Неужели взаправду загребут в партизаны? — думал я, подпирая спиной перила крыльца. — В моём положении это было б не самым плохим вариантом. Армия контора богатая, даже срочникам платит нехило, если сравнивать с нынешней пенсией. А почему бы и нет? Жизнь порой вышивает такой канителью, что слов не найдёшь. Не просто же так нагнали в военкомат столько народу?

Вливающийся в толпу людской ручеёк мало-помалу иссяк. За спиной началось какое-то броуновское движение. Захлопали двери. Из кабинетов вынесли несколько переполненных пепельниц. Тут ежу понятно, ожидается прибытие большого начальства. И оно не заставило себя ждать.

— Гыр-р-рна!!! — оглушительно рявкнул прапорщик сорокот.

— Смирно! — перевёл на понятный язык племянник Бугра.

— Гля, Грач! — озадаченно вымолвил Сашка и толкнул меня локтем в бок.

Я обернулся и чуть не подавился окурком: в окаймлении блеска и золота генеральских погон, по ступеням крыльца поднимался мой старинный друг Пашка.

— Вот тебе и кандей, старший по раскладушкам, — выдохнул я, вновь обретя способность что-нибудь говорить.

— Я бы на вашем месте попридержал язык, — осадил меня кто-то из растянувшейся свиты.

— А что он такого сказал?! — взвился Бугор, но не удостоился ни слова, ни взгляда.

— Во борзой! — вымолвил кто-то из стариков.

Над курилкой повисла мрачная тишина. Сквозь неё пробивался надтреснутый тенорок:

— И при коммунистах с этим делом было не так чтобы хорошо. Судьба такая у посельчан, лямку тянуть. Щедок ведь по адыгейски это "слепая лошадь"...

Первым заржал я.

Дальше рассказывать не интересно. Медкомиссия это рутина, но мы люди привычные. Каждый год в горсетях эскулапы здоровье тестировали. Мы с Сашкой приноровились. Очередь занимали на всю бригаду, сразу в нескольких кабинетах с оговоркой "за мной стоят". Был только один момент, который стоит упомянуть. Сдавая мне вахту у резиденции глазника, бывший напарник шепнул на ухо:

— Держись за Парнокопытным...

* * *

Вердикт выносили за длинным столом, установленным в конце коридора напротив двери с табличкою "Терапевт". В красном углу вместо иконы сидел председательствующий, откинувшись спинкой стула на белёную стену. Под белым медицинским халатом тускло отсвечивали генеральские звёзды.

Сюда добрались немногие кандидаты на место в партизанском отряде. Из толпы, которую не вмещала курилка из четырёх скамеек стоящих косым квадратом, от силы человек десять. Я был третьим в редеющей очереди, когда Грач, наконец, оторвал свой рассеянный взгляд от кипы бумаг и сказал тоном папаши Мюллера:

— А вас, товарищ Лукин, я попросил бы остаться...

Пока я одевался, комиссия за что-то забраковала двух человек и пред светлы начальственны очи предстал старший сержант запаса Черкашин. А старший по раскладушкам усиленно делал вид, что Бугра не знает и никогда раньше не видел, дабы никто не подумал, что в фаворе у него блатники. Вопросов с его стороны прозвучало всего два: насчёт знания английского языка и умения управляться с рабочими лошадьми.

Я не подслушивал. Просто голос у Сашки громкий. Слышно даже у вешалки. Скупой автоматной очередью, он выпалил свой словарный запас, да так лихо, что проняло даже хмыря, делавшего мне замечание по поводу раскладушек. Он перестал ёрзать на стуле и столь же громко спросил:

— Десантура?

— Так точно!

— Учебка в Борисоглебске? Можешь не отвечать. Прапорщик Полторакипко всё уже сказал за тебя.

По поводу лошадей Сашка ответил очень витиевато:

— Их тоже приходилось обваливать, когда подменял товарища в колбасном цеху.

Он до электросетей на мясокомбинате работал, а выгнали его за хапучесть, когда хозяином предприятия стал частник.

