Триангулярность

За тупой болью последовала острая, и я немедленно принял две таблетки, чтобы сгладить спазмы, а дома меня ждал эфедрон.

Итачи взял на себя право убить родителей, по совместительству глав клана, и вместе с тем мы оба ждали, когда появится Саске. К тому моменту, как маленький брат Итачи вернулся с тренировки, я успел собрать шестьдесят пар глаз в контейнер с физраствором, который был немедленно запечатан в свиток. Они все теперь мои.

Вот он. Саске прибежал домой. Что ж, этот мелкий засранец вечно показывал в Академии свою крутость, выставляя меня посмешищем, теперь ты узнаешь, что такое злость! Погоди-ка, сказал мессия сам себе, я не Наруто, я Тоби. И в этот момент он исчез с территории клана Учиха, зная, что душа Саске будет сломлена, в каком бы времени, в какой реальности Учиха бы ни жил.

Наверняка Нагато, лидер организации, собиравшей демонов, уже мёртв после техники воскрешения, сделанной им от взыгравшей совести, и я решил забрать его глаза. Чёрт, а ведь я не знал, где он был похоронен. Осталось расспросить обо всём его напарницу Конан.

— Яхико создал Акацуки, а красные облака — это символ дождя из крови на войне, что пал на селение, — сказала она. — Эта униформа не принадлежит тебе, она наша. Ниндзя из Амегакуре — Нагато — единственный, кто смог пробудить Риннеган. И он, конечно, не твой. Его глаза — это достояние страны... Нет, селения! — с этими словами она метнула несколько бумажных сюрикенов, по своей режущей силе не отличавшихся от настоящего металлического оружия. Только вот её напыщенная речь вызвала у меня неконтролируемую усмешку, ощущение превосходства, и я ответил:

— Я подтолкнул Яхико на создание Акацуки. И это я дал Нагато Риннеган. — Удивлению Конан не было предела, но я продолжал. — Можно сказать, я здесь, чтобы вернуть их себе.

Бумажные крылья вознесли девушку надо мной, и она понеслась навстречу. Я не шелохнулся, зная, что могу пропускать техники сквозь себя. Листы то сворачивались в птиц-оригами, то развёртывались, становясь взрывными печатями, и я по ошибке попытался затянуть их техникой Мангёке шарингана в другое измерение. Как же было легко и весело, пока взрыв не оторвал мне правую руку, а под ногами волны озера не перестали пениться. Вода расступилась, и я провалился в бездну. Конан заранее подготовила ловушку из шестисот миллиардов бумажных взрыв-печатей, раскрывавшихся внутри гигантского коридора через всё озеро.

Они вихрем носились вокруг и пролетали сквозь тело — я не мог стать материальным, иначе бы меня убили взрывы. Пришлось отломить кусок верхней половины маски и пожертвовать глазом, чтобы сделать свою гибель нереальной...

...Я был до одури счастлив, когда убивал Конан. Я болтал, я чувствовал себя мудрецом, которому попыталась помешать эта женщина. Она верила, что Наруто станет мостом, ведущим к миру. Она заблуждалась. Это я Наруто, перекрасивший волосы в чёрный, а не тот иллюзорный мальчик из ненастоящей реальности. Здесь всё было ненастоящим, кроме Тоби, он же Наруто, он же я — бог и мессия... Пальцы сомкнулись на горле синеволосой женщины, раненой до этого арматурой в спину.

— Я возьму твой маленький радужный мост и погружу его во тьму.

Блёклый пейзаж озера и серое небо расцвели сочным контрастом, ударяя светом по глазам, в голове всё прояснилось.

Позднее Саске убил брата, и я взял его под опёку, рассказав истинные мотивы Итачи нужным образом, тем самым погасив ненависть, бушевавшую в нём. Пусть здесь всё было понарошку, но мессия хотел переписать все события по-своему, раз вмешался. Он сказал мне, как всё случилось, и я решил побыстрее сбежать из этого дня, тем более, когда наркотики уже разлагали кожу. Гниющее мясо прямо на кости левой руки виднелось напоказ — когда газовая гангрена поразила вену, я вырезал кунаем поражённый участок к чёрту, не в силах выдержать боль. Даже не залечивая рану с помощью материала Зецу, я наспех свил верёвку и подвесил её, а сам встал на операционный стол, сунув голову в петлю. Это прыжок после нескольких печатей был короче, чем падение с горы, но внезапней: ноги соскользнули и задёргались от конвульсий, и петля затянулась, последний сиплый свист из горла — и показался посиневший язык. Душа покинула тело, и мессия угасающим сознанием увидел, как обнажённое тело Наруто с гноящимися отверстиями на венах повисло над полом, а врачебный стол забрызгало отходами. Так я переместился во времени в убежище для убийства Кабуто ещё до того, как он воспользовался останками Орочимару, чтобы стать сильнее и поднять мёртвых на войну.

