У заместителя по тылу в горле застряла куриная нога, пришлось, прямо так, с торчащей изо рта птичьей конечностью, тащить капитана в медсанчасть. Фельдшер оказался пьян, достал страшные щипцы и ткнул капитана в глаз. Тот со страху выплюнул курицу, завязалась драка. Их разнимали старослужащие солдаты, о чем позже Арбузов и сообщил Пилюле.
За праздничными столами в присутствии особиста, закаленные портвейном "Кавказ" и различной парфюмерией офицеры, пили спиртное как бы нехотя, по-старушечьи, мелкими глоточками, мол, гадость, какая-то, но ничего не поделаешь, праздник. Но как только Пилюгин уходил, в боевую готовность приводились все средства противовоздушной обороны страны. Если бы в тот момент в какую-нибудь офицерскую квартиру заглянул римский пьяница Калигула, он бы непременно залез от ужаса под стол.
В адрес Пилюгина неслись изощренные оскорбления. Самое безобидное из них— очкастый дебил. И невдомек было простым офицерским душам, что этот самый "дебил" стоит сейчас под дверью и с удовольствием слушает их красноречивые высказывания.
Федор доносил Пилюле по мелочи: кто в самоволку бегает, кто к дочери замполита клеится. А однажды рассказал лейтенанту, что "чурки" из второй роты во время дождя развели под боевой пусковой установкой, покрытой брезентом, костерок. Сыро и зябко, однако, в карауле.
Тогда впервые Пилюгин велел Федору изложить свое донесение на бумаге и подписаться каким-то странным именем — Негоциант.
Таджиков повязали через неделю в солдатской столовой, когда они вопреки мусульманским традициям, с аппетитом поедали плохо проваренную свинину.
Особист объявил Федору благодарность и даже выдал под расписку три рубля премиальных. Затем сказал, что отныне свои донесения Арбузов будет подписывать псевдонимом "Негоциант", а их встречи с лейтенантом станут тайными. Следующая встреча, состоится в субботу в заброшенном бункере за свинофермой.
Федор зашел в библиотеку и в энциклопедии узнал, что "негоциант" с латинского переводится как торговец. Стало быть, я по три рубля живыми людьми торгую, обиделся Арбузов, ну, ладно, Пилюля, за кликуху ответишь.
Ближе к субботе Федор забыл, на какой час назначил ему встречу лейтенант. Помнил только, что речь шла о позднем вечере.
Когда стемнело, тайный агент Негоциант отправился к заброшенному бункеру, ощущая себя Павликом Морозовым, идущим доносить на своего родителя.
Благополучно переправившись через необъятную лужу поросячьего навоза, которая плавно перетекала от свинофермы до входа в старое подземное хранилище, он спустился вниз.
В бункере было совершенно темно и очень холодно.
Федор поежился, зажег спичку, тихо произнес трагическим шпионским голосом: "Пилюля, это я, отзовись!", — и тут же еще больше похолодел. Надо же, обозвал особиста "Пилюлей", обидится еще. Но подземелье в ответ молчало. В коробке, как назло, осталась все одна спичка. Федор решил ее сэкономить. Присел на четвереньки, привалился спиной к влажной стене, стал ждать.
Прошло минут двадцать, прежде чем в кромешной темноте послышались осторожные шаги, которые вскоре стихли.
И вдруг где-то рядом закричали: " Нет, я тебя, сволочь, все же посажу, ты у меня узнаешь, как воровать картошку у свиноматок! Нальется с утра водкой и ходит, как бегемот. Валерьянкой опохмеляться надо!"
Какая картошка, какая валерьянка, ужаснулся Федор, не брал я никакой картошки. И, вообще, кто это там, Пилюля? С ума сошел, что ли?
Арбузов осторожно пошел на искаженный до неузнаваемости бетонными катакомбами голос. Пройдя метров двадцать, и во что-то уперевшись, остановился. Лейтенант должно быть, кому же еще? И он громко, как на утренней проверке, крикнул:
-Это я, Пилюля! Идите сюда!
