Золото апачей

Но теперь жалость смешивалась с любопытством. Какова история Брауна? Что случилось с ним там, в необъятной пустыне? Он ясно видел, что человек умирает. И, по всей вероятности, умрет до наступления рассвета, и его тайна умрет вместе с ним. Еще один безвестный человек, чью жизнь забрала пустыня.

Чарльз сел за аппарат и телеграфировал в Мэнсон, что на станции умирает человек. Не могут ли они прислать врача на поезде 12.30? Да, был ответ. Дик Энтони также вернется с этим поездом.

Он вернулся к старику, который не шевелился и не издавал ни единого звука. Его лицо посерело и сморщилось, он, казалось, уснул. Чарльз просидел рядом с ним целый час, прежде чем тот открыл потускневшие глаза. Но взгляд его свидетельствовал о ясности ума, по крайней мере, на данный момент.

— Вы не думаете, что вам следовало бы немного поесть? — спросил Чарльз.

Человек хрипло рассмеялся и вздохнул.

— Больше никакой платы за проезд, — тяжело произнес он. — Пора сходить с поезда. Как вас зовут?

— Чарльз Уэйн.

— Что ж, Чарльз Уэйн, мне предстоит последняя поездка. Удивительно, что я продержался так долго и добрался сюда. Мои силы на исходе, я оставляю все тебе, потому что мне некому больше оставить. Во всяком случае, я тебе кое-что должен.

Он слабо рассмеялся, его смех закончился тяжелым вздохом. Его поведение казалось очень странным, Чарльз был ошеломлен.

— Не падайте духом, старина, — сказал он. — У вас еще много лет впереди.

— Знаю! Я знаю, что говорю! — произнес мужчина с некоторым раздражением. — Ты не понимаешь, через что мне пришлось пройти! Говорю тебе, я ухожу, и оставляю все тебе! Тебе этого хватит, этого хватит на двадцать, на сто человек!

В его глазах снова исчез разум, дыхание участилось. Пепельно-серое лицо заострилось. Чарльз понял, что доктор прибудет слишком поздно. Пальцы человека дрожали. Он начал говорить, но так тихо, что Чарльз ничего не разобрал, и был вынужден наклониться.

— Хватит на сто человек! На сто! — бормотал тот. — Я оставляю это тебе! По ту сторону Старого Тандергаста! В овраге, поросшем карликовыми соснами! Вверх и вниз! Вверх и вниз! Оно скрыто там! За пеленой!

Он прервался, истощив силы, а Чарльз подумал, какие фантазии, какие галлюцинации владеют сейчас этим человеком.

— Это скрыто там! Это скрыто там! Все твое! Я отдаю это тебе! — пробормотал мужчина. И снова смолк. Минуту или две спустя он приподнял голову, а когда она бессильно упала на скамью, Чарльз понял, что слова мистера Брауна о последней поездке оказались пророческими.

Мальчик, молодой и здоровый, испытал ужас перед смертью, но он прикрыл изможденное тело тряпкой и сел в тишине, как никогда прежде желая скорейшего прибытия поезда 12.30.

В пустыне царило безмолвие. Его окружало пустое пространство и темнота. Он был наедине с мертвым, на крошечном острове, в море песка.

— Скрыто там! Скрыто там! — прошептал он, спустя некоторое время. — Интересно, что он имел в виду? Что за фантазия пришла ему на ум в последние минуты? Неужели те, кто умирает, способны видеть что-то скрытое от остальных?

Он попытался направить свои мысли в другом направлении, но его разум постоянно возвращался к последним словам, сказанным умирающим. Более того, Браун оставлял ему все, что у него было, что бы это ни было, и где бы это ни было. Наследство, которое он вряд ли когда отыщет или потребует — воздушный замок.

Время тянулось медленно. Иногда телеграфный аппарат оживал, но никаких серьезных известий не поступало, и Чарльз каждый раз окидывал взглядом фигуру мертвого человека, бесформенную в тусклом свете.

— Скрыто там, и это он оставляет мне! Странное завещание, — произнес он.

