его за руку. Почему-то казалось, что если я сожму его руку, то он поймет, что между нами ничего не изменилось, я помогу ему забыть эту усадьбу, как страшный сон!
— Я виноват. Нельзя делать добро — насильно, — продолжал я, чувствуя, что голос дрожит. — Я не подумал тогда... Хотел, чтобы ты жил,.. Ты ведь не знал ничего... Рэни, пожалуйста... забудь... ты ни в чем не виноват... ты ведь спас меня опять, ты привел Ночных, правда ведь?
— Привел, — хрипло согласился Райан, продолжая глядеть на меня широко раскрытыми светлыми глазами и, кажется, забывая моргать. — Тебе нельзя волноваться... и нет вины передо мной...
— Мне лучше знать... — прошептал я.
Я ведь отравил тебя этим подарком. Так же, как раны — черным ядом... Ты считаешь себя палачом. Из-за меня!
— Рэни... ты всегда будешь моим другом и спасителем. Не вини себя ни в чем. Прошу тебя! А Кэс... он поймет. Он узнает, какой ты на самом деле. Не обижайся на него... Он... не прав в отношении тебя...
— Я не обижаюсь. Он правду сказал... — еле слышно отозвался озуа. — Там... когда он меня... Все-таки — правду. И хиппанка нагадала — помнишь? Сто лет, сказала, жить буду... Тоже правда, выходит...
Он тоже вспомнил про это гадание... Как же хорошо, что я не рассказал ему про своё!
— Значит, мы дольше будем дружить с тобой! И не расстанемся! А Кэс... он неправ. Он просто не знает тебя и поэтому переживает... Но ведь теперь всё будет в порядке со мной, Рэни!
— Я бы хотел верить в это, — прошептал Райан и опустил глаза. — Я... буду просить твоего друга... чтобы он позволил мне еще тебя полечить. Может... может, я смогу сделать что-то с переломами...
Сказав это, он потер виски, как при головной боли. Двумя руками. И одна из них была... какой-то странной. Словно тонкая черная паутинка просочилась под кожу и темнела теперь из-под нее... или... нет, непонятно...
— Рэни, что у тебя с рукой? — спросил я, желая и боясь спросить, что же всё-таки у моего бедного друга было с Ночными...
Он растерянно посмотрел сначала на меня, потом на свои руки. Потом снова на меня... И вдруг смущенно отвел взгляд, пробормотав:
— Это так... Это не важно. Я все-таки... не очень умелый лекарь.
— Ты самый лучший на свете лекарь! — искренне воскликнул я. — Ты знаешь, мне совсем не больно... И жара нет... мне до этого всё время жарко было... Рэни... пожалуйста, забудь всё это, я прошу тебя... как будто не было ничего! Может быть, я ерунду говорю сейчас... но, кажется, я ничего бы так не хотел, как того, чтобы ты забыл всё, что произошло!
Он долго молчал, а потом чуть слышно спросил:
— А ты... ты бы на моем месте — смог? Забыть? Я знаю, что ты бы никогда не оказался на моем месте... Но — все-таки? Смог бы?
Я честно попытался представить. Как я выливаю яд на раны моего озуа, а он корчится от боли...
И невольно зажмурился, дыхание прервалось... Правда, я сразу заставил себя посмотреть ему в глаза. Ведь ему сейчас действительно больно. Хуже, чем от раны... И виноват в этом я! И никто другой!
— Рэни... я бы, наверное, всё-таки поверил... если бы ты мне сказал, что не держишь на меня зла... и что это было твое решение... Ты мне никогда не врал — но ведь и я тебя не обманывал! До вчерашнего дня. Если это было вчера... я, правда, не помню, может уже и два дня прошло? Я сказал тебе, что так нужно... я заставил тебя. Я сам. И я солгал тебе... мне казалось, что главное — передать тебе мою жизнь... часть себя... чтобы не пропало.
Сердце колотилось. Мне было очень важно убедить его... Сейчас вернется Кэс, а я так и не нашел нужные слова, кажется... боги!
— Я верю тебе, — кивнул Райан. — И зла не держу... пусть даже ты и солгал... Но забыть... я не смогу, Лант. А если все-таки смогу... прогони меня. Не оставляй рядом с собой подлеца, способного забыть... такое. Или пусть твой друг меня убьет — ему это будет не трудно... наверное.
