Врата скорби прода

— Был, был приказ. Просто ты не слышал.

— Какого хрена? Не было приказа.

— На ухо приказ. Был.

Ус разражается длиннейшей матерной тирадой, сделавшей бы честь и боцману парового флота...

— Ты чего, кэп. Приказы отдаются в установленном порядке, с записью в книгу — тебе ли не знать. Все приказы на ухо — мы можем ж... ими подтереть. Ни один нижний чин не должен исполнять приказов, отданных ненадлежащим лицом или с нарушением установленного порядка.

— Можем. Только у меня — личный интерес.

— В городе?!

— В городе. Мне на ухо сказали — здесь есть дом. И в этом доме — могут быть очень интересные документы. Очень.

— Какие документы, кэп? Да тут и слова то такого не знают.

— Интересные, интересные. Здесь была британская разведка, у них был дом.

— Да они все забрали.

— Не все. Короче — я решил.

— А пацаны?

— Они тоже. Они слышали. Ты — нет.

Ус сплюнул на землю

— На удачу, кэп.

— На удачу...

Час до рассвета...

На улицах — непредставимая грязь, вонь, копошатся крысы. Хорошо, что у них на ногах резиновые сапоги, иначе бы искусали. Тот, кто сказал об этом месте и послал их сюда — описал, как добраться, но ночью это нереально. Все улицы похожи одна на одну, в их расположении нет никакой логики. Какие-то проходы...

Но они должны. Должны найти то, что позволит добраться до благословенной истины, очистить ее от наслоений лжи. Грязи. Ради чего-то же они сражались здесь. Ради чего-то проливали кровь. И думать о том, что где-то за спиной находится враг... хуже того не враг, а предатель — невыносимо.

Скрываться смысла нет. Если перебегать от укрытия к укрытию — будет только хуже, откроют огонь. Остается только одно — идти в открытую. Здесь должно быть полно всяких банд и отрядов — тех, которые пришли с гор, которым удалось отступить из разгромленного Адена, которые всегда здесь были. Вдобавок к этому — пираты, контрабандисты, что с того берега, что с этого. Мало ли кто может ходить по улицам. А если идущие — грязны, бородаты, одеты как местные — желание задавать вопросы как то отпадает. Здесь не принято интересоваться чем-то, спрашивать, уточнять. Слово за слово — и дойдет до крови.

Где-то в темноте лает собака — и к ней присоединяется еще несколько. Собаки это плохо. Обычно у мусульман не бывает собак.

За очередным поворотом — они вдруг называются на банду. Самая настоящая, она сидит у костра. разведенного прямо посреди улицы, и что-то на нем жарит. Сладковато-приторный запах бума, африканской марихуаны — все уже обдолбанные. Отступать некуда...

Ратко идущий впереди — смело шагает к огню. Он православец, то есть православный серб, но отлично знает турецкий и умеет выдавать себя за бандита, выходца из исламских народов. В Сербии есть бошняки, он долго жил среди них. Косматый, нечесаный — он и внешне походит на разбойника с большой дороги...

— Ас салам алейкум...

Главное — держать уверенный тон и вести себя так, как будто все вокруг принадлежит тебе. Тут столько всех, что никто ничего и не заподозрит

— Ва алейкум...

Атмосфера сгущается

— Воистину, приветствуйте друг друга тем же самым или лучшим и бойтесь Аллаха. Разве у этого костра собрались не правоверные братья?

Скорее всего, племенные. Но отступать нельзя. Поднимается один из "правоверных", с большим трудом.

— Салам, тебе, брат. Раздели с нами наш скудный стол...

Протянутая рука с недокуренной самокруткой с бумом — отброшена в сторону

— Разве ты не боишься Аллаха и наказания его, что предлагаешь мне эту гадость? Разве Аллах не запретил опьянять себя?

— Аллах не видит, брат. Скажи, кого ты ищешь, если не хочешь присоединиться к нам...

— Мы пришли издалека и ищем дом купца Рубаи. Говорят, что он живет в этих местах...

