Красная книга. Черновик

К шаху его больше не вызывали, а валиахд уехал лечиться от нервного потрясения в Испагань, где курил гашиш, тем самым отрешился от всех проблем мира.

Как-то само собой, вновь испеченный третий секретарь стал замечать, что все чаще при выходах в город, ему постоянно встречался французский посланник.

Французская миссия была небольшая, и потому не было ничего удивительного в том, что на базар с аналогичным занятием выезжает сам посланник. Несмотря на разницу в годах, барон де Баллэ, всем своим поведением старался расположить к себе молодого человека, и особо этого не скрывал. Аргументировал свое расположение он тем, что, мол, Литвинов — свежий человек в этом забытом богом уголке, погрязшем в варварстве, и уж в силу налаживающихся между нашими державами все более тесных отношений, настала пора 'дружить' и дипломатам.

Рене был человеком обаятельным, и великолепно знавшим Персию. Поэтому Александр решил и дальше поддерживать отношения, тем более что Бюцов не возражал, а Шпейер, первый секретарь миссии, активно поддерживал эту затею.

Через два месяца после приема, состоялись скачки на приз Шахиншаха.

Самой почетной скачкой считалась последняя скачка .

Скачки представляли собой определенный компромисс между европейскими классическими скачками и скачками, принятыми между степными народами, а именно: круг, затем скачка по прямой до столба, поворот вокруг столба и обратно к трибунам по прямой к финишу с одним препятствием в виде низкого барьера.

За три дня до скачек де Баллэ, встретив Литвинова, переписывающего цены на сахар в 'сладком' ряду базара, экспансивно бросился к нему.

-Умоляю! Спасите! Только вы можете мне помочь!

— Что случилось, месье де Баллэ. Чем могу помочь? У вашей благоверной очередное желание купить ковер редкой работы? — попытался пошутить русский

— Все гораздо хуже, — принял игру француз, — Мадам де Баллэ, конечно, не прочь пополнить свою коллекцию, и положить очередной шедевр на склад, чтобы окончательно меня разорить, но все гораздо хуже. На кону моя честь, и честь Франции! — с пафосом закончил Рене. — Выручайте, коллега! — уже более спокойно сказал он.

В прошлом году — продолжил француз,— я побился об заклад, что на следующих шахских скачках, моя лошадь придет первой.

Я подготовил лошадь, и, смею Вам сказать, хорошую лошадь. Но мой жокей Жерар, этот наш галльский петушок, позавчера ночью, возвращаясь из старого города, оступился и угодил ногой в колдобину, а теперь лежит с разбухшей ногой. Доктор Сабурджиян, наш врач от еврейской общины, сказал, что в ближайшее время — он 'не боец'. По условиям пари, всадник должен быть дипломатическим служащим, так что или я на коне, — при этом барон упер руки в боки, подчеркивая свою, явно не жокейскую упитанную фигуру, — или же британцы будут праздновать очередную победу без боя. Почти как в политике: вы поставили на колени Турцию и не получили даже свободы Болгарии, а они получили Кипр в аннексию, — закончил француз

Упоминание о Турции, не могло не задеть русского дипломата. Потери, понесенные державой и достигнутые результаты на Берлинском конгрессе, уже десятилетие обсуждались в России, и он еще мальчишкой в кадетском корпусе неоднократно давал себе слово отплатить 'островитянам' чем только сможет за понесенный ущерб.

— Можно попробовать, но ничего не обещаю. Соперники сильные? — спросил Литвинов

— У англичан в этом году будет военный инспектор в Сеистане, капитан МакГил из 3-го гусарского полка Её Величества. Хороший наездник, но куда лучше под ним конь — чистокровная скаковая.

Остальных не следует брать в расчет, хотя может и немец быстро стартовать, но только стартовать, его лошадь я знаю.

— А что у Вас?