Я застонал, оборвав себя — еще не хватало бить на жалость!
— И после этого ты говоришь, что нет моей вины?! Ведь я же тебя заставил. Приказал!
— Но ведь я мог не послушаться, — твердо и тоскливо заявил он. — Сделал-то это все я сам...
— Вот именно, — хмыкнул от дверей Кэс, впуская в комнату запахи еды. — Лант, я принес тебе поесть.
— Поесть?
Я посмотрел на хмурого Кэса, холодного и твердого, как глыба льда с острыми гранями. Глаза его потемнели.
— Кэс, я вот слушаю тебя... почти всегда, — поправился я. — А Рэни слушал меня... и верил.
Райан пришибленно молчал, а Кэс фыркнул и довольно язвительно пробурчал:
— Объясните мне кто-нибудь, как связанный и полуживой эйл может хоть кого заставить делать то, что тот делать не хочет. Ты вот можешь?
Он резко повернулся к озуа, и тот согласно вздохнул:
— Никак... Он и не заставлял...
— Вот так. По крайней мере, честно, — Одуванчик скривился.
— Он мне просто ВЕРИЛ, — сказал я почти с вызовом. — Понимаешь, Кэс?
Кэс поморщился, но вызова не принял, попросту сменив тему:
— Лучше скажи, как ты себя чувствуешь. Так-то вижу, что бодрости в тебе прибавилось, но...
Он подошел поближе и вдруг замер, потрясенно глядя то на мои раны, то на Райана.
— Что... как ты это сделал?!
— Эээ... что? — растерянно и испуганно переспросил Рэни.
— Яд... здесь же везде был яд... черный...Куда он делся?
— Я его позвал... увел, — отозвался озуа и вдруг улыбнулся. — Это оказалось несложно, хотя я боялся, что не справлюсь. Теперь в Ланте его нет.
— Поэтому и боль прошла... — пробормотал я. — Никто бы так не смог, Рэни... Только ты!
— Не только. У нас... у озуа есть хорошие целители, лучше меня. Они тоже так могут... наверное... мама точно могла. Может, и еще как-то — меня не очень учили, — Рэни взглянул на неподвижно застывшего Кэса и виновато замолк.
— Не очень учили? — тихо пробормотал Кэс.
— Простите... — озуа сбился на шепот. — Я... неумелый, да...
— Если бы не твоя "неумелость", меня бы уже не было на свете после той дуэли! — сказал я. — Кэс... пусть Райан меня покормит, хорошо? Всё-таки руки... я еще не могу... а кажется, уже хочется, — я немного лукавил, но мне хотелось порадовать хмурого Одуванчика, натянутого и звенящего, как струна.
— Считаешь, у меня получится хуже? — обиженно фыркнул Кэс.
— Нет. Не считаю. А ты... вместе со мной перекуси тут... ты когда ел в последний раз?
— Утром, — буркнул он. — Ладно, перекушу. Подозреваю, это единственный способ запихать в тебя хоть что-то.
Он посмотрел на озуа и неохотно спросил:
— Справишься?
Райан осторожно кивнул.
Я наградил Кэса благодарным взглядом. Я понимал, что Кэс, конечно же, предпочел бы, чтобы меня покормила сиделка или он сам, и чтобы Райана вообще тут не было... Сейчас, осунувшийся, встрепанный и потерянный, озуа казался еще моложе, чем был на самом деле... Бедный мальчишка. Такой добрый и доверчивый! Он же просто поверил мне... поверил безоговорочно... И послушался...
Я пытался разглядеть, какого цвета у него сейчас глаза. И не видел. Синими они были, когда ему было хорошо...
Увижу ли я когда-нибудь еще у Райана синие глаза?!
РАЙАН
Слабость. Дрожь в ногах, которую, хвала Небу, никто не замечал. Впрочем, главное, чтобы не заметил Лант. Остальные обитатели особняка эйла Кэссара вряд ли будут переживать по поводу его состояния, а вот Ланта хлебом не корми, дай понервничать... А ему нельзя.
"Прости меня..."
И ведь он это серьезно!