— Рубаи...

Собравшиеся возле костра — начинают переговариваться на горском наречии. Возможно, они договариваются напасть на чужаков.

— Мы не знаем такого, брат...

— Тогда, да пребудет с вами милость Аллаха...

Ратко шагает назад — и в это время в немного прояснившихся мозгах одного из сидящих у костра что-то переклинивает — и он начинает быстро лопотать

— Что он говорит? — с подозрением спрашивает Ратко

— Он говорит, что помнит, как одного купца повесили несколько дней назад по приговору шариатского суда. Он торговал тут недалеко. Но он не знает, тот ли это купец, который тебе нужен. А зачем он тебе нужен, брат?

Опасный вопрос

— Купец нужен не мне, а моему хозяину. Он всегда работал с почтенным Рубаи и сейчас хотел бы продать товар ему...

— Брат, здесь больше ничего не продать. Остерегайся этого города, здесь больше нет честного торга...

— Рахмат за то, что сказал, брат. Но я все же поищу. Мой хозяин не знает жалости и накажет меня, если я не найду купца.

— Аллах с тобой, брат...

— И тебе благословение Аллаха...

Молчаливые фигуры растворяются в темноте. Чей-то приказчик с телохранителями, нужными по столь неспокойным временам — что может быть понятнее.

— Слышали?

— Может не он?

— Скорее всего — он

Могло произойти всякое. Когда беспредел — возникает большой соблазн свести счеты. Хотя бы с конкурентом, или за то, что в свое время в долг не отпустил. И всего то надо — написать донос или нашептать, если писать не умеешь. Могли конкуренты ликвидировать, даже не зная, что ликвидируют резидента русской разведслужбы в городе. Могли и раскрыть. Виселица — наказание по мусульманским меркам позорное. Простому преступнику просто отрубили бы голову.

Интересно, нашли или нет?

— Что делаем?

— Идем дальше...

Надо дойти. Проверить. И только потом — возвращаться.

Они идут дальше. Прочь от костра. В их распоряжении — примерное местоположение дома, его описание, да наводка полуграмотного боевика у костра. И два часа до рассвета.

Два часа.

И тут — они увидели дом.

Самый простой способ опознания — дом был двухэтажным, что редкость по здешним меркам. На первом этаже — лавка, на втором — жилое помещение, как это принято в Адене. Вокруг — ни души, но тишина обманчива...

Командир показал на пальцах — справа и слева. Два моряка — молча растворились в темноте...

Тишина. Обманчивая тишина под неверной местной луной, что точно ветреная красавица то явит свой лик, то скроет его за паранджой облаков...

Решившись, капитан показал — вперед. Подсвечивая фонариками — фонарик в левой руке, автомат в правой, вот почему им так приглянулись богемские пистолеты-пулеметы, отменно сбалансированные, они допускали стрельбу с одной руки — они просочились внутрь.

Дверь вскрывать было не нужно — сорвана с петель. А дверь тут хорошая — даже стальная, заказная. Лавка, однако, тут и деньги и товар. На стенах — следы от пуль, стальная ставня выворочена снаружи. На полу — ничего не видно, даже с фонарем.

Прилавок поломан, на нем тоже следы от пуль — его использовали как баррикаду. Кровь застыла на дереве грубыми мазками — но немного. Товара нет совсем — вынесли подчистую. Грабили, грабили даже не думая, а чем они будут питаться завтра. В таких случаях не думают.

Командир показал фонариком — внимание на меня, затем "двое наверх"...

Что-то было не так, только он не мог понять, что именно.

Мертвая тишина восточного города, притаившегося в ожидании нового дня, безжалостного, как и все предыдущие. Луна, робко заглядывающая в окно. Что-то метнулось по полу, капитан посветил фонариком — крыса. Проклятая крыса, только хвост мелькнул. Очевидно, то, что не смогли забрать люди — подчистили крысы.

Крысы...

