Панацея

— Ёрш твою мать — на мою голову! — сильная и жесткая рука выдернула мокрую и ничего не понимающую немку из лужи посреди дороги, и потащила в кювет так быстро, что фрау не успела ни спросить, ни возмутиться. И ей пришлось, как тряпке за шваброй, волочиться по грязной, холодной и мокрой почве обочины. Мобильник от резких движений выскользнул из невесомой и гладкой синтетики кармана и благополучно затерялся в темноте, пожухлой листве и грязи.

— !ААААХ! Шметцхафт! (Больно!), — Далее неизвестный повалил госпожу Доротею в кюветную грязь, и сам, тяжело дыша, плюхнулся рядом в темноту, весомо придавив ранее опрятную женщину рукой к земле. Вернее в жидкую грязь. Пулеметная очередь вспорола асфальт у воронки, две пули взбили столбики воды в луже, а остальные шесть раскрошили покрытие с неприятным тупым звуком. Будто мясник вбил топор мимо туши в пустую колоду на городском рынке. Сейчас поднимет инструмент, кусок поправит на отпиленном от ствола пеньке, да и отрубит точно и ровненько, как по-живому. Только ошмётки и осколки кости брызнут рядом на посеченный ранее разделочный кругляш. И точно, пулемётчик не собирался оставить безнаказанным покой ночи и прошёлся, не жалея патронов вдоль, дальнего кювета. Выстрелы стеганули сознание не хуже кнута снайпера. Боец сообразил быстро — надо мотать. Пока нацики не перенацелили Пулешвырялку по нему и придурковатой бабе, возникшей из ниоткуда посреди неглубокой воронки на разбитой войной, погодой и человеческим безразличием — дороге.

"За мной бегом. Млять! — с хрипом на выдохе рявкнула фигура в ухо ничего не соображающей иностранке. Но видно что-то международное послышалось в тоне и накале фразы. Немкеня, матерясь на тевтонском, снова поднята рывком из грязи кювета и протащена в сторону темнеющей череды забора, — В калитку, твою в бога-душу мать! — откуда-то из чертовой глубины сознания Мерхель поняла два последних слова. Спаситель не церемонился. После калитки заволок спотыкающуюся на одном туфле фрау за угол разбитого дома, и лишь там остановился. Отпустил Ангелу. Согнулся, уперев руки в колени, и судорожно хватал воздух ртом в стариковской отдышке. Тьма немного отступила под светом звезд, и полный месяц выглянул из-за разбежавшихся туч. Рядом сползла по стенке вниз всхлипывающая, грязная и странная тетка. Руки, баба держала на отлёте от себя, как бы боясь вымазаться о холодную грязь, что с удовольствием и мерзко налипла между пальцами и на тыльной стороне ладоней. Учитывая, что мадам и так извозюкала, и намочила костюм от дизайнера и тряпки от Лагерфельда, то такая осторожность вызвала улыбку на лице неизвестного пожилого мужчины в весенне-осеннем камуфляже. Жакет, брюки, блузка, волосы висели мокрыми тряпками и прядями. Дед Николай в свои шестьдесят — бегать был не мастак, но силушку, накопленную в шахте за всю свою жизнь, не растерял. При росте почти в метр восемьдесят два он возвышался над Мерхель, как гигант над бедной нищенкой. Одетый в добротную, но пожеванную событиями русскую цифру, наколенники и налокотники, ополченец давил пространство грудью с магазинами на плечевой разгрузке. Тактические перчатки и автомат за спиной дополнялись замызганными в высохшую грязюку носками высоких ботинок, под заправленными поверх высоких голенищ брюками. Дядька Николай тщетно попытался сбить мокрую грязь с пластиковых поножей рукой. Доротее показалось, что она в кошмарном сне. Откуда-то ветром принесло жирный и рвотный запах разлагающейся плоти. Нога в тоненьком мокром носочке опустилась на стылый бетон отмостки дома. Холод, отогнанный ранее адреналином, напомнил о себе резко, почти по-зимнему. Мерхель задрожала, но жажда познания и властная натура взяла своё.

