Планетарный романс. Часть вторая

Этот довод их вразумил. Со мною больше не спорили. Кари и Доркси быстро обменялись одеждой. Нет, я не увидел зрелища, на которое немного рассчитывал: они обменялись только покрывалами, не снимая нижних платьев. Сам я переоделся при них в лиловую тунику вестового безо всякого стеснения. Я не какой-нибудь заморыш, чтобы стыдиться своего тела без одежды. Правда, девушки не так уж сильно на меня пялились — были слишком напуганы. Ну а я обобрал вестового полностью. Меч у него был неплохой, а вот из доспехов, увы, только шлем и поножи. Я надел всё это, застегнул пояс с мечом, кинжалом, кошельком и сумкой для документов, и вышел во двор. Кариньель, закутанная теперь в простое покрывало из некрашеной шерсти бурого овцеяка, поспешила следом. Деревня всё ещё спала. На бледнеющем восточном небосклоне горела Звезда-Кольцо — две разомкнутые дужки вокруг пустой середины. Мне вспомнилось: дурной знак, когда кольцо не замкнуто, — но я отогнал демона дурных предчувствий.

— Садись. — Я вывел из сарая вороного конерога под женским седлом, на котором Кариньель приехала вчера из усадьбы Арксавириса.

— Куда мы направляемся? — спросила она спокойно, уже почти безо всякой спеси и вида оскорблённой невинности.

— В Литимен, конечно, к твоим родителям. — Я вскочил на серого в белую полоску мерина вестового. — Но не прямо, кружным путём.

Кариньель глянула как будто подозрительно, но молча кивнула, приняв это как должное. Хотя, между прочим, могла бы и поблагодарить. В моих интересах было как можно быстрее найти Лотмера, так что я делал ей одолжение, провожая в Литимен. Но какой дурак будет ждать благодарности от ньелевской потаскухи? Довольно ловко она взобралась в седло ногами набок и щёлкнула поводьями. Мы выехали на главную улицу, повернули в литименскую сторону. Небо светлело, деревня просыпалась.

— 3. Звива

Я просыпаюсь от колокольного звона.

Во всех храмах Золотой Столицы звонят к заутрене. У каждого свой голос, я узнаю их все — нежные переливы Матери-Заступницы Речной, размеренный бас Изразцового храма, искусно гармонизированные аккорды Пятиколоколенного, воинственный набат "Сухорукого Дарла", и совсем рядом за окном — колокола Дворцовой ротонды, вызванивающие изысканно сложную мелодию "Гряди во славе, гряди во свете".

Сквозь жалюзи пробиваются розовые лучи восходящего Светила. Холодно. Очень не хочется вставать.

Я разлепляю веки, нацепляю очки и подтягиваю к себе планшет.

Страшно даже узнать, какого ещё дерьма наворотили, пока я спала, этот циклитский бедолага Сланк и наши не по уму доблестные вояки.

Читаю и успокаиваюсь. Кажется, пока катастрофы нет.

Наши дроны не атаковали аборигенов и даже не выбросили патрульных коптеров, а только напугали звуковым ударом. Ладно, это на грани casus belli, но не за гранью. А вот сражение между аборигенами всё-таки было. Филоксены разбили ксеномахов наголову. Ну, это тоже лучше, чем наоборот. А главное, что сообщения по имперской радиосети пока не было. В Кразмене на радиостанции сидит наш офицер, а до Литимена, судя по всему, ещё не добрались остатки разбитого отряда ксеномахов с вестью о сражении.

Может, филоксены их всех перебили? Это было бы идеально. Отсрочка примерно на сутки. Как раз наша комиссия успеет собраться и вылететь, прежде чем Столица взорвётся.

Пишу в конференцию: "Постарайтесь обеспечить, чтобы инфа о сражении не попала в имперскую радиосеть". Ну а как обеспечить — пусть там Гегланцер, Сланк и прочие сами догадаются.

Не буду же я прямым текстом писать: "Убейте всех свидетелей?" Да и не надо их убивать, достаточно задержать.

Ладно, хватит валяться в постели.

