Уроки ирокезского 49

"Местные" все же без дела не оставались, но работали они уже на завершенных объектах: заводах кирпичных или цементных, на строительстве дорог — но там-то много не украдешь, да и наказания за кражи были... "непропорциональны". Один сильно хитро... мудрый прораб ежедневно списывал как поломанные по десятку лопат. Да, при постройке дороги лопаты ломаются, бывает. Но если они потом сами чинятся и сами разбегаются по окрестным деревням, то не заметивший подобных чудес прораб успешно работать может лишь с менее сказочным инструментом. Например, с кайлом на Груманте. Ну а поскольку решение такое окружной Кыштымский суд принимал публично, не забыв поделиться волшебной историей с читателями кыштымской прессы, то всякие чудеса на стройке как-то быстро прекратились.

В Джезказгане, где "местных" вообще не было, и проблемы подобной не возникло — как и в быстро растущей Караганде. А с учетом того, что в магазинах люди могли купить почти все, что теоретически можно было своровать, причем купить довольно дешево, то народ там очень быстро понял: кража не окупается.

Жалко, что лишь там. В свое время, когда я читал про сталинскую теорию об усилении классовой борьбы при строительстве социализма, я считал это... сильно ошибочным мнением. Теперь понял: если классы рассматривать с позиции Маркса, то теория эта окажется ошибочной. Но Маркс-то врал чуть больше чем полностью! А вот если под классом понимать отношение людей не к собственности на средства производства, а к назначению цен на товары...

На один вид товаров мне удалось "назначить цены" весьма забавным способом. Практически при каждой электростанции — угольной или газовой, я имею в виду — имелась теплица, в которой круглый год выращивались огурцы, помидоры, зелень всякая. Тепла-то котлы создавали много, зачем ему просто так пропадать? Правда, зимой лампы (натриевые, с сапфировой горелкой внутри) тоже некоторое количество электричества потребляли, но все равно овощи обходились довольно недорого, так как теплицы "подсвечивались" главным образом в нерабочее вечернее и ночное время. Но главное — горожане эти помидоры и салат с теплиц получали в достатке, и эти "пристанционные" теплицы практически по всей стране определяли цены на любую (в том числе и выращиваемую крестьянами) зелень. Конечно, одной травой сыт не будешь, даже если травка и дешевая...

Или все же не очень дешевая: натриевых ламп для подсветки рассады явно не хватало, так как "спектр не тот", и для молодой поросли пришлось "изобретать" лампу ксеноновую. На нашем "заслуженном Урале Советского Союза" была — стараниями Василича — установлена ксеноновая фара-искатель, причем самодельная, так что некоторое представление и об устройстве самой лампы, и системы ее зажигания я имел. Самое, конечно, общее, но если мысли нынешних инженеров направить в нужное русло... В общем, нынешние "стоваттки" получились весом (вместе с арматурой) килограмма по три — ну или по семь в сборе с самим фонарем, к тому же — из-за сапфировой колбы — и ценой слегка за червонец, но зелень в теплицах росла неплохо. В качестве "витаминной приправы" к основному продукту, конечно — то есть пока что к хлебу, в смысле зерну.

Для полного прокорма городов — для сытого прокорма, с нынешней точки зрения — мне требовалось примерно десять миллионов тонн зерна в год. Это с учетом мяса, молока, яиц и всего прочего, получаемого при кормлении нужной скотины зерном, не потраченным на простой хлеб. Небольшой колхоз с парой тысяч гектаров засеваемых полей давал четыре тысячи тонн. Две с половиной тысячи небольших колхозов могли полностью покрыть потребности городского населения — ну, в идеальном варианте. В реальной жизни все было хуже, но пять тысяч колхозов город могли прокормить даже в варианте засухи — а это всего-навсего полмиллиона крестьян. С тракторами, естественно, и тракторов этих нужно тысяч сто. Дофига — но только павлодарских, тяжелых машин по полям уже бегало чуть больше тридцати тысяч. Еще столько же тракторов успели выпустить три других завода. Владимирский — который делал трактора с дизелем, но колесные, произвел их уже за десять тысяч. Завод в Хинганске — который делал тоже колесные, но с калоризационным мотором — наклепал их уже двенадцать тысяч, да и во Векшине моторный завод худо-бедно почти восемь тысяч машин сотворил. Весной заработает завод в Вологде, так что в следующем году тракторов будет достаточно — для "плохого года", но пока погоды-то стояли хорошие...

К тому же "поземельный налог" давал примерно пять миллионов тонн, так что "казне" зерна хватало с запасом. А посему закупки в эту самую "казну" шли по двадцать три копейки за пуд — то есть по пятнадцать рублей за тонну: по цене, которой казне обходилось и зерно "колхозное". Только кроме государства никто у крестьян зерно не покупал — ну, почти никто: заработала государственная монополия на внешнюю зерноторговлю и госмонополия на производство водки. Так что средний крестьянин в хороший год со своих — опять же средних — шести десятин мог получить хорошо если семьдесят пять рублей. Против ста тридцати "царских", но рубли были уже "советскими", более "товарно наполненными". Тем не менее "в попугаях-то было гораздо длиннее", а запрет аренды земли у тех же кулаков отнимал суммы уж вовсе немалые...

