Звезда пленительного 7

Впрочем, эту проблему решили просто: ввели невиданную в России ранее "двухсменку". Пришлось, правда, и число учителей удвоить — за что меня вызвал Борис Борисович Мещерский и, несмотря на то, что сам он народному образованию всячески способствовал, изощренно обругал.

У меня-то учитель в школе получал сразу оклад в сто рублей, а в губернии учитель "народной школы" мог рассчитывать на сорок. И, несмотря на то, что своих учителей я набирал в совсем другом слое русских подданных, губернские стали выражать недовольство…

То, что я Борисом Борисовичем я и "раньше" плодотворно общался, а потому характер его был мне знаком, помогло серьезных неприятностей избежать, правда пришлось рассказать о "планируемых масштабах голода и мерах борьбы с оным". Ну а после этой, состоявшейся в начале декабря, "беседы" судьба повернулась ко мне, наконец, правильной стороной.

Первым делом Борис Борисович в сопровождении кучи чиновников приехал в "детский городок" на предмет уличения меня в скрытой работорговле. Однако уличил лишь в том, что в больницах городка, через которые проходили все поступавшие новоселы, врачей насчитывается почти столько же, сколько во всей остальной губернии. Народ-то поступал насквозь больной, так что пришлось пригласить почти сотню врачей-"контрактников"…

Однако наибольший интерес у него вызвал "товар для обмена на детишек" — дрожжевая "каша", которая выделывалась на трех заводах, по сотне тонн в день на каждом. К сожалению, "кислотный" завод в Воронеже из-за нехватки денег получился пока небольшой, даже на эти три завода продукции не хватало — но, с учетом "прошлых изобретений" Юры Луховицкого и нынешних творений Гаврилова и Иванова эти три завода работали на самом высоком технологическом уровне. Герасим Данилович с Африканычем выпускали по два турбогенератора в неделю, по шестьсот пятьдесят киловатт — и с помощью получаемого электричества из воды и соли добывалась щелочь и соляная кислота. Щелочью из сырья вываривалась целлюлоза — а затем она проходила через серную кислоту (на треть превращаясь в сахара), а остатки "дорабатывались" уже соляной кислотой, и из тонны деревяшек или сухого камыша выходило чуть больше полутонны сухих дрожжей. Правда, чтобы все же "выходило", пришлось в знакомом "уголке" — в Кологриве — запустить заводик по выпуску аммиачной селитры, да еще выкопать шахту в Соликамске для калия и маленький карьерчик в Подмосковье для фосфора — зато продукта получалось много. И дешево.

Мещерский распоряжался губернским фондом, выделенным царем в помощь голодающим. Вот только зерноторговцы цену взвинтили до полутора рублей за пуд, а моя "каша" обходилась в пять копеек за килограмм (вместе с пакетом, в который она и упаковывалась). Борис Борисович смекнул, что производимый именно в его губернии продукт рейтинг губернатора повысит безмерно — и убыл в столицу с "интересным предложением". А через неделю вся "каша" с гидролизных заводов пошла в казну. За деньги.

Пятнадцать тысяч в день — сумма небольшая, едва покрывающая затраты на производство продукта, но все же получать — не тратить, вдобавок спирт с заводов доставался мне теперь вообще бесплатно. К тому же Газенкампф ввел "повинность" по рубке камыша, и завод рядом с Царицыным еще и сырье получал "за спасибо" — так что удалось выкроить копеечку и на иные нужды. Очень приличную копеечку.

И самая большая копеечка — почти три миллиона рублей — ушла на строительство химического завода в заволжской степи, в тридцати верстах от Волги и в семидесяти выше по реке от "детского городка". Там было несколько соленых пересыхающих озер, из которых стока в Волгу не было совсем — а это было очень важно, так как завод делал ДДТ. И делал его очень много.

Директором (и главным технологом завода) был выпускник Московского университета Лев Александрович Чугаев. Несколько лет он проработал в московском же Бактериологическом институте, заведовал там химическим отделением — но от моего предложения отказаться не смог. Тем более, что важность работы (после довольно долгих разъяснений) он осознавал до глубины души. И, что может быть более важно, понимал саму работу.

