Ярмарка

Сона была домоседкой, не слишком хорошей гадалкой, но глупой она никогда не была. А потому, забыв о желаниях и столпившихся у шатра клиентах, гадалка козой поскакала к кибитке таборного головы. Ведь если Таборный женится, авось и для старой Соны найдется маленький домик!..

А ярмарка все шумела, смеялась, спешила, торопилась, одним словом — жила.

Верно говорят: по ярмарке пойдешь, что-нибудь да найдешь. Чего только на лотках не было: и ткани местные, и кружева заморские, и мечи булатные, и стрелы пернатые, и платки расписные, и тарелки заливные — раздолье, одним словом. Радостно оглядывал ярмарочные ряды сэр Ланс: больше купят, больше на следующий год приедут да привезут, а это уже прямая выгода королевству — больше в казну налогов заплатят. Радостно-то, радостно, но и внимательно: в таком столпотворении легче всего ворам да мошенникам работается, оттого и стража усердней бдит (некоторые особенно усердно, аж оторопь берет: и от служебного рвения, и от количества выпитого — у кого как). Больше всего шансов украсть на потешных рядах: туда повеселиться, позабавиться идут, а не торг вести, потому и за кошельками не следят. Вот как сейчас: босой постреленок лихо срезал кошель с пояса у дородного детины, а тому и дела нет — стоит, разинув рот, будто чудо какое увидел. Лансивэл покачал головой: и куда стража смотрит? Ведь по указу столичного градоначальника и с одобрения короля на ярмарку стражников согнали даже с соседних городов.

Постреленка за ухо, кошель на место и... Самому, что ли, посмотреть: что же там такое увлекательное происходит?

Эгра была знатной мастерицей загадки загадывать: такое загадает, что никогда и не подумаешь, даже если ответ под носом лежать будет. И не только в родном селе почитали ее первой мастерицей, но и на сходках родовых, и на состязаниях меж селами да деревнями первенство признавали: пока ответ на ее загадку ищут и свою забывают. Ну а то, что Эгре всегда первой на состязаниях выпадало загадывать, заслуга Бенра-младшего. Оно ведь как получается: Эгра — женщина, а женщины ведь и делать-то, окромя как по хозяйству хлопотать, ничего не умеют. Бенра же — мужчина (молодой, правда, усов даже не отпустил), значит и кости кинуть ловчее, правильнее сможет. О том, что парень — потомственный шулер, и знать никому не надо: меньше знают, лучше спят.

Потому Эгра на противницу особого внимания и не обращала. Да и что на нее глядеть? Обычная девица, таких вон по деревням да селам много. И что она может знать? Ну, по хозяйству наверняка мастерица, на кухне ловка, в шитье да стирке точно. Но где ей загадки понимать. А уж такие, как Эгра знает, и подавно.

Дзинькнул судейский колокольчик, отмечая начало соревнования, и повернули клепсидру. Естественно, и в этот раз Эгра загадывала первой.

-Мягок, а на ложе кусается! — с победным видом (а кто сомневается?) загадала Эгра.

Мужики похабно заржали, а бабы покраснели, засмущались. И лишь бабка Матрена презрительно фыркнула:

-Во мужики — кобели: только об энтом да энтим местом и думают!

А что же девка деревенская? Улыбнулась мягко, будто мать на расшалившихся детей, глянула с укоризной на мужиков и ответила:

-Как бы ни был мягок хлеб, всё крошки в постели кусаются.

Эгра аж рот открыла: где это видано, где это слыхано, чтоб ее загадку разгадали, да еще так быстро?!

-Твой черед, — буркнула Эгра, недовольно глядя на деревенскую нахалку, осмелившуюся спорить с мастерицей.

-Вот тебе моя загадка: ни жив, да не похоронишь, ни мертв, да долгие лета не пожелаешь, к ночи умирает, чтобы с утром возвратиться.

У Эгры аж сердце захолонуло: вот загадка, так загадка — голову сломаешь, а ответ не найдешь. И откуда она только взялась — эта девка, деревенская?! Сидела бы в своей деревне да не мешала честным людям денежку зарабатывать!

Собравшиеся шуметь начали: переговариваются, ответ ищут, но найти не могут. А еще то тут, то там слышалось, что нынче новая мастерица на загадки объявилась. Эгра злилась, только поделать ничего не могла: уж больно заковыристая загадка попалась. И время, как назло, не потянуть: судья вот-вот клепсидру перевернет, отведенное на разгадку время отмеряя. Да что ж это такое может быть?!

Скрипнули валики да рычаги, и песок на миг перестал сыпаться, значит, время вышло, пора ответ держать. И все вокруг замерли, будто даже дышать перестали. Всем ведь интересно: что же это такое? А еще интересней — отгадает Эгра загадку?

-Не знаю, — недовольно (еще бы ей быть довольной!) буркнула Эгра, желая провалиться сквозь землю от стыда.

"Не угадала!" — эхом пронеслось по рядам. И вновь тишина повисла: что ж дальше будет?

А девица лишь мягко улыбается, мол, такой легкий ответ, а не знаете, мол, это ведь так просто. Но народ молчит: может и просто, да нелегко.

-Могу я ответить? — нежданно-негаданно раздался над толпой мужской голос.

Тут же расступились ряды и в круг к состязавшимся вышел рыцарь. Молодой рыцарь, видать еще и в походах боевых не участвовал, но сила чувствовалась: не в руках, не в плечах, а во взгляде — прямом, спокойном, уверенном.