Опять чекиста "Пилюлей" назвал,— сразу же прикусил губу агент и в туже секунду, возле его ног что-то вспорхнуло огромной птицей, матерно выругалось и, кряхтя, понеслось к выходу.
Федор машинально бросился за невидимым, топающим и охающим объектом.
Уже в дверном проеме хранилища, на фоне полной луны, он разглядел силуэт.... боже сохрани, эту фигуру он узнал бы из миллиона, фигуру командира полка! Полковник торопливо заправлял в брюки все, что на нем было надето сверху, в том числе и шинель.
Кого-кого, а встретить здесь полковника Кожемяку Федор никак не ожидал. Лицо агента пылало как раскаленная сковорода. Решил убраться как можно скорее от хранилища, но совершенно неожиданно для себя, вернулся внутрь бункера и зажег единственную спичку.
Недалеко от входа, возле облезлой стены парила куча человеческих экскрементов. Так командир по нужде сюда зашел, а я его вспугнул. Конечно, крикнул — "это я, Пилюля!", а полковник решил, что особист его за неприличным делом застал. И чего они все его боятся? Противный он, конечно, а так ничего. А ругался командир, видно, на прапора из хозвзвода. Все, хватит конспиративных встреч. Хорошо хоть без стрельбы обошлось.
Перебравшись через навозное море, Федор побежал в клуб смотреть фильм. Показывали "Щит и меч".
Как выяснилось позже, особист пришел в хранилище через час после Арбузова и прождал его там до отбоя. "Замерз,— по его выражению,— как цыпленок в холодильнике, чуть яйца ампутировать не пришлось".
На Федора лейтенант не ругался. Лишь зло оттопыривал нижнюю губу, обнажая зубы латиноамериканского капибара. Такую водосвинку Арбузов случайно обнаружил в энциклопедии, и она ему сразу кого-то напомнила. Выслушав рассказ о командире полка, лейтенант долго смеялся и даже похвалил Федора за осторожность.
Приближалась "Олимпиада — 80" и от особиста Пилюли рядовой Арбузов получил ответственное задание. Вместе с таким же агентом, как и он, Федора переодели в гражданскую одежду и высадили на Симферопольском шоссе. Одежда была старой, вонючей, мятой. Причем, детского размера. Но выбирать не приходилось. Из придорожных кустов они должны были в бинокль наблюдать за проезжающими в Москву иностранными автомобилями, записывать их номера в тетрадь и сообщать эти номера по рации следующему посту, который располагался километров через десять. Там в зарослях ивняка, крапиве и лопухах сидели зоркие соколы из соседнего полка. С другой же стороны, ближе к Серпухову им должны были сообщать о машинах приближающихся.
Как только первая высадка состоялась, и особист уехал, агенты, не сговариваясь, засунули рацию под осиновый пень и направились в ближайшую деревню за водкой. Бутылку " Зубровки" и полбутылки портвейна Федор с напарником по кличке Шланг выпили прямо возле магазина. Продавщица так перепугалась агентов, похожих на беглых каторжников, что готова была отдать все, что у нее есть. Но солдаты ограничились малым, взяли только то, на что хватило денег.
Открывая водку, ефрейтор Шлунгер, прослуживший на полгода больше Федора, учил его жизни:
-Выпивки, — говорил он неторопливо, взвешивая каждое слово, — нужно покупать всегда больше, чем сможешь выпить, чтобы потом не бегать снова. Все неприятности именно от недопития. Выпил мало, пошел за добавкой — попал в историю. Скандинавы, когда пьют дома, ключи выбрасывают в форточку.
После портвейна Шланг заявил, что в гробу он все видел и немедленно отправляется к женщинам. Ни слова больше не проронив, напарник остановил грузовик и попытался влезть в кабину. С первой попытки у него этого не получилось. Со второй тоже, а после с третьей он рухнул на землю и задергал конечностями.
Пришлось тащить Шлунгера к месту оперативной дислокации на себе.
Бережно уложив его в кустах, Федор, как человек хоть и пьяный, но ответственный, вернулся к Симферопольскому шоссе, включил рацию и услышал крики, обильно приправленные ненормативной лексикой.
