Ярмарка

Лето перевалило за середину, нещадно опаляя солнцем и жаром. Хотя на севере, особенно в столице, зачастили дожди, что, конечно же, толковалось как недобрый знак. Да только ни жар, ни холод не могли помешать духам собраться на большое событие: как же, дочь Слободского за сына Станичного замуж выходит! Радость-то какая: волей не волей ссорившиеся помирятся — внуков каждому понянчить захочется.

И быть бы радости полной, кабы не пришлось духам в столицу ехать. А хозяйство ведь без присмотра! И лето в самой поре: заготовками надобно заниматься, урожай собирать, дома да поля к зиме готовить. Но вернуться не получается: можно махнуть рукой да домой рвануть, только уйти, значит — обидеть и новой ссоре начало положить. А оно надо? Едва-едва этих помирили...

Деревенские, слободские, станичные да хуторские с дальних краев по-разному к столице относились: кто-то горел на красоты тамошние посмотреть, кто-то на ярмарку летнюю хотел попасть, а кто-то брезгливо морщил нос от запахов уличных, дюже крепких на окраинах. Это с ближних сел к столице привычные, почитай раз в месяц по делам бывают, остальные и по разу не были.

А что же Деревенская из Деревушки? То же, что и все: хотела домой, но ссориться не рискнула, собиралась на ярмарку, не очень-то желая ходить по столичным улицам — еще с прошлого раза не понравились. И крепко не понравились, но то совсем другая история...

Столица встретила духов дождем, слякотью да холодом. Многие даже засомневались: а откроется ли по такой погоде Летняя ярмарка, рискнут ли купцы выложить товар под мряку, придут ли покупатели, не испугавшись луж и слякоти?

А уж какие сомнения играли в душе Горени и Штоля — словами не передать. Как найти человека в таком большом городе, не зная ни города, ни самого человека? Однако идея сватовства полностью захватила головушки, и Деревенской оставалось только недоуменно наблюдать за суетящимися спутниками.

-Ишь чего удумал?! Я тебе покажу шалить на моей кухне! — возмущалась женщина, да так сильно, что даже не услышала треньканье бубенцов на входе.

Раньше бы сэр Ланс посчитал, что за занавесью распекают нерадивого работника, теперь... Хотя, чем домовой не работник?

Наконец занавесь колыхнулась, и в корчму вплыла хозяйка. Заметив посетителя — да еще такого симпатичного, даже красавца (только шрам на виске слегка искажал красоту, однако добавлял мужественности), да, судя по приличному наряду, явно при деньгах, — дородная красавица родом из южных земель смутилась. Но не слишком сильно, дабы не упустить такого господина.

-Домового ругаете? — почему-то первым делом поинтересовался рыцарь.

-Да не-э, кухонного, — заулыбалась хозяйка: раз шутит, значит, прочь не побежит. — Повадился в начинку для пирожков травки какие-то кидать. Ну какие травки в малину можно добавить?

-М-м... Пирожки с малиной? — задумчиво произнес рыцарь.

-А не изволите ли попробовать? — тут же сориентировалась хозяйка. — С пылу, с жару, да с рябиновым отваром!

-Отчего ж не попробовать? — пожал плечами сэр Ланс.

-Так вы присаживайтесь, я мигом! — махнула рукой на пустой зал хозяйка и вновь скрылась за занавесью.

По давно укоренившейся привычке, да и просто желая подышать свежим воздухом, рыцарь устроился у окна, распахнутого настежь по случаю теплого денька.

Холодным выдалось нынче лето. Все старожилы как есть твердили, что такого на их памяти никогда не бывало: на юге жара да засуха, на севере холод да дождь. Хотя, по здравому размышлению, где ж еще быть жаре, как не на юге?

