Haute couture

— Но почему? У нас, может, и не самые лучшие портные в стране, ну так и антихворобные маски для лица — не бальное платье.

Подвижный, как капля ртути, Молен всплеснул руками:

— Я... Je suis content... Счастлив, что вы об этом спросили, — ответил он. — Видите ли, мы предложили на суд — pardonne moi[viii], ваша честь — департамента призрения нашу новую, уникальную, не имеющую аналогов в мире разработку.

Модельер щёлкнул пальцами, и за его спиной мгновенно вырос человек с украшенным слоновой костью и драгоценными камнями ларцом в руках. Модельер пафосно откинул крышку. На тёмно-фиолетовой бархатной подушке лежало...

— Но там же!..

— Не спешите с выводами, ваша честь, — Молен ущипнул кончиками пальцев подушку и показал щепоть присяжным. — Это l'apogée[ix] столичных технологий. Ткань прозрачная, настолько лёгкая, что практически не имеет веса. Абсолютно не мешает дышать. Обладает прекрасными антихворобными характеристиками. На все cent pour cent... Сто процентов защищает носителя от заражения, и препятствует заражению окружающих, если носитель заражён. Ну, на самом деле, один слой даёт только девяносто семь процентов защиты, поэтому мы предлагаем шить маски в два слоя, что даст девяносто девять и девять десятых процента. С этой тканью неважно, шить в один слой или в два, она всё равно не будет ощущаться на лице. Она пропускает ветер, не нужно будет дышать сквозь отсыревающую шерсть с запахом мокрой псины, не будет стягивающих голову ремней. А главное... — Молен потряс щепотью. — Эта ткань уникальна, vous comprenez? Только компетентный специалист, умный и по праву занимающий своё место, сможет её увидеть.

— Собственно, это послужило главной причиной, по которой дом моды «Молен и Люйен» выиграл тендер, — добавила миз Нойхауз. — Мы сможем простым ношением крайне удобных масок выяснить, кто из муниципальных работников компетентен, а кто просто занимает должность и может быть уволен. Вы представляете, какие суммы мы сможем сэкономить городской казне?

— Всё дело в считывании мозговых волн, альфа-ритма, — Молен снова потряс щепотью, в которой был зажат крошечный, невидимый и неощущаемый клочок ткани. — Если человек находится на своём месте, в гармонии с занимаемым постом, если он умён, если он действительно хороший специалист, его альфа-ритм будет гладким и синусоидальным, он попадёт в противофазу с поляризованным светом, отражённым от волокон ткани, и это сделает ткань видимой. Если же есть рассинхронизация, хотя бы небольшой сдвиг по фазе, то человек ткань не увидит, и это само собой означает, что он глуп или занимает свою должность не по праву. Вот вы сами, messire, ваша честь, — добавил модельер, — вы производите впечатление председателя суда с колоссальным опытом. Скажите, s'il vous plaît[x], какого цвета ткань я вам демонстрирую?

Судья впился глазами в протянутую к нему щепоть. Он изо всех сил старался увидеть в руке модельера хоть что-то, но видел по-прежнему только плотно сжатые пальцы с ухоженными ногтями. Но не может же портной с таким именем и с таким послужным списком врать! Он же под присягой! Да и зачем ему?! Из-за каких-то грошей, которые муниципалитет согласится потратить на маски для работников?! Цель явно не оправдывает средства!

Судья лихорадочно пытался вспомнить, что говорили в свете о модельерах из Де Пари. Кажется, они в самом деле могли творить вещи, недоступные пониманию провинциалов... Кудесник иглы... Вроде бы, жена бургомистра говорила на одном из раутов, что кудесники иглы в самом деле используют колдовство — конечно, в дозволенных церковью пределах — при изготовлении своих товаров... Остаётся признать, что этот Молен говорит правду... «Неужели сорок лет адвокатской практики, председательство на десятках громких судебных процессов на самом деле были ошибкой, и я глуп или незаслуженно занимаю свою должность?! — подумал судья. — Не может такого быть!»

— К-кажется... Синего... — выдохнул судья. По его вискам градом струился пот.

— Ну вот, видите! — широко улыбнулся Молен. — Я не ошибся, считая вас компетентным. Вы совершенно правы, эта ткань синего цвета.

— Но у неё розовый отлив? Или мне чудится? — слабым голосом поинтересовался секретарь. Он уже давно бросил вести протокол и сейчас сидел на своём стуле, пожирая глазами щепоть Молена и оттягивая пальцем воротник мантии.

— Ну-у-у... — Модельер поднял свою руку к глазам и наклонил голову, оценивая блеск невидимой ткани. — Да, с вашей стороны может показаться, что волокна ткани отливают розовым. Это всё дело освещения, понимаете? Свет падает через окна оттуда, сквозь стекло с повышенным содержанием свинца, преломляется, отражается от волокон, поляризуется... Да, вам вполне может привидеться розовый отблеск. А вам, — Молен взглянул на присяжных, — может показаться, что ткань зеленоватая, потому что вы видите этот клочок ткани в контровом свете. А если бы я показывал вам её от той стены, вы бы тоже увидели розовый отблеск.

