Как ни странно, но ответ на свой вопль души я таки получил. Правда, не сразу. И это был не прежний ГОЛОС, а скорее голосок. Юношеский и ломающийся. По крайней мере, мне так тогда поначалу показалось. Наверное, по контрасту.

— Леонид Васильевич, а зачем вам домой-то возвращаться, позвольте узнать? Ну, что вас там, в конце концов, ждёт? Пустая квартира и опостылевшая работа? Семья, которой, кстати, никогда не было? Да и — тоже кстати — поздно уже вам метаться и суетиться. Ваш-то ведь оригинал остался в прежнем мире и ни о чём таком даже и не подозревает! — После нескольких секунд молчания он добавил: — У вас сейчас — та же самая ситуация, что и в случае с эскадрой Ларионова. Вы — собственная копия, если ещё этого не уразумели. Поэтому отныне для абсолютно всех переселенцев, и для вас — в частности, места в прежних реальностях уже нет.

Да понял я, понял, как тут не понять-то. Сочинение Михайловского самым внимательным образом проштудировал, про туман вот и ГОЛОС знаю. И ещё тогда, при первом прочтении, скумекал, что оные атрибуты придуманы автором исключительно для запудривания мозгов попаданцам-дубликатам, для пускания им, так сказать, пыли в глаза. Подвергшиеся же процессу контрафактного копирования оригиналы ни того и ни другого, разумеется, не видели и не слышали. Им это ни к чему, что для них, по-моему, только и лучше... Ну ладно, дубль я, дубль, копия — если хотите, ну и что из того? Соглашаться, что ли, с голоском и оставаться здесь? Ну, уж нетушки! Надо спорить, протестовать. Я возбуждённо заговорил, откуда только и взялось красноречие:

— Но, поймите, в этом прошлом мне делать абсолютно нечего! Тут теперь предостаточно разнообразных героических личностей и без меня, болезного. Несколько тысяч обученных всему на свете суперменов. Я против них — никто, только под ногами мешаться буду... — я откашлялся и перешёл на другую тему: — А квартира у меня, между прочим, трёхкомнатная. Работа же — не такая уж и опостылевшая. И ещё есть телевизор с интернетом, плюс библиотека из двух тысяч книг фантастической тематики. Плюс — там-то современная медицина. А в треклятой медицине этой, будь она неладна, я теперь, вы должны это хорошо знать, нуждаюсь регулярно. Старость подступает, понимаете ли, со всеми вытекающими. Хронический обструктивный бронхит врачи у меня признали и ещё кое-что по мелочи. Целый "букет" самых разнообразных болезней в моей медицинской карте уже набрался, и ещё, наверное, скоро новые обнаружатся, ранее недовыявленные. Так что возвращайте-ка меня домой, к благам цивилизации двадцать первого века!

— А как тогда быть с вашим оригиналом?

— Не мои это проблемы, уважаемый доброжелатель. — Я немного подумал. — В крайнем случае — предоставьте мне комплект новых документов и в достаточном количестве — денежных средств. В порядке материальной и моральной компенсации, так сказать. После чего давайте разойдёмся по-хорошему.

Похоже, моё предложение собеседника не совсем удовлетворило.

— Леонид Васильевич, а может, мне вас подлечить как следует? — спросил он как-то нерешительно. — И от бронхита, и от прочих болячек. А потом...

— Согласен, — я тут же ухватился за сделанное мне щедрое предложение. — В счёт моральной, так сказать, компенсации — за причинённое мне беспокойство. Частичной. Подлечить, разумеется, причём — именно 'как следует'. Мне бы заодно ещё зубы новые вставить, а лучше вырастить, вы наверное это умеете, и близорукость исправить. И после — домой.

— Вы меня не поняли. Вы остаётесь здесь!

— В прошлом, что ли?

— Это эскадра адмирала Ларионова — ушла в прошлое. В четырёх экземплярах и в четыре варианта оного одновременно. Ваша же задача — совсем иная. Кстати, осмотритесь вокруг!

