Haute couture

Haute couture[i]

Старенький судья, согнувшись под тяжестью напомаженного парика, постучал деревянным молоточком по своей кафедре, призывая собравшихся к порядку.

— Итак, — начал он хорошо поставленным голосом, тон которого выдавал скуку от многих тысяч заседаний, на которых он уже председательствовал, — мы начинаем заседание по делу «Город против миз[ii] Нойхауз». Господин прокурор, не соблаговолите ли вы изложить обстоятельства дела?

Городской прокурор, слегка волнуясь, занял своё место за стойкой обвинителя. В его практике ещё не приходилось выдвигать такие обвинения против пойманного члена городского совета. Обычные дела, связанные со взяточничеством, непотизмом, необоснованными выборами на тендерах и прочими атрибутами цивилизованного общества рассматривались регулярно, но это дело было первым в своём роде.

— Ваша честь, господа присяжные заседатели, рассматривается дело «Город против миз Нойхауз». Миз Нойхауз, — ?

Обвиняемая привстала со своей скамьи и обозначила короткий поклон.

— ...Член городского совета, глава департамента общественного призрения, обвиняется в том, что шестнадцатого марта сего года была замечена на рыночной площади без предписанной законом маски. Позволю себе напомнить, что в условиях тягчайшей эпидемии, с которой наш город борется вот уже второй год, и отсутствия удовлетворяющей требованиям департамента здравоохранения вакцины, всему населению города, а также допущенным, несмотря на карантин, на территорию города иногородним, законом предписано в течение всего времени пребывания на улице носить маску и соблюдать социальную дистанцию в шесть локтей. Этот закон был принят ещё в конце декабря, вот затребованная из городского архива копия, — прокурор передал секретарю свиток, и судья мельком его просмотрел, — и миз Нойхауз, несомненно, осведомлена о его существовании, так как участвовала в обсуждениях и вносила поправки. Ваша честь, как вы можете убедиться, её подпись стоит в протоколе голосования в числе тех, кто поддержал введение этого закона. Таким образом, миз Нойхауз нарушила тот самый закон, за который сама же голосовала. Итак, миз Нойхауз явилась без маски на рыночную площадь, в базарный день, когда там полно народу, а соблюдение социальной дистанции и без того затруднено. Своими действиями миз Нойхауз подвергла угрозе заражения других посетителей рынка. Когда городничий на рынке сделал ей замечание, она отказалась надеть маску. Тогда городничий выписал ей предписанный тем же законом штраф в пять золотых и распорядился выпроводить с общественной территории под стражей. Миз Нойхауз воспользовалась своим правом обжаловать штраф в суде. Собственно, поэтому мы и здесь.

Судья с неприязнью взглянул на ответчицу:

— Миз Нойхауз, вы были на рыночной площади шестнадцатого марта?

— Да, ваша честь, была.

— Тогда для чего мы здесь собрались? Разве пять золотых — настолько неподъёмная для вас сумма, что вы не можете её заплатить? Тогда вы можете оформить оплату в рассрочку у городского казначея, и незачем отнимать наше время. — Судья поднял свой молоточек, готовясь огласить вердикт.

— Но, ваша честь, всё было совсем не так!

— Нет, миз Нойхауз, именно так!

— Тише, тише, господин прокурор. Мы сейчас во всём разберёмся. Обвинение, у вас есть свидетели?

— Конечно, ваша честь. Обвинение вызывает Якова Шнеерсона!

Пожилой человек, сухой, как жердь, и с выправкой отставного солдата строевым шагом вышел к кафедре свидетеля.

— Здесь, господин прокурор.

— Вы Яков Шнеерсон, проживающий на Лимонной площади, над бакалейной лавкой Манелли?

— Так точно, господин судья.

— Отлично. Обвинение собирается задать вам несколько вопросов. Вас сейчас приведут к присяге, и вы будете должны отвечать правду, не оправдываясь незнанием. Если ваши показания, данные под присягой, окажутся ложными, против вас будет возбуждено дело по обвинению в лжесвидетельстве. Вам это понятно?

— Так точно, ваша честь.

— Секретарь, приведите господина Шнеерсона к присяге.

— Господин Шнеерсон, положите правую руку вот сюда, раскрытую левую ладонь поднимите вверх на уровень плеча, и прочитайте этот текст вслух, вот с этих слов: я,..

— Я, Яков Шнеерсон, обязуюсь дать суду правдивые и полные показания об известных мне лично сведениях и материалах, касающихся рассматриваемого дела.

Секретарь проворно забрал подписанный городничим лист с присягой и кивнул судье, сигнализируя, что можно продолжать. Прокурор стоял за своей стойкой, постукивая туфлёй по ножке пюпитра. Ответчица продолжала сидеть неподвижно в ожидании своей очереди.

— Свидетель, у вас есть личные счёты к ответчице? Вы заинтересованы в исходе дела в пользу ответчицы или против неё? Напоминаю, что вы были предупреждены об уголовной ответственности за лжесвидетельство!

— Никак нет, господин судья.

— Обвинение, свидетель ваш.