Если хорошему химику объяснить что от него требуется, то этот химик скорее всего требуемое сделает. Просто объяснять нужно хорошо — а я очень старался и результат меня порадовал. Только я не ожидал, сколько для получения результата потребуется остродефицитного для России продукта — обычного этилового спирта…

Спирт конечно на заводе использовался многократно, но его все равно требовалось дофига. Нужный изомер ДДТ лучше других растворяется в кипящем спирте и хуже — в охлажденном до комнатной температуры. Поэтому выделение именно нужного изомера сводилось к тому, что ДДТ растворялся в кипящем спирте, а затем охлаждался (на все уходило два часа), выпавшие кристаллы собирались, мылись, растворялись, а затем процесс повторялся снова и снова — и первая линия по получению чистого продукта состояла из двадцати четырех хитрых котлов, в которые в сумме вмещалось спирта двенадцать тонн. И такая линия давала в сутки сто килограмм продукта на выходе — а мне требовалось больше. Много больше — поэтому кроме этой "экспериментальной" линии на заводе было еще пять, в каждую из которых заправлялось уже по сто двадцать тонн отравы. И из шестисот тонн используемого спирта пять, несмотря на все ухищрения, ежедневно терялось…

Но спирт — это всего лишь вопрос денег. Как и вся прочая химия: заплатил денежки — химики что надо схимичили. А инженеры сынжинерили котлы, холодильники, дистилляторы и все прочее. Однако кое-что нынешние инженеры сделать не могли: их знаний не хватало. Поэтому пришлось очень плотно поработать и самому, причем и головой, и руками.

Если нет стеклянных нитей, то можно использовать что-то иное. Например, шелк. Дороговато для массовой продукции, но "шелкопластиковые" самолеты вышли не очень дешевыми, зато легкими и "могучими": по тонне груза поднимали. В первый раз — почти сорок лет "назад и обратно" — услышав про пятнадцать тысяч квадратных верст саранчи я испугался, как испугался бы каждый на моем месте. Но уже второй заход показал, что саранча — не дура, и яйца несет в наиболее удобных местах — а потому для нанесения ей существенного ущерба можно ограничиться территорией гораздо меньшей. Скажем, всего в тысячу верст. Самолет же — если использовать не пятипроцентный "дуст", а пятидесятипроцентную эмульсию на керосине — способен за вылет отгеноцидить насекомое почти на половине квадратного километра. А двадцать четыре самолета, делая по четыре вылета в день вполне обработают пятьдесят "квадратов". То есть хватит трех недель для полного охвата территории — а саранча ходит пешком вдвое дольше.

Все же Поликарпов был гениальным конструктором: даже сотворенная мною "по образу и подобию" машина была очень просто в управлении и сама не падала. Правда пилотов пришлось мне готовить самому — как ни плохо я умел "летать", лучше меня пока в этом мире летать не умел никто. По крайней мере поначалу — но уже в апреле полсотни человек делали это точно лучше. И пятнадцатого апреля они отправились на работу. А двадцатого мая — ее закончили (разбив за все время только две машины — да и то из-за отказов моторов). По счастью, никто из пилотов не пострадал — чего нельзя было сказать о саранче: мимо нас "пролетело" всего четыре стаи, да и то не очень впечатляющих. По крайней мере при пролете темно как ночью не становилось…

А уже в июне мы "пожали плоды трудов праведных": с подачи Мещерского Машка (как "основательница и глава фонда спасения малюток") отхватила от царя сразу Анну-три, Чугаев отхватил такой же орден за ДДТ, всем пилотам были пожалованы ордена — в основном "Станиславы" третьей степени, а командиру эскадрильи Ферапонту Федоровичу Черкасову дали сразу "Станислава" второй.

Да, приставу первого полицейского участка Царицына — потому что почти все пилоты были набраны из полиции и жандармерии. Просто я как-то, еще до того, как первый самолет был готов, разговорился с ним о "грядущих проблемах", рассказал о планах "непримиримой борьбы за урожай" — и Черкасов вызвался стать первым летчиком. А затем уже глава местной жандармерии прислал "контингент на обучение" — вопросов по поводу секретности "изобретения" у него не возникло. Правда чуть не половину присланных пришлось отправить обратно — технических навыков было маловато, но зато под шумок удалось от жандармерии "прикомандировать" тех, с кем я был знаком по прошлому разу, и среди них Евгения Алексеевича Линорова. По окончании "борьбы с насекомым" все они убыли обратно по местам трудовой славы, но с Линоровым удалось очень плодотворно побеседовать… я думаю, что плодотворно. Самолеты пришлось разобрать и спрятать: рано еще всяким буржуинам про устройство столь полезной машины узнавать. А то у них и заводов больше, и инженеров неглупых хватает: в прошлый-то раз не только немцы, но и итальянцы за пару лет чуть не превзошли меня в авиастроении. Кстати, надо будет на досуге снова самолетными моторами заняться. Не новыми — хотя бы те, что уже есть, починить. Потому что два мотора вышли из строя ещё во время работы, а проверка показала, что из оставшихся более-менее исправными остались шесть штук. Но пока ими заниматься было некогда — других дел хватало. Причем совершенно неотложных.