— А у меня настоящий ахалтекинец, три с половиной года — в самом соку. Уж поверьте, не подведет, вы только с ним язык общий найдите. Он не подведет,— еще раз повторился французский посланник

— Ну что же...Тогда завтра с утра у поля и опробуем вашего ахалтекинца.

Александр присматривался к вороному жеребцу долго.

Внешне конь сильно отличался от чистокровного верхового, на котором скакал его основной соперник — капитан МакГил из английской миссии. Его конь был единственным в Персии чистокровкой, и уже два года как основным и подтвержденным фаворитом на скачках.

В отличие от чистокровной скаковой, его Кутей — так звали коня, хоть и не отличался шириной в грудине, как чистокровка, но имел более длинные ноги. Да и эстетически ахалтекинец был пропорциональной лошадью, в отличие от чистокровок, у которых голова была слишком большой и неправильной формы.

Если чистокровка брал скоростью, то Кутей — выносливостью — дистанция была все-таки почти в три раза больше, чем принято в дерби.

Барон, как берейтор, подвел скакуна к Литвинову. Почувствовав уверенные шенкеля, вороной пошел шагом, поставив уши торчком. Александр, как опытный наездник, дал лошади почувствовать себя, и только прошагав по кругу фурлонг, сделал полуодержку и перевел жеребца в рысь. Кутей полетел размашистой рысью, плавно чеканя каждый ее темп. Так пролетели минуты, и уже скакун понукал всадника, оглядываясь назад, дать ему разбежаться. И вот повод слегка опущен, шенкель расслаблен. Посадка. Снова шенкель. И вороной уже мчится карьером, Ноздри ахалтекинца подставлены встречному ветру. Грива и хвост растрепаны, а копыта отбивают четкие и ритмичные стуки о грунт. Вороной начал дышать глубже, а скорость увеличивалась.

Вот прошли первый поворот, второй — выход на прямую с препятствиями и ямой. Прыжок, и вот уже шест впереди. Придержав на повороте, Александр развернул коня, и вновь дав шенкеля, галопом вернулся к барону.

— Ну как?— спросил с волнением де Баллу.

-Сомневаюсь что победим. Все-таки знакомства мало. Вот если бы полгода поездить, тогда бы еще были шансы.— ответил Литвинов — Участвовать буду, но не во всех скачках. Не смогу, — тут Литвинов показал на свою руку.

— Мосье Литвинов, а во всех и не надо. Только одной.

— А как коня разогревать будете?

— Это уж моя задача. Будьте уверены, конь будет готов. Поверьте выпускнику Сен-Сира.

Утром на соревнованиях был весь цвет Персии. Что не говори, но британцы приучили к своим развлечениям весь мир, и именно они были законодателями стандартов не только в промышленности, но и в увлечениях высших слоев общества.

Скачки в основном были гладкие, да и лошади — кто во что горазд, главное чтобы пришли первые.

В основном участвовала местная знать: лошади из конюшен губернаторов провинций, или министров.

Жокеи тоже были в основном из персов, хотя на паре лошадей выступали и русские офицеры из Казачьей бригады.

Впрочем, особых успехов они не достигли, и немудрено: с 1890г. вследствие конфликта между Шнеуром и начальником арсенала, финансирование бригады было ограничено, и местные казаки больше занимались шагистикой, чем верховой ездой.

Потому и офицеры участвовали больше для практики, чем для результата.

Британец на своем гнедом был вне конкуренции. В тех двух скачках, что он участвовал, его Дракон легко выигрывал восемь-десять корпусов.

На центральный заезд вышло семь лошадей. Сам факт участия в нем говорил о том, что хозяин конюшни — уважаемый человек в обществе.

Кроме МакГила и Литвинова из европейцев участвовал еще немец на арабской скаковой.

Колокол, и из ворот выскочили семеро.

Литвинов выбрал для себя стратегию идти за лидером, далеко не отпуская, чтобы иметь возможность атаковать.