— Да, да, я вижу зелёные переливы! — воскликнул один из присяжных.

— Действительно, очень красивая ткань, — восхищённо цокнул головой другой.

— Вы можете рассмотреть этот образец, — великодушно разрешил модельер и передал ткань присяжным. — Только верните, пожалуйста. Это технологический секрет модельного дома «Молен и Люйен». Можете даже подышать сквозь образец, оцените, как легко дышится сквозь эту ткань. Не бойтесь заразить друг друга, ткань антихворобная, она уничтожает все болезнетворные миазмы. И помните, что, в отличие от обычных масок с хлопком, шерстью и двумя слоями кожи, маски из этой ткани можно стирать целиком, все слои разом, а рассчитаны они на долгий срок службы, и их не надо каждые несколько дней набивать свежими цветами лаванды.

— Так вот, ваша честь, — снова взяла слово миз Нойхауз, — как раз пятнадцатого марта вечером я получила первую партию защитных масок от месье Молена, и, естественно, на следующий день надела одну из них. Так что на рыночной площади я была в маске. Как вы сами только что убедились, господин Шнеерсон вполне мог бы её увидеть, если бы только он был умным и компетентным стражем порядка.

— Что-о?! Ах ты стерва!!! — Яков Шнеерсон, размахивая кулаками, бросился к скамье подсудимых. Двое дюжих приставов мгновенно скрутили пожилого городничего и полувывели, полувыволокли его из зала.

— Что и требовалось доказать, — прокомментировал модельер. — Умный человек не стал бы бросаться на ответчицу в зале суда, в присутствии охраны. Думаю, теперь мы все понимаем, почему он не увидел маску ответчицы. Malheureusement[xi], мне кажется, следует поднять вопрос о продолжении его службы городу.

— Месье... Месье Молен, скажите, а почему жидкости проходят сквозь вашу ткань, не смачивая её и не теряя своих свойств? — спросил один из присяжных, болтая пустой щепотью в стакане с водой.

— А! — глаза модельера над маской сузились в улыбке. — Это особое свойство ткани, позволяющее есть и пить прямо сквозь маску. Видите, в ткань вплетена какая-то серая взвесь? Это ионы платины. Они химически активны и... Как это по-вашему? Neutraliser... Нейтрализуют любую хворь, не меняя при этом вкус. Но вы должны помнить, что ионов в маске ограниченное количество, и когда они s'épuiser... Иссякнут, то маска потеряет свои обеззараживающие свойства, compréhensible? Поэтому, хоть сквозь неё и можно есть, пить, проливать воду и обеззараживать вино, лучше этого не делать.

Присяжный вынул сложенные щепотью пальцы из стакана:

— Но ткань даже не потяжелела!

— Разумеется, потому что она пропитана гидрофобным составом! — изящным росчерком закончил модельер.

Миз Нойхауз торжествующе сбросила свою маску, достала из кармана нечто невидимое, разгладила его по своему лицу и улыбнулась, показав белые, слегка кривоватые зубы:

— Как видите, ваша честь, шестнадцатого марта на рыночной площади я была в маске. И сейчас я в маске, что бы по этому поводу ни казалось другим людям. И когда я в маске месье Молена, мне нельзя выписать штраф за то, что я нахожусь без маски, потому что те, кто её не видят, глупы или некомпетентны и не соответствуют занимаемой должности, а значит, не должны иметь право выписывать штраф!

— Admirablement[xii], я не смог бы сформулировать лучше, — заметил Кристоф Молен, снимая свою маску и надевая вместо неё что-то невидимое.

Судья, отчаянно цепляясь за молоточек, чувствовал, как бастионы здравого смысла рушатся перед чудесами науки.

— Но ведь эта маска... Из чудесной ткани месье Молена... Она не препятствует разлёту мельчайших капелек слюны, потому что жидкость проходит сквозь неё без остановки! Разве это не означает, что маска опасна?

— Ни в коей мере, mon cher, — оскалился дизайнер. — Я же объяснял про платиновый фильтр? Жидкость, и слюна тоже, проходят, oui. Но они обеззараживаются. Parfaitement[xiii] безопасно.

На секунду в зале суда воцарилась тишина. Затем один из присяжных, — тот, который болтал образец ткани в стакане с водой, — поинтересовался:

— Месье Молен, насколько я могу судить ваши маски намного удобнее тех, которые делают наши скорняки. В них можно есть и пить, в них можно нормально дышать, они не скрывают мимику губ при разговоре. Как часто их надо менять?