Вылезаю из-под одеяла (всеблагая Чета, как же холодно!) и первым делом встаю на весы. 70,3 кг. Это ничего, это в пределах моей нормы. Мне пока хватает силы воли удерживаться от заедания стресса. Хотя стресс такой, что удерживаться всё трудней.

Нет, решено — как только кончится этот кризис, брошу нахрен полевую работу. Пусть сулят хоть золотые горы — уйду из Администрариума. Только университет, только кабинетная работа, только преподавание. Давно пора писать фундаментальную монографию, а главное, пора создавать свою школу. Пусть молодые бегают в поле. И пусть кадровые дипломаты разгребают дерьмо.

Деликатный стук в дверь. Накидываю халат.

— Да!

Сураман вносит поднос с моим завтраком: диетические тосты, омлет, стакан мультифруктового сока, крошечная чашечка кофе для бодрости. Она одета как рабыня — в серую тунику из некрашеной шерсти и кухонный передник.

— Доброе утро, госпожа. — С поклоном ставит поднос на столик перед кроватью.

Я хмурюсь:

— Сура, оденься по-человечески!

— Если госпоже так угодно, — сухо отвечает она. Чему эта девчонка научилась в Консорциате, так это пассивно-агрессивному поведению. — Хотя мы в Планетархии. Разве я всё ещё должна притворяться вашей супругой?

— Должна. И ты прекрасно всё понимаешь.

Потому что мы в посольстве, а это территория Консорциата. И дело не в юридическом статусе территории. Моя репутация погибнет, если наши узнают, что я владею рабыней.

Увы, мой здешний статус требует держать прислугу. Если бы я не владела рабыней, погибла бы моя репутация в Планетархии. Немыслимо, чтобы человек, принятый при дворе, своими руками мыл посуду. Та же дилемма стоит перед всеми нашими дипломатами и экспатами, и, по правде говоря, все они держат рабов, потому что вольнонаёмной прислуги не существует: даже последний оборванец сочтёт позором наниматься на рабскую службу. Но это принято скрывать. Тем, кто, подобно мне, постоянно колесит между Дларной и Золотой Столицей, приходится выдавать своих рабов за супругов или приёмных детей.

Разумеется, я не держу Суру насильно. Она гражданка Консорциата, прошла все иммиграционные процедуры, отлично знает, что может уйти от меня в любой момент, и что вполне способна найти себе место в нашем обществе. Вот только она не хочет. "Я не какая-нибудь неблагодарная крыса, чтобы бросить такую добрую госпожу!" Ну и не гнать же девчонку на улицу? Её ребёнком взяли в плен в Каганате. Служба у меня — действительно лучшее, что Сура видела за всю жизнь.

— Я оденусь, как желает госпожа. — Девушка с поклоном удаляется.

Завтракаю, потом иду в ванную. Сегодня приём у планетарха, и я должна позаботится о своей внешности. Правильный макияж — тонкий вопрос в Золотой Империи. Неуместно ни его отсутствие (только простолюдинки не красятся), ни чрезмерная заметность (ярко красятся либо жёны для мужей, либо не закрывающие лиц проститутки). Мне-то как иностранке можно ходить с открытым лицом, и даже нужно — ведь я веду переговоры с мужчинами, а им было бы зазорно говорить с покрытолицей... в общем, всё сложно. Немного тонального крема, тени, неяркая помада без блеска — этого достаточно. Иду одеваться.

Сура уже подготовила мне наряд со вчерашнего вечера. Здесь тоже полно нюансов. Одежда должна выглядеть дорого, но не кричаще, и не слишком женственно, но и не мужеподобно. Надеваю белое шёлковое платье (разумеется, до пят и полностью закрытое), сверху шёлковый же кремовый пиджак. Ох и непросто было скроить это всё по моей фигуре, да так, чтобы было и не мешковато, и не слишком облегающе!

