Теория Фокса

В физике или химии если ты проводишь два одинаковых эксперимента с одинаковыми начальными условиями, на выходе неизменно будет один результат. Они воспроизводимы. В экономике же ни один эксперимент нельзя повторить. В принципе. Именно поэтому предсказания экономистов практически никогда не работают. Единственное, что их спасает — никто не помнит их прошлых предсказаний. Экономика — это обман. Скажи, ты когда-нибудь применял на практике хоть одну из стандартных теорий?

— Причем здесь государство?! — исступленно прорычал Нельсон, зажав взрыватель в ладони.

— Все эти экономисты, они же не создают ничего ценного. Тогда почему их столько? Зачем они?

— И-и?

— Помнишь модель CAPM? Все помнят. Как забыть? Столько лет все её изучали. Знаменитая модель CAPM! Capital Allocation Pricing Model. Модель распределения капитала. Абсолютно фундаментальная экономическая теория. Современная наука инвестирования практически полностью основана на ней. Портфельная теория, несущая конструкция экономической науки. Если ты инвестор, то она тебе говорит, во что инвестировать. Бесчисленное количество областей экономики базируется на ней, включая, например, теорию оценки деривативов. Все профессора её используют. Миллионы годами штудируют ее в пыльных библиотеках. Помнишь, кто её придумал?

— Марковиц и Миллер.

— И они за неё получили Нобелевскую премию! И не только двое этих уважаемых профессоров, но и множество других. Шоулз, Шарп, Блэк, Фама, Модильяни и еще длинный список прочих академиков, последователей CAPM модели. Все они получили Нобелевские премии за что-то, так или иначе связанное с CAPM. Целый список! И тут есть одна странная деталь.

Джим говорил взахлеб, погрузившись в идею с головой. Нельсон смотрел на него, в отчаянии схватившись свободной рукой за лоб.

— Ни один из них не заработал и доллара, применяя модель на практике. Помнишь скандал с хедж-фондом Long-Term Capital Management? Это был единственный случай, когда эти CAPM профессора попытались применить свою модель в жизни. Возможно, они сами поверили своей же истории и решили попробовать. Помнишь, чем это закончилось? Три миллиарда вылетело в трубу! Нагремевший крах Long-Term Capital Management в 1998 году... Фонд, созданный этими профессорами. Государство дало этим Нобелевским лауреатам три миллиарда долларов. И они их потеряли! До цента, Нельсон. До цента. Теория не работает. И никогда не работала. Но они зарабатывают на жизнь, преподавая её и получая гранты. Они продавцы наживки.

— Наживки?

— Человек зашел в магазин для рыбалки и видит целую витрину блесен и всякой цветной наживки. Всё это совершенно невообразимых форм и вдобавок переливается всеми цветами радуги. И он спрашивает продавца: "Неужели рыбе нравятся все эти причудливые наживки?" А тот: "Я продаю её не рыбе, сэр". CAPM не работает. Это наживка.

— Почему тогда им дали Нобелевскую премию? — Нельсон на глазах свирепел.

— Вот! — Джим воскликнул и, наконец, взглянул на него. — Потому что Нобелевская премия по экономике — это обман, мошенничество. Ты же знаешь, что изначально не было никакой Нобелевской премии по экономике? Они создали её в 1969 году.

— Кто?

— Государство. Нобелевская премия по экономике не имеет никакого отношения к Нобелю. Вообще никакого. Просто кучка влиятельных мошенников присвоила себе бренд. Семья Нобеля вначале пыталась протестовать, называя это "пиаром обманщиков, пытающихся создать себе репутацию". Но безуспешно. Так что это все — махинация. Один из самых великолепных обманов, который я когда-либо видел... Они гении! Посмотри на список лауреатов. Не кажется тебе подозрительным, что большинство из них пришло из одной и той же "школы"? Большинство — последователи CAPM, эконометрики и похожих математических моделей.

