Уроки ирокезского 45

А после беседы с Николаем мне вдруг пришла в голову интересная мысль. Пришла и несколько дней их головы уходить не желала, причем настолько она меня достала, что я позвал доктора Батенкова и попросил его "простимулировать мне память". Ну, Николай Николаевич после долгой и занудливой нотации простимулировал, а заранее проинструктированная Марша задала мне "правильные вопросы". Когда я пришел в себя — примерно через полтора суток — зарекся экспериментировать со скополамином, но все же результат меня порадовал. И радовал примерно пару месяцев...

Полиграфический комбинат имени Чехова начал свою работу, но по его использованию у меня сразу же начались разногласия с Зинаидой Николаевной. Она-то за дело взялась рьяно, набрала довольно много народу — из людей, в вопросах именно культуры явно разбирающихся. По крайней мере набор книжек "для детей дошкольного и младшего школьного" у меня вызвал лишь уважение: из Толстого был выбран "Филипок", напечатанный двухмиллионным тиражом в "полукопеечном" формате — всего восемь страниц, в четвертушку бумаги размером, но с картинками на каждой, причем картинками цветными. Еще — миллионным тиражом — были изданы "Черная курица" Погорельского, "Конек-Горбунок" Ершова, "Рождественская песнь в прозе" Диккенса. Эти книжки были напечатаны еще в Векшинской типографии: ее Лера Федорова (после моих настойчивых приглашений) возглавила и оборудовала лучшими французскими машинами под массовую печать учебников для моих школ. И ее мощности на "самые детские книжки" хватило.

Но когда я решил печатать учебники на всю страну, Валерия Ромуальдовна, все тщательно подсчитав, сообщила что за год напечатает только учебники Киселева, да и то если бумаги хватит. А вот с последним как раз было неочевидно...

У меня с названием "Балахна" еще с детства была одна ассоциация: "балахна-картон". Так называл картон для книжных обложек один знакомый школьных еще моих лет, работавший в типографии. Поэтому когда — перед войной еще — встал вопрос о производстве целлюлозы для пороха, я без особых размышлений, исключительно на рефлексах выстроил целлюлозный заводик как раз в этом волжском городке. Ну заводик-то я построил, и целлюлоза там делалась — паршивенькая, но я особо за качеством пороха не гнался, мне количество важнее было. Порох — взрывался, и на остальное я внимания не обращал.

Затем эту целлюлозу стали использовать для выделки бумажной изоляции для кабелей, и — по отзывам кабельщиков — бумага получалась очень даже неплохая. И прочная — ее же стал активно использовать и папаша Мюллер для изготовления мешков, в которых цемент перевозился. Все замечательно было — но ровно до той поры, когда приспичило мне бумагу для типографий делать.

Вообще-то заводов, разную бумагу делавших, в стране было уже под двести. Много разной бумаги в России делалось — но тем не менее почти все книги печатались на бумаге импортной. Да и газеты в большинстве — тоже, потому что многочисленные заводы все вместе делали этой самой разнообразной бумаги столько, что не хватало даже на верчение кульков для семечек на рынках. То есть на кульки наверное хватило бы, но на что-то более серьезное...

А вот из целлюлозы с Балахнинского завода, оказывается, бумагу типографскую делать не получалось. Казалось бы, что проще: нарубил щепок, сварил их в щелочи — и вот тебе готовая целлюлоза. Она и на самом деле "вот тебе", но коричневого цвета. Прочная, для той же крафт-бумаги (ну или для с детства запомнившегося обложечного картона) очень даже подходящая — потому что всем плевать какого цвета мешок для цемента или картонка под наклеенной бумажкой.