— Спасибо, ваша честь. Господин Шнеерсон, расскажите, пожалуйста, что случилось шестнадцатого марта этого года, начиная с того момента, как вы заступили дежурным по рыночной площади.

— Ну, вы понимаете, я слежу за порядком на площади, а в базарные дни к моим обязанностям добавляется надзор за качеством торговли. Приходится следить, чтобы торговцы не слишком откровенно обжуливали покупателей, и чтобы покупатели платили оговорённую сумму. Всегда находится какой-нибудь иногородний, который пытается вместо серебра подсунуть посеребрённую медную монетку, или воришка, который решает стянуть товар, — таких я имею право наказать по собственному разумению, на месте. Контрольные весы, установленные на площади по приказу нашего ландграфа, тоже находятся в моём ведении, и я слежу, чтобы никто не подменил гирьки или чаши. Ну, сейчас, из-за карантина, приходится также следить за соблюдением социальной дистанции и за тем, чтобы у всех были маски, покрывающие нос и рот. Если я замечаю кого-то без маски, или с маской, сдвинутой на подбородок, я имею право потребовать надеть маску, как положено, а в случае отказа — либо удаляю с улицы, либо выписываю штраф. Ну, если человек показывает мне разрешение от целителя не носить маску, то, конечно, я его отпускаю, но наш городской целитель преставился ещё в ноябре, пытаясь разобраться в этой хвори, упокой, Господи, его душу, а разрешения от целителей из других городов я не принимаю, потому что доверия к ним никакого. Ну, только если на разрешении есть печать Гильдии Лекарей, — тогда тоже доверяю, но где их сейчас найдёшь...

— Я думаю, все знают обязанности городничего на рыночной площади. Переходите к происшествиям.

— Так точно. Сначала это было самое обычное дежурство. Рынок начал работу, как всегда, в восемь утра. Поначалу народа на площади почти не было. Где-то в полдевятого подошла торговка фруктами, попросила проверить медные монеты крестьянина из Заречья, они показались ей слишком лёгкими. Монеты была незнакомой чеканки, поэтому я выбрал несколько случайным образом, проверил их на нагрев, сверил вытесняемый объём с массой чистой меди и не нашёл никаких отклонений, но для очистки совести проверил одну монету на срез и протравил её лимонной кислотой с перекисью водорода, выдав крестьянину компенсацию. Всё было в порядке, и торговке было предписано принять монеты по полному весу. Соответствующая запись была сделана в журнале происшествий.

— Крестьянин был в маске?

— Так точно, господин прокурор, как полагается, — в четырёхслойной, к коже прилегает хлопковая подложка, которая специально сделана съёмной, чтобы её можно было снять и постирать, под ней — цветы лаванды, своим благоуханием отгоняющие хворные миазмы, затем толстый слой собачьей шерсти, пропускающей воздух, чтобы можно было дышать, а сверху двойной слой свиной кожи, с каркасом между слоями. Оба слоя кожи с дырками в несовпадающих местах, дабы препятствовать свободному распространению хворных миазмов. Маска застёгивалась на два ремня, над ушами и под ними. Всё по закону!

— То есть вы знаете, как должна выглядеть утверждённая законом маска.

— Так точно, — городничий даже обиделся. — Моё место на рыночной площади как раз в конце ряда скорняков. Уж насмотрелся.

— Продолжайте.

— Около девяти с четвертью мальчишка Бронти, прачки из Кольцевого переулка, попытался срезать кошелёк у купца из Зимородья. Я перехватил пацана у выхода с площади, оттягал его за уши и вернул кошелёк купцу. Штраф выписывать не стал, ограничился предупреждением. Запись в журнале...

— Господь с ней, с записью. Ваша честь, я обращаю ваше внимание на добросовестность, обстоятельность и честность господина Шнеерсона. Переходите к следующему происшествию.

— В десять утра на рыночной площади было уже довольно много народу, приходилось напоминать о соблюдении дистанции. И тут со стороны Подворья вошла госпожа Нойхауз.

— Как вы узнали время?

— Так часы на ратуше пробили десять.

— Продолжайте.

— Так точно. На госпоже Нойхауз не было предписанной законом маски. Я подошёл ней, остановился на предписанной дистанции и попросил надеть маску или предъявить разрешение на пребывание на общественной территории без маски.

— Вам ничего не показалось подозрительным?

— Показалось, господин прокурор. Миз Нойхауз посещает рынок каждую неделю, всегда приходя в одно и то же время. Она всегда была в маске, элегантной модели из белой кожи, сделанной скорняком Стечко из Кожевенного переулка. То есть она знала о законе и соблюдала его, я даже ставил её в пример торговкам, которые жаловались, что в масках невозможно дышать. Помню, говорил: «Вот, смотрите, госпожа Нойхауз сама носит маску, подаёт пример, и никто никогда не слышал от неё жалоб!..»

— А шестнадцатого марта она, значит, пришла на рынок без маски.

— Так точно. И без разрешения от лекаря, смею добавить. Я потребовал от неё либо надеть маску, либо покинуть площадь. Она отказалась, несмотря на мои увещевания. Пришлось выписать ей штраф и вызвать пристава, который отвёл её домой. Запись в журнале происшествий...

