— Вы ж моего знаете, товарищ Управдом, — продолжал причитать Моня. — Он в науку сразу после детского сада ушел... И до сих пор там бродит. Даже жениться не хочет... — Моня картинно вздохнул.

— Товарищ Бройшман у нас — большой ученый! — вольно процитировал Высоцкого Кузьмич: — Но ты, Моня, за канализацию ответишь! Воды-то по всему стояку со вчерашнего дня нет.

— Все как всегда: если в кране нет воды, значит — выпили жиды! О-о-о-! Бедный мой вечногонимый народ!... — запричитал Моня.

— Значится так, Вечный Жид нашего многоквартирного дома! Принимаю командирское решение — сегодня к тебе придет Иван Петрович, домовой с 21-ой, которую вы вчера дерьмом затопили. И — поможет!

— Пузырь пусть готовит, а лучше — сразу два. Чтобы потом бежать не пришлось!... — раздался комментарий откуда-то из середины строя.

"Видимо, этот оратор и есть Петрович" — отметила Ирина, которая с интересом наблюдала за происходящим из-за полога.

— А для тебя, Петрович, объявляю персональный сухой закон... — Кузьмич мгновенно отреагировал на непрошенную реплику.

— За что???? Как??? — вопль души обманутого в своих ожиданиях домового-сантехника достиг ультразвука.

— За то, что, зная Моню и его канализацию, ты пустил все на самотек! И допустил, что дерьмо понеслось по трубам! В буквальном смысле! И пока будет засор — водки не будет! — разъяренный Кузьмич четко отбивал каждое произнесенное слово набалдашником протеза: — Я все сказал! Выполнять!

— Есть! Есть! — тенор домового еврейской ориентации гармонично слился с пропитым баском Петровича.

— И, наконец, самый вопиющий эпизод вчерашнего дня. Алена!

— Я-я-я-я! — судорожно всхлипнула тоненькая миниатюрная девушка-тростиночка, стоявшая почти в конце шеренги.

— Почему твой трехлетний подопечный засунул шуруп в розетку? Ты куда смотрела? Почему оставила дитятю без присмотра?

— Это был не шуруп, а саморез! На полу нашел!

— Не существенно, шурупом или саморезом подопечный тыкал в розетку? Ты почему не вмешалась?

— Я кашу варила.... — едва слышно протянула тростиночка.

— Какую-такую кашу??? — наседал Кузьмич.

— Овсяную... — девушка уже рыдала навзрыд.

— Отставить слезы и сопли! Отвечай! — ярился Кузьмич. Впрочем, Ирина догадывалась, что вся эта злость — скорее напускная, нарочитая, призванная не столько напугать или унизить, сколько — сделать так, чтобы Алена осознала степень своей вины и меру своей ответственности.

— У мальчонки — мама ЗОЖница, инстаграмщица и тусовщица. — попыталась объяснить юная домовушка.

— Что за звери такие? Да еще втроем в одном лице? — удивился Кузьмич.

— ЗОЖница — одними салатиками питается, вегетарианка и веганка. Дите накормить этим пыталась. А ребенку каша нужна! На молоке! С медом! И маслом сливочным! А она ее варить не умеет. Вообще. Кастрюлю с крупой на плиту поставила, а сама — в свой Инстаграмм полезла. Вот я и досматривала, чтобы каша не пригорела. А Родька, то есть — Родион, саморез на полу нашел, и в розетку сунул. Хорошо, что не закоротило. Никанор Кузьмич, это Шестнадцатый мне помог — он же сосед наш, как-то почуял, что мелкий к электричеству сунулся, ну и быстро вырубил щиток на всем этаже.

— Понятно все с вами! — вздохнул Кузьмич. — Значит так. Алена — на тебе питание Родиона и всей семьи. Научи уже эту тусовщицу-инстаграмщицу готовить! Нормальную пищу. Мужу — борщ, гуляш, отбивные, котлеты, сыну — кашу, ну — сама знаешь, что к чему! А ты, Шестнадцатый — присматриваешь за дитятей! Вопросы?

— Нет вопросов! — домовушка успокоилась и уже лучилась светлой, радостной улыбкой.

— А когда я красить буду? — возмутился Шестнадцатый.

— Ночью! Нам, домовым, темнота — не помеха! И во сне мы не нуждаемся, в отличие от наших подопечных! А Алена тебе поможет. — подитожил Управдом.

— Это что, у меня теперь два подопечных будет? — не унимался Шестнадцатый: Вот и твори добро людям!..