Следующий полувопрос, решивший судьбу Бугра, задал кто-то из женского медперсонала. Но не ему.

— Вам не кажется, Пал Николаевич, что с таким цветом лица?..

Пашка в ответ кашлянул, на секунду задумался и сказал:

— Да, это проблема. Придётся писать приказ, чтобы в светлое время суток старший сержант Черкашин носил балаклаву.

Я вышел на улицу под разливы многоголосого хохота, став на данный момент всего лишь вторым, кто прошёл собеседование. В дальнем углу косого квадрата давно поджидал свободные уши дед из Щедка, который ни сном ни духом не ведал о том, что кличка Слепая Лошадь станет его именем нарицательным, если Сашка на чём-нибудь не засыплется. Поглядывая на меня из-под кустистых бровей, он сворачивал козью ножку.

А у меня с куревом был полный атас. Початая пачка "Тройки" ожидаемо опустела, а та, запасная, которую я прихватил, точно зная что первой не хватит, куда-то запропастилась. Наверно, потерял по дороге или дома ещё сунул в другую куртку. Такое со мной бывает, но сегодня уж очень не вовремя.

Все эти огорчения вкупе с кугутским видом запасливого дедка, вызвали у меня сложное чувство досады и глубинного отторжения, сравнимое по мощности с антипатией.

— Слышь, мил человек?

Ну, думаю, сейчас начнёт загружать про любимый посёлок и его голый васер. Поэтому сделал вид, что не расслышал. А тот не унимается. Слышу, ближе подсел, потрогал меня за плечо.

Оборачиваюсь, а он мне суёт заложенную в обрывок газеты щепоть самосада:

— Сигареты, смотрю, у тебя закончились. На-ка вот, угостись.

Честно скажу, от этого человека я альтруизма не ждал. Хочешь, не хочешь, а придётся знакомиться, поддерживать разговор. Пусть теперь хоть про слепую лошадь казнит.

Прикурили от моей зажигалки. Пыхнули пару раз, мне хватило, чтоб оценить. Табак с собственной грядки, настоянный на меду, не какая-то магазинная хрень.

Назвался новый знакомый вообще экзотично. То ли Терентий Тихонович, то ли, наоборот, Тихон Терентьевич. Каюсь, не уловил. Не дал он мне на своём имени-отчестве внимание заострить. Без пауз начал рассказывать, что был у него в армии боевой позывной

Тэтэ. А когда уже и эту тему сменил, самое главное из моей головы вон. Не перебивать же, чтоб переспросить?

Если б не многословие, я бы сказал, что Слепая Лошадь мужик ничего. Запаслив, но ни разу не жлоб.

— Гля как пошёл! — сказал он, без жалости обрывая очередной монолог, и толкнул меня локтем в бок.

Я обернулся, но успел рассмотреть только согбенную спину.

— Видел вчера этого мужика около поликлиники. Стоял возле курилки, советовался с женой, сколько конкретно сунуть на лапу, чтоб медкомиссию не пройти. Гоголем по коридору вышагивал!

— Богатый, наверное? — предположил я.

— Пять штук зарядил.

— У меня ровно столько до следующей пенсии не хватает.

— Сам-то как, не думаешь закосить? Слышал, как ты с рыжим судачил насчёт того дома, где больничный живёт.

Диалог мне не понравился. Я выплюнул жирный окурок, чтобы задать встречный вопрос:

— А что, есть ещё какой-нибудь вариант?

Поймав мой неприязненный взгляд, Парнокопытный пошёл на попятную: я, мол, его неправильно понял. Он типа того порывался сказать, что если мы вместе будем служить, это уже сейчас нельзя оставлять на сухую.

Пока я соображал верить — не верить, из тех же безразмерных штанов, на свет появилась плоская фляга из нержавейки:

— Ну, давай, чтоб левый сапог не жал!

Если б не тост, который частенько звучал на проводах в армию, когда они были праздником, я б эту руку дружбы проигнорировал. Сказал бы ему, что непьющий. А так... ладно, думаю, хрен с тобой, буду считать условно прощённым. И хлебанул. Аж в горле запекло с непривычки.