Один из моряков спустился вниз, со второго, показал на пальцах — чисто. Капитан в ответ показал — я наверх. Только он один знал, зачем именно они пришли, и никто и не думал задавать ему каким-либо вопросов...

Лестница. Он специально светил на стены — следов от пуль нет. Значит, второй этаж уже не штурмовали, разобрались на первом.

Наверху — типичная для местных зданий архитектура. Коридор, помещения справа и слева. Мужская и женская половина. Следов пуль нет, единственный из тех, кто остался на втором этаже — контролирует проход. Мимолетная вспышка фонаря, ответный жест — помоги.

Вторая комната на мужской половине...

Почти пустая — все вынесли. Обломки на полу, точнее — щепки. То, что не смогли вынести — разломали здесь на дрова. Должно быть — здорово покуражились...

Кого Аллах вводит в заблуждение, того уже никто не сможет наставить на истинный путь, и Он оставляет их скитаться слепо...

Капитан достал небольшой, сделанный из закаленной путиловской стали инструмент — что-то среднее между ломиком и отверткой. Для ломика коротка, для отвертки длинна и толста. Это использовалось на кораблях как инструмент.

Стены...

Простукивая стены — сказано было, что искомое — находится на уровне рук человека среднего роста — он вдруг понял, что в одном месте стена звучит не так, как в других.

Оно...

Сейф. Сделан по индивидуальному заказу, он — по ширине не толще сборника Готского альманаха

* * *

**. Сейф резидентуры, в нем — должно было находиться то, что не успели передать до мятежа — или не передали по какой-то причине. То, что его и интересует, ибо, по словам знающего человека там находятся негативы, которые могут сильно пролить свет на подоплеку происходившего в Адене.

Сейф сделан из хорошей шведской стали, он индивидуального заказа, не русский — только идиот будет покупать русский сейф для Заграничного отделения. Взломать его — практически невозможно: шесть валиков. Но делать это и не нужно, ибо он, в силу небольшого размера — может быть унесен целиком, а потом — кому надо, тот вскроет...

— Помоги...

Вдвоем — капитан и его помощник обстучали стену, острым концом инструмента вскрыли ее и выломали куски, мешающие вытащить сейф. Вытащили! Несмотря на небольшой размер — он специально сделан для того, чтобы быть встроенным в капитальную стену — он был зверски тяжелым, из хорошей, броневой стали. Капитан — достал рюкзак, развернул его — и они надели грубую ткань на сейф. Перевернули... он лег на пол, чтобы "впрячься" в лямки рюкзака. Потом, с помощью своего товарища — встал...

Господи...

Они поднимались по скалам Ак-Кая, с рюкзаками, в которых было по тридцать килограммов камней. Выкрашенных в красный цвет, чтобы ни у кого не возникло мысли выбросить часть камней внизу, чтобы потом пополнить запас вверху. И они делали это...но сейчас...

Тяжесть какая...

Тем не менее — тяжесть была ровной, сконцентрированной в одной точке — и нести ее, в общем-то, было можно...

Они спустились вниз, когда услышали звук, который капитан мгновенно распознал. Шум шин автомобиля на неровной поверхности — автомобиля, пущенного под горку накатом с выключенным двигателем. Тут он понял и то, что не давало ему покоя — почему та банда у костра ночевала под открытым небом вместо того, чтобы занять пустующий дом. Горцы, привыкшие спать под открытым небом? А если горцы — то почему не превратили дом в туалет?

— Засада!

Но боевым пловцам — не привыкать к такому, и надо просто — тихо уходить.

Капитан показал — уходим, назад.

Они прошли назад с тем, чтобы выйти через заднюю дверь дома — ее не могло быть в обычном доме, но в доме русской резидентуры — она должна была быть. Она и была там, где они ждали. Один из моряков, идущий первым осторожно выглянул, подал сигнал — чисто! Они вышли и даже успели пройти несколько шагов, когда со всех сторон — раздались взрывы и вспыхнул ослепительный, нестерпимо яркий, режущий глаза свет. Перед глазами — больше ничего не было, кроме этого света. Капитан попытался прыгнуть в сторону — но тяжесть сейфа за спиной не дала ему это сделать. Последнее, что он слышал — был приглушенный стук их пистолетов...