Я огляделся. Загадочный жёлтый туман прямо на глазах рассеивался. Заодно стало довольно-таки светло. Почти как днём. Да, именно что днём. Но — сильно пасмурным днём. Хотя, конечно, про пасмурность — это я хватил. Потому что высоко в безоблачном небе, чуть ли не в зените, стояло солнце. Не наше солнце. Цвет и размеры у него были несоответствующие. Маленькое оно какое-то и красноватое. Слабо светящее и совсем невзрачное.

— Убиться и не встать! — не стал сдерживать я эмоций. — Эй, Сусанин, а куда это делась половина нашей деревни? И вообще — где я? Это ведь вообще не Земля, верно?

Вообще-то, помимо исчезновения дальней части деревни, переменился и весь остальной окружающий ландшафт. Куда-то пропали здешние почему-то — вот удивительное дело — уже порядком заросшие бурьяном и кустарником после падения проклятого коммунизма поля — изрядно разбавленные чахлыми перелесками и по какой-то непонятной мне причине недовырубленными местными коммерсантами. Сгинула в неизвестность и протекающая неподалёку мелководная речушка, в которой я так и не успел искупаться-ополоснуться. Позади меня резко оборвалась разбитая в хлам гусеничными тракторами и лесовозами грунтовая дорога.

Зато "пятачок" диаметром примерно в треть километра, в центральной части которого любовался открывшейся перед ним захватывающей дух панорамой один знакомый вам олух, а также располагались оставшиеся от деревни четыре ближайшие к дороге дома, окружал густой и вроде как, на мой не шибко опытный взгляд, непроходимый лес. Нет, не так, — ЛЕС. Ибо его деревья, по-моему, имели высоту метров в сто, уж никак не меньше! Цвет у них, между прочим, был не совсем зелёный. Зелёный с небольшой примесью голубого оттенка — я бы так сказал.

А ещё, помимо четырёх знакомых домов, на получившейся площадке располагались следующие объекты и субъекты: незнакомая деревянная церквушка, несколько автомашин — грузовых и легковых, а также целая толпа разномастно одетого народу — никак не меньше сотни человек.

Я снова перевёл взгляд на солнце. Заодно — положил велосипед прямо поперёк дороги и сбросил на обочину успевший мне изрядно осточертеть тяжеленный рюкзак. От его плохо пригнанных лямок на плечах уже, наверное, образовались нормальные такие синячищи.

— Это ещё что, — с затаённой гордостью и с лёгкой иронией произнёс голос. — Скоро вы увидите второе солнце — голубое. Оно уже взошло, но пока за деревьями его не видать. Оно более крупное и яркое. — Его явно как минимум забавляла роль невольного экскурсовода.

— Попаданчество в совсем иной мир — проговорил я задумчиво. — Уж лучше бы тогда оказаться в прошлом мира своего. Хотя, постой-ка... Лучше всё-таки быть в настоящем! Вот что... экспериментатор ты наш... драгоценнейший. Давай поступим так...

— Леонид, я вам делаю предложение, от которого вы не сможете отказаться, — вдруг резко переменил тон невидимый собеседник. — Вы получаете от меня единовременное омоложение вашего организма до его оптимума и абсолютное излечение от всех ваших болезней. После чего с энтузиазмом берётесь за выполнение данного мной задания, о котором я вам сообщу дополнительно.

Уже неплохо. Клиент созрел и начинает торговаться. Надо его дожимать, выторговывать всё возможное и невозможное. Но — осторожненько, чтобы клиент в сердцах не психанул. А то ведь с него станется оставить меня и вообще несолоно хлебавши.

Я начал перечислять:

— Итак, я приобретаю, здоровье, вечную молодость и полный иммунитет ко всем настоящим и будущим болезням. И ещё кое-что, сейчас подумаю... Кстати, что это за мир-то? Тоже, небось, книжный какой-нибудь? Наподобие придумки Михайловского?

— Ну, можно и так — с некоторой натяжкой — сказать, — ответил собеседник на последнюю часть вопроса, потом, мне показалось, несколько замялся: — Но вот насчёт именно что вашей вечной молодости...

— А что с ней непонятного?

