| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Репутации семейства Аксёнкиных светил грандиозный скандал, тем более незадачливый ухажер отказался нести ответственность, поскольку уже связал себя аналогичными обязательствами.
Из двух участников горячей страсти высшее общество выбрало виноватого, осудив половозрелую нимфетку. Отец в отчаянии рвал остатки волос на голове, мать истерично рыдала и пила капли, опозоренная дочь сидела взаперти и, подпевая незамысловатым песенкам в наушниках, изучала каталоги свадебных платьев, а светские сливки, посмеиваясь, перемалывали косточки незадачливому папаше, припомнив вызывающе снобистское поведение старшей из сестер. Шутки шутками, а отсутствие воспитания у дочерей и их безалаберность пошатнули кресло под председателем совета директоров. Авторитет Аксёнкина, как человека, неспособного держать семью в кулаке, оказался под угрозой. К тому же в прессе начали гулять шуточки и скабрезные анекдоты о безнравственности избранной молодежи, призванной быть примером для подражания прочим слоям населения. Новости перекочевали из газет на телевидение, распространяясь со скоростью огня по сушняку. Поскольку правительство наложило жесточайший запрет на провоцирование негативных настроений среди общественности, карьера Аксёнкина грозила закатиться в ближайшие дни.
— Им только повод дай — с потрохами сожру-ут, — стонал несчастный отец, заболев от переживаний.
Не видя иного выхода, он обратился за помощью к Мелёшину-старшему. Когда Майка надела на палец обручальное кольцо, счастливый папочка едва ли не целовал ноги спасителю чести и достоинства, на что тот великодушно похлопал Аксёнкина по плечу:
— Какие могут быть счеты между родственниками?
Таким образом, Августа плавно перешла из претенденток в категорию фавориток, несмотря на подмоченную репутацию семейства Аксёнкиных. Напоследок Мелёшин-старший поинтересовался у неё невзначай:
— Наверное, боязно бывать без сопровождения в местах со скоплением подвыпившей публики?
В участливом вопросе прозвучало предупреждение: если рассчитываешь стать членом влиятельной семьи, будь любезна, не дискредитируй себя посещением сомнительных заведений. Достоинство легко уронить, но трудно очистить от грязи.
Диапазон возможностей и полномочий Мелёшина-старшего потряс среднюю из сестер Аксёнкиных. Тому каким-то немыслимым образом удалось заставить новоявленного женишка Майки расторгнуть предыдущие обязательства и признать новые. Кроме того, Августа поняла, что каждый ее шаг находился под пристальным вниманием будущего родственника.
Свадьбу закатили будь здоров — на четыреста персон, и Майка язвила, крутясь перед сестрами в платье за пятьдесят тысяч:
— Обскакала я вас, целомудренных бабусек!
На торжественном мероприятии присутствовало семейство Мелёшиных в качестве особо почетных гостей. Мэл сопровождал Августу на официальной части и исчез из Банкетного дворца при первом же удобном случае.
Свадебные лимузины разъезжали всю ночь по столице, сигналя, и молодежь, напившись, орала, вываливаясь из люков, а через неделю Майка перевезла чемоданы в родительский дом, заявив, что не собирается жить с тупорылым козлом, у которого молоко на губах не обсохло, и таким образом перешла в категорию разбитных разведенок, добавив отцу седых волос и новых проблем с разделом имущества, нажитого в коротком браке.
Родителю пришлось излупить нерадивую дочь ремнем, но ума у дурочки не прибавилось. Да и припоздало вправление извилин на место. В лицей Майку теперь не взяли бы как побывавшую замужем. Поступать в институт считалось зазорным для девушек из окружения Аксёнкиных, поэтому восемнадцатилетняя балда опять села на шею родителей, готовя папаше новые потрясения.
Вторая ласточка прилетела с месяц назад.
Из подслушанного разговора родителей Августа узнала, что правительство надумало разделить монополию сотовой связи на несколько самостоятельных частей. Одеяло рвали на куски влиятельные и денежные тузы, и Аксёнкин, будучи свадебным генералом, оказался пешкой в их играх.