— И что?

— Если начнешь копать глубже, увидишь, что они все друзья. Это одна и та же группа людей, которая из года в год награждает себя премией. Это мафия!

— И зачем им это надо?

— Именно, Нельсон! Это самое интересное! Зачем? Почему кто-то тратит столько усилий и денег, проводя эту премию? Это не может быть из-за простого пиара. Знаешь, зачем они это делают? Когда у кого-то есть Нобелевская премия, его вдруг начинают слушать. И верить ему. "Лауреат Нобелевской премии" — звучит, как магическое заклинание. И под него можно протащить любую ересь. И люди слепо ей верят. Вот взять, к примеру, ту же CAPM. Ты помнишь один из главных результатов модели CAPM?

Нельсон зло уставился на Джима.

— Что CAPM требует от инвесторов периодически делать?

— Ребалансировать портфель.

— Именно! — воскликнул Джим. — То есть продать часть акций и купить другие, чтобы сбалансировать портфель. И как часто модель требует это делать?

— Часто.

— Раз в год, или месяц, или неделю. Или даже ежедневно. Иногда даже каждый час или поминутно. И что происходит каждый раз, когда ты покупаешь или продаешь акции? Когда делаешь ребалансировку?

— Что?

— Ты платишь брокерскую комиссию. А кто её получает?

— Вот... Черт побери!

— Вот именно, Нельсон! Инвестиционные банки. А инвестиционные банки — это кто? Это и есть государство! Государство уже давно у них в кармане. Круг замкнулся. Они создали Нобелевскую премию по экономике, чтобы пропиарить кучку профессоров-математиков, изобрётших фальшивую экономическую модель, которая заставляет инвесторов часто торговать акциями и платить инвестиционным банкам брокерскую комиссию. Стопроцентный обман. Манипуляция. Почему-то, когда кто-то получает Нобелевскую премию, его начинают слушать. Верить и следовать. Даже если он преподает такой абсурд, как CAPM.

— Просто из-за Нобелевской премии...

— Вот поэтому они и паразитируют на этом бренде. Поэтому они и создали Нобелевскую премию по экономике. Баффет в 90-х пытался было всем это объяснить, но потом понял, что идти против толпы не выгодно, и замолчал. Вся финансовая сфера захвачена брокерами, стригущими комиссии с ничего не подозревающих спекулянтов и недалеких простаков. И на эти деньги они давно купили правительства и регуляторов. Теперь брокеры — и есть государство... И их невозможно остановить... Обман, это всё обман!

— Создать теорию, увеличивающую брокерские комиссии, — Нельсон взялся искалеченной ладонью за край скамейки. — Завернуть её в Нобелевскую премию и пропихнуть в массы...

— Ну да! Говорю тебе: они — гении! Это блестящая игра для доения простаков, которой они дирижируют уже полвека. Она приносит им несколько сотен миллиардов в год... И никто не может её остановить. Ведь все, кто в курсе, получают свой кусок. И государство — в первую очередь.

— Неплохая идея. Можно было бы кому-нибудь продать, — сказал Нельсон мрачно. — Если бы не нужно было умирать...

— И это повторяется из раза в раз, — продолжил Джим, ничего не заметив. — Но это лишь вершина айсберга. Экономика — это мелочь. Тоже самое повторяется везде, повсюду, куда не посмотришь. Весь мир устроен по точно такому же лекалу. И у всего этого одна цель, одна и та же цель!

Ветер скрипел в ветвях, срывая бурые листья, бросая их под ноги.

— Этот мир — не что иное, как крысиная нора, Нельсон. И неважно, в каком направлении ты смотришь, везде одно и тоже — жадные крысы и толпы слепых простаков. Одни без устали изобретают способы манипулировать другими. А простаки же настолько погружены в повседневность, что не способны даже поднять голову и это понять. Бесконечный цикл. Обман. Сплошной обман. Даже Нобелевская премия, и та фальшивая! Чему верить?!