— Не имею я пока такой возможности. Для этого потребуется кардинальная генетическая перестройка вашего организма. Может быть, когда-нибудь в более отдалённом будущем...

— Когда именно? — требовательно спросил я.

— Лет через тридцать, раньше не получится. Если вы, разумеется, выполните поставленную мной задачу. Вот тогда всё вам и будет, в качестве награды.

— Даже так...

— Именно что так. К тому времени я уже сделаю какую-никакую карьеру. Буду иметь доступ к нужной медицинской технике. Пока что я чином не вышел — раздаривать направо и налево такие подарки. Да и неправильно это, раздаривать-то.

— Ладно, в будущем, значит — в будущем, уж лет-то тридцать я как-нибудь пережду. Меня такой расклад вполне устраивает... — я задумчиво покивал головой, потом встрепенулся: — И что же это всё-таки здесь за мир? Мне хоть известен придумавший его автор? А то, быть может, это я сам его и придумал? — И я ударился в воспоминания. — Довелось и мне в первой половине девяностых годочков вволю пографоманить. Это когда я безработным стал, а деньги, оставшиеся с прежних тоталитарных времён, ещё не совсем закончились. Три романа тогда накропал от начала и до конца. Плюс к тому — кое-что так и не завершённое, ну и мелочь там всякая — рассказы с короткими повестями...

— Мир не ваш, — подрезал мне крылышки ехидный небесный подголосок. — Да и с какой бы стати он был вашим? Даже придуманные настоящими писателями миры так и остаются пустой выдумкой — если не соблюдается ряд надлежащих условий. Для их воплощения в реальность требуется, и в весьма изрядном количестве, совокупная энергия множества человеческих душ. Это значит, что писатель сначала должен создать талантливый роман, способный крепко взять читателей за живое. Потом — выложить его на СИ. А ещё лучше — издать в виде книги. Тираж романа желателен далеко за сотню тысяч экземпляров — это чтобы у как можно большего количества людей выделялась при его прочтении энергия их душ. Также не повредила бы и его экранизация. Опять же — талантливая! Вот тогда-то и становится возможным воплощение. Да и то отнюдь не гарантированное. Скорее — даже совсем наоборот.

Слушая его, я мрачнел. Мои-то давние творения читало уж никак не больше двух или трёх человек. Особо доверенных членов существовавшего ещё в ту далёкую пору нашего городского клуба любителей фантастики. Ибо написаны они были аккуратным почерком шариковой ручкой на листках тетрадной бумаги в клеточку. Потом — в порядке нумерации страниц листочки были разложены по разным папкам и упрятаны до поры в тумбочку. Всё это — для наилучшей, так сказать, сохранности. Дабы какой-нибудь нерадивый читатель их ненароком не "замылил". Так они там, в тумбочке, до сих пор и пылятся.

— Эй, целитель, а ты не можешь мне всё-таки показаться? — спросил я. — И имя своё заодно уж назвать, или псевдоним. А то как-то ведь неудобно получается... Да и разговор у нас, похоже, затягивается. Кстати, у меня всё-таки имеется несколько публикаций — общим тиражом... — Я призадумался. — В общем, большим тиражом. Не чета нынешним совершенно смешным тиражам.

— Это твои дилетантские короткие рассказики, напечатанные в районной газете ещё в советские времена, что ли? Забей, — снисходительно посоветовал невидимка, переходя на "ты". — Не сравнивай энергетические эффекты от мелкой писульки и от солидного произведения. Здесь — абсолютно несопоставимые вещи. Впрочем, случаются иногда и редкие исключения. Всё в жизни бывает. — Он помолчал. — И таки да. Я тебе сейчас покажусь — в виде голограммы. И заодно уж локальный темп времени вокруг нас с тобой немного подкорректирую — в сторону его 'сжатия'. А то твои пожилые дамы, да и не только они, могут обратить внимание, что ты давно уже тут столбом посреди дороги стоишь, рот разинувши, да с кем-то невидимым о чём-то беседуешь. Свихнулся, не иначе! Весь ведь имидж тогда сам себе испортишь. А так мы с тобой проговорим полчаса, а для всех прочих пройдут лишь считаные секунды.