Райан потихоньку кормил друга, стараясь, чтобы не тряслись руки. Получалось так себе, но спасало то, что Лант большую часть своих сил бросил на общение с Кэссаром.
"С Одуванчиком, другом детства..."
От запаха еды мутило, голова болела все сильнее, и очертания предметов медленно и величаво плыли в глазах, ехидно останавливаясь при попытках вглядеться пристальнее. Почему-то ломило спину...
"А, меня же ею приложило... еще там, в усадьбе этой..."
Он незаметно завел руку назад и потрогал между лопаток. Боль усилилась, стала острее и четче... Точно, ушиб. Ладно, с ушибом он потом разберется, не срочно. Он тут теперь надолго, успеет и себя полечить. Потом. После Ланта.
"Я ведь теперь не могу без его разрешения куда-то поехать? Раз моя жизнь — это его жизнь, значит, я и сам — практически его? То есть... он, конечно, с этим не согласится... Но как я могу уехать, если он все еще болен и ему плохо? Вот вылечу... и надо будет уезжать... Скорее всего, Мэйвы уже нет в живых, где бы она ни была, но я должен удостовериться. Убедиться. Я — плохой брат, и друг из меня еще хуже".
Обруч боли стиснул голову особенно сильно, боль потекла по шее и дальше вниз, холодя сердце... Хотелось закрыть глаза, уснуть — там, во сне, не было боли, не было страха и вины, там было хорошо... вот бы остаться там навсегда!
Легкие покалывания под кожей руки возвестили о том, что с обезболиванием себя в этот раз почему-то вышло неважно. Вот-вот сорвет — и тогда остается бежать, чтобы не выть от боли тут, при Ланте...
Может, сказать, что у него живот прихватило? Идиотская причина, зато обычно не вызывает особых тревог...
Или попробовать обезболить еще раз? Озуа попробовал. Но Сила не отозвалась, лечить было нечем...
Он внимательно вгляделся в Ланта. Есть эйлу явно не хочется, жует через силу и уже устал... хотя кухарка очевидно старалась сделать все как можно нежнее... Очередная ложка какого-то суфле (судя по запаху, из хепавар) не пошла, и Райан даже по-глупому обрадовался — можно будет сейчас уйти...
Он неуверенно прижал к груди тарелку с едой, потом осторожно поставил ее на столик.
"Спать... не быть здесь... просто спать — и все..."
Надо дать попить. Но Кэс-Одуванчик уже тянется с бокалом разбавленного галялового компота, и Лант пьет... значит, все.
Райан сполз с табуретки и очень тихо спросил:
— Мне отнести посуду на кухню?
— Отнеси, — угрюмо и почему-то так же тихо ответил Кэссар. А Лант чуть повернул голову и попросил:
— Возвращайся, Рэни... пожалуйста...
Озуа неловко кивнул обоим и, прихватив освободившиеся мисочки и тарелки, потихоньку вышел в коридор. Медленно, стараясь не греметь посудой, побрел к лестнице. По дороге к ней он не удержался и, плюнув на тошноту, лизнул блюдце из-под печеночного паштета. Тошнота резко усилилась, но и голод — тоже. Отчаянно заурчал в животе, стиснул ледяной лапой до боли, намекая на то, что там давненько не было ничего съестного... Райан зажмурился на мгновение, пережидая эту болезненность... Вздохнул и, открыв глаза, спустился вниз.
Боль в руке, про которую он уже забыл, отвлекшись на насущное, вспыхнула так остро, что он охнул и выронил все, что нес. Мисочки жалобно забренчали по полу, к счастью, не разбившись. Райан скрючился на полу, сжимая горящую от яда руку всем своим телом, и заскулил. Ему очень хотелось кричать, но даже тут, в боли и ужасе, он помнил, что там, наверху, Лант. Его друг, которого нельзя волновать. Только это помогло ему задавить крик до слабого стона.
Озуа попытался все-таки дотянуться до Силы еще разок — обезболить бы... Но измученный самим собой, уже не смог и довольно скоро замолчал, проваливаясь в полусон-полубред. Туда, где они с Лантом едут куда-то, где непременно все хорошо, и не случалось с ними ничего плохого, и не было рядом зла...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|