Однако лето и впрямь было холодным: частые дожди вызывали радость лишь у лекарей, за два неполных месяца распродавших залежавшиеся за ненадобностью снадобья и лекарства, да чародеев-ремесленников, вместо обычных пяти золотых запрашивавших все пятнадцать за теплодарящий амулет. Оттого и радовались жители столицы каждому теплому солнечному дню, предпочитая ходить по улицам, нежели отсиживаться в корчмах.

Сэр Ланс мог только вздыхать по этому поводу: бесцельное хождение ему никогда не удавалось — то заседание в Королевском Совете выпадало, то срабатывали привычки, и он начинал высматривать в толпе подозрительные личности, даже твердо зная, что сегодня не его дежурство.

-А вот и пирожки горячие, как и обещала! — в обеденный зал вернулась хозяйка, принеся с кухни ароматы сдобы и ванили.

Да и не только ароматы: на тарелке горкой возвышалось с полдюжины пирожков. Пышущие жаром, с дивным ароматом малины, с золотистой корочкой — и сытый бы прельстился.

-Благодарствую за угощение, — с положенной фразой рыцарь протянул пару серебрушек.

-На здоровьичко! Ежели что, так я мигом, — игриво подмигнула хозяйка и, призывно покачивая бедрами, удалилась на кухню.

Подобные намеки Лансивэл давно научился пропускать мимо ушей и глаз: мало ли кто на что намекает. Уж лучше отдать должное пирожкам.

Один раз откусил и... больше не хочется. И не потому, что невкусные, просто — не такие. Нет вины хозяйки корчмы, что ее пирожки — сладкие, мягкие — не похожи на те.

Друзья по возвращению шутили, мол, пирожки-то с приворотным зельем были, раз Ланс на женщин и не смотрит. Может, так оно и было. Иначе с чего все пирожки с малиной казались невкусными, а в толпе невольно начинал присматриваться к невысоким светло-русым девицам на выданье?

Вот и сейчас, отложив недоеденный пирожок, сэр Ланс беспомощно смотрел в окно. Девушки стайками птах-щебетух порхали по улице, но среди них не было ее, и быть не могло. И к чему тогда вглядываться в лица? Рыцарь оглядел корчму, старательно отводя взгляд от окна. Правильно, ни к чему. Но отчего ж не исчезает надежда: вдруг оглянусь, а она рядом? Лансивэл не удержался и вновь посмотрел в окно. Как и следовало ожидать — никого.

Завернув недоеденный пирожок в платок, рыцарь положил на стол еще одну монету, будто извиняясь за причиненные хлопоты.

-Уже уходите? — хозяйка корчмы, сменившая простое платье на выходной наряд, искренне недоумевала.

-Служба зовет, — дежурно улыбнулся рыцарь, сверкнув приколотой к отвороту воротника бляхой.

Далеко не каждый с одного быстрого взгляда отличит знак королевского стражника от медальона рыцаря Королевского Совета. Хозяйка корчмы не отличила.

Угостив остатками пирожка заблудшую дворняжку, Ланс отправился на ярмарку — помощь тамошним стражникам лишней не будет, да и отвлечься не мешало бы. А уж если встреча нежданная случится... Но о том лучше не думать, не загадывать.

Летняя ярмарка всегда была особенным действом, можно даже сказать главным событием лета: со всех концов королевства съезжались продавцы и покупатели. А в последние годы и из других стран-государств народ потянулся. Поэтому все спешили попасть на ярмарку именно в первый день, чтобы первым урвать что-то новое, нужное, давно искомое.

Ярмарка жила своей жизнью: шумела, пела, спорила, ругалась, торговалась. И все при этом выглядели счастливыми. Даже когда из загона вырвался бык, и женщины с визгом, мужики с руганью кинулись врассыпную, все равно не чувствовалось страха и обиды.

Хотя именно благодаря быку сэра Лансивэла затолкали в шатер к гадалке.

-Захади, дарагой, захади, нэ стэсняйся, — гадалка ухватила рыцаря цепкими ручками и — Ланс даже оглянуться не успел — усадила на шаткий табурет.