Многие крестьяне и по такой цене зерно продавали — деваться-то некуда, если деньги нужны. Но денег-то хотелось получить побольше, а работать, понятное дело, при этом поменьше — и потому призывы потерявших возможность пограбить односельчан кулаков и утративших источник "безбедного существования" бывших помещиков среди мужиков нашли широкий отклик.

Ну как нашли... Слава Петрашкевич ко мне буквально прилетел с перекошенной физиономией:

— Саша, ну что ты сидишь с такой довольной мордой будто нашел чашу Грааля?

— Господин Струмилло-Петрашкевич, не соизволите ли пояснить, чем вам морда моего лица не нравится? Радуюсь я изрядному убытку второй беды государства нашего Российского, вот как раз отчет за первое полугодие пришел...

— Какая вторая беда? Крестьянские бунты того и гляди начнутся, у меня фон Плеве запросил для усиления полиции оружия почти на пятьдесят миллионов.

— Ну и что?

— Господин канцлер, ты что, в России новую войну собираешься устроить? Если я верно помню, ты на Японскую меньше потратил — ну, если в своих отчетах самому себе не наврал. Но дело не в том. Запрет внешней торговли зерном оставил без рынка сбыта большую часть крестьян, а тем самым — обрушил рынок для текстильщиков, ремесленников разных: у крестьянина просто денег нет чтобы покупать такие товары! Ну ладно, я понимаю про пользу госмонополии — относительную, конечно, но тем не менее. Но ведь можно просто увеличить закупочную цену, хотя бы до сорока, даже тридцати пяти копеек за пуд!

— Слава, ты у нас больше экономист или все же в основном марксист?

— А что?

— А то, что если экономист, то объясни мне: зачем я буду платить за зерно больше чем сейчас?

— Чтобы у крестьян не появлялся повод бунтовать...

— Я спрашиваю не для чего, а зачем. Мне мои колхозы уже обеспечивают достаточное количество зерна, причем именно по пятнадцати рублей за тонну. Еще я получаю полстолька в качестве налога поземельного, то есть, считай, вовсе бесплатно. Мне просто не нужно больше зерна, так зачем я буду увеличивать цену?

— Тогда я марксист. Цену на зерно необходимо поднять чтобы обеспечить трудовому народу...

— Ну если марксист, то ответь на такой вопрос: чем отличается социализм от капитализма?

— Ты первый начал... При социализме собственность на средства производства общественная, всенародная, а при капитализме...

— Достаточно. Ты дурак: при социализме каждый получает по труду, и это главное отличие.

— И я про то же: крестьяне на пашне корячатся как...

— Еще раз: имеется в виду все же по результату труда, а не по тому, как сильно мужик потеет, корячась на пашне. Результат же таков: расходы на выращивание зерна в государстве составляют пятнадцать рублей за тонну — и это и есть "общественно необходимые затраты". Просто потому, что государству вообще нет необходимости покупать зерна больше, разве что в запас — но у нас уже и запас на три года имеется. Я тебе больше скажу: следующие пять лет эти затраты ежегодно будут сокращаться на рубль в год, хотя бы потому что осенью заработают тракторные заводы в Кургане и Вологде, и можно будет заменить слабенькие колесные трактора на мощные гусеничные, да и число их вырастет. Так что смысла увеличивать цену я не вижу.

— То есть ты готов выкинуть пятьдесят миллионов на войну с народом, но не...

— Ты дважды дурак. С народом никто воевать не будет. Бунтовщиков слегка попинают сапогами по ребрам, дадут год исправительных работ... может, самых борзых сошлют куда подальше. Трудиться им никто не запретит, пусть трудятся дальше. Ты пойми: мы строим социалистическое государство, и уступки буржуазным элементам недопустимы.

— Ты строишь социализм?!

— Мы строим, а ты, кстати — причем лично ты, заметь — являешься главным архитектором этого строительства.

— Чего-то я не заметил...

— Ничего удивительного. Вот девочки из секретариата моего заметили, говорят, что все знают что мы социализм строим. Однако они молоденькие, глупые — ошибаются. Не все знают, ты, например, не знаешь. А не знаешь просто потому что не понимаешь что такое — этот самый социализм!

— Я не знаю?!

— Конечно не знаешь. Ты же марксист, а ваш идеолог само слово опошлил!

— Маркс?

— Энгельс. Вместе с бородатым евреем он — обрати внимание, за деньги английских и американских банкиров — провозгласил, что-де социализм — это первая стадия коммунизма.

— И что не так?

— Идеологический спор оставим на потом, время дорого. А вкратце — при социализме каждый получает по результатам труда. Но государство обеспечивает некоторые, назовем это социальные гарантии, для тех, кто работать не может. Дети — их государство обучает. Старики — их государство за прошлый труд кормит, обувает, одевает. Ну а человеку работоспособному предоставляет право либо работать — на условиях социалистического государства работать, либо идти в задницу.