Что там такое было налито, я распробовать не успел. По-моему, спирт на каких-то лесных ягодах. Черкашин бы точнее определил, но он на крылечке так и не появился. Припахали, наверное, Сашку по электрической части. Там в коридоре свет не по делу моргал.

Мы с Тэтэ почти уже подружились, когда из-за двери выглянул рыжий майор и пригласил нас на собеседование. Я был почему-то уверен что, став генералом, Грач не откажет себе в удовольствии ещё раз посидеть за столом в бывшем своём кабинете, где строил офицеров запаса, когда возглавлял третий отдел.

Судя по множественным "гы-гы", Сашка Черкашин был уже где-то недалеко. Это такой человек, что его можно найти по голосу в любом помещении. При наличии свободных ушей он никогда не молчит. Сейчас Сашка стоял на низкой стремянке в конце длинного коридора, менял в древнем светильнике лампы дневного света и громко рассказывал о временах, когда он работал грузчиком во Владивостокском порту. На уровень ниже, в позе "чего изволите" застыл лейтенант в припорошенной хлопьями извести парадной форме и подобострастно внимал.

Рыжий майор, между тем, подвёл нас к знакомому кабинету.

— Возьмитесь, пожалуйста, за ручку двери и приподымайте её вверх, — ни к кому конкретно не обращаясь, сказал он и, близоруко щурясь, принялся перебирать связку ключей.

— Слыхал, академик, что подсобник сказал? — почти в унисон, гаркнул Бугор с верхней ступеньки. — Рядовой по контракту огребает сейчас в два раза больше, чем монтёр в электросетях. Лейтенант, а уже сказочник!

— Чуть слабей, — попросил ключник, вхолостую проворачивая замок.

— Сколько ты чистыми на руки получал? — поинтересовался парнокопытный, замкнув диалог на себя.

— Червонец. С премией получалось и больше. Но редко.

— Напрасно тогда не веришь. У самого никчемного контрабаса только зарплата по должности тянет на десять штук. Плюс много ещё чего на неё капает: премия, материальная помощь, доплата за звание, то да сё. Простой стрелок, на втором году, можно сказать, никто, больше двадцарика кладёт на карман. А старший сержант, как минимум, сорокет!

Я не стал даже примерно прикидывать, сколько тогда получает капитан-лейтенант. Просто подумал о том, что за двадцать тысяч готов все три месяца маршировать по плацу и даже сидеть на губе.

Проняло и Бугра:

— Упс! Стремянку держи! — подхватив на лету засиженную мухами крышку, он поставил её на место и возвопил. — Ты-то откуда знаешь?!

— Сын по контракту служит, сам умею считать. И так скажу, мужики, меньше чем за полтос я в армию не ходок!

Стало так тихо, что я услышал, как щёлкает секундная стрелка на запястье дежурного офицера. Осторожно, но настоятельно он отцепил мои пальцы от дверной ручки...

Переступая порог, я ожидал увидеть следы хоть какого-нибудь ремонта. Только всё было как прежде. Будто время скакнуло назад, чтобы больнее ударить меня приступом ностальгии. Тот же стол с облупившимся шпоном оперся на краешек подоконника безногою стороной. Из-за громоздкого сейфа, полки с Уставами и нескольких кип текущих бумаг, будущий старший по раскладушкам вынужден был сидеть спиной к посетителю, или стоять у окна.

Шествуя вдоль стола, я случайно упёрся взглядом в фирменный белый пакет из столичной "Пятёрочки", висевший на спинке стула. Сквозь тоненькую фактуру читались буквы обложки вложенного в него фолианта: "Изделие "Раскладушка-СН". Спецификация".

Вот это оно ни фига!

До этого момента как ситуацию понимал? Нашлись у военного ведомства излишки — неучтённые бюджетные средства. Чтобы не возвращать их государству, решили они типа озаботиться судьбами пенсионеров. Нарисовали программу, обговорили лимит: на двух человек по блату, один от сохи. Всё сходится: у Бугра племянник в военкомате, я приближён к "самому". Ну, а Слепой Лошади просто по-человечески повезло. Не зря он так радостно из фляжки хлестал!