"Ву их бин?(Где я?)Вас ист дэн хиер лос?(Что здесь происходит?) Вэар ист ду? (Кто вы?)Ин майне шуе!(Мой туфель!) — вспомнила Анхела и неожиданно бросилась из-под прикрытия стены к дороге за убитой из КПВТ обувкой, но мужичок легко пресёк сию глупость. Она успела лишь наполовину высунуться из-за стены — наружу к дороге. Ополченец не понял, что ляпнула на германском наречии ненормальная тётка, но ситуацию оценил правильно. Рука шахтера, как клешня, молниеносно ухватилась за левое запястье женщины и сдернула на землю перед собой. Тупой удар во внешнюю часть стены и запоздалый звуковой хлёст одиночного выстрела заставили мужчину инстинктивно присесть.

— Куудааа? Жить надоело?" — прошипел дядь Коль и закашлялся с хрипом. Харкающий кашель прервался скупым пояснением, которое фрау бы поняла на любом языке, — Снайпер. Подняли, падлу. Теперь пасти будет вдоль дороги, вместе с пулеметами".

После слова о метком стрелке, немка вжалась в свой угол, но потом осмелела. Шахтёр, не обращая внимания на трясущуюся от холода фрау, осторожно выглянул из-за левой оконечности стены и тут же спрятал голову в каске назад. Повернулся к гостье с того света. Присел, как перед малым ребёнком. Приподнял козырёк стального шлема, задвинув металлическую кастрюлю на затылок и приоткрыв лицо под камуфляжной шапкой-маской-ниндзя. Пора бы и познакомиться. Помереть — всегда успеем.

"Слышь ты, корова немецкая, тебя как зовут-то? — почти вежливо поинтересовался дядя Коля и изобразил самую свою обаятельную улыбку на небритом трое суток лице. Автомат за спиной не смог звякнуть затянутой в ткань антабкой, зато сурово сдвинулся вперёд пламегасителем, высунувшись по самый пень прицела с правого боку. Анхела вжалась в угол, совершенно не понимая, чего хочет вооружённый мужчина с огромными кистями рук. Пришлось Николаю Коленовичу Кулакову вспоминать школьный курс немецкого языка, который давно уж позабыть успел. Первое, что пришло в голову, и ляпнул. Надо же контакт как-то налаживать. — Гитлер — капут! — махнул в сторону укровских позиций шахтёр, улыбнулся и кивнул головой. Надо же искать любые общие точки для общения."

"Яа, яа — Хитлер нихт! Капут! — оживилась фрау, — их бин ди дойче бундесканцелярэн! — обрадовалась гостья улыбке и с воодушевлением продолжила, — Ихъ бин Анхела Доромея Мерхель! Их хабэ Эйн зер гросише пензоникайтен(ооочень важная персона), — затарахтела немка. Она ещё много чего сказала обалдевшему от уймы слов дяде Коле. Вот, что ей нужно в германское посольство, и вообще, где мы находимся? Что это за страна? Необходимо срочно вернуться в родную мутерфатерлянд и сделать всё это очень и очень — Шнеллер!" — В ответ на кучу слов, достойную речи в бундестаге, старик прижал ладонищу ко рту женщины оставив открытыми только глаза".

— Чишшшшш, — приставил указательный палец поперек линии губ ополченец,— Шнеллер не получится! Хоть в канцелярию , хоть этой своей Мерхель звони. Сестра штоли? Родственница? Знакомая? Тварь, Если бы не она и Евросоюз со штатами, мирно жили б,— вывел свою правду шахтёр,— ты пойми, им начхать, — махнул в сторону украинских позиций дядя Коля ,— кто ты и откуда! До наших вон почти пятьсот метров по ничейке. А у укропа тут вдоль обеих улиц прострельная зона. Перекрестный огонь. Если б не ты, то я давно на блокпосту был бы! А теперь — следующую ночь ждать надо. Они в теплоприцелы ваши, натовские, нас видят. Ты их взбудоражила средь ночи, щас они до утра нас бдить в развалинах будут. — Мерхель поняла почти половину из сказанного и ей стало ещё страшнее от мысли, что попала в сотворенный ей же — ад. Даже затряслась от ужаса восприятия и впитывания реальности окраины Европы. Дядя Коля поднял густые брови и ободрил германку. — Да ты не боись тётка — прорвёмся, — чуть не задохнулся от длинной тирады местный сепаратист, — тебя как зовут, красавица? Я — дядя Коля ,— ткнул пальцем в сумку с магазинами на груди шахтёр и ещё раз спросил медленно растягивая слоги, как будто от этого дворовый русский сленг станет немке понятнее,— Яааа— дя-дя Кооо-ля? Тыииии.....? Кто ты? Ну? Бляха муха?! А ещё из Хермании! — огорченно хлопнул себя по бедру шахтёр.