-Пра любов, пра судьбу, пра жизню твою все расскажу, как есть поведаю! — в руках гадалки замелькали карты, и ладно бы гадальные, так нет — самые обычные, что для игры берутся.

-Э... я тут... — договорить "случайно" Ланс не успел: гадалка заголосила так, что волосы дыбом встали. У рыцаря, естественно.

Бывает так: множество дорог кружевом раскинется впереди, но только одна зовет за собой, маня и искушая чудом. Сбудется оно или нет — время покажет, но, видя призрачный отблеск того самого чуда, возможно, самой заветной мечты, ноги сами делают первый шаг. Второй. Третий... Говорят, у людей, а также гномов, эльфов, ирфов, сирен, водяниц, оборотней, леуоков и остальных, одна нога короче другой, оттого один шаг короче другого, и дороги кругом идут, будто в начало возвращаясь. Может и так, только кого это останавливает? Ну а чем духи не люди? Нет, маги да чародеи с пеной у рта будут доказывать глупость даже предположения о схожести. Но кто будет их слушать? Еще ненароком схлопочешь шаром огненным промеж глаз, а маги и не заметят.

И у духов дороги есть: длинные и короткие, легкие и тяжелые — всякие. Только любой — и лесной, и городской — знает: коли позвала дорога, надобно по ней идти. Посему и Деревенская не стала спорить с судьбой, в десятый раз выходя из торговых рядов к шатру мадьярской гадалки: придется заглянуть, вдруг помощь нужна. Кому помощь? Да мало ли?! Тем ведь хороший хозяин от неразумного и отличается, что не делит мир только на "мое" и "чужое": повстречал на пути — помоги, коли можешь.

Суета, шум да смех закружили Деревенскую у шатра, только отчего-то сквозь ярмарочный задор тоска пробивалась, грусть да печаль слышались. И как тут мимо пройти? Понятное дело, что Деревенская не прошла. "Только где грустившего искать?" — задумалась девица, оглядываясь по сторонам.

Долго искать не пришлось: среди шумной толпы мадьяров, кружащихся в веселой плясовой, стоял паренек — не юнец безусый, но и не муж степенный (хотя когда это мадьяры степенными бывают?). В черных как смоль локонах солнце играет, а в серых глазах будто дождь идет. А может то вовсе и не дождь, а слезы? Но чего в такой день слезы лить? "Только если на сердце тоска!" — решила Деревенская, вспоминая свою печаль. "Знать бы еще что за тоска... А не лучше ли спросить, чем попусту гадать?"

-О чем печалишься, Таборный? — тихо спросила Деревенская, неслышно подойдя к пареньку. А кем еще мог быть парень, как не Таборным, коли хозяйственным взором — не отвлекаясь, впрочем, от печали — окидывал расшумевшихся мадьяр?

-Твоя ли забота, Деревенская? — в ответ блеснул глазами Таборный.

-Может, и не моя, но поделись — вдруг легче станет? — уговаривать и ждать Деревенская из Деревушки умела, как никто другой.

Таборный нахмурился, не спеша делиться печалями и горестями, лишь бросил украдкой взгляд в сторону лотков со сладостями. Украдкой-то украдкой, но Деревенская успела заметить. Потому и сама глянула туда же.

У лотка с леденцами задорно смеялась рассказам черноусого красавца в алой рубахе... девушка. Естественно, красавица: черные локоны волной пониже спины спускаются, зеленые очи изумрудами сверкают, румянец на щеках играет, губы яхонтом горят, а тонкий стан даже просторный сарафан не спрячет. Хороша, спору нет. Но и Таборный не хуже. Отчего ж к красавице не подойдет?

-Кабы мне рубаху алую... — еле слышно прошептал паренек, с тоской глядя на смеющихся.

"Будет тебе и рубаха алая, и кушак шелком вышитый!"

-Из виду ее не теряй! — шепнула девица Таборному и скользнула к шатру гадалки: совет дать можно и простому человеку, но тот, кто видит и слышит больше обычного, скорей поверит.