Дробление означало существенное сокращение доходов семьи, привыкшей жить на широкую ногу.
— Боже, — заламывала руки мать, — на что нам теперь существовать? Пойдем по миру?
— Продадим имение, сократим штат прислуги. И вообще, скромнее надо быть, — буркнул отец, гремя графином. — Дочерей правильно воспитывать, а не валяться полдня в постели, почитывая дешевые романчики.
— Значит, я плохая мать?!
— А кто? Я, что ли? — заорал отец, с силой шмякнув по столу и разбив вдребезги что-то стеклянное. Августа, прислонившая ухо к стене, вздрогнула. — Воспитала на мою голову! Одна дура умная, вторая дура полная, а третья!... Может, не всё пропало? Может, в ней победит моя кровь? Если у нее не хватит ума окрутить Мелёшина, то на следующий год пригласительный билет достанется другой!
Это был удар ниже пояса. Безоблачное стабильное будущее распадалось как карточный домик, и не сегодня-завтра высшая лига намеревалась столкнуть ее, Августу, с небес на землю.
Видимо, бессонницей мучилась не только она.
На следующий день средняя из сестер имела разговор с матерью. Та никогда не усердствовала с нежными любящими объятиями, да и Августа не переносила на дух сентиментальные сюсюканья.
— Наступает момент, когда любому из нас приходится делать важный шаг, — сказала родительница, нервничая. — Я воспитывала тебя в строгости и благочестии, отец тоже сделал всё от него зависящее. Теперь ты должна постараться убедить Егора и объясниться с ним. Знаю, ты умная девочка и что-нибудь придумаешь.
Хороша советчица! Живенько переложила проблему на чужие плечи и сбежала, перекрестив пальцы. И что придумать? Увлечь Мелёшина-младшего в уголок и, порвав на себе платье, закричать о поруганной чести? Он посмеется и покрутит пальцем у виска. Нужно вынудить его дать клятву в серьезности намерений. Но как?
Словом, для счастья следовало постараться, потому что внезапно выяснилось, что никто не подаст его на блюдечке с голубой каемочкой.
А счастья хотелось. Хотелось удержаться наверху.
Втайне она примеривала фамилию, пробуя шепотом на слух. Мелёшина Августа Аркадьевна... Гораздо лучше, чем имеющиеся три "А".
Остался шаг до того, чтобы стать частью могущественной семьи. Только полная дура упустит шанс, за который стоило сказать спасибо родителю, вытянувшему для дочери наиудачливейший лотерейный билетик. Но ронять свое достоинство не хотелось, и прежде всего перед Егором Мелёшиным.
Так у Августы появилось еще одно увлечение: изучение его родословной помимо сухих схем в генеалогических справочниках. Она исследовала запутанные семейные связи, запоминала имена родственников — теток и дядей, кузин и кузенов, дедушек и бабушек.
Мать Мэла была приятной женщиной со спокойным характером и исполненными достоинства жестами. Типичная высокородная леди. Ее будущая свекровь. И, кстати, в свое время она вышла замуж за вдовца с двумя детьми, не став воротить нос, как некоторые капризные сестрицы.
Егор и его сестра Баста или попросту Мария родились во втором браке Мелёшина-старшего. От первой супруги у него остались тоже сын и дочь. Августа вспомнила: несколько лет назад высшее общество всколыхнула нелепая смерть наследника фамилии Мелёшиных. Старшая дочь удачно вышла замуж за первого советника премьер-министра, упрочив позиции семьи. Брат Севолод Константинович Мелёшин имел частную клинику, обслуживающую избранное общество, в том числе правительственную верхушку.
Определенно, войти в эту семью — лучшее, о чем может мечтать любая девушка. Однако мало стать частью семьи Мелёшиных. Нужно закрепиться, с помощью ребенка, а лучше двух. И тогда глава клана не надышится на внуков, а в особенности — на наследника фамилии.
