Уроки ирокезского 63

— А сколько мне нужно будет вложить в эти новые заводы?

— Нисколько, в этом-то и выгодность моего предложения. Причем половину я буду забирать двадцать пять лет, а потом... мы это потом и решим, но предварительно вы получите заводы... Венесуэла получит их в полную собственность. Если захочет, конечно.

— А может и не захотеть?

— Пока что кое-что необходимое для переработки вашей нефти могу производить только я и только в России. Ну а что будет через четверть века, я просто не знаю.

— Допустим... а второе предложение?

— В Венесуэле есть довольно много бокситов... то есть алюминиевой руды. Ее тоже можно продавать, но гораздо выгоднее из нее на месте делать алюминий и продавать уже чистый металл. Который, между прочим, стоит на рынке больше доллара за килограмм и дешеветь в ближайшие десятилетия точно не будет.

— И вы предлагаете...

— Вытроить заводы по получению алюминия. На тех же условиях, только срок уже будет в сорок девять лет.

— Почему так долго?

— Потому что для получения металла потребуется очень много электричества. Так что сначала нужно будет выстроить мощные электростанции. Гидроэлектростанции, и я предполагаю выстроить их на Карони. Причем не просто электростанцию выстроить, а несколько электростанций, каждая из которых будет самой большой в мире. Но чтобы их выстроить, понадобятся не только деньги, но и время. Много времени, возможно даже лет десять — которые тоже включаются в названный мною срок.

— Вы забавный человек... если бы Руди не ошарашил меня заявлением, что вам принадлежит то, что я думал, является его собственностью... ведь сеньор Абель считается чуть ли не самым богатым человеком на Земле. Тогда возникает вопрос: а вы кто? Дьявол?

— Я всего лишь канцлер России.

— Сеньор Волков?! Руди, это правда? Ты работаешь на русского канцлера?

— Я работаю на Россию. А еще работаю на Австралию. На Америку, на Испанию, много на кого. И на Венесуэлу, как ты, вероятно, уже успел заметить. Я работаю на тех, кто делает жизнь лучше — в том числе и мою жизнь, потому что в конечном итоге я работаю на себя.

— Понял, можешь не продолжать. Я бы с удовольствием принял ваши предложения, господин канцлер, но по моим сведениям британский флот появится у берегов моей страны где-то через неделю.

— Не появится.

— Вы, вероятно, пропустили новости, будучи в открытом океане. Однако Британия две недели назад отправила уже флот, причем, по слухам, самый большой за всю историю, чтобы наказать меня за то, что я немного помог гринго в их войне... Чтобы примерно наказать!

— Не пропустили. Но вы можете совершенно не волноваться по этому поводу: до Венесуэлы этот флот просто не доплывет. Сеньору Абелю ведь очень не хочется терять вложенные в страну капиталы... И вместо того, чтобы думать о плохом, давайте подумаем об установлении официальных дипломатических отношения и обмене посольствами.

— Хм... мне уже кто-то говорил, что в России канцлером сам дьявол работает, но я думал... думаю... думал, что это преувеличение. Сеньор Алехандро, если британский флот... исчезнет, то я соглашусь на все ваши предложения. А если...

— Договорились. Все детали вам Рудольф расскажет чуть позже... через неделю. А сейчас позвольте откланяться. С надеждой на долгое и плодотворное сотрудничество между нашими странами.

— Честно говоря, я уже начинаю думать, что в том, что о вас рассказывают, есть и доля правды. У меня никогда не было столь краткой и столь насыщенной официальной встречи...

— Неофициальной, сеньор Гомес. Меня тут вообще нет, и в России, и в Европе, и вообще везде за пределами этого кабинета и моей канцелярии все точно знают, что я сижу и работаю дома, в Москве. И, надеюсь, будут знать это и дальше...

В том, что британский флот до Венесуэлы не доберется, у меня сомнений не было. Уже второй месяц как не было — сразу после того, как к купленному Алексеем у Гомеса островку с названием Пекеньо Тобаго (Маленький Тобаго, расположенный в паре километров от "Большого" Тобаго) подошел совершенно голландский сухогруз рейсом из Владивостока. Привезший на это крошечный, всего в один квадратный километр, островок несколько тысяч тонн всякого разного добра и около трехсот человек, в основном молодых двадцатилетних парней. Как эти тысячи тонн разгружали на берег, к которому кроме как на лодке было и не подойти ближе чем на милю — это отдельная история. Но разгрузили, хотя один трехтонный ящик все же потопили. Зато три сотни таких же перевезли без повреждений.

