Аврелий Цимус

— Вы не бережете себя, мсье Цимус, — хитрая улыбка девушки, сумевшей незаметно взломать сложную защиту на двери, была ответом на хмурый взгляд оторвавшегося от работы Аврелия. — Вам нужно поесть.

Тяжелый поднос опустился на многократно прожженную и восстановленную столешницу, источая манящие ароматы еды.

Вздохнув, маг подарил благодарный взгляд своей воспитаннице, окончательно вошедшей в его жизнь, и приступил к трапезе.

* * *

— Что-то случилось? — Лия с тревогой наблюдала за тем, как судорожно дернулся Цимус, прочитав содержимое письма из черного конверта с гербом Блеков.

— Кигнус вчера умер, — справившись с голосом, наконец заговорил маг. — Его родственники даже не прислали мне приглашение на похороны старика.

Распечатав второй конверт, соткавшийся на его столе буквально из пустоты, Цимус снова вздрогнул.

'Прощай, старый друг', — было выписано изящными рунами на тонком пергаменте, хранившем память о магии великого человека.

* * *

— Через месяц вы станете совершеннолетней, леди Лия, — маг, отложив салфетку, поднял глаза на свою воспитанницу, сидевшую напротив за столом. — Я думаю, нам стоит организовать бал по этому поводу.

Искренняя радость в глазах девушки, которую самому Цимусу иногда было откровенно совестно запирать в мрачном замке потомственных темных, стала ему ответом. Однако домашнее обучение для Лии с её кровью демона — в особенности после принятия очередного ограничивающего темную магию закона — было единственным выходом. Вряд ли министерские тыловые крысы, всю войну с Гриндевальдом просидевшие в подвалах, обрадуются, если в Шармбатон или даже в Дурмстранг, тоже изрядно прогнувшийся под новые веяния, поступит дочь одного из демонических королей.

— И я боюсь, что во время этого бала меня попытаются разорвать на части почтенные главы семейств, интересующиеся моими... и вашими матримональными планами, — хмыкнул Цимус.

Глаза Лии снова отразили какие-то непонятные для него эмоции, испытываемые девушкой.

* * *

Цимус с сожалением понял, что преуменьшил масштаб заинтересованности как им самим, так и его воспитанницей. Впервые за столетие открывшиеся ворота замка темных магов позволили проникнуть внутрь слишком многим из тех, кого он сам предпочел бы не видеть вовсе, а еще лучше — убить на дуэли. С некоторым удивлением Аврелий выяснил, что даже мрачная слава его семьи постепенно забывалась, в особенности благодаря миролюбивой политике самого волшебника.

И теперь предельно деликатные разговоры, во время которых убеленные сединами главы семейств и почтенные матроны выводили на то, что негоже благородному господину оставаться холостым, а прекрасной девушке — прозябать в одиночестве в огромном замке, заставляли его стискивать зубы. Но если разговоры о его собственной женитьбе вызывали у мага скрежет зубов и желание наглядно продемонстрировать, за что его семью называли темными, то вопросы о будущем Лии почему-то заставляли его испытывать гораздо больший дискомфорт.

— Лорд Гедеон, — Цимус заставил губы изогнуться в ироничной усмешке, когда водоворот гостей наконец схлынул, направившись к банкетным столам. — Мне кажется, что слава моей семьи стала забываться.

— Вы правы, лорд Цимус, — Гедеон, побывавший недавно в какой-то аврорской переделке, потянулся было к тому месту, где когда-то свисала на виске тонкая косичка, теперь сменившаяся коротким огрызком, опустил руку. — Теперь вас не оставят в покое. Даже в благополучной Франции дела с наследованием линий и чистой кровью обстоят не очень хорошо. Хотя мы и не дошли до того, что творится у англичан.

— Это чертовски печально, — Аврелий покачал головой.

— Вы сами позволили этому произойти, не поддержав традиций вашей семьи, — усмехнулся Гедеон. — Старые семьи еще помнят вашего достойного батюшку, в сравнении с которым вы просто ангел милосердия и доброты.

— Кости моего достойного батюшки давно переварились в желудке какого-то демона, — поморщился Аврелий. — Слишком большое могущество не всем шло на пользу.