Будут ли у неё с Мэлом отдельные комнаты так же, как у её родителей, и он станет приходить раз или два в неделю, чтобы отдать супружеский долг, пыхтя и сопя, а она — старательно постанывать, имитируя удовольствие? Вдруг Мелёшин-младший заведет интрижку на стороне?
А пусть бы и завел, так делают многие. Августе же проще. Ее воспитание не позволит терзаться ревностью, думая о любовницах Мэла и о способах их устранения. Для нее важнее страсть к заочно полюбившейся фамилии, к деньгам, к власти.
Неделю назад Клюква передала "привет" от малолетки — сестрицы Мэла:
— Говорит, окучивает какую-то, не из наших. Из простых. Интенсивно окучивает.
— Ну и что? — пожала плечами Августа. — Они и раньше были. И где теперь?
— Сейчас не так. Гораздо круче.
— Без денег он не нужен.
Второй сорт — и есть второй сорт. Не брезгуют выпрашивать цацки, меха, наличность.
— Всё может быть, — согласилась Клюква. — А если это серьезно?
Два дня назад Евгеша сказала:
— Эта деваха тоже будет на приёме. И у них всё было.
— Еще одна подстилка, — фыркнула Августа.
Интересно посмотреть, каких девиц предпочитает Мелёшин. Хотя далеко ходить не надо — Лялька каждый день сидит впереди на занятиях. Мэлу крупно повезло выбраться сухим из отношений с ней. С тех пор он не связывался с девушками своего круга, иначе на его шею давно бы села вторая Майка. Или нет, не села бы, потому что Мелёшин-старший быстро бы урегулировал проблему.
Что ж, Августе не составит труда убить снисходительным взглядом ту, другую, раздвинувшую перед Мэлом ноги ради материальных благ.
* * *
Подготовка велась долго и тщательно, и Майка опять вылезла со своим языком. Ну, ей-то вряд ли повезет попасть когда-нибудь на "Лица года", поэтому пусть захлебывается собственным ядом. Неделю Августа выбирала платье и аксессуары, полдня перед приемом провела в лучшем столичном салоне, чтобы сразить кавалера наповал.
Мэл приехал — немногословный, элегантный, выглядевший сногсшибательно в темно-синем костюме. Поцеловал ладонь маменьке, пожал руку отцу, распахнул вышколенно дверь перед спутницей, подставив локоть, чтобы довести до машины.
Они отлично смотрелись вместе, об этом Августе говорили многие. Натуральная платиновая блондинка и темноволосый смугловатый молодой человек. Свадебные фотографии обещали стать сенсацией. Осталось поднатужиться и сделать последний рывок, чтобы приблизить важный день.
Только сегодня Аксёнкина неожиданно заметила, что угловатость и порывистость Мэла исчезли, уступив место неспешности движений человека, уверенного в себе и в завтрашнем дне. Рядом с ней по мощеной дорожке шел не вспыльчивый мальчишка и не горячный юноша. Ее вел к автомобилю молодой мужчина — интересный, волнующий. Они пройдут рука об руку под репортерскими вспышками и станут лучшей парой приема.
А Егор Мелёшин не заметил атласного платья шоколадного цвета, удачно оттеняющего белизну кожи. Не обратил внимания на искусную прическу, которую наводили одновременно четыре мастера. Не сообразил, что один из пальцев сиротливо дожидается долгожданного кольца.
"Не очень-то хотелось!" — отвернулась Августа к окну, усевшись в машину.
Она окончит лицей в начале лета, а Мэлу предстоит учиться еще один год, прежде чем можно будет говорить о брачном союзе двух фамилий. Ей останется присоединиться к сестрам и сидеть на шее у родителей в ожидании, пока Мелёшин-младший получит аттестат. Двусмысленная ситуация и еще один повод для зубоскальства насмешников, поэтому закрепление обязательств клятвой и колечком явилось бы гарантией серьезности намерений.