Да и вообще непросто быть социально активной женщиной в Планетархии, — в тысячный раз приходит в голову неизбежная мысль. Когда же правительство даст добро на пропаганду гинецизма? Я знаю, что правительство не против (не потому, что переживает за аборигенок, а потому что мечтает снизить их плодовитость), но боится, что за гинецизмом потянутся и другие идеи просвещения, а с ними, чего доброго, и общая модернизация — а у нас абсолютно все согласны, что это худший сценарий. Давно подумываю, как бы протолкнуть здесь гинецистские идеи в обёртке традиционной культуры. Не опереться ли на подпольный культ Девы Чащ из северо-западных провинций, на тайные общества болотных ведьм и амазонок-душительниц? Жаль, что мы о них почти ничего не знаем. Этой темой занимается Бетла Гальц, моя лучшая магистрантка, надо будет внедрить её к этим ведьмам, первоклассное получится полевое исследование...

Ладно, подумаю об этом после. Сейчас — не отвлекаться от текущих дел. От "кризиса Сланка", как его, наверное, назовут в учебниках. Лишь бы не "кризисом Окенден". Вот уж какая слава мне нахрен не нужна.

Довершаю наряд янтарным кулоном на золотой цепочке и неброскими бриллиантовыми серёжками. Хорошо хоть причёсываться не надо — прячу волосы под узорчатый платок с жемчужной бахромой, подарок планетарха, мальчик оценит. Придирчиво оглядываюсь. Что ж, выгляжу строго, элегантно, вполне достойно. Обуваюсь в белые туфли-лодочки, сую в сумочку планшет, выхожу.

В коридоре сталкиваюсь с послом. Бламм Экелен, молодой улыбчивый карьерист с артистически небрежной причёской. У нас с ним нормальные деловые отношения. Мы не конкуренты: мои амбиции чисто академические и немного медийные, а Экелен метит в первые секретари Администрариума по делам аборигенов. (Не в администры — то политическая должность для партийных выдвиженцев, а реально Админделабором управляет первый секретарь).

— Звива! Отлично выглядите. — Экелен жмёт мою руку в меру крепким карьеристским рукопожатием.

И не удерживается от беглого раздевания глазами. Не сомневаюсь, посол не прочь со мной переспать, но ни разу не позволил себе никаких намёков. Беднягу можно понять — жена много старше, из семьи крупных акционеров "Сварта", и держит его в стальном кулаке. Ну и мне самой такие потенциально скандальные истории, конечно, тоже неинтересны.

— Благодарю, Бламм, по вашему бодрому виду тоже не скажешь, что у нас кризис.

— Просто стараюсь видеть во всём светлые стороны. — (Идём с ним по коридору посольства). — Если будет война, меня отсюда выставят. Хоть отдохну немного от здешних церемоний.

Обычное лицемерие. Естественно, если будет война, правительство это расценит как провал Экелена, и тогда прощайте, сладкие мечты о должности первого секретаря. Мило улыбаюсь его шутке.

— Господин посол! Доктор Окенден! — У лестницы нас с поклоном встречает Рем Хильцель, секретарь посольства, маленький лысый чиновничек с неприметным шпионским лицом. Под мышкой — неизменная стопочка красных папок. Вот он меня почему-то недолюбливает. И он единственный, кто знает двор планетарха лучше меня. — Из Кразмена пока никаких новостей. Сланк и кразменские филоксены после сражения заночевали в усадьбе Арксавириса. И по имперской радиосети информация о сражении до сих не прошла. Стало быть, в Литимене ещё ничего не знают.

— И на том спасибо, — говорю я.

Секретарь посольства понижает голос:

— Мой информатор докладывает о завтраке планетарха. Присутствовали, как обычно, обе планетархини и великий евнух. Конардемит был в хорошем настроении, разговаривал о скачках, политических вопросов не касался. Никто не пытался повернуть беседу на наши дела.

— Неудивительно, — говорит посол, и я думаю то же самое.

Планетархиня-мать Ириллис и великий евнух Дардемит покровительствуют филоксенам, планетархиня-супруга Севалкерис — ксеномахам, но по нашему вопросу партии уже пришли к согласию, и никому не нужно вновь разжигать страсти. Это хороший знак. Стало быть, приём пройдёт без неожиданностей. Конардемит подпишет заготовленный указ, и наша комиссия отправится в Литимен.

Если, конечно, в ближайший час не придёт весть о сражении. Не взорвёт ситуацию и не смешает все карты.

Надеюсь, этого не произойдёт.