От умственного напряжения фрау сморщила лицо. Пантомима и жесты бойца стали понятны.

"Яа-яа,— каркнула Мерхель и испугалась. В условиях повышенной опасности для жизни, холода, грязи и немыслимой вони — мозг женщины заработал с неимоверной скоростью, воспринимая, оценивая, вспоминая, связывая события и принимая решения. — "А это ведь она призывала ужесточить санкции, и подписала тайный меморандум ЕС о оплате поставок тяжелого вооружения, самолетов, вертолетов и запчастей советского производства со складов Европы в украинскую армию в обход эмбарго. Это она поддержала штаты в нелепой трагедии с "боингом", это она и её министр обороны с генералами твердили о российском вторжении на Украину и аннексию Крыма. И вот теперь донецко-российский сепаратист вытащил её из под огня. Если бы это был укровояка, он бы пестрел от натовских нашивок. Ватник же вел себя странно. Спас. Собой прикрыл и о снайпере предупредил. Лучше умолчать подробности, — сообразила Доротея,— Анхелина, — представилась Мерхель и протянула руку."

— Анжела значит по-нашему. Очень приятно,— осторожно взял кончиками пальцев грязную руку бундесканцлера Херрмании пожилой боец и добавил представляясь,— дядя Коля — позывной "Антифриз"!

Доротее не понравился позывной ополченца. Ей и послышалось — "АнтиФриц". О нарицательности "фрицев" во время второй мировой — Мерхель знала. Поэтому поморщилась, но ничего не сказала. Осталось выяснить, где она конкретно находится?

"Шпрехен зе дойч? Ферштейен? О майн год! Ду йуо спик инглиш? — попыталась спасти ситуацию настойчивая немка". Дядя Коля скорчил гримасу абсолютной радостной грусти и тоски полного "неопонимания" и готовности мгновенно интерпретировать звуки бошевской мовы в любом ракурсе, направлении и понятии, лишь бы странная иностранная тётка успокоилась и не шумела так опасно для жизни обоих.

— Я конечно шпрех по ди дойч, но не так, чтоб очень. В основном "хенде хох", "айн, цвай, драй и ауфидерзейн", — шепотом подвёл итог знаниям тевтонской мовы дядя Коля, склонившись над начинающей дрожать от холода находкой. — Я и по инглиш — тоже не знаток. Ты слышь что, красавица. Ты тут по-си-ди по-ка. Тут! — ткнул пальцем в бетон отмостки шахтёр и присел рядом, скрипнув снаряжением, как перед дитём — родитель. Т е б е на-до о-дёж-ку теп-лую сроч-но! А то: таво — замерзнешь. Ферштеейн? — при этом дядя Коля, как мог, выразительно подергал большим и указательным пальцем свой бушлат и потом ткнул в то, во что превратилась обмундирование от лагерфельда, Тиффани и Гуччи на женщине. В прическу нежданной попутчицы дядь Коля решил не показывать пальцами, но положение мокрых и грязных волос бундесканцлера после купания в луже было плачевным, мокрым и совершенно грязным до сгустков слипшихся и неправильно-мерзких, бугристых косичек, свалянных как попало в бомжовые колтыхи.

"Так и до вшей недалёко, — мелькнула всполошенная и выняньканная войной мысль, которую боец прогнал, пообещав себе "чонить" придумать."

— Нихт ферштейн! — мадам сама отследила взгляд ополченца и пощупала прическу, — О Майне Год! Ви йест русиш партизанен украйнэ? — Дядю Колю причитания не впечатлили, верх головы тетки волновал сейчас меньше всего. И он продолжил.