Камилла мне объяснила, что в щелочи варится целлюлоза, именуемая сульфатной, и она коричневая. А можно еще щепки варить в кислой среде, в бисульфите натрия — и тогда целлюлоза получается желтоватой, а потом если ее в хлоре отбелить, то станет она белой — но очень непрочной, потому что хлор волокна рвет. Но больше всего меня поразило то, что газетная бумага вообще не из целлюлозы делается: бревна просто истирают в кашу (на бетонном барабане) и прямо из этой древесной каши бумагу и делают. Газетную, хреновую совсем: она через месяц пожелтеет, а через год-два просто рассыпаться начнет.

Правда, "бумажники" сказали, что если в чистую белую целлюлозу добавлять половину "деревянной каши" , используемой для газетной бумаги, то на такой бумаге книжки уже печатать можно. Особенно учебники, которые все равно лет за пять приходят в негодность. Вот только если для этого закупать хлопок (а где еще белую целлюлозу-то брать?), то дешевле будет бумагу в той же Германии закупать. Потому что немцы бумагу делали по "кислому" процессу — хреновенькую, но дешевенькую, и всю такую целлюлозу сами и тратили, а я как-то не сподобился озаботиться такими заводами...

Пошел жаловаться Камилле. И, оказалось, не зря. Жена выслушала, не отрываясь от переодевания Лизаветы, а затем, как-то ехидненько на меня посмотрев, попросила:

— Дай-ка мне телефон, и чтобы на том конце провода Антоневич висел.

— Вешать его обязательно? — уточнил я, набирая номер.

— Канцлер, не прикидывайся большим дураком, чем ты есть. Саша? Это Камилла. Тебе, я гляжу, сейчас делать нечего... Что? А я говорю нечего. Не спорь, а слушай и запоминай, и лучше запиши: ты сейчас едешь в Балахну и строишь там ванны для отбелки целлюлозы. Размеры сам посмотришь, я не знаю, сколько ее там делают... значит так, первый этап — обработка персульфатом аммония в серной кислоте, пятидесятипроцентной, при комнатной температуре, часа четыре. Тонна персульфата на тонну целлюлозы. Там тепло выделяется, поэтому ванны должны быть с охлаждением, записал? Потом промывка в воде и кипячение в трехпроцентной щелочи один час. И снова промывать, до получения нейтральной реакции... Химию-то не забыл еще? Что? Денег тебе Саша даст, а все остальное возьми сам, и не спрашивай меня где. Сроку тебе... — Камилла посмотрела на меня, стоящего рядом с открытым от удивления ртом — в общем, если за месяц справишься, я тебе дам откусить от Дарьиного пирожка, немножко конечно. Что? Да там по персульфату почти полная регенерация, нужно будет просто понемногу в раствор добавлять на каждом цикле... предусмотри! Ты у нас инженер, а не я. В общем, я через час иду гулять и если увижу тебя еще в Москве... Да, ты совершенно верно все понял.

— Камилла, я прекрасно знаю, что ты — величайший химик современности — не удержался я. — Но чтобы так, почти не задумываясь, изобрести способ отбелки этой самой целлюлозы...

— Ладно, только чтобы ты не ходил еще неделю с открытым ртом... — засмеялась Камилла. — Вот это что? — она сунула мне под нос грязную пеленку.

— Пеленка... описанная, а что?

— А то, что она из конопли, и способ убирания этого самого лигнина и отбелки растительных волокон мы придумали еще год назад. Ладно, я придумала, но потратила на это почти два месяца... Помоги Вовке одеться и пойдем вместе в парк погуляем — хватит тебе сидеть на своих совещаниях, скоро ходить разучишься. А заодно расскажешь, по какому поводу поцапался с Юсуповой...

Прогулки с семьей — они настраивают на позитивный лад. Успокаивают. И позволяют взглянуть на проблему свежим взглядом — в особенности если это взгляд умного человека.