Едва девица вступила в шатер, как на нее налетел вихрь в цветастой юбке и ярком платке, истошно голося:

-Захади, дарагая, захади шустрей! Всю правду скажу, за любов паведаю!

-Я... — начала, было, девица, но и слова вставить не успела...

-И как только сплетешь кружево, так сразу замуж выйдешь! — гадалка быстро закончила предсказание и шустро вытолкала девицу из шатра. — На сегодня все!

-Но я не умею кружево... — успела пролепетать девица, однако гадалка была настроена решительно:

-Раньше начнешь, быстрей закончишь, скорей замуж выйдешь! — выдала она и резко задернула полы шатра.

Девица недоуменно смотрела на шатер и пыталась понять: что это было.

-Госпожа! — слаженный окрик двух старичков оторвал ее от сего важного процесса.

-Госпожа, а мы уж извелись! Где ж ты была? Чуть ли не по всему городу искали! — первым затараторил Штоль, лукавя насчет "по всему городу".

-Госпожа, что случилось? — обеспокоено спросил Гореня, разглядев странную задумчивость Деревенской.

-Знаешь, Гореня, похоже, мне только что в вежливой и очень иносказательной форме сказали, что я никогда не выйду замуж, — хмыкнула девица.

-Но, госпожа... — домовые вытаращились на хозяйку и не могли закончить фразу от избытка эмоций.

А что вы хотели? После такого предсказания все свадебные планы накрывались медным тазом, по мнению Штоля. В голове Горени бродили еще более грустные мысли.

-Да что вы? Ей-же-ей! Неужто поверили в глупости такие? О каком замужестве вообще может идти речь? — улыбнулась Деревенская. — Лучше расскажите мне, где вы были...

Старая Сона по природе своей была домоседкой, что довольно необычно для вечных странников мадьяров. А еще она была потомственной гадалкой. Хотя скорее потомственной, нежели гадалкой: дар проявлялся редко, да и будущее показывалось с пятого на десятое. Однако вот уже который год она чинно восседала в ярко размалеванном шатре, предвещая разлуки и встречи доверчивым горожанам и селянам, и принося небольшой, но стабильный доход в копилку табора. Но порою так хотелось помечтать и представить себя на пороге маленького домика с черепичной крышей и синими ставенками.

А еще Сона хорошо помнила завет своей бабки, свято верившей, что после темного должно следовать светлое, что предсказал плохое — пообещай хорошее, и если пришлось приврать, то следом надо сказать правду. Нагадав странную невесту рыцарю — неживую, но и немертвую, — причем действительно нагадав, а не выдав обычный набор предсказаний-пожеланий, будто кто слова в уста вкладывал, самой гадалке захотелось забиться в самый дальний угол от страха. Да и можно ли живому человеку за просто так смерти желать? Ну или встречи с ее посланниками. Потому и вошедшей после девке она наболтала обычной чепухи. Пусть радуется. И не беда, что красой не удалась: такая же, как все, мышка серая. Да только мужикам в деревнях того и надо: чтоб по хозяйству управлялась, а красотой блистать и не обязательно. А уж если б хотела краше быть, могла бы и понарядней одеться. А то нацепила простенькое платье, волосы в косу заплела и готова. Хорошо, хоть не босиком. Да что с нее взять? Деревенская, сразу видно.

С такими мыслями Сона решила прогуляться по ярмарке, авось где винцом угостят. Хотя местные наливки — кислятина сплошная, однако ж забесплатно и они пойдут. Распахнув шатер, гадалка тут же увидела уходящую деревенскую девчонку, которой гадала. Та неспешно шагала, внимательно выслушивая двух старичков, бодро семенивших рядом. Шагала бы себе и шагала, да вдруг обернулась и пристально посмотрела на гадалку.

-Подарите Таборному рубаху алую с кушаком, шелком расшитым, а то, что ж за жених без наряда? — сказала и прочь пошла.