Казалось бы, я устранил всех, кто мог бы развязать войну, но вернувшись назад в будущее, я увидел, что ничего не изменилось. Разве что контуры тел окружающих меня людей стали голубоватым сиянием.

Чёрт возьми, да что я сделал не так? В голове гремело: "Не так! Не так...". Мессия не понимал, что видит — действительность или галлюцинации? Передо мной разворачивалось сражение с Тоби, который оказался незнакомым мне человеком с повреждённым лицом. А потом к нему присоединился Мадара Учиха, один из старейших лидеров клана, воскрешённый на войне в качестве главного козыря, но он сумел обойти контролирующее разум дзюцу, став бессмертным и способным на всё. Наруто, Какаши, Гай и Би атаковали их, но всякий раз безуспешно. Неожиданно поле раздвоилось, и на нём бились уже зеркальные отражения всех вместе с настоящими, только возникшая иллюзия шла совсем по другим событиям, быть может, из другой реальности: Мадара сковал девятихвостого Лиса техникой дикорастущего леса, а Тоби цепями вырвал его из Наруто. Никто не успел помочь, а те же лица в стороне ничего не замечали — они проживали в своей реальности, а я видел обе сразу.

В отчаянии я решил, что всему виной только я сам, и хроноклазм, который мы хотели устроить с Джирайей — не более, чем вымысел. Тоби не должен был спасать Минато, его бы вызволил из беды другой человек, ведь так или иначе он будет жить в любом случае. Старая жаба Оогама-сеннин неизменно назовёт пророчество о мальчике, и судьба Минато решится без меня.

Очередной скачок в прошлое с предшествующим падением в пропасть. Я снова упал спиной на каменный шип, и душа отправилась в будущее, где новое тело, воссозданное из чакры демона во мне, избавит от последствий наркотиков. Впрочем, ненадолго — я собрался продолжить употреблять их — боль в голове только возросла. Я искал самого себя, готовящегося спасти отца с экзамена на звание чуунина. Удивительно, но вмазавшись эфедроном, я вспомнил абсолютно всё до мельчайших деталей.

Наруто на всех парах приближался к воротам, ведущим в Лес Отчуждения, но я был быстрее. Поймав самого себя, я вонзил кунай в шею Наруто, а потом нанёс ещё несколько ударов, чтобы он сдох, и никакая регенерация ему не помогла. Техника Кучиёсе работала даже сквозь время — я смог призвать серп из оружейного хлама Тоби, и отсек Наруто голову, на всякий случай.

Пока я возился с ним, шансы на спасение Минато свелись к нулю, но я хотел проверить, не останется ли он жив? Что ещё хуже, я боялся вновь увидеть совмещение разных миров в одной точке, это сведёт меня с ума окончательно. После вспышки боли я понял, что перемещения во времени придётся отложить надолго: прыгни я ещё раз в течение недели, мой мозг разорвёт в клочья. Тоби закрыл глаза, чтобы не видеть новых призраков, и стал ждать. Час, два.

Наруто вспомнил своё прошлое, а может быть настоящее. Или будущее? Чужая кровь на руках и беспечность вкупе с лёгкостью — это всё, чего я безумно жаждал, и я добился этого. Мне хотелось повторить опыт резни клана Учиха, но иначе. В любом случае мне хотелось развеяться, убивая всех, кто подвернётся, при этом не нарушая целостности мира. Что было настолько шокирующим своей жестокостью и притом спокойно принимаемым родиной как исторический факт?

Скорость стала веским преимуществом против малолетнего, но рослого, сильного ублюдка, к которому даже дзёнин вряд ли подступится, настолько суров был этот парень даже во время учёбы в Академии. В другой Академии. Его я убил быстро и незаметно, заняв место ученика в новом для себя месте, как раз перед началом экзаменами, которые впоследствии станут красным пятном на страницах истории Киригакуре в глазах других Скрытых стран. Я — это Момочи Забуза. Ничего не стоило снова покрасить волосы, но я потратил изрядное количество времени, чтобы наточить зубы в прямом смысле. Теперь мои челюсти было просто спутать с акульими, но я старался скрывать их белой хлопковой маской.

Выдержав первые два этапа из трёх практических, я приступил к последнему с чрезвычайным предвкушением кровавой бани, которой так давно желал.

По правилам экзамена мне предстояло убить всех выпускников-одногодок раньше, чем они меня и других. Каждый сам за себя на выделенной территории.

Проще некуда, благодаря необычайному инстинкту и умению вычислять жертв в тумане. Я отвёл душу, кромсая ровесников и товарищей по Академии, ловко настигая их в белой и влажной дымке с низкой видимостью — но не для меня. Кровь, раскроенная плоть, мёртвые тела, порой лишённые частей тела — всё питало мою ненасытность. Ненасытность Демона Скрытого Тумана. Сто человек за пять дней — это не шутки, надо было хорошо питаться и уметь прятаться, чтобы не пропустить удар во сне от соперника за звание чуунина во время отдыха на ветвях дерева. Но я и не думал отдыхать, разве что единожды закусив мясом убитого мной лучшего друга, чтобы как следует подпитаться плодами своих зверств не только духом, но и желудком. Заточенные зубы пришлись кстати для отрывания челюстями мяса прямо с костей, которые я освободил от плена человеческой кожи, плоти.