— Ваша честь, передаю вам копию журнала происшествий за шестнадцатое марта сего года. Как видите, описание и время совпадают с рассказом господина Шнеерсона.

— Вижу. Миз Нойхауз, так всё и было?

Ответчица встала со своего места, но не потеряла скучающего вида.

— Да, ваша честь, точка зрения городничего Шнеерсона изложена верно.

— Миз Нойхауз, я отказываюсь понимать, что вы затеяли. Пока что всё сводится к тому, что вы напрасно отнимаете у нас время. Я близок к тому, чтобы признать вас виновной и повесить на вас судебные издержки.

— Поверьте, ваша честь, я могу всё объяснить, если только вы позволите мне вызвать моего свидетеля...

— Я не вижу в этом необходимости, но если вам этого хочется... Защита, у вас есть вопросы к господину Шнеерсону?

— Нет, ваша честь.

Судья взглянул на миз Нойхауз поверх очков:

— Вы защищаете себя сами?!

— Именно так, ваша честь. Я подумала, что с моим свидетелем мне не понадобятся услуги адвоката.

— Что ж, да будет так... Мистер Шнеерсон, вы свободны. Миз Нойхауз, вызывайте вашего свидетеля.

— Ваша честь, я вызываю месье Кристофа Молена.

К кафедре свидетеля вышел молодой мужчина, одетый по последней моде. Его новый, с иголочки, камзол с искрой сидел на нём, как влитой, огромное белоснежное жабо вызывающе опоясывало шею, мощную грудь украшало толстое ожерелье. Ноги были обуты в тонкие брюки, настолько тесные, что они казались нарисованными, — эта мода ещё не успела докатиться до провинции, но судья о ней уже слышал. Нижнюю часть лица Кристофа скрывала маска из тончайшей кожи, украшенная драгоценными камнями и прошитая серебряной нитью. Некоторые драгоценные камни были с ноготь размером. В целом, внешний вид вызванного мужчины просто кричал «Столичный щёголь!»

— К вашим услугам, — коротко поклонился Кристоф Молен. В его речи слышался иностранный акцент, а изящество, с которым он исполнил поклон, выдавало благородное происхождение.

Судья ещё раз окинул взглядом месье Молена.

— Будьте добры, представьтесь, пожалуйста.

— С удовольствием, ваша честь. Я Кристоф Молен, эсквайр, совладелец и по совместительству дизайнер дома моды «Молен и Люйен», хотя не уверен, что вы знаете, что такое дизайнер. Портной в двенадцатом поколении, один из десяти сопредседателей Гильдии Ткачей, магистр портняжных наук, модельер и кудесник иглы. Кудесник иглы — это моё официальное звание, согласно диплому академии портняжных искусств из самого Де Пэри... Между прочим, диплом cum laude[iii], — Молен изобразил ещё один безукоризненный поклон. — Если вам нужны мои верительные бумаги и копии дипломов, я немедля пошлю за ними слугу. Со вместительной корзиной.

— Подорожной будет достаточно, — хмуро оборвал поток красноречия судья, пытаясь понять, что за человек будет ехать в эту, по столичным меркам, глушь, не забыв взять с собой целую корзину дипломов. — Вы ведь нездешний, господин Молен?

— О, tu te fous de moi[iv]? Конечно, я не местный, — быстро ответил портной, словно отмахиваясь от мухи взмахом руки. Пышный манжет взметнулся в воздух, подобно флагу. — Я поехал в провинцию — vous n'êtes pas offensé? — в поисках идей для дизайна коллекции следующего года. Знаете, провинциальные платья, это вечная тема... Никогда не устаревают, vous comprenez[v]? Я был в дороге, когда разгорелась эта... La maladie[vi]... Эпидемия. Так вот, эта болезнь застала меня в вашем городе. И когда ввели — quarantaine? — карантин... Мне пришлось осесть у вас, пока дороги снова не откроют.

— Отлично, — хмуро ответил судья. — Вы знаете, что лжесвидетельство является уголовным преступлением? Секретарь, приведите месье Молена к присяге.

Портной поднял левую руку и скучающим тоном повторил формулу, после чего небрежно поставил витиеватую подпись на листе с текстом присяги. Секретарь сноровисто подшил его к протоколу.

— Отлично, — повторил судья, по-прежнему не понимая, какое отношение имеет модельер к делу. — Так объясните мне, месье, каким образом дизайнер одежды сможет спасти миз Нойхауз от уплаты штрафа?

— О, c'est élémentaire[vii], — отмахнулся Молен, небрежно облокотившись о кафедру. — Видите ли, как только я узнал, что департамент призрения объявил тендер на производство масок для членов городского управления, я немедленно подал заявку от имени дома моды «Молен и Люйен». И, разумеется, мы выиграли этот compétition... Конкурс. Я не хочу сказать ничего плохого про местных портных и скорняков, но... Против ведущего дома моды из Де Пэри... Aucune chance, vous comprenez? Никаких шансов.