Нельсон простонал:

— Джим! Но разве это не естественно? Это же природа так устроена. Она полна паразитов. Паразитизм, обман — это же естественная природная ниша. Комары, ленточные черви, ракообразные, кукушки. Неужели ты думал, что в человеческом обществе их не будет?

— Но это не значит, что надо становиться паразитом самому... Что надо иметь с ними дело...

Они оба замерли. Доносился гул города — он сливался в одну тревожную ноту, как расстроенная струна какого-то гигантского, невидимого контрабаса.

— И... И вот из-за этого ты меня уничтожил? — голос Нельсона дрожал, его воспаленный взгляд блуждал вокруг.

— Я ведь просил одного, Нельсон. Только одного — не иметь дел с властями. Мы договаривались...

— Ребенок, несчастный ребенок... Какой же я дурак!.. — простонал Нельсон, схватившись за голову. Он надолго замер, раскачиваясь и бормоча что-то про себя.

Затем, не поднимая головы, он выпалил:

— Где? Где ты их брал?!

— Кого?

— Идеи! — взорвался Нельсон. — Где ты находил все эти идеи?! Откуда? У кого ты их брал?!

Джим замер от неожиданности.

— Синтезировал, — наконец произнес он. — Я их синтезировал.

— И что, черт побери, это значит?

— В мире идей два плюс два может равняться пяти. А иногда и ста.

— Опять этот чертов абстракционизм. Примеры! — выкрикнул Нельсон. — Мне нужны примеры.

— Ну хорошо. Цикады.

— Что цикады?

— Есть виды цикад, которые личинками проводят под землей 11, 13, и даже 17 лет. Понимаешь, 11 и 13 — есть, а 12 — нет. Почему?

— Простые числа?

— Которые делятся только на единицу и на самих себя.

— И почему?

— Хищнику или паразиту трудно синхронизироваться с теми, кто следует циклу с простым количеством лет. Представь, если бы у цикад был цикл в 16 лет. Тогда любой хищник с циклом в 8 лет или даже в 4 года мог бы подстроиться под их ритм. Но достаточно цикаде просидеть под землей на один год дольше, и она выживет. Подстроиться под неё становится намного труднее.

— Что за чушь? Цикады? Какое значение это может иметь? Как это вообще может быть важно? — он перешел на крик. Парочка на скамейке вдалеке у озера обернулась.

— Стратегия, на которой основано выживание целого вида, как она может быть неважна?

— И что ты тут синтезируешь?

— Биологию и математику.

— Нет, это всё несерьёзно, — вскрикнул Нельсон. — Где ты её достал? На сдачу купил у коллекционеров? Ты переплатил, Джим!

— Хорошо... Тогда как насчет теории замены частей тела?

— А это как? — он наклонил голову.

— Теория искусственного разума. Достаточно серьёзная идея?

— И это синтез чего?

— Истории, бизнеса и геополитики. Да практически всего. Как много ты знаешь об индустриальных революциях?

— Паровая машина, электричество и потом — компьютеры с Интернетом. И что?

— Паровой двигатель, электричество и компьютер. Три главные индустриальные революции человечества. Три главных тренда, которые сформировали мир. Что у них общего? Ты не можешь увидеть будущее, если не поймешь их природу.

— Ни у одного из нас нет будущего. Там не на что смотреть... Так что говори прямо. Никогда не переносил твоих загадок.

— Индустриальные революции — это замена частей тела.

— При чем тут части тела? — глаза Нельсона сузились.

— Что заменил паровой двигатель? Какую часть человеческого тела?

— Хм... Ноги?