Вспышка стрельбы где-то в городе — была для них неожиданностью и подсказала, что капитан провалился и скорее всего — мертв или вот-вот будет. Взрыв — опаздывает, вот — вот сейчас те, кто пирует там, у костра — поднимутся на ноги. И тогда — ищи их в городе...

Ус — пожевал губами, примерился к пулемету

— Готовность на флангах.

И нажал на гашетку...

Чешский пулемет — страшно громыхнул, несмотря на тяжелый, почти артиллерийский лафет — отдача была солидной. Первые пули — ушли вниз, ударив прямо по костру.

Аллаху Акбар, твари...

Вторую очередь — левее, третья — правее. От пирса — полетели куски, стрельба — поднимала на ноги тех, кто еще жив.

Поймав в прицел пульсирующий огонек — пулемет, бьет по ним — Ус дал четвертую очередь. Пулемет заглох моментально... удивительного ничего нет, ZB60 предназначен для борьбы с противником в укрытиях. Раскалывает камни...

Хорошая штука. Жаль, на прямую наводку не выкатить...

Ус прицелился и дал очередь по надстройкам судна, потом — целясь так, чтобы повредить машинное отделение. Полетели искры. Те, кто уцелел — прыгали в воду — и он добил на них ленту. Потом — с сожалением похлопал по теплой стали ствольной коробки... жаль, не выкатишь из этой халабуды времени нет. С такой машиной — никакой дувал не страшен...

Ус достал гранату и выдернул чеку. Эти гранаты они делали сами — и вместо четырех секунд запальная трубка горела тридцать. Они использовали эти гранаты как мины, бросая за спину в случае преследования противником.

Гранату — он сунул в станок пулемета. Еще повоюем...

Руки были заломлена назад и связаны, еще одна веревка — привязывала к стулу. Руки были связаны с умом — даже не связаны, а скованы маленькими "гонконгскими" наручниками, которые надеваются не на запястья, а на большие пальцы рук. Снять их — практически невозможно, даже очень опытному человеку.

В помещении — не было окон, и горел свет — что для разбойного городка на побережье Баб эль Мандебского пролива было слишком. Стены были голыми, лепленными из глины, неровными. В помещении был вполне цивилизованный стол и два стула. На одном из них сидел он, второй был свободен. Человек, допрашивающий его, расхаживал по кабинету, если можно было назвать кабинетом это помещение в самой заднице этого мира...

— Будет лучше, если ты заговоришь. Лучше для всех — сказал он — тем более что времени немного. Я понимаю...

...

Он не сомневался в том, кто такой этот англичанин. Скорее всего — его коллега. Среднего роста, неприметный, от тридцати до сорока, с бледно-голубыми глазами, без особых примет. Он — не торопил события. Это было то, ради чего существовали они оба. Ради чего были созданы их подразделения, ради чего существовали их флоты. Ради чего тратились громадные средства, металлофонды щедро отпускались на все новые и новые линкоры, теперь авианосцы. Ради чего люди отдавали свои жизни — и даже не в бою, а просто на тренировках, проводимых чтобы узнать свой предел и шагнуть за него. Они срывались со скал, они умирали зимой в ледяной пустыне продуваемого ветром поля, они захлебывались кровью разорванных легких в несовершенных еще барокамерах, испытывая аппараты для подводного плавания, очень еще несовершенные и на собственных ошибках выстраивая график декомпрессии

* * *

* * *

**. Они шли туда, где сам Господь не предназначил быть человеку — на глубину. И все — ради вот этого вот, ради того, чтобы столкнуться лицом к лицу и быть готовым ко всему. Англичанин знал, что русский не заговорит, чтобы он не сделал. И русский знал, что он не заговорит, какая бы не была пытка. Но попробовать — все равно стоило. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что твой враг — человек из крови и плоти. Такой же, как ты.