Потопленный тоже подняли, и сейчас — как мне сказали встретившие меня там инженеры из института Степана, почти починили содержимое. Сделанное на "Заводе нагревательных приборов"...

И другое тоже, но это было, пожалуй, самым главным: завод этот делал знакомый каждому моему современнику (из будущего, конечно) нагревательный прибор под названием "магнетрон". То есть название-то не каждый слышал, а вот микроволновку, в которой этот магнетрон всё и нагревает, точно каждый знает.

Только в привезенном добре никаких микроволновок не было. Магнетрон — был, и делал свое мангетронное дело: излучал микроволны. С частотой в пятьсот мегагерц излучал. А вот изготовленная уже Еленой Андреевной аппаратура это излучение куда надо направляла, а потом ловила обратно — с помощью параболической тарелки и матрицы волноводов. Аппарат, придуманный уже Степаном, следил за тем, в какой волновод больше излучения попадает и поворачивал весь механизм так, чтобы попадало в основном в центр матрицы.

Все вместе это называлось "самоуправляемой бомбой с радарным наведением". Правда этот самый радар мощность и чувствительность имел крайне небольшую, какой-нибудь крейсер мог "поймать" километров за десять, а для крошечного миноносца — и три километра хорошо будет. Поэтому "бомба" была пилотируемой... Зато летала километров на двести.

В качестве двигателя использовался пульсирующий двигатель, мне известный как мотор от "Фау-1". А для других — после того, как я его "изобрел" в Торфянке — он оказался более известен как изобретение Николая Телешова, причем он изобрел его еще пятьдесят лет назад. Но одно дело изобрести, а другое — сделать, так вот я его сделал. А Нольде довел его тягу до почти полутонны, и на базе этого мотора и была сделана крылатая ракета, которая могла лететь почти на двести верст. И попадать в кусок земной поверхности размером километров в сто квадратных — ну, если хорошо прицелиться и ветра не будет.

Так что пришлось эту "отечественную фау" существенно доработать — посадив в нее пилота. Точнее, в отделяющуюся капсулу, которая после отделения выпускала крылья, выдвигала два крошечных (по пятнадцать сил) моторчика с пропеллерами и неторопливо возвращала пилота домой. От пилота же требовалось сначала дорулить аппаратом до нужного места, затем направить собственно "бомбу" на цель, дождаться захвата цели радаром — и спокойно лететь обратно.

Ничего сложного и опасного — если не считать того, что ракета пускалась стартовыми ускорителями (двумя здоровыми пороховыми чухами), от которых пилот был огражден лишь тонкой пластиковой стенкой кабины. Если не думать о том, что пилот в этой пластиковой кабине лежит, а при старте ускорение получается в районе восьми g — в направлении от головы к ногам. Если не принимать во внимание, что бомба наводится на цель в пикировании с высоты в четыре-пять километров при скорости около семисот километров в час. Если пребывать в уверенности, что с кораблей никто не будет стрелять по нападавшим из всего, что только стрелять может. И если истово верить в то, что все механизмы после отстрела капсулы всегда сработают безупречно...

На самом деле при подлете пилоты делали "горку" километра на полтора вверх, скорость при этом падала почти до нуля и на прицеливание оставалось секунд двадцать. Что, впрочем, тоже крайне немного...

Зато тонна взрывчатки, которую бомба уронит на кораблик, скорее всего даже дредноут просто пополам порвет. А для мелочи всякой... На Тобаго нашелся кусочек относительно ровного места, на котором получилось сделать более-менее приличную взлетную полосу и разместить там шесть "Шмелей". А в заливе неподалеку обустроились три больших летающих лодки — творения Михаила Шишмарёва. Этот инженер был знакомым Григоровича и по его рекомендации поехал в Тюратам. Но там, узнав по грузоподъемность "грузовика", загорелся идеей изготовить летающий торпедоносец — и даже до меня дошел со своей идеей. В результате — получил собственный авиазавод... заводик — на Арале, точнее — на острове Возрождения. И там начал делать эти "лодки". Летали они, правда, не быстро — километров под полтораста, зато могли висеть в воздухе по полсуток — и тут их использовали для разведки.

Собственно, с них британский конвой и был замечен. Только вот самолеты летали в светлое время суток, а корабли и ночью плывут — так что заметили их всего милях в пятидесяти от Тобаго. Я как раз уже на маленький остров приехал — просто поглядеть, как там дела...