Теперь же, с учётом вновь открывшихся обстоятельств, в моей голове начали складываться новые пазлы. Среди них фигурировала "Раскладушка-СМ", как новая секретная разработка российского ВПК, для испытаний которой потребовались специалисты с опытом определённой работы и какими-то особыми качествами. Я думал, с какого бы краю пришпилить сюда умение управляться с рабочими лошадьми и знание английского языка, но понял: сопротивление бесполезно, скорее всего, я действительно идиот.

Пашка зашёл без свиты. В кабинете начальника третьего отдела и так слишком тесно.

— Ну что, мужики, — сказал он без предисловий, — трое суток на сборы. У кого есть желание откосить, неволить не буду. Завтра жду окончательный ответ. Крайний срок восемнадцать ноль-ноль.

Вопросы, предложения, пожелания?

— На сорок штукарей я не согласен, — буркнул Бугор.

— И я б на твоём месте не согласился, — кивнул головой Грач. — В нашем отделе столько не зарабатывает даже уборщица, не то, что старший сержант. Такие как ты, специалисты первого класса, получают около ста. Если хочешь, посчитаю точней.

— А что? Давай!

— Возьми карандаш и бумагу... готов? Зарплата по воинской должности — семнадцать тысяч рублей. Ставь плюс. Оплата по званию семь; надбавка за квалификацию три четыреста; выслуга четыре восемьсот...

По мере наслоения цифр, я всё больше охреневал. Платили за каждый чих и сдабривали ежемесячной премией с материальной помощью. На обороте бумаги Сашка успел дописать десять штук за секретность, семнадцать косых за выполнение специальных задач и столько же за "особые достижения", когда сумма перевалила за сто.

— А если не будет у нас никаких достижений? — осторожно спросил я.

Грач захлопнул ноутбук с онлайн калькулятором, взглянул на Слепую Лошадь и произнёс:

— Куда вы с подводной лодки...

Глава 2. Трудно быть неписем

Генералы поездами не ездят, даже за счёт казны. Тем более, не ездят они в "таком сраном угробище". Это был самый безобидный эпитет, которым Бугор наградил наш вагон, когда на дуге поворота его смахнуло с горшка. Сидел неустойчиво: держался одной рукой, другой самокруткой затягивался.

А в вагоне курить нельзя. Начальство не дозволяет. Такие ж как мы старики, но жлобьё. И гонора в них — куда тому генералу! На все наши претензии отвечают параграфом из Устава или пунктом контракта. Наизусть, сволочи, выучили! Их, как и нас, трое: Доктор Проводник и Стратег. Кто главный, хрен разберёшь. Все как один, не курят, а нюхают табачок. Чтоб они, гады, как Черкашин сказал, похмельную водку по утрам нюхали с расстояния десять метров!

В общем, с самой первой минуты наша служба не задалась. Не успели зайти в тамбур, разнести чемоданы и сумки, Док взял меня за пуговицу пиджака и сказал, чтобы слышали все:

— Слышь, капитан-лейтенант, ты на подъёмные... а-ап-чхи!!! получил сто семьдесят пять штук? Погасил кредиты? Тогда передай по команде: начнут не по делу гавкать... ап-чхи говорю... сядут на голый оклад. Тебя это, кстати, тоже касается.

То, что вагон нестандартный, а только сделан под старину, это мы поняли сразу. Титан для горячей воды, угольный бункер, печь, пепельницы в коридоре и каждом из тамбуров — это картинка для дураков. Пассажирских купе всего шесть, в каждом по одной койке, а все остальное — служебные помещения. Часть из них заперта на ключ и опечатана, в остальных живут и работают эти ироды.

Судя по быту, они здесь экипаж постоянный и служат не по железнодорожному ведомству, а в отделе Грача. Парнокопытный как-то обмолвился, что успел рассмотреть за одной из неплотно закрытых дверей нечто вроде лаборатории, за другой холодильник со встроенным баром, плазменный телевизор "и много ещё хрен знает чего", а в сортире "для несралей" есть биотуалет.