-Семнадцатый, семнадцатый, на связи шестнадцатый! Отвечайте, когда нужно!
"Семнадцатый" — это был их со Шлангом позывной.
— Мне не нужно, — ответил спокойно Федор, — Что вам-то надо?
— Ничего не надо, записывай, идиот. В вашем направлении движется светло -зеленая "Тойота" с номерным знаком "B556 X09".
Как ни старался Федор, ни цифр, ни букв он запомнить не мог.
-Передай номер следующему посту, понял? — кричала рация.
-Понял.
-Повтори номер, козел.
-Чего?
-Ничего.
-Забыл.
-Еще раз.... Понял?
-Понял, — эхом отозвался Арбузов, но проклятые цифры опять испарились из головы. — Машина далеко спрашиваю?
-Проедет мимо вас минуты через три.
Прислонив к дереву послевоенную рацию, Федор отломил от березы ветвистый сук, пошел на дорогу.
Вскоре со стороны Серпухова действительно показалась какая-то зеленая машина. Агент с трудом поднялся по насыпи и березовой палкой, как шлагбаумом перегородил проезжую часть.
Автомобиль завизжал тормозами, остановился. Из салона на Федора, одетого в брезентовые штаны и темно-синий в полоску пиджак поверх грязной майки, глядели четыре пары испуганных глаз.
-Гутен таг! — сказал Федор, вспоминая все, за что еще недавно немка в школе ставила ему двойки.— Аллес гут, олимпиада, — и тут же с выражением прочитал запомнившийся ему новогодний стишок.
Когда закончил, перехватил подмышкой березовую палку, начал записывать на ладони номер машины. Буквы и цифры танцевали как пьяные. Дверь зеленой машины медленно открылась, и из нее вышел высокий поп в рясе.
-Тебе что надобно, отрок?— спросил священнослужитель на хорошем родном языке.
Федор, наконец, понял, что человек на иностранца не похож, что машина вовсе не "Тойота", а родные "Жигули". Поп приближался так решительно, что, казалось, хочет отвесить Арбузову подзатыльник. Вдруг он замер. Со стороны леса к дороге приближался, медленно перебирая негнущимися в коленях ногами, Шланг. За его плечами висела облезлая рация, из которой торчала трехметровая антенна. Шланг что-то бубнил в микрофон, а рация, включенная на полную громкость, издавала все известные и неизвестные народам мира ругательства.
-Отставить!— заорал Шланг.— В случае сопротивления, приказано открывать огонь на поражение!
-Так вы солдаты!— вдруг догадался батюшка, — Милые вы мои, беглых, не иначе, ловите?
-Беглых,— согласился Арбузов,— причем иностранцев.
-Понимаю.
Батюшка оказался бывшим майором-танкистом, которого уволили из армии по состоянию здоровья. Его печень уже не справлялась с алкоголем. Он дал Федору и Шлангу, видя их состояние, совет:
-Утром никогда не опохмеляйтесь водкой, она всегда требует продолжения. От пива сплошная тяжесть и хмарь. А лучше выпейте пузырек валерьянки. Через час будете как огурцы. Я ее всегда с собой вожу, хотя давно уже завязал.
Священник слазил в бардачок, сунул в карман Шланга два пузырька с темно-коричневой жидкостью, перекрестил напарников и "Жигули" помчались к Москве.
Федор вспомнил командира полка, который тогда в бункере тоже что-то кричал прапору из хозвзвода про валерьянку, но его нестройные мысли окончательно разбила рация, которая вновь начала непечатно ругаться.
К вечеру Федор и Шланг почти протрезвели и, заглянув в пустую тетрадку, поняли, что дело пахнет дисциплинарным батальоном. Они бросились к рации, вызвали "Шестнадцатого", и, сказав, что у них садятся батареи, попросили продиктовать все номера проезжавших за день иноземных автомобилей.
-Что, мужики, заквасили? — добродушно откликнулись с переднего поста. — Ладно, записывайте, но завтра наша очередь шары заливать.