— То есть вы всего лишь не поделили типографию? Ну вы и придумали развлечение: бумаги нет, а они из-за типографии собачатся! Ладно, бумага будет, может не через месяц, но к осени будет. И я тоже думаю, что учебники сейчас важнее, но ты же сам типографию всю Зинаиде Михайловне пообещал. Так что будет абсолютно честно, если что печатать будет решать именно она, тем более что книгоиздание теперь вообще не твое дело. Ну а чтобы она сама решила печатать учебники... Саш, у тебя же все министерства в госкомитеты собраны, так?

— Ну, почти все...

— И это неправильно...

— Почему это неправильно?!

— Потому что почти. Система должна быть единообразной. И если ты учредишь Госкомитет по образованию и культуре, подчинив ему и министерство культуры, и министерство печати, и министерство кинематографа, и министерство по радиовещанию... и министерство просвещения конечно же — а то какая же культура без образования?

— А Зинаиду Николаевну назначу председателем Госкомитета?

— Вот видишь, сам догадался — улыбнулась жена. — Анну Петровну назначь министром радиовещания, Лера пусть печатью заправляет. А министром просвещения...

— Камилла, ну двух женщин-министров у меня еще терпят, тем более что Зинаида Николаевна...

— Министром просвещения поставь Олю Мельникову. Будет у тебя женский госкомитет, один. Ты же не виноват, что Юсупова в свой комитет женщин на работу министрами берет?

— А что, это мысль неплохая. Надеюсь, она отвлечет народ от прочих забавных начинаний... вот только хороший диктор на радио или заведующая городскими школами — это совсем еще не министр.

— А им и не нужно быть "совсем министрами", Зинаида Николаевна одна со всем этим справится. То есть всем, кроме печати, а с книжками лучше Леры ты все равно не найдешь. Зато у тебя будет полностью женский Госкомитет и... в общем, довольно долго никто и внимания не обратит, что ты будешь делать сам.

Как же, не обратит! Введение государственной монополии на внешнюю торговлю — это такой незаметный финт... хотя можно ведь хвост и частями отрубать? Так что первое из намеченных "забавных начинаний" (то есть эту самую "монополию") пришлось перенести на конец августа. Второе — автоматически ставшее первым — под бурное обсуждение назначений сразу пяти женщин министрами действительно проскочило почти незамеченным, тем более и касалось-то оно исключительно "простого люда". То есть и тех, кто уже "не очень простой" тоже касалось, но "в полезном для кармана смысле": "Указ об обязательном четырехлетнем образовании" открывал почти двести тысяч педагогических вакансий для людей, получивших образование хотя бы в пределах реальных училищ, не говоря уже о гимназиях. А молодой семье бесплатное получение своего дома, полутораста рублей оклада на семью и еще изрядное количество привилегий раньше-то и во сне присниться не могло.

Впрочем, и немолодой — тоже, за месяц заявки на замещение вакансий подали и почти двадцать тысяч отставных офицеров. Им-то тем более предложение по вкусу пришлось: пенсия военная — невелика, дети выросли уже, в городах жить дорого и скучно... Нет, в деревне тоже особого веселья не ожидалось, но если внимательно прочитать "список привилегий", то там можно найти немало привлекательного. Например, "приоритетное получение автомобиля".

Конечно, если сравнивать с лучшими зарубежными моделями, то им предлагался не автомобиль, а какое-то недоразумение. Фары — крошечные, моторчик — тоже малютка какая-то. Да и внешним видом он на расфуфыренную карету совсем не походил. Так, железяка крашеная...

Машинку я "слизал" с "Судзуки-Самурая", у однокурсника такая была. Этакий микро-джип чуть ли не с мотоциклетным мотором, но однокурсник говорил, что этот джип — основной в индийской, что ли, армии, а тогдашняя индийская армия — она покруче нынешней британской будет. Правда, что внутри у настоящего "Самурая" было, я не видел, а у меня внутри стоял двухцилиндровый моторчик чуть больше литра под прямогонный бензин, в восемнадцать лошадок — уже "вылизанная" версия мотора от "Глазастика" — и его вполне хватало "носиться" по нынешним шоссе со скоростью километров до шестидесяти. Комфорт, конечно, у меня получился тоже практически "индийско-армейский", но зато цена укладывалась в тысячу, даже чуть меньше — это вместе с гидроусилителем руля и полным приводом. Причем полный привод как раз для армии и делался, а если попроще, "гражданский вариант" — то себестоимость укладывалась рублей в семьсот: ШРУС оказался в нынешних условиях штукой очень дорогой...