Господи, ну, почему мамашу угораздило родить ее на девять месяцев раньше Егора Мелёшина?
Мэл, не замечая присутствия спутницы, раз за разом набирал на телефоне чей-то номер и хмурился, недовольный тем, что абонент оказывался отвечать.
— Деревья в инее, — сказала Августа. Бросаться на него сейчас или при свидетелях? Нет, лучше при свидетелях.
— Что? — отозвался спустя минуту Мелёшин-младший, раздосадованно засунув телефон во внутренний карман пиджака.
— Деревья в инее, — показала она пальчиком.
— А-а, да, — кивнул Мэл и снова достал телефон, отвернувшись к окну.
Хотя дорожка покорилась средней из сестер Аксёнкиных два года назад, шаги под прицелом камер и любопытных зевак неизменно были волнительным событием. Сотни лиц, софиты, ажиотаж... Не каждая леди выдержит с достоинством первый этап сегодняшних испытаний.
Ладонь Мэла протянулась, чтобы помочь выйти из машины — крепкая, горячая. Этими руками он обнимал каждую из тех, других, и, прижимая к себе, нашептывал на ухо грязные словечки. Любил — до громких стонов, быть может, до крика. До царапин на смуглой спине, блестящей от пота...
"Как же невпопад вообразилось", — подумала Августа, смешавшись, в то время как ноги двинулись выверенно по зеленому покрытию. Она заученно развернулась и, улыбнувшись в объективы камер со стандартным сантиметром между губами, прошествовала с Мэлом под высокие арочные своды Дома правительства в Большой парадный холл.
Шикарные дивы в кричаще дорогих манто, блеск драгоценностей, представительные мужчины... Много знакомых лиц — из жизни и с экрана — кивают, здороваются. Пожимают руки, искусственно улыбаются, отвешивают стандартные комплименты. А Егор Мелёшин не сказал ни слова. Отошел в сторону и оглядывается, выискивая кого-то среди праздничной толпы. Друзей или ту, о которой упоминала Клюква?
Вряд ли. Мэл понимает, что постельные обжимания остались за кадром, а здесь — роскошь и великолепие высшего света, и Августа является его частью. Второй сорт попадает сюда случайно и выветривается с ближайшим сквозняком. А если второй сорт начинает мнить о себе сверх меры, достаточно задвинуть его в сторону брезгливым взглядом и меткой уничижительной фразой.
Егор Мелёшин сдал шубку и муфту в гардероб, но не спешил занимать места в Большом торжественном зале. Он всматривался в толпу и хмурил брови.
— Мы идем или как? — спросила недовольно Аксёнкина. — Меня сейчас затопчут.
— Да, идем, — ответил неохотно спутник, предложив локоть, и они двинулись в распахнутые двери, влившись в поток гостей. Мэл без конца оглядывался по сторонам, и это раздражало.
Лотерея выдала места в партере в середине ряда. Было бы замечательно, если тому (или той), кого тщетно выглядывал Мелёшин, досталось место с краю на последнем ряду или где-нибудь в глубине на третьем ярусе. Или вообще не хватило мест. Или выяснилось, что произошла непредвиденная ошибка, и кое-кого выгнали с позором под свист и улюлюканье.
Соседом Августы оказался незнакомый бородач, а со стороны Мэла села молодящаяся бабушка, отягощенная изумрудами на шее, в ушах и на пальцах. Она умудрилась пофлиртовать с кавалером Аксёнкиной, вызвав у той снисходительный смешок.
Августе показалось, что неподалеку мелькнула пестроволосая голова друга Мелёшина, и поначалу она хотела сказать ему об этом, но передумала. "Пусть помнет шею, чтобы стала гибкой и тонкой как у жирафа", — подумала мстительно, потому что Мэл беспрестанно оборачивался, обегая взглядом задние ряды, ложи и верхние ярусы, не прибегая к лорнету.
Ее спутнику пришлось успокоиться, когда погас свет, и в зале затихли покашливания и гул голосов. На сцену вышел премьер-министр.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