— Твоему Вовке через месяц в армию идти. С ним хочешь? У меня кум — домовым у военкома. — усмехнулся Кузьмич.

— И че сразу в армию? Я домовой, а не казарменный! — возмутился Шестнадцатый.

— Заканчиваем дискуссию! Отказываешься присматривать за Родионом — поедешь смотрителем полярной станции на Полюс, белых медведей гонять! Я с кумом договорюсь!

— А белого полярного лиса мне выдадут? От Российской армии?

— Зачем тебе?

— Я его буду холить и лелеять, кормить, шерстку вычесывать, чтобы до дембеля он стал толстым и пушистым!...

— Тебя что, вместо Родиона, ебом токнуло?...

— Нееет! — издевательской улыбке Шестнадцатого позавидовала даже ведьма: — Я как дембельнусь, песца Вам, Никанор Кузьмич, подарю!

— Буду премного благодарен! Не забудь Вовке после дембеля намекнуть, чтобы плакатик намалевал "Я пришел!". Буду с этим лисом в ЖЭК на прием ходить... И в администрацию района... — мечтательно протянул Кузьмич.

— А теперь....— Управдом приосанился и он сделал театральную паузу.

"Станиславский, ну — почти!" — умилилась Ирина: "Как мастерски паузу-то держит! Эх, ему бы сейчас шашку в руки, или — маузер, как у революционного матроса! И...". Что будет после "и...", ведьма додумать не успела. Кузьмич дождался тишины и...

Картинный щелчок пальцами, полог невидимости спадает и перед потрясенными домовыми предстает...

-...Ирина Петровна Алексеева, наша домовая ведьма! Прошу любить и жаловать! — тоном заправского конферансье провозгласил Кузьмич.

— УРАААА!!! — дружный вопль домовых и домовушек потряс подъезд.

Сим, до этих слов сидевший неподвижно у ног ведьмы, возмутился столь явственным игнором своей персоны и решил напомнить о себе...

— Мряууу!

— Звиняюсь, Ваше Кошатество, запамятовал! — повинился Кузьмич. — ... и ее фамильяр — Симон, можно просто — Сим! — закончил Управдом.

Появление Сима из-за полога невидимости произвело еще больший фурор, чем явление самой ведьмы.

— УРА!!! УРА!!! УРАААА! — скандировали домовые, пытаясь погладить и даже оседлать котяру. Сима перспектива покатушек не вдохновляла. Он уворачивался, как мог, дыбил шерсть, угрожающе шипел, выставив когти, размахивал хвостом... потом понял, что отбиться от любвеобильных домовых проблематично, взвился в воздух, сделал кульбит, и оказался на руках у ведьма. А вот красивый ошейник со стразиками под цвет глаз, домовые посчитали своим законным трофеем. Он оказался в руках у Шестнадцатого:

— Приберегу для своего полярного лиса! — ухмыльнулся домовенок, растворяясь в стене.

А на лестничной площадке домовые уже выставляли столы! Откуда-то, Ирина не заметила, появился самовар. Алена резво кромсала салатики. Из стены материализовалась Матрена с подносом, уставленным блинами, мисками с творожком, сметаной, икрой и вареньем... Моня, вопреки еврейской натуре, притащил несколько шампуров с одуряюще пахнущим шашлыком: "И по фиг, что некошерные, что я, не человек, что ли?" — отмахнулся он на вопросительный взгляд Кузьмича. Какой-то домовой, сегодня не попавший под раздачу, и поэтому незнакомый Ирине, прикатил из подвала кегу с пивом, приговаривая "Это для Петровича, у него — сухой закон!". Шустрая бабка-домовушка, больше похожая на кикимору, притащила газетный сверток с... судя по запаху, — воблой. С воплем "Ударим металлом по бездорожью и разгильдяйству!..." вернулся Шестнадцатый, без ошейника, но — с акустическими колонками. "Моня! Тащи светомузыку!" — проорал Щестнадцатый, снова скрываясь в стене...

— Чего это они так радуются? — шепотом спросила ошеломленная Ирина.

— Домовые заботятся о семьях и людях. Домовые заботятся о доме. Домовые заботятся о людских питомцах и людском имуществе. А кто заботится о домовых? — Кузьмич поднял на девушку печальный взгляд очень уставшего домового. Или все-таки человека?

— Ведьма. — догадалась Ирина.

— Да. Сегодня они все — Кузьмич повел рукой, указывая на домовых: — обрели не только свою ведьму. Они обрели защиту! Опору! Надежду!

— Надежду? На что?

— Придет время — узнаешь!

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