Его разум находился в смятении. Трагическое событие, после долгих дней одиночества и отчаяния, привело его в сильное волнение. Возможно, судьба предоставляла ему шанс, который он, при иных обстоятельствах, не принял бы всерьез. Он взглянул вокруг, на свой мир, на маленькую комнатку, окруженную темнотой и песком, и был снова потрясен одиночеством и запустением. А в голове у него бились последние слова Брауна, жгли мозг, словно огнем.

Жизненный кризис часто возникает из ничего; его не предвещают ни тени, ни облака, ни пророческие голоса; но вот — Чарльз за последние несколько часов увидел два лица, каждое из которых по-своему глубоко взволновало его: лицо мальчика и лицо умершего человека.

В черной ночи раздался длинный свисток поезда; приближался 12.30. Он был похож на корабль, надвигающийся на островок, затерянный в море песка, и мальчик, взяв фонарь, вышел из здания вокзала. Дик Энтони, его помощник, молодой человек с безмятежным взглядом, спрыгнул на землю, за ним неторопливо спустился доктор, исполненный достоинства.

— Что-то серьезное? — спросил он.

— Уже нет, доктор Уортон, — ответил Чарльз.

— То есть, человек поправился, и я понапрасну потратил время.

— Человек умер два часа назад.

— Ах! — воскликнул доктор. — В таком случае, я приехал не напрасно. Я должен официально зафиксировать факт смерти.

Они прошли на станцию, и Энтони, беззаботный, любивший поговорить, пришел в ужас при виде неподвижного тела на скамье. Доктор открыл лицо и долго всматривался.

— Этот человек умер от истощения, вызванного нехваткой пищи, и лишений, — сказал он. — Это совершенно очевидно. Мне редко приходилось видеть, чтобы кто-то был так изможден. Вы только взгляните на его руки.

Он поднял похолодевшую руку и издал легкое восклицание, заметив грубую почерневшую ладонь.

— Я тоже это заметил, — сказал Чарльз. — Другая ладонь точно такая же.

— И какова же причина? — спросил доктор Уортон.

— Она мне неизвестна, — серьезно ответил Чарльз.

Доктор покачал головой.

— Никому не интересно, как эти бродяги уходят из этого мира, — сказал он. — И, я полагаю, никто им не озаботится. Не думаю, чтобы мы могли сделать что-нибудь лучшее, кроме как похоронить его. Завтра будет нужно положить тело на поезд, следующий в Мэдисон, и отправить его туда.

— Если вы не возражаете, доктор, я хотел бы похоронить его здесь, — сказал Чарльз. — Я был рядом, когда он умер.

Врач быстро взглянул на него.

— Это несколько сентиментально, мой мальчик, — сказал он, — но это ваше право. Похороните его здесь. У меня нет никаких возражений.

Возражения были у Дика Энтони; ему не хотелось выступать в роли могильщика и не хотелось, чтобы тело оставалось в здании долго. Однако он испытывал нечто вроде благоговения перед своим начальником, бывшим ему ровесником, поэтому возражать не посмел.

Спустя час или два доктор уехал на поезде, а Чарльз всю ночь просидел рядом с умершим. Когда солнце показалось из-за края пустыни и залило голые равнины фиолетовым и розовым светом, он взял лопату и выкопал могилу возле австралийского эвкалипта, отвергнув помощь Дика, не ставшего настаивать. Затем уложил тело в импровизированный гроб, сделанный из старого соснового ящика, и похоронил Ананию Брауна.

После этого он засыпал могилу, установил в головах доску и приступил к составлению надписи. Имя "Анания" смущало его. "Это не могло быть его настоящим именем, — подумал он. — Каждый человек получает имя при рождении, но никто не захочет назвать ребенка так странно. Думаю, будет лучше, если я напишу просто — Джон Генри".

Поэтому он вырезал на доске: "Джон Генри Браун, покинувший этот мир в пустыне", и дату.