— Партизанен, партизанен! А там бандеры-Гитлеры! Что нихт-то? Я — туда, — ткнул себя в грудь пальцем и махнул в сторону правой оконечности стены боец. И далее в направлении, откуда лупили пулеметы, — и чуть правее в обход. — А ты , — абсолютно безоговорочно показал на середину груди Мерхель шахтёр, — тут сиди. — Ладонь в тактической перчатке легонько похлопала по бетону. — И чтоб тихо, как мышь, — приложил палец к губам пожилой ополченец. И добавил не удержавшись,— Свалилась блин, на голову, как снег, теперь возись с ней, как с коровой не доенной. Ферштейн? — кисть русского партизана сама сложилась в огромный "тактический" кулак и покачалась перед носом бундесканцлера объединенной Херрмании. Больше всего фрау Мерхель испугали обрезанные на кончиках, грязные перчатки "сепара-террориста". Их не надо было видеть — они густо пахли горелым порохом, смазкой, перепревшим мужским потом и дымом, перемешанным с запахом гари, который казалось, пропитал здесь всё и всех.

Анхела вжалась в стену и постаралась сделаться меньше, к тому так и теплее, сообразил как-то отрешённо мозг сам по себе.

— Гут! Зер Гут! — закивала скукоженная и дрожащая немка. Мможет и подождать, раз надо. Жесты дяди Коли были настолько впечатляющи и подкреплены окружающими развалинами, событиями и вонью близкой войны, что вопрос о месте пребывания Доромея согласилась для себя отложить на потом.

Дядя Коля же, разглядев, как испугалась немкеня, наоборот, не разозлился, а тетку пожалел, но виду не подал.

" Надо будет с ней поласковей, — подумал шахтёр,— Черт её сюда принёс, что ли? Туристы хреновы. Может журналюга? Да старая какая-то. Или ОБСЕ? Им что, тут цирк, кино, представление с медведями. У людей сплошное горе, Европа ты, ятит твою в корень, недоделанная! А мне вытаскивать её значит? Тьфу!" — плюнул шахтёр осторожно выглядывая из-за правого угла, лёжа.— "Кажись тихо. Надо пошарудеть в летней кухоньке там где-то кожух был, шо в будку собаке зимой клал и валенки для рыбалки убойного сорок пятого размера с галошами. Платки Алёна развешивала сушить от дождя внутри маленького помещения. От дождя, воров и утренней уличной влаги подальше. За ними и пошёл. Кухонька имела невзрачный вид, кожух вонял псиной, платки наверняка запылились — следовательно, для мародёров и местных урок ценности не имели. Стоило рискнуть, прячась за соседскими развалинами". — Дядя Коля вернулся быстро. С тулупом, валенками и двумя плотными зимними платками погибшей жены.

* * *

* * *

* * *

* * *

**

"Сидим в ночи, вокруг весна,

Хрипит в г р я з и пехота"...

Завернутая по-крестьянски, в два платка голова и лицо Мерхель с "горящими" белками глаз, опущенными угрюмо и недовольно уголками линии рта, повеселили на некоторое время ополченца. Фигура Мерхель стала похожа на хмурую бабку, торгующую жаренными семками на самодельном базаре у пивного ларька в январе. Скорбно-сумная физиономия евротётки, да ещё смотрящей на шахтёра снизу вверх, также напомнила дяде Коле морду просящей милости собаки на автобусной остановке возле ворот шахтоуправления. Казалось, вытяни сейчас сухарь, что остался от тормозка после смены в забое, протяни, и псина затанцует, отрабатывая бесплатный харч под улыбки разъезжающейся по домам смены. Воспоминания о мирной жизни, на мгновение настроили горняка на добродушный лад.

— Ну, шо ты притихла Анджела? — дядя Коля с неудовольствием и сомнением смотрел на спасённую немкеню и тихо "про себя" материл ситуёвину в уме. Хотя, пока, положительное присутствовало.

Во-первых, мы живы. И это хорошо. Во вторых удалось невменяемую европейку согреть. Правда тевтонка таращила глаза и зажимала нос от слежавшегося запаха псины, что насквозь пропитал тулуп. Но это было самой мелкой из проблем дяди Коли. Знач не заболеет и не помрёт на руках. И греха на душе не будет. В третьих — вроде нацгады и армейцы притихли. Есть шанс, шо не убьют быстро и за просто так.

"Заховать бы её куда, эту дуру?" — Мысль показалась здравой, потому, как подвал на кухоньке никто не отменял. А дядь Коль лично выкладывал опалубку и заливал бетон, когда строил летний камбуз в не отапливаемой пристройке рядом с сараем. — "Надо однако, и выбираться. Да куда ж с этой коровой? Обуза! Почти четыреста метров по отслеживаемой супостатами и пристрелянной зоне. Для начала, тётку — в подвал" — решил дядя Коля.