Мы спускаемся в вестибюль. Двери автоматически распахиваются. Снаружи ожидает почётный караул — шестеро гвардейцев из тагмы Неумолимых Псантер и чиновник Логофесии церемоний. Свежий утренний ветер развевает их красные и голубые плащи, Светило играет бликами на шлемах и остриях копий.

Два наблюдательных дрона-"шмеля" с лёгким жужжанием срываются со стены и направляются следом.

Наша процессия выходит из ворот посольства, оставляет за спиной его бетонную стену с колючей проволокой и башенками автоматических турелей, и движется по главной аллее Золотого Дворца.

Шумят под ветром кирпично-красной листвой авианские кипарисы. Впереди высятся белоснежные пропилеи Ворот Испытания. Мы равняемся с воротами посольства Свободных Колоний, останавливаемся, пропускаем вперёд их делегацию. У осознанцев приоритет: они — независимая держава, а мы считаемся данниками Планетархии. Поэтому и в эскорте у них восемь гвардейцев, а не шесть, и сопровождающий чиновник из Логофесии выше рангом.

Самих осознанческих представителей, правда, только двое. Оба в оливковой униформе полувоенного покроя с синими шевронами дипломатической службы, оба с протокольно напыщенными физиономиями. Престарелый тучный посол Ваннек и мой коллега, доктор Цандр Иккель, солдафонского вида рослый мужчина с невыразительным круглым лицом. Иккель считается у осознанцев главным экспертом по Планетархии, но по сути он журналист-пропагандист, скорее всего, из армейских разведчиков. Научный вес у него нулевой, и я даже не уверена, знает ли "доктор" Иккель летьянмер, потому что ошибки в его статьях смехотворные. Но в комиссии от осознанцев будет именно он. Это хорошо. Он не очень опасен.

Сухо киваем коллегам-осознанцам. Наши посольские презирают Ваннека не меньше, чем я презираю Иккеля, считают его старым упрямым ослом. Ваннек действительно всегда тупо гнёт одну и ту же линию — не позволить Консорциату усилить своё влияние в Планетархии, не идёт ни на какие сделки и размены. Но по-моему, это сила, а не слабость. Во всяком случае, такая политика работает: нам действительно не удаётся усилить своё влияние. Но наш красавчик-посол Экелен, конечно, никогда не признает, что старый увалень Ваннек его переигрывает. Пропускаем осознанцев вперёд, сами идём следом.

В Воротах Испытания обычный спектакль. Сопровождающие чиновники обмениваются серией ритуальных фраз со стражниками, сакарарии-катодисты в передниках из свинцового листа с торжественным видом поворачивают рычаги, изображая, будто просвечивают нас катодными лучами. Хотела бы я знать, сколько гектокилодней назад эта проверка превратилась в бессмысленную имитацию, при каком планетархе отказал настоящий лучевой аппарат? "Подтверждаю — они чисты! Свидетельствую — они безоружны!" — возглашают сакрарии, подымая над головой чёрные пластины с нарисованными скелетами. И нас пропускают во Внутренний дворец.

Теперь нас сопровождает чиновник более высокого ранга и шестёрка воинов Ближней стражи с автоматами, в касках и бронежилетах. Идём вдоль песчаниковой стены с барельефными ростовыми фигурами всех планетархов от ныне царствующего Конардемита до полумифического Велтескара. У некоторых государей, посмертно объявленных узурпаторами, отбиты лица и выскоблены картуши с именами.

Свободное место на стене почти закончилось: после Конардемита осталось место лишь для одной фигуры. Из-за этого давно идут толки, что нынешний планетарх — предпоследний. Видимо, чтобы покончить с этими разговорами, по левую сторону аллеи начали строить вторую стену для будущих рельефов. Но постройка идёт вяло, успели уложить только несколько глыб песчаника, и они не закрывают вида на лужайки, клумбы, фонтаны, отдалённые флигели дворцовых служб. Здесь довольно людно: по дорожкам сада снуют слуги, курьеры, низкоранговые чиновники. В этой части дворца — уже никаких деревьев. Здесь всё продумано: открытые галереи, насквозь просматриваемые анфилады — никакой возможности спрятаться, проскользнуть незамеченным, сговориться с кем-нибудь с глазу на глаз.