Британец сразу вышел вперед, легко оторвавшись на три корпуса от ближайшего преследователя, следом шел жокей из Решта, и потом голова в голову немец и русский.

Кутей стартовал не очень удачно, немного обтершись о боксу, поэтому на начало забега занял не много обещающую позицию. Лошади растянулись вдоль трека. Первый круг. Ничего не изменилось: МакГил опытно вел гонку, и не отдавал своего преимущества. Перс начал отставать . похоже он слишком сильно разогнал холодную лошадь, Литвинов же отдал ближнюю к кругу позицию немцу, опасаясь, как бы отстающий перс не заставил его притормаживать скакуна.

Выход на дальнюю прямую со второго круга внес изменения. Перс ожидаемо начал садиться, и немец был вынужден уходить с бровки тем самым пропуская Литвинова вперед . МакГил чуть подхлестнул Дракона и тот понес его вперед. Но самое главное происходило с Кутеем. При виде впереди Дракона, в ахалтекинца словно вселился бес. Он шел тем красивым, но быстрым аллюром, когда казалось, что лошадь не касается грунта, а плывет над ним. Александра охватило то давно покинувшее его чувство пейса, тем более удивительное, что скакал он почти на незнакомой лошади. И он настигал МакГила. Похоже, и всадник и лошадь погоняли друг друга. Четыре корпуса, нет уже три. Дьявол почувствовал дыхание Кутея. Быстрее, еще быстрее. Полкорпуса... Давно у Дракона не было соперника, и потому он заволновался, прижав уши. Поворот вокруг столба. МакГил прошел ближе, но в данном случае, это не дало ему преимущества.

Далее барьер и прямая. Литвинов дал шенкеля и они взлетели. Как давно Александр не чувствовал этого ощущения. Еще два года назад он и его Рыська были первыми в полку в полевых учениях, перепрыгивая через всяческие буреломы, и удостаиваясь личной похвалы командира полка. И вот сейчас, копыта Кутея первыми стукнулись о грунт. Дракон хоть на полголовы, но шел уже вторым.

Теперь только вперед.

На финишную прямую они неслись вдвоем со скоростью, достойной Дерби или Оукса.

Надо ли говорить, что публика была в восторге. Шах вскочил со своего кресла и вместе с челядью интенсивно размахивал руками и что-то причитал. Бюцов и английский посланник Лэсселз оба не контролировали себя, и вся пантомима чувств была у них на лице. Лицо де Баллэ ничего не говорило, но поля своего котелка он так интенсивно сминал руками, что буквально через минуту привел головной убор в полное непотребство.

Под стать им были и остальные зрители: кричали со словами поддержки и проклятьями в адрес соперников.

Пожалуй, если бы кто-то задался оценить симпатии персидского двора, то был бы удивлен, как четко прослеживается 'зональная' поддержка губернаторов: губернаторы северных и западных провинций поддерживали русского участника, южных и восточных — британца. Сам шах и визирь тоже разделились в своих симпатиях.

Финишная прямая пролетела как мгновение. То одна, то другая лошадь вырывалась на полголовы, но никто не имел четкого лидерства.

Казалось, сам воздух застыл. На финиш оба скакуна прошли одновременно, но Кутей за счет более длинных ног смог на последних метрах вытянув голову прийти первым.

Трибуны на последних метрах как один организм глубоко вздохнули и выдохнули со звуком колокола.

Всё.

Никто не ждал опоздавших более чем на пятнадцать корпусов остальных участников. Публика очнулась: шах вновь присел в кресло, де Баллэ перестал крутить свой котелок, и к его лицу вернулась живость, а вот русский и английский посланник, одновременно надели на свои лица ничего не выражающие мины. Хотя нет: в глазах одного чувствовались огни ликования, а у другого — разочарования.

Но надо отдать должное англичанам — они первые поздравили своих соперников с прямо скажем, нежданной победой.