На островке были смонтированы пять стартовых эстакад, проложены дорожки от ангаров, где хранились "аппараты" — так что крылатые ракеты отправлялись в путь с интервалом в минуту. Теоретически можно было и быстрее пускать, ведь ракета в ангаре уже стояла на стартовой тележке практически готовая к пуску — но пускали их строго по очереди чтобы радары работали тоже по одному и не ловили чужие сигналы. Ну и чтобы если что...

Первый дредноут был потоплен через восемь минут после запуска первой ракеты. Наблюдатели с "летающей лодки" сообщили, что предварительные расчеты оказались верными: тонна гексогена (с примесью тротила для стабилизации) попросту разорвала дредноут на части. На довольно мелкие — потому что при взрыве бомбы сдетонировал наверное весь боезапас корабля. Что было как раз неудивительно: по мощности бомба соответствовала полусотне снарядов морских "главных калибров", а летящая с практически сверхзвуковой скоростью (реактивный мотор при пикировании отстреливался чтобы не тормозить) стальная болванка палубу — даже броневую — успешно проламывала и все взрывалось внутри корабля. Причем не только дредноута: вторым разорванным на куски кораблем оказался большой десантный транспорт. Впрочем, этот просто развалился на две половинки...

Примерно после первого десятка успешных отстрелов спасательных капсул у очередной не открылось, похоже, крыло — но пилот выпустил парашют. Управлять он им не мог, и каждый из пилотов примерно представлял, что с ним могут сделать британцы, попади он им в руки — но как раз для этого гидропланы там и дежурили: парашют зацепили специальным крюком с летающей лодки и потащили к берегу. Недалеко, правда, тащили: погода была хорошая, волна в океане — приемлемая, так что километров через двадцать крюк отцепили, а упавшую в океан капсулу (точнее, пилота — места для капсулы не было) подобрали уже с воды. Это тоже было отработано: крюк выкидывался со своим собственным парашютом, так что пилота ракеты не покалечило. После чего летчики вернулись обратно: мало ли кого еще подбирать придется.

Пилотов на Тобаго приехало сто двадцать человек — просто больше не было готовых. Ракет же было три сотни — но конвою хватило по одному вылету, причем даже не всех пилотов. Четырнадцать пилотов — из девяноста двух стартовавших — не вернулись: у восьми ракет капсула просто не отстегнулась — а выпрыгнуть из пикирующей на околозвуковой скорости кабины шансов даже теоретически не было. На трех — отстегнулась, но поздно — и капсулы просто разбились об воду. Две ракеты — упали в море, вероятно пилоты потеряли сознание при пуске и так и не очнулись. И одна ракета просто взорвалась в воздухе...

Ребят было безумно жалко, но это — война. Настоящая, безо всяких шуток война на уничтожение. И в первой битве этой войны мы — благодаря и этим ребятам тоже — сумели одержать небольшую, но важную победу: Британия потеряла двадцать шесть дредноутов, около сорока тяжелых крейсеров, шесть десятков мелких военных кораблей и почти полсотни транспортов. После того, как все большие корабли с зенитным вооружением ушли на дно, остальную работу без помех сделали "Шмели" — что было проще хотя бы потому, что боевой радиус этих машин превышал девятьсот километров и транспорты — после того, как были выбиты и миноноски — убежать не могли.

Миноносцы были сначала расстреляны "Шмелями" из пушек — не потоплены, но на них изрешетили котлы и они стали неподвижными мишенями для бомбардировки. Так же получилось и с некоторыми транспортами — но далеко не со всеми: на транспортах как правило котлов было много и некоторые остались неповрежденными, так что часть конвоя все же убежала к Барбадосу: много кораблей было, а самолетов — маловато для того, чтобы потопить все их одновременно. Но если до Барбадоса всего час лету...

А до Каракаса — полтора, так что на следующий день я снова встретился с доном Хуаном. Вместе посмотрели фильм, который сняли наблюдатели, обсудили разные "технические вопросы". И под конец Хуан спросил, как я собираюсь возвращаться домой.

— Так же, как добрался сюда, только в обратном направлении. А вы уже готовы направить в Россию посла? Я могу захватить его, причем вместе со всем посольством — на яхте сеньора Рудольфа места всем хватит.

— Я не об этом... похоже вы по дороге с Тобаго в Каракас что-то пропустили. Боюсь, у меня для вас плохие новости: Германия объявила России войну. И не только Германия...