Вокруг вновь возник уже знакомый туман. Только на сей раз он не облегал меня вплотную к телу, как было до того, — теперь всё обстояло совсем иначе. В центре, где я находился, оказалось совершенно прозрачно и светло. Этакий круг радиусом метра в три. Дальше — виднелось слабо колышущееся жёлтое марево.

Спустя пару мгновений рядом со мной прямо из воздуха соткалось лёгкое кресло, в котором, небрежно развалившись, сидел молодой человек.

3. Продолжение разговора. Контракт для попаданца.

В первую секунду нашего, скажем так, рандеву мне показалось, что молодой парень, непринуждённо сидящий напротив меня в кресле, уже успел вступить в пору возмужания. Но спустя всего неуловимый миг его лицо как бы перетекло в иное состояние — более раннего возраста. Передо мной теперь был явный школьник, старшеклассник. Одет юнец был вполне обыденно — куртка, брюки, туфли. Всё самое обычное, неброское.

Взгляд, устремлённый в мою сторону, слегка ироничный, к лицу словно приклеилась слабая полуулыбка. Полуулыбка человека, чувствующего над собеседником некое неоспоримое превосходство, что ли. Чем-то не понравился, признаться, мне этот парнишка, мутный он какой-то тип. Да и парнишка ли он вообще? Что-то сомнения берут. Ведь дурят, блин, нашего брата. Явно дурят...

Кстати, а почему это он, такой весь из себя красивый, сидит, я же продолжаю перед ним стоять, словно он мне — начальник. Нехорошо ведь как-то получается. Я решительно подошёл к обочине дороги, сел на скинутый ранее рюкзак. Надеюсь, с его содержимым ничего не случится, вроде бы ничего бьющегося там нет. Полуулыбка у якобы юнца стала гораздо шире, превратилась в настоящую широкую улыбку. Развлекается за мой счёт, гад!

— Ты, Леонид, вместе со своими тремя пенсионерками и ещё некоторыми людьми попал в полностью оригинальный мир, — сообщил он. — В мир, сочинённый от начала и до конца не известным тебе автором в одной из реальностей, параллельных, так сказать, вашей. Книга, где описывались происходящие в данном мире события, тебе просто не может быть знакома в принципе. Имя автора — Мирослав Бояринов — тебе, как любителю фантастики со стажем, ни о чём не говорит?

Я отрицательно покачал головой. Подумав же, задал прямо напрашивающийся вопрос:

— Надеюсь, это хоть не типа 'нарута' какая-нибудь тамошняя, иновселенская? Или — тьфу-тьфу, не приведи Господи — 'поццериана'? В смысле — на редкость тупое чисто фанатское чтиво с идиотской магией и волшебством для альтернативно одарённых в умственном отношении малолетних детишек.

— Ну, не только же они для детишек, — не согласился он, переставая улыбаться.

— Ладно, пусть будет — для людей всех возрастов, но с умственным развитием малолетних детишек.

Он покивал, принимая мою оценку.

— Нет. Тут всё честно, без всяких 'идиотских' магических штучек. Тут вообще без магии. По крайней мере — сейчас. Поначалу-то, конечно, мир автором был задуман как сугубо магический. Но после публикации первой книги писать дальше на данную тему Мирослав не стал, хоть и требовали от него этого, и весьма настойчиво требовали, некоторые читатели. По-моему, так и не напрасно они требовали, книжка была хороша...

— В самом деле?

— Уж ты мне поверь. — Он печально вздохнул, затем продолжил повествование: — Книжка, безусловно, была хороша, но написанный автором короткий роман со временем постепенно забывался, терялся у людей к нему интерес. Мир, только-только начавший своё воплощение, перестал получать необходимую для его развития подпитку от энергии душ новых читателей и потому совершенно закономерно вступил в стадию 'усыхания'. И первым делом из него одномоментно и напрочь исчезла именно что вся магия. Чуть погодя — пропали местные боги. Тут бы, казалось, он мог и застабилизироваться на минимальном уровне, без этаких-то энергоёмких излишеств. Ан, нет! Жидковат оказался мирок-то...

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