— Одной маски хватает примерно на неделю, при условии бережного обращения и аккуратного использования, — взмахнул рукой дизайнер. — Стирать её надо раз в два дня. Этой же маски хватит только на три дня, если обращаться неаккуратно, — например, есть или пить прямо сквозь неё, не снимая. Должен заметить, что дом моды «Молен и Люйен» отказывается нести какую бы то ни было ответственность за изменение вкуса еды при прохождении сквозь маску. Процесс восстановления антихворобных свойств использованных масок пока находится в разработке, и не стоит на него рассчитывать в ближайшее время, поскольку здесь я оторван от научно-исследовательских лабораторий нашего отдела перспективных разработок. Поэтому пока что использованные маски придётся просто выбрасывать, и покупать новые. Не волнуйтесь, они сделаны из биоразлагаемых материалов и не будут загрязнять природу в процессе декомпозиции. Когда я не выступаю свидетелем в суде, — на губах Кристофа заиграла лёгкая улыбка, — я занимаюсь организацией производства этих масок в промышленных масштабах, и уже сейчас могу сказать, что мы будем предлагать маски в индивидуальных упаковках, в упаковках по три штуки и в семейных упаковках по семь штук. — Из-за пазухи модельер достал красивые, цветастые полотняные мешочки. — Не угодно ли осмотреть образцы? Собственно, как вы видите по мне и по миз Нойхауз, эти маски настолько близки к совершенству, насколько я сумел подобраться, в условиях ограниченных ресурсов...

— И сколько это ваше совершенство будет стоить?

Молен принял смущённый вид:

— Как я уже сказал, в них используется платина, а это дорогой материал. Ну и сама ткань... Незаметно, конечно, но верхний слой прошит сеточкой из химически активного серебра, это усиливает антихворобные свойства... Золотая сеточка, покрывающая точки крепления, чтобы лицо не потело, и кожа не засаливалась... Одна маска будет стоить около шести золотых.

Со стороны мест для посетителей послышался шум: простолюдины, набившиеся посмотреть на суд над членом городского управления, обсуждали озвученную цену.

— Но пока, — пожал плечами Молен, — в рамках ознакомительной программы, отладки производства и выхода промышленных мощностей на плановую загрузку... Я думаю, нынешние образцы можно выпустить в продажу по цене один золотой за штуку, два с половиной золотых за маленькую упаковку с тремя масками и пять золотых за большую упаковку из семи масок.

Присяжные заседатели и судья углубились в несложные подсчёты.

— Но тогда... — охрипшим голосом произнёс секретарь, — тогда, получается, ваши маски будут доступны любому желающему!

— Здоровье жителей этого прекрасного города, так кстати приютившего меня в тяжёлый час, — моя основная забота, — развёл руками дизайнер. — И ради этого я готов работать себе в убыток. Теперь понимаете, почему именно «Молен и Люйен» выиграли городской тендер?

Окончание фазы потонуло в шуме и гвалте из зрительских рядов. Уставшие от толстых, многослойных, тяжёлых, неудобных, воняющих псиной масок горожане ринулись к Молену, сломав невысокую перегородку. Тот едва успевал принимать деньги и раздавать мешочки с образцами. В мгновение ока зал суда из собрания тайного ордена, на котором все тщательно следят за своей анонимностью, превратился в весёлую, разнузданную студенческую вечеринку, полную улыбчивых лиц. Где-то на заднем плане охрипший судья стучал молоточком, провозглашая штраф отменённым, а миз Нойхауз — полностью оправданной согласно вердикту присяжных. Дюжие приставы тащили упирающегося городничего в камеру. Спутник месье Молена не забыл получить копию протокола заседания у судебного секретаря.

Смеющаяся, счастливая толпа высыпала на улицу. Кожаные маски оставались на лицах только тех граждан, кто не сумел получить образец новых масок у Кристофа Молена. Таких, конечно, было немного.

— Мама?! — раздался над площадью перед зданием суда чистый, тоненький детский голосок. — А почему эти дяди и тёти без масок? Они что, не знают про эпидемию? Они глупые?

Один из присяжных заседателей — тот самый, который обратил внимание, что маска Молена не смачивается жидкостью — обернулся к модельеру:

— Месье Молен, что вы ответите на это? Это ребёнок. Он не может быть глуп, ведь он не глупее других детей. Он не может быть не на своём месте, потому что он не занимает никакого поста. Но он не видит вашу маску!

Площадь замерла. Десяток самых уважаемых жителей города и сотня простолюдинов, затаив дыхание, следила за развитием драмы, по результатам которой решалось, какие маски им предстоит носить в дальнейшем, — неощущаемые и невидимые или тяжёлые и неудобные.

— А вы мою маску видите? — парировал модельер. Его звучный голос наполнил площадь.

— Я?! Э-э-э... — стушевался бывший присяжный. — Но позвольте, речь не обо мне. Будьте добры ответить на вопрос!

— Позвольте ответить на вопрос мне, — вступил в разговор спутник дизайнера, помахивая копией протокола в ожидании, пока на ней высохнут чернила. — Меня зовут Андрэ Ван Хельсинг, я потомок знаменитого охотника на демонов Ван Хельсинга, и сам подвизаюсь на том же поприще. Разумеется, ребёнок не может быть глуп, и не может находиться не на своём месте. Но... — Андрэ Ван Хельсинг достал из-за пазухи большой тяжёлый рубин на золотой цепочке и покачал его над головой ребёнка, замершего в восхищении перед цветастой блестящей побрякушкой. — Но демон, которым этот ребёнок одержим, — вот он действительно не на своём месте. И именно из-за него бедное дитя не видит маски, созданные моим столь гениальным коллегой.