Он испытал облегчение. Тем не менее, возбуждение не оставило его, поскольку Чарльз Уэйн принял решение. Он вернулся на станцию, и Дик Энтони, наблюдавший за его действиями, спросил:

— Все в порядке, Чарли?

— Да, за одним исключением. Мне нужно послать сообщение начальнику в Феникс.

— Старик злится?

— Не на что. Просто хочу сообщить ему о своей отставке.

Дик Энтони уставился на своего молодого начальника.

— Ты шутишь, — сказал он. — Ты же знаешь, что нигде не сможешь получить другую работу.

— Мне не нужна другая, и я не шучу. Вот мое сообщение, и, надеюсь, что управляющий поставит тебя на мое место.

Он отправил уведомление об отставке, и через час пришел ответ, что управляющий ждет его в своем офисе, в Фениксе. Днем в Джефферсон будет отправлен другой человек; кроме того, предположение Уэйна подтвердилось — теперь главным будет Дик Энтони.

— Все в порядке, Дик, — сказал он. — Ты справишься лучше меня.

Но Энтони не обрадовался. Возможно, легкий страх, который он испытывал по отношению к Чарльзу, усиливал его привязанность к нему, и ему не хотелось работать с кем-то новым.

— Мне будет одиноко без тебя, Чарли, — сказал он.

— Со мной тебе тоже было одиноко, — ответил Чарльз, бросая взгляд на унылую пустыню.

Он упаковал свои вещи, спрятал деньги во внутренний карман жилета, попрощался с Диком Энтони и отправился дневным поездом в Феникс. Последнее, что он видел, покидая Джефферсон, была доска с надписью под эвкалиптом.

ГЛАВА II. НАЧАЛО ПУТИ

Феникс — город, созданный посреди пустыни руками человека, который знал, как добыть живительную воду и привести ее туда, где он собирается обустроиться; и, подобно любому оазису, зовет и манит к себе, окруженный мертвыми песками. Яркий дневной свет едва начал блекнуть, когда к нему приближался Чарльз Уэйн; вид зеленой травы, свежей листвы и фруктовых деревьев привел его в восторг. Все казалось ему более живописным, чем было на самом деле. Трава была не просто зеленой, она была изумрудной! Вода в оросительных каналах текла серебром, он никогда прежде не видел таких ярко-оранжевых апельсинов! Мальчик тяжело вздохнул. В отличие от Чарльза, Феникс был нужен многим.

Он сразу же отправился в офис мистера Грея, начальника железной дороги. Тому было жалко терять такого смышленого парня, и он попросил его подумать о принятом решении; он полагал, что через несколько месяцев ему могут предложить другую станцию, и, хотя продвижение по службе казалось медленным, во всяком случае, оно было верным. Чарльз покачал головой.

— Благодарю вас, мистер Грей, — сказал он. — Но я решил поискать счастья в другом месте.

Мистер Грей был заинтригован, но он не стал задавать никаких вопросов.

— Вы понимаете, что сейчас середина месяца? — спросил он.

— Я знаю, — ответил Чарльз, — и, поскольку должен был бы уйти в конце месяца, не прошу плату за две недели.

— Полагаю, мы сможем заплатить вам как за целый месяц, — сказал начальник. — Для случаев такого скоро увольнения это не типично, но мы сделаем для вас исключение. Надеюсь, эти деньги вам не помешают.

Мальчик был тронут этой щедростью и честно ответил, что, конечно же, не помешают.

— На восток или на запад? — спросил мистер Грей.

— Думаю на некоторое время задержаться в Фениксе.

— В таком случае, если передумаете и захотите вернуться к нам на работу, не стесняйтесь; заходите прямо ко мне.

Когда Чарльз выходил из кабинета, солнце скрылось за горизонтом. Вспыхнув последний раз, оно, казалось, замерло на несколько мгновений, после чего наступила темнота. Зажглись электрические огни, началась ночная жизнь маленького города. Тоскливое чувство одиночества и заброшенности снова охватило Чарльза, потому что он никого здесь не знал, или, по крайней мере, здесь не было никого, с кем он хотел бы сейчас поговорить.