Успокоившийся Федор, внес в столбики непривычных иностранных номеров еще несколько, выдуманных им самим — чтобы было больше. Правда, позже он еще раз убедился в верности любимой им поговорки — не надо как лучше, нужно как положено. Словом, в тот день вроде бы все обошлось.
Началось на следующий. Утром, не назначая никаких конспиративных встреч, Пилюгин вызвал Федора в свой штабной кабинет.
-Вот какое дело, — начал он, — по вашим записям получается, что вчера мимо вас в Москву проехало семьдесят восемь иностранных автомобилей. А вот восемнадцатый пост зафиксировал только семьдесят пять. Куда же три машинки-то подевались? Наверху,— особист указал пальцем в портрет Дзержинского,— требуют объяснений.
— Капиталисты, что с них возьмешь,— пожал плечами Федор.
Особист резко встал, сладко потянулся всей своей долговязой, как у Железного Феликса фигурой. Затем, поправил роговые очки на хитром лице, сказал:
-Вот что, Федор, вы мне про капиталистов не заливате. Вы вчера с рядовым Шлунгером пьянствовали, как извозчики, вот и понаписали всякой ерунды. От вас до сих пор вином пахнет.
— Не вином,— обиделся Федор,— валерьянкой.
-Вы что валерьянкой лечились? Помилуйте, кто же этим средством здоровье поправляет?
Пилюля мягко, как кот подошел к подоконнику, взял белый фарфоровый чайник. Наполнил из него наполовину солдатскую алюминиевую кружку, протянул Федору.
-Это клюквенный морс с капустным рассолом. Мне это средство однокурсник подсказал. Верное дело, а вы — валерьянка.
Федор сделал глоток пахучей бурой жидкости и почувствовал, как на внутренности словно набросили теплую шаль.
— Да, на литр смеси — тридцать граммов чистого спирта, — пояснил особист,— но не больше! А теперь перейдем к делу, берите бумагу, пиши донесение.
-По поводу?
-По поводу того, что вчера, с разрешения ефрейтора Шлунгера, вы отлучились со своего оперативного поста на Симферопольском шоссе в ближайшую деревню за водой. И на опушке леса заметили, как по проселочной дороге, в сторону бункера с засекреченной аппаратурой связи, направляются три иномарки. Есть там бункер ЗАС, не переживайте. Возле бункера машины остановились и вышедшие из них люди стали проводить возле ЗАС какие-то измерения. Номера их автомобилей вы и переписали.
-А что дальше?— поинтересовался Федор.
-Хм. Будем искать.— Пилюгин вновь указал пальцем на висевший над столом портрет Феликса Эдмундовича.
Все остальные дни Федор со Шлунгером несли службу честно, на сухую.
Через неделю после закрытия олимпиады Арбузов получил по почте письмо. На листе было написано всего две строчки: "Завтра вы в наряде по столовой. После отбоя приходите в мой кабинет. В штаб заходите со стороны леса, чтобы никто не видел. Пилюгин".
Ну и конспиратор этот Пилюля, что-то еще придумал, вздохнул Федор.
В пятницу, после отбоя, в грязной телогрейке и в х/б образца сороковых годов, Арбузов проник в войсковой штаб и без стука просочился в кабинет особиста.
Внутри было темно, как под одеялом и Федор догадался, что особист специально плотно занавесил окна черными шторами. Сразу вспомнились заброшенное хранилище и спасавшийся бегством от позора командир полка.
— Здравствуйте, товарищ рядовой, — раздался незнакомый голос откуда-то с боку. Подойдите сюда, садитесь на стул.
Арбузов нащупал впереди спинку стула, осторожно сел. Не зная куда смотреть, как филин крутил головой во все стороны.
-Вы где живете?— поинтересовался голос.
-В казарме, — ответил Федор.
-Да нет, откуда родом?
-А, деревня Старые Миголощи Тверской области.
-И как там у вас?
-Да как... Совхоз там у нас поблизости, на Волге. Ферма молочная. А еще быков полостнорогих выращиваем.