Когда гадалка пришла в себя, девицы уже нигде не было. "И куда она делась? Я ж и не отворачивалась даже!" — переполошилась Сона. И ведь было с чего: в водяных верили, леших боялись, полевых задабривали, домовых уважали. А что есть дух, хранящий вечных странников, никто и не знал. Но он был, да справно свое дело делал. Таборный — хранитель табора и иже с ними. У мадьяров бытовала легенда, что когда Таборный женится, то и табор найдет свое место в этом мире, и больше не надо странствовать, трястись в кибитках, греясь у случайного огня. А по свадебным обычаям мадьяров на женихе должна быть алая рубаха: алая, словно кровь, в которой живет любовь к избраннице, к той, что готов защитить своей жизнью. Вот и выходило, что...

Сона была домоседкой, не слишком хорошей гадалкой, но глупой она никогда не была. А потому, забыв о желаниях и столпившихся у шатра клиентах, гадалка козой поскакала к кибитке таборного головы. Ведь если Таборный женится, авось и для старой Соны найдется маленький домик!..

А ярмарка все шумела, смеялась, спешила, торопилась, одним словом — жила.

Верно говорят: по ярмарке пойдешь, что-нибудь да найдешь. Чего только на лотках не было: и ткани местные, и кружева заморские, и мечи булатные, и стрелы пернатые, и платки расписные, и тарелки заливные — раздолье, одним словом. Радостно оглядывал ярмарочные ряды сэр Ланс: больше купят, больше на следующий год приедут да привезут, а это уже прямая выгода королевству — больше в казну налогов заплатят. Радостно-то, радостно, но и внимательно: в таком столпотворении легче всего ворам да мошенникам работается, оттого и стража усердней бдит (некоторые особенно усердно, аж оторопь берет: и от служебного рвения, и от количества выпитого — у кого как). Больше всего шансов украсть на потешных рядах: туда повеселиться, позабавиться идут, а не торг вести, потому и за кошельками не следят. Вот как сейчас: босой постреленок лихо срезал кошель с пояса у дородного детины, а тому и дела нет — стоит, разинув рот, будто чудо какое увидел. Лансивэл покачал головой: и куда стража смотрит? Ведь по указу столичного градоначальника и с одобрения короля на ярмарку стражников согнали даже с соседних городов.

Постреленка за ухо, кошель на место и... Самому, что ли, посмотреть: что же там такое увлекательное происходит?

Эгра была знатной мастерицей загадки загадывать: такое загадает, что никогда и не подумаешь, даже если ответ под носом лежать будет. И не только в родном селе почитали ее первой мастерицей, но и на сходках родовых, и на состязаниях меж селами да деревнями первенство признавали: пока ответ на ее загадку ищут и свою забывают. Ну а то, что Эгре всегда первой на состязаниях выпадало загадывать, заслуга Бенра-младшего. Оно ведь как получается: Эгра — женщина, а женщины ведь и делать-то, окромя как по хозяйству хлопотать, ничего не умеют. Бенра же — мужчина (молодой, правда, усов даже не отпустил), значит и кости кинуть ловчее, правильнее сможет. О том, что парень — потомственный шулер, и знать никому не надо: меньше знают, лучше спят.

Потому Эгра на противницу особого внимания и не обращала. Да и что на нее глядеть? Обычная девица, таких вон по деревням да селам много. И что она может знать? Ну, по хозяйству наверняка мастерица, на кухне ловка, в шитье да стирке точно. Но где ей загадки понимать. А уж такие, как Эгра знает, и подавно.

Дзинькнул судейский колокольчик, отмечая начало соревнования, и повернули клепсидру. Естественно, и в этот раз Эгра загадывала первой.

-Мягок, а на ложе кусается! — с победным видом (а кто сомневается?) загадала Эгра.