— То есть социализм — это кабала у государства, так что ли?

— Ты трижды дурак. Мужик в одиночку — непроизводителен, он себя не может прокормить. Мужик в колхозе — что доказывает моя практика — в состоянии прокормить и себя, и два десятка рабочих. Государство сейчас предлагает мужикам выбор: переходить на новый, эффективный способ земледелия или подаваться в рабочие. Последнее — пока ограниченно, но это ты виноват.

— А я-то тут причем?

— Лет через пять школы каждый год будут выпускать по три — три с половиной миллиона образованных людей. Из них три миллиона должны будут перейти в рабочие, так как крестьян нужно одного на десять рабочих. И твоя задача — обеспечить их рабочими местами. Заводами, фабриками. Это, про самым скромным прикидкам — тысяч пять заводов и фабрик в год. С учетом выходных и праздников — по шестнадцать в день. У тебя рабочий день сколько, восемь часов? Ты сейчас час сотрясал воздух, то есть не создал две фабрики. Оставил без работы тысячу людей. Да ты вообще саботажник! Ладно, иди работай, и не забивай себе голову тем, чем должны заниматься специально обученные люди.

— Иду уже... кстати, что ты там сказал про вторую беду?

Со второй бедой все стало хуже. В смысле, с дорогами лучше, причем с любыми. И в первую очередь с железными. Бетонные шпалы позволили гонять тяжелые поезда с высокой скоростью, но почему-то они служили даже меньше, чем деревянные — раньше. А теперь...

Когда Федя Чернов придумал, как сделать бетон прочнее, я, конечно же, предложил этот "более прочный" и в производстве шпал использовать, благо железорудные обогатительные фабрики тонкомолотого кварца давали в изобилии. А когда соответствующие инженеры сказали, что "прочнее-то он становится на сжатие, а шпалы..." я, вспомнив Останкинскую башню и термин "напряженный бетон", выдал им свою интерпретацию концепции. Товарищи задумались, попробовали...

Теперь сразу три очень недешевых завода делали шпалы именно из такого "напряженного бетона". Недешевых хотя бы потому, что каждая шпала в очень хитрой форме, снабженной непростым устройством для натяжения арматуры, выдерживалась почти две недели, так что форм этих потребовалось несколько тысяч... примерно по двадцать тысяч на каждый завод, ведь на километр пути нужно под две тысячи шпал, ну, хотя бы под полторы — а в моих планах стояло строительство до десяти тысяч километров дорог в год, причем большей частью двухпутных... Поэтому был еще выстроен отдельный завод, который эти формы для шпал массово делал. Тем не менее два миллиона шпал в год по новой технологии уже выпускалось, и "вторая беда" постепенно уходила в прошлое — а через год скорость этого "ухода" должна была удвоиться. Но это дороги железные, а что касается обычных...

Как очень верно написал в своей книжке нынешний министр сельского хозяйства Энгельгардт Александр Платонович, русский мужик ленив, жаден и глуп. Причем жаден больше чем ленив, а по глупости... Нет, это он просто слишком жаден. И в особенности падок на дармовщинку. Как любила говорить бабушка, это сладкое слово — халява! Мужики готовы бывают горы свернуть, лишь бы до дармовщинки дотянуться...

А я тут в деревнях школы строил... Ирина Владимировна — моя классная — любила внушать (не мне, а двум девчонкам, в пединститут собиравшимся), что школа — это не столько предприятие по раздаче знаний, сколько социальный институт. Причем как для учеников, так и для их родителей. Ну, не знаю... хотя бабушка рассказывала, что "в ее время" авторитет учителя был практически непререкаем, в том числе и среди родителей. А во времена нынешние тоже авторитет учителей был довольно высок. В городах — поменьше, распространялся он лишь на семьи учащихся в основном, а в деревнях учитель сейчас занимал позицию "пониже Бога, повыше попа". И, понятное дело, деревня со школой считалась куда как более солидней даже, чем село с церковью. Забавно: в любой деревне учитель был сытно кормим мужиками, хотя те же мужики детей своих в школах обычно больше года не держали...

Это раньше, а сейчас — после появления шанса устроить ребенка "в механизаторы" — школа стала абсолютным символом деревенского престижа. Мужики — практически по всей России — школ понастроили даже больше, чем я ожидать мог. Намного больше, и часто даже не просили выдать "из казны" окна, двери и все прочее: целиком за свой счет строили. Но это были всего лишь здания. А с учителями... учителей катастрофически не хватало. Вдобавок возникла еще одна проблема, о которой раньше я просто не задумывался: здоровье школьников. Дети-то в школе вынужденно кучкуются, любая зараза сразу накроет всю школу — если за этим специально не следить. Поэтому была учреждена должность школьного фельдшера (и организовано сразу несколько десятков училищ для подготовки оных), но где их взять сразу сотню тысяч? Пришлось — временно, конечно — нарезать этим фельдшерам целые районы, и обеспечивать их транспортом подходящим.