— Именно. Чтобы перемещать грузы, мышцы стали не нужны. Достаточно поезда или машины. Вторая революция — электричество — сделала ненужными руки. Электрические инструменты, конвейер, а потом — роботы. Нужда в руках отпала. Затем компьютер с Интернетом заменили нервную систему — это была третья революция. Стало возможным передавать информацию без человека. И заодно — память. Чтобы передавать и сохранять информацию, человек тоже более не нужен.

— И что дальше? Четвертая революция?

— Что еще можно заменить? Какую часть тела?

— Мозг?

— До мозга... Глаза и уши, Нельсон! Зрение и слух. Сенсоры! Раньше компьютеры не могли самостоятельно воспринимать внешнюю информацию. Они не понимали, что изображено на картинках, не распознавали звуки и речь. Теперь могут. Мы научили их. Раньше, чтобы распознать изображение и звук, был нужен человек. А теперь компьютер справляется с этим сам. Он получил зрение и слух. И поэтому сенсорная революция даже мощнее, чем пар, электричество и Интернет.

— Потому что она заменяет часть человеческого тела... — пробормотал Нельсон, поджав под себя ноги.

— Сначала ноги, руки и нервная система с памятью. Теперь — зрение и слух. Это повторение одной и той же закономерности.

— И причем тут синтез?

— А надо просто добавить историю. Посмотри, к чему привели первые три индустриальные революции. К гегемонии стран, которые возглавили эти революции. Или, точнее, одной страны — Англии, а затем и её последователя — Америки. Знаешь, что удивительно? На самом деле первая революция началась в Италии. Все началось с Галилея. На каком-то особенно занудном церковном служении в Пизе он смотрел на колеблющуюся лампаду и от нечего делать начал считать свой пульс. И вдруг понял, что как бы быстро лампада ни колебалась, одно колебание всегда занимало одно и то же время.

— Маятник, — бросил Нельсон.

— Закон маятника. Длина маятника, а не его скорость или амплитуда, определяет время между колебаниями. Маятник дал Галилею то, чего ни у кого раньше не было — возможность точно измерять время. Он нашел способ надёжно и научно, а не с помощью песочных или солнечных часов, измерять время. И это положило начало науке. Время стало началом всего.

— Религия от скуки породила науку...

— Удивительно, не правда ли? — спросил Джим. — Но, конечно, потом католическая церковь все-таки добралась и до Галилея. По счастью, Англия была более гостеприимна к сумасшедшим ученым, и начатое Галилеем продолжил Ньютон. Он взял его наработки и изобрел дифференциальные уравнения, без которых нельзя измерить изменения во времени. И это проложило дорогу всему остальному. И в итоге — подчинило весь мир. Поскольку англичане сделали искусственные ноги, руки и нервную систему, они получили преимущество в производительности труда. Другим странам нужно было десять человек, чтобы переместить тонну земли на один километр за день. Британии было достаточно одного. Колоссальное преимущество!

— И?

— Ну а дальше всё просто. Рост производительности труда привел к росту населения и ускорил научный прогресс. Английская армия стала самой мощной в мире. И постепенно маленький и никому не нужный островок на северо-западе Европы становится Британской Империей, а могущественная Италия сжимается до не более чем туристического направления. И поэтому мир говорит на английском, а не на итальянском. Так что, как видишь, наука решает, кому жить, а кому раствориться в забвении.

— И где здесь синтез? — прорычал Нельсон.

— Сейчас мы в начале четвертой революции. Сенсорной. И её последствия будут не менее грандиозными — она пройдёт, как цунами, сметая все на своём пути. Она началась в Америке, так же, как и первая революция в Италии. Но смогут ли Штаты её приручить? Кто победит в этой революции? Нельсон, ты же эксперт в сборе данных. Скажи мне, кто станет новой Англией?

Тот помолчал мгновение и, наконец, произнес:

— Китай.

— Именно, — Джим кивнул. — Чтобы натренировать сенсоры, нужны данные. Масса данных. И у китайцев они есть!.. Китай станет новой Британией. Китай победит!

— Синтез, ты говоришь...