Гедеон промолчал, разглядывая что-то в дальнем конце зала. Проследив за его взглядом, Аврелий увидел, что Лия оказалась в том же положении, что и он когда-то на балу у Гилдоев. Несколько вежливых молодых людей, выходцев из старинных и уважаемых семейств, окружили напряженно улыбавшуюся девушку, не позволяя ей вырваться из кольца. Резко посмурнев, Цимус направился в их сторону.

Насмешливую и отчего-то понимающую улыбку старого союзника Гедеона, разменявшего недавно первое столетие, темный маг уже не видел.

* * *

'Леди Илана, я безмерно благодарен вам за столь лестное для меня предложение', — перо скользило по дорогому пергаменту, выписывая очередной вежливый отказ. — 'Лорд Гилдой, с прискорбием должен признать, что пока не ощущаю в себе достаточных желаний для заключения брака...' 'Лорд Риордан, к сожалению, моя воспитанница еще не готова к столь ответственному шагу'.

На последнем письме маг с удивлением ощутил, что непроизвольно вплетает в структуру пергамента не смертельное, но крайне зловредное проклятье ночного храпа, обнаружить и устранить которое традиционными средствами было очень сложно.

Процедив сквозь зубы ругательство, Аврелий вернулся к отвлекшим его от сложного эксперимента письмам. В лаборатории томился без дела купленный за огромные деньги фиал с Эликсиром жизни Фламеля. Цимус был практически уверен: бессмертный маэстро давно в курсе, кто скупает большую часть изредка выставляемых на продажу эликсиров. Однако секрет философского камня Цимусу пока не поддался, а других способов, исключая посмертную трансформу некромантов и крестражи, Аврелий всё еще не обнаружил. Впрочем, времени у него было более чем достаточно: Цимусы, если не гибли в бою, всегда отличались редкостным сроком жизни.

— Любезная миссис Кларенс, — вслух диктовал сам себе Аврелий, — я горд, что вы сочли меня достойной партией для вашей прекрасной дочери, однако не считаю себя заслуживающим столь редкостной чести.

Перо мягко выписывало букву за буквой.

— А посему можете убираться к дьяволу с вашими матримональными планами, — уже не под запись повторил волшебник, запечатывая очередной конверт.

Прошедший бал оказался на диво богатым на неприятные и неожиданные открытия. Цимус выяснил как то, что репутация семьи больше не защищает его от происков желавших обновить кровь старых семейств. Вторым открытием, скорее неожиданным, было то раздражение, которое Аврелий испытал, увидев окруженную юношами Лию во время бала. Мрачное лицо мага, подошедшего к безукоризненно вежливым людям, заставило их расползтись в стороны.

— Леди Лия, позвольте пригласить вас на танец, — произнесли его губы, пока сам он внимательно прислушивался к собственным ощущениям. И поэтому не обратил внимания на вспышку радости в глазах девушки.

— Вы сегодня не слишком веселы, лорд Аврелий, — в краткий миг перерыва между танцами заметила Лия.

— Сегодня я выяснил, что даже репутация семьи не спасает меня от нелепых разговоров о моей женитьбе, — фыркнул Цимус, подхватив партнершу на руки и закружив её в воздухе.

Глаза девушки яростно сверкнули, но маг не заметил этого блеска.

С глухим раздражением отбросив последнее письмо на стопку приготовленных к отправке, Цимус щелкнул пальцами, призывая слуг, отвечавших за уборку и корреспонденцию в его кабинете.

— Доставьте это адресатам, — скомандовал он. — И приберите здесь.

Тихий, еле слышный шорох в предрассветный час заставил мага внутренне напрячься в уютной безопасности защищенных сложнейшими чарам покоев. Чутко вслушиваясь в пространство, Цимус распустил вокруг себя сканирующую сеть заклятий. Ничего и никого. Чары самого замка тоже молчали, никто посторонний не проникал под каменные своды родовой твердыни. Решив, что это кто-то из слуг проводит неурочную уборку в кабинете, Аврелий закрыл глаза, снова погружаясь в сон, где он осторожно прижимал к себе в танце дочь своего старого друга. Девушка была горячей, словно пламя, и во сне буквально сводила мага с ума, хотя наяву он посчитал бы подобные мысли неправильными. Открыв глаза, Цимус с удивлением ощутил, что ощущение податливых изгибов под его ладонями не было сном. К нему под одеялом прижималось горячее обнаженное женское тело, мягкие губы искали его рот.

— Меня зовут Арратайа, — прошептала ему девушка, прежде чем Аврелий, сдавшись, впился губами в подставленные губы, забывая обо всем.