— Откуда Вы появились, Литвинов? Я бы с удовольствием увидел такого всадника в своем эскадроне. Поздравляю с победой, — улыбаясь во весь рот, воскликнул МакГил, — Это ваш конь?— похлопал он по крупу Кутея.

— Нет, это собственность французского посланника — ответил Литвинов только на последний вопрос.— Выигрыш целиком заслуга лошади. Я лишь ее направлял,— и Литвинов показал на свою больную руку.

— Ооо,— округлились глаза у шотландца, — Надо будет спросить за какую сумму он готов продать финишера. Не смею задерживать, нам скоро на вручение Кубка идти.

Британец не в самом лучшем настроении отъехал к своему шатру: мало того что проиграл, так еще и проиграл жокею, который мог полноценно управлять только одной рукой.

Рене де Баллэ подошел к Литвинову и придерживая лошадь помог спуститься.

— И здесь вы англичан обскакали! — улыбнулся он

Литвинов, немного поприседав, чтобы разошлись ноги, ответил:

— А где еще?

— Ну как же, месье Литвинов, — продолжил француз с улыбкой на губах, но мгновенно посерьезнев.— Скачки это лишь легкий щелчок по носу нашим соседям по Проливу, а до этого Вы, русские, нанесли им целый нокдаун. Вы знаете, что Сент-Джеймс неудовлетворен работой Лэсселза в Тегеране? Верительные грамоты на нового посланника уже в шахской канцелярии.

— Первый раз слышу, — сказал правду Литвинов.

— Не скромничайте. Ваш Джэмшед является членом той же секты что и личный доктор Амин-Ос— Солтана, а значит все, что утром ложится на стол великого визиря, становится вечером известно Бюцову.

А ваш гениальный ход с ложным покушением и спасением валиахда...

— Постойте, какое ложное спасение...— начал русский...

— Ваше право ломать комедию дальше, но мы-то знаем, что это из вашего посольства уходили деньги влиятельным муллам, чтобы они уговорили народ не подчиняться табачной монополии и не платить налогов. При этом мы знаем, что Бюцов предварительно сознательно повел дело так, чтобы персы сами дали согласие на заключение табачной монополии британцам. Он заранее просчитал, что согласно Туркманчайскому договору, армянские торговцы, которые в большинстве своем имеют российское подданство, будут освобождены от этих пошлин, и в результате только выгадают, тогда как коренные персы проиграют.

И что в итоге: voilЮ

Первое: персы бунтуют против своего правителя, и единственный кто может утихомирить чернь, только Казацкая бригада, где, как мы знаем, решает не шах, а то, что скажут из русского посольства.

Второе: в результате государственной монополии, персы стали беднее, армяне стали богаче. А значит, кого будут поддерживать в будущем самые богатые армянские семьи — правильно, русских. И кого они будут хвалить перед своими турецкими родственниками? Явно не англичан.

Третье: кого будут винить народ? Конечно всех кафиров, но больше англичан, чем русских. Ведь русские в итоге оставили им дешевый табак и заработок.

Четвертое: кого теперь будет слушать визирь и шахиншах — того кто дает правильные советы, и при этом дает деньги. Кто это? Ответ только один — русские.

И последнее: кого должен благодарить будущий шах? Конечно русских, которые спасли его от бунта, каковой сами и создали.

Нам, европейцам, остается только учиться у вас, византийцев — широко улыбаясь, продолжил француз. — Задумать и разыграть такую комбинацию воистину красиво.

— Рене, Вам надо обратится к Бюцову, а не ко мне. Я всего лишь третий секретарь, ответственный за контроль работы наших консулов, да торговые дела. — с такой же широкой улыбкой ответил Александр.— Извините, месье, мне надо переодеться и идти на награждение. Предлагаю вместо домыслов вместе насладиться кислой миной сэра Лэсселза. Кстати, на ахалтекинца уже нашелся покупатель.

— Кто же это? — удивился француз