Он немного побродил по улицам, придерживаясь, насколько возможно, темной стороны, пока, наконец, не оказался на широкой площади возле гостиницы; здесь путешественники, богатые, обладающие бесконечным запасом времени, рассаживались вечерами, чтобы рассказать о чудесах, которые одни видели на востоке, а другие — на западе.

Сегодня людей на площади было больше обычного; вечер собрал здесь многих, пожелавших остановиться в Фениксе.

Среди них Чарльз заметил Герберта Карлтона и его пожилого дядю. Оба были в вечерних костюмах — мальчик в смокинге — подобно другим, приехавшим с востока. Чарльз снова почувствовал зависть, которую тут же постарался подавить. Все — ему, и ничего — для него! Поначалу ему это не удалось, но затем... затем он снова почувствовал жалость. Этот мальчик не был доволен своей судьбой. Чарльз достаточно прожил на свете, чтобы читать человеческие лица, и знал, что Джордж Карлтон был плохим человеком.

Некоторое время он смотрел на них, потом повернулся и отправился на поиски маленькой гостиницы, где мог бы остановиться и заночевать, но стоило ему отойти на сотню ярдов, маленький человек, с большой головой, замечательно белыми зубами и красивыми очками в золотой оправе, оседлавшими нос, положил руку ему на плечо.

— Прошу прощения, — спросил незнакомец приятным голосом, — не могли бы вы подсказать мне, где находится отель Пасифик?

— Это совсем рядом, — дружелюбно ответил Чарльз, — но я ничего не буду вам подсказывать. Поскольку сам направляюсь туда и могу вас проводить.

Маленький человек, не сказав ни слова, повернулся и сделал знак рукой. Из темноты показалась высокая фигура, увенчанная маленькой круглой головой, отличительной особенностью которой являлся нос, очень длинный и тонкий; фигура приблизилась и застыла в ожидании.

— Мой сопровождающий, помощник и друг, мистер Джедедайя Симпсон из Лексин'тона, Ки, — сказал маленький человек. — Он предпочитает не произносить полностью, Лексингтон, Кентукки, но — Лексин'тон, Ки, поскольку, по его мнению, этого вполне достаточно.

Высокий человек добродушно усмехнулся, при этом показалось, что лицо его стало значительно шире.

— Вы очень добры, — сказал маленький человек, рысцой двигаясь рядом с Уэйном, в то время как Джедедайя Симпсон из Лексин'тона, Ки, — следовал за ними, — но я заметил, что большинство людей юго-запада весьма любезны, только когда вы не отвлекаете их от дел.

Чарльз снова взглянул на него. На человеке был ужасный шлем, какие носят в Индии англичане. Из кармана куртки выглядывал маленький молоток.

— Судя по вашему вопросительному взгляду на этот молоток, я предполагаю, что вы пытаетесь угадать род моих занятий, — весело произнес человек.

Он вытащил молоток из кармана и ловко повертел им, подобно тому, как это иногда делает барабанщик со своими палочками. Затем снова рассмеялся.

— Я пользуюсь им не для того, чтобы раскалывать черепа, а чтобы раскалывать камни, — сказал он, и Уэйну показалось, что его глаза за толстыми стеклами очков вспыхнули. — Я ученый, — геолог, археолог и так далее. Профессор Эразм Дарвин Лонгворт, к вашим услугам. Я из университета... ш-ш-ш! Я не сказу вам, из какого; пусть это останется тайной.

— Почему? — спросил Чарльз, удивляясь поведению необыкновенного незнакомца.

— Потому что на юго-западе имеется еще один человек, который надеется опередить меня в открытиях, каковые я намереваюсь совершить, — язвительно ответил профессор Лонгворт, — и не хочу, чтобы стало известно, что здесь присутствует представитель моего университета.

Джедедайя Симпсон из Лексин'тона, Ки, кивнул, как бы подтверждая слова профессора и полностью разделяя его мнение.

— А вы можете назвать мне имя этого другого человека? — спросил Чарльз. — Может быть, у меня найдется, что вам о нем рассказать.