Мужики похабно заржали, а бабы покраснели, засмущались. И лишь бабка Матрена презрительно фыркнула:

-Во мужики — кобели: только об энтом да энтим местом и думают!

А что же девка деревенская? Улыбнулась мягко, будто мать на расшалившихся детей, глянула с укоризной на мужиков и ответила:

-Как бы ни был мягок хлеб, всё крошки в постели кусаются.

Эгра аж рот открыла: где это видано, где это слыхано, чтоб ее загадку разгадали, да еще так быстро?!

-Твой черед, — буркнула Эгра, недовольно глядя на деревенскую нахалку, осмелившуюся спорить с мастерицей.

-Вот тебе моя загадка: ни жив, да не похоронишь, ни мертв, да долгие лета не пожелаешь, к ночи умирает, чтобы с утром возвратиться.

У Эгры аж сердце захолонуло: вот загадка, так загадка — голову сломаешь, а ответ не найдешь. И откуда она только взялась — эта девка, деревенская?! Сидела бы в своей деревне да не мешала честным людям денежку зарабатывать!

Собравшиеся шуметь начали: переговариваются, ответ ищут, но найти не могут. А еще то тут, то там слышалось, что нынче новая мастерица на загадки объявилась. Эгра злилась, только поделать ничего не могла: уж больно заковыристая загадка попалась. И время, как назло, не потянуть: судья вот-вот клепсидру перевернет, отведенное на разгадку время отмеряя. Да что ж это такое может быть?!

Скрипнули валики да рычаги, и песок на миг перестал сыпаться, значит, время вышло, пора ответ держать. И все вокруг замерли, будто даже дышать перестали. Всем ведь интересно: что же это такое? А еще интересней — отгадает Эгра загадку?

-Не знаю, — недовольно (еще бы ей быть довольной!) буркнула Эгра, желая провалиться сквозь землю от стыда.

"Не угадала!" — эхом пронеслось по рядам. И вновь тишина повисла: что ж дальше будет?

А девица лишь мягко улыбается, мол, такой легкий ответ, а не знаете, мол, это ведь так просто. Но народ молчит: может и просто, да нелегко.

-Могу я ответить? — нежданно-негаданно раздался над толпой мужской голос.

Тут же расступились ряды и в круг к состязавшимся вышел рыцарь. Молодой рыцарь, видать еще и в походах боевых не участвовал, но сила чувствовалась: не в руках, не в плечах, а во взгляде — прямом, спокойном, уверенном.

-Ну... вообще-то это не по правилам... — судья начал издалека, нервно поправляя рукава парадного камзола (чуть обшлага не оборвал!). — Тут случай особенный... — мужчина с намеком похлопал по карманам многострадального камзола.

А рыцарь и не смотрит на него, кажется, даже не слышит, все глаз не сводит с девчонки деревенской, словно никого, кроме нее, и нет. Судья уж и многозначительно покашлял, и похмыкал, только рыцарь все равно на него никакого внимания не обращает.

Девица же... Ну, честно говоря, она тоже на судью махнула рукой, в смысле и не глянула в его сторону, несмотря на все его старания. Только стоит и улыбается рыцарю, не то чтобы загадочно, а так, словно встретила старого знакомого, который во встречу не верил, как ему ее не пророчили.

-Так могу я ответить? — голос рыцаря не дрогнул, но стоящим в первых рядах показалось, что он слегка побледнел, будто опасаясь, что девушка сейчас пожмет плечами и молча развернется, да и пойдет прочь. Странный он, рыцарь, можно подумать, что не загадку разгадать решил, а жизнь на кон поставил.

Прищурилась девка деревенская, оглядела рыцаря с головы до ног и пожала плечами:

-Говори, коли слов своих не боишься. — И вдруг улыбнулась рыцарю так задорно и в тоже время ласково, что многим, причем не только стоящим в первых рядах, мужикам захотелось поспорить с рыцарем за эту улыбку.

-День, — только и сказал рыцарь в ответ.