Машинка получила название "Самурай" — ну, то есть я ее так называл, "по инерции". А когда народ поинтересовался, почему название "непатриотичное", я ответил в духе "это в Японии самурай — великий воин, а в России он годится только учителей в деревнях на горбу возить". Идея народу понравилась...

"Самурай" делалась сейчас аж на шести заводах. То есть не шесть заводов ее выпускали, а один делал моторы, один — колеса. Отдельный завод делал рулевое управление и коробки передач, совсем другой завод делал сидушки — тоже изделие не самое простое. Еще на одном заводе делалась вся электрическая система, ну а на сборочном еще и раму с кузовами сами изготовляли. Кузовов разных тоже три делалось, но это уже "вкусовщина".

А о том, что школьным учителям машина нужна — это мне Машка вовремя подсказала. Не всем, конечно, а только деревенским, да и обещал я их пока исключительно отставным офицерам, выбравшим эту непростую работенку — но это пока машин не хватает. Завод мог их выпустить лишь порядка двадцати пяти тысяч в год — временно, конечно, но учителям они нужны уже теперь, так что все прочие — подождут. Было у меня подозрение, что большинство офицеров-отставников только на машинку и клюнули...

Ну и хорошо, что хоть на что-то клюнули: две сотни тысяч свободных грамотных людей в стране пока вряд ли найти выйдет. Но пока на столько и школ не настроено, так что будем есть слона маленькими кусочками. Одна проблема: слонов-то развелось сразу многовато, на всех ртов может и не хватить. Но если откусывать по кусочку от каждого...

Было бы неплохо еще несколько автозаводов построить, но где деньги взять? Практически все, что приходило из-за рубежа, шло или на "стройки века", или на раздачу старых долгов. Успел же Сергей Юльевич этих долгов наделать! Кстати, а не пора ли ему за это ответить? При поддержке "силовиков" этот трюк проскочит на ура, а заодно прояснится уровень лояльности широких дворянских масс, что тоже немаловажно в свете намечающегося третьего "забавного" мероприятия...

Сейчас Витте занимал странную должность Председателя Комитета министров — царского еще Комитета. Странную потому, что Комитет этот — призванный вообще-то координировать работы разных министерств — и при Николае практически не функционировал, а теперь — после перевода Минфина, Министерства иностранных дел и МПС в новый Совет комитет этот вообще стал не нужен. Но — формально существовал, и Витте даже жалованье получал, довольно немаленькое — не хотел я его спугнуть раньше времени. Ну а когда время подошло, он, осыпаемый насмешками со стороны как бывших коллег, так и "либеральной прессы", впавший в депрессию от невозможности что-либо украсть, не выдержал и в начале июня подал в отставку...

Очень вовремя. Как раз появился повод его пригласить в Москву... Наверное, он подумал, что я собираюсь ему предложить более выгодное местечко — по крайней мере примчался он на следующий же день, хотя в приглашении я особо указал "в удобное для Вас время". Ну не заставлять же столь заслуженного господина ждать в нетерпении аудиенции! Тем более что Евгений Алексеевич своего человечка в Париж уже успел сгонять (или у него там постоянный резидент сидел: не знаю, да и знать не хочу — не мое это дело), сумму уточненную я узнал...

— Добрый день, дорогой Сергей Юльевич, приношу свою благодарность за то, что вы смогли столь оперативно откликнуться на мою просьбу. Я бы не стал беспокоить вас по пустякам, но без вашей помощи невозможно решить одно важное государственное дело...