-Ну... вообще-то это не по правилам... — судья начал издалека, нервно поправляя рукава парадного камзола (чуть обшлага не оборвал!). — Тут случай особенный... — мужчина с намеком похлопал по карманам многострадального камзола.

А рыцарь и не смотрит на него, кажется, даже не слышит, все глаз не сводит с девчонки деревенской, словно никого, кроме нее, и нет. Судья уж и многозначительно покашлял, и похмыкал, только рыцарь все равно на него никакого внимания не обращает.

Девица же... Ну, честно говоря, она тоже на судью махнула рукой, в смысле и не глянула в его сторону, несмотря на все его старания. Только стоит и улыбается рыцарю, не то чтобы загадочно, а так, словно встретила старого знакомого, который во встречу не верил, как ему ее не пророчили.

-Так могу я ответить? — голос рыцаря не дрогнул, но стоящим в первых рядах показалось, что он слегка побледнел, будто опасаясь, что девушка сейчас пожмет плечами и молча развернется, да и пойдет прочь. Странный он, рыцарь, можно подумать, что не загадку разгадать решил, а жизнь на кон поставил.

Прищурилась девка деревенская, оглядела рыцаря с головы до ног и пожала плечами:

-Говори, коли слов своих не боишься. — И вдруг улыбнулась рыцарю так задорно и в тоже время ласково, что многим, причем не только стоящим в первых рядах, мужикам захотелось поспорить с рыцарем за эту улыбку.

-День, — только и сказал рыцарь в ответ.

"Что-что?", "Чего?", "Ась?" — послышалось со всех сторон. Пришлось рыцарю пояснять:

-День — не живой, но схоронить не получится, не умер, но лишь до ночи протянет. А вот как солнце взойдет, так и снова день на землю вернется. Я прав? — рыцарь вновь устремил взор на девушку.

-Угадал, — рассмеялась та в ответ.

"Вон оно как..." — послышалось тут и там: "Ух ты ж как просто было!". Зашумела толпа, загомонила, всех пробрала загадка, никого равнодушным не оставила.

Всех, да не очень: рыцарь и девица деревенская смотрели друг на друга и улыбались, будто не загадку разгадали, а две жизни в одну связали. А потому они и не слышали радостных криков двух старичков:

-Вот, Гореня, я же говорил!

-Радость-то, Штоль, какая!

Солнце величаво скатывалось по небосклону, заливая все золотистым светом, подкрашивая редкие облака розовым и алым. По рядам стали вспыхивать факелы и магические светильники: несмотря на то, что день уходил, время к ночи, ярмарка утихать не собиралась — это ведь Летняя ярмарка. Да и чего утихать, если покупателей много, а товару и того больше? Вот и суетился народ, торговался, словом — шумел. И среди этого шума только двое никуда не спешили. Молодой рыцарь и деревенская девица, словно и не на ярмарке, стояли у молодой березки, невесть как затесавшейся среди старых осин, и неспешно вели речи. О чем? Да мало ли! Ведь не слова важны, а душа, что радостно пела в их сердцах.

Вот уже и ночь опустилась на столицу. Понемногу стихала ярмарка, медленно, но верно погружаясь в сон, чтобы с утра вновь развернуть ряды, вновь раскрыть лавки да лотки, вновь зазывать горожан и приезжих за покупками. Неспешно расходился торговый люд, покупатели нестройной толпой потянулись в город.

И только двое у березки будто и не видели ничего. Смотрят друг на друга, будто потерять боятся. И с чего бы так? Кто знает...

-Погостить пустишь? — голос Лансивэла, как и на состязании, не дрогнул, только сердце быстрей забилось.

-А и приезжай на Морозную ночь*, коли не шутишь! — усмехнулась девица, совсем как при первой встрече.

Ланс не ответил: "Не шучу", лишь крепче сжал тонкую ладошку, оробев, словно на первом свидании. Хотя в чем-то так и было.

-Имя хоть бы сказала, — прошептал рыцарь, прижимая руку девицы к сердцу: пусть слышит, как оно ради нее бьется.

Деревенская только грустно улыбнулась в ответ: законов, конечно, прямых не было, только обычаи и традиции никто не отменял — нельзя вот так запросто духу открывать свое имя, особенно живому существу. Рыцарь словно понял и не стал настаивать.

Давно уж летняя ночь вступила в свои права. На безоблачном небе красовалась серебристая луна — еще не полная, пару ночей до полнолуния, — в воздухе разливалось спокойствие и умиротворение: не зря ярмарка шумела, крепче спать люди (да и нелюди) будут (ночная стража с этим утверждением могла бы поспорить, да кто ее, кроме капитана, спрашивать будет?). И на душе сэра Лансивэла царило такое же спокойствие. А после тихого шепота ветра, донесшего еле различимое "Верея", и вовсе радостно стало. Хорошо, что когда-то давно, несколько веков назад, Его Величество Ягрим Третий, прозванный народом Балагуром, повелел учредить Летнюю ярмарку. Да, хорошо, что ярмарка есть. Говорят же: по ярмарке пойдешь, что-нибудь да найдешь. А порою и кого-нибудь.

*Морозная ночь — правильнее было бы говорить Морозная неделя, поскольку именно десять дней длится главный зимний праздник Колт-эрна-Хола, знаменующий собой поворот зимы на исход, самые крепкие морозы и самые шумные гулянья. Подобный праздник существует у большинства народов мира, разнятся лишь названия и традиции.