"Что-что?", "Чего?", "Ась?" — послышалось со всех сторон. Пришлось рыцарю пояснять:

-День — не живой, но схоронить не получится, не умер, но лишь до ночи протянет. А вот как солнце взойдет, так и снова день на землю вернется. Я прав? — рыцарь вновь устремил взор на девушку.

-Угадал, — рассмеялась та в ответ.

"Вон оно как..." — послышалось тут и там: "Ух ты ж как просто было!". Зашумела толпа, загомонила, всех пробрала загадка, никого равнодушным не оставила.

Всех, да не очень: рыцарь и девица деревенская смотрели друг на друга и улыбались, будто не загадку разгадали, а две жизни в одну связали. А потому они и не слышали радостных криков двух старичков:

-Вот, Гореня, я же говорил!

-Радость-то, Штоль, какая!

Солнце величаво скатывалось по небосклону, заливая все золотистым светом, подкрашивая редкие облака розовым и алым. По рядам стали вспыхивать факелы и магические светильники: несмотря на то, что день уходил, время к ночи, ярмарка утихать не собиралась — это ведь Летняя ярмарка. Да и чего утихать, если покупателей много, а товару и того больше? Вот и суетился народ, торговался, словом — шумел. И среди этого шума только двое никуда не спешили. Молодой рыцарь и деревенская девица, словно и не на ярмарке, стояли у молодой березки, невесть как затесавшейся среди старых осин, и неспешно вели речи. О чем? Да мало ли! Ведь не слова важны, а душа, что радостно пела в их сердцах.

Вот уже и ночь опустилась на столицу. Понемногу стихала ярмарка, медленно, но верно погружаясь в сон, чтобы с утра вновь развернуть ряды, вновь раскрыть лавки да лотки, вновь зазывать горожан и приезжих за покупками. Неспешно расходился торговый люд, покупатели нестройной толпой потянулись в город.

И только двое у березки будто и не видели ничего. Смотрят друг на друга, будто потерять боятся. И с чего бы так? Кто знает...

-Погостить пустишь? — голос Лансивэла, как и на состязании, не дрогнул, только сердце быстрей забилось.

-А и приезжай на Морозную ночь*, коли не шутишь! — усмехнулась девица, совсем как при первой встрече.

Ланс не ответил: "Не шучу", лишь крепче сжал тонкую ладошку, оробев, словно на первом свидании. Хотя в чем-то так и было.

-Имя хоть бы сказала, — прошептал рыцарь, прижимая руку девицы к сердцу: пусть слышит, как оно ради нее бьется.

Деревенская только грустно улыбнулась в ответ: законов, конечно, прямых не было, только обычаи и традиции никто не отменял — нельзя вот так запросто духу открывать свое имя, особенно живому существу. Рыцарь словно понял и не стал настаивать.

Давно уж летняя ночь вступила в свои права. На безоблачном небе красовалась серебристая луна — еще не полная, пару ночей до полнолуния, — в воздухе разливалось спокойствие и умиротворение: не зря ярмарка шумела, крепче спать люди (да и нелюди) будут (ночная стража с этим утверждением могла бы поспорить, да кто ее, кроме капитана, спрашивать будет?). И на душе сэра Лансивэла царило такое же спокойствие. А после тихого шепота ветра, донесшего еле различимое "Верея", и вовсе радостно стало. Хорошо, что когда-то давно, несколько веков назад, Его Величество Ягрим Третий, прозванный народом Балагуром, повелел учредить Летнюю ярмарку. Да, хорошо, что ярмарка есть. Говорят же: по ярмарке пойдешь, что-нибудь да найдешь. А порою и кого-нибудь.

*Морозная ночь — правильнее было бы говорить Морозная неделя, поскольку именно десять дней длится главный зимний праздник Колт-эрна-Хола, знаменующий собой поворот зимы на исход, самые крепкие морозы и самые шумные гулянья. Подобный праздник существует у большинства народов мира, разнятся лишь названия и традиции.