А потом снова цикл разнообразных, опьяняющих нападений с последующей декапитацией конечностей. И я одолел все сто человек за сутки с лишним, борясь как голыми руками и зубами, так и мясницким тесаком. Сначала я пользовался кунаем до поры до времени, но потом расправлялся с выпускниками только тесаком, припасённым как оружие для десерта. Забавы ради, не без эффективности, я подкрадывался к жертве за спину, резко открывал ей рот одной рукой и вбрасывал в горло шарик с иглами, уменьшенную версию шипов макибиши, не давая ей крикнуть (иглы тому только помогали), а тесаком пронзал незащищённые участки тела, разворашивая, разрывая рану до тех пор, пока под сандалиями не натечёт приличная лужа крови.

Безусловная победа, грязная, кровавая, чудовищная, но всё же заслужившая высокой оценки судей экзамена, и я был награждён званием чуунина. Дальнейшая моя жизнь терялась с провалом памяти...

Минато умер.

Я опять облажался. Разве я, Наруто, Тоби, Забуза и мессия могли всё досконально продумать, если в голове вместо серого вещества ядовитая кислота, травящая меня, а боль, эхо и галлюцинации нередко вызывают остаточные судороги, как после наркотиков?

В деревеньке за Конохой нашёлся заброшенный дом, куда я перенёс труп самого себя. В попытках понять и проанализировать все свои прыжки во времени, я рисовал схему кровью Наруто и всеми найденными красящими средствами на стенах. Что-то получалось, а что-то не очень, но я исписал почти каждую пядь в небольшой, но пустой комнате, пока не вышло нечто похожее на правду. Все мои злоключения представлялись циклом, кругом. Я нарисовал окружность на стене, а потом провёл диаметр по горизонтали, а на конце стрелку. Это была временная линия моей реальности, откуда я пришёл к Джирайе из той же хронологической последовательности, только в прошлое. Я провёл пунктирную линию от стрелки к жирной точке ближе к центру. Это встреча с Эро-сеннином, первый хроноклазм. Оттуда ещё один пунктир, ведущий ещё левее — это прыжок в день спасения отца.

Джирайя написал на стене цифру "2" над точкой — второй хроноклазм, на котором всё должно было закончиться. Но нет, мессия прыгнул в десятое октября, тринадцатью годами позднее. И вот тут, убив Тоби, он свёл историю с рельс. Тоби не мог определиться: создал ли мессия новую реальность или переписал старую? Я нарисовал второй диаметр, стрелка которого останавливалась выше первой. Реальность номер два, где Тоби стал Эдо-Тенсей. Потом Наруто изобразил временную ветку с убитым Кабуто. На каждой линии выделялись три точки: момент дублирования номер два, момент изменения и момент проверки. Все они лежали на катете треугольника, гипотенуза которого заканчивалась на точке дублирования номер один. И так на каждой временной линии по треугольнику, связывавшему предыдущую историю с переписанной.

Единственное, что удержало меня от возвращения на гору Мёбоку для сна под транквилизаторами в жабьем масле, так это встреча с матерью. Я стал жить в комнате Минато, выделенной ему в общежитии, как раз в то время, когда мама закончила Академию. К Кушине меня потянуло странное чувство, связанное с тем, что я никогда не знал своих родителей живыми, но сейчас ей было четырнадцать, и для меня знакомство и последующее общение с ней не на шутку завлекло в омут.

Странное дело, но не совсем нормальная любовь вкупе с таблетками и транками сильно облегчала нагрузку на мозг, может быть, потому что я почти не думал об этом.

Встречи с Кушиной проходили тайком ото всех, и я подумал, что с Минато было то же самое. Мои мысли подтвердила фотография отца, которая висела в холле Академии. Я приглядывался к ней, пока Минато не стал мной. Истина, подобная откровению больного человека, озарила меня — Минато никогда не было. Это я всё время был им. Я — Тоби, я — Минато. Столкновение в ту ночь на самом деле связующая нить, подведя окончание которой к началу другой, я завершу цикл, и всё встанет на свои места.

Потому что мой отец — это я сам.

Я — Минато.

Мессия смотрит на мир через стекло, порой кажущееся зеркалом, в котором отражается Минато Намикадзе.

Кушина таяла от поцелуев, которыми я осыпал её, когда мы сидели в обнимку на сене, уложенном на чердаке заброшенного амбара. Я, совершенно одуревший от вожделения, ласкал её, куда мог дотянуться, инстинкты напрочь выбивали боль из разума, отчего я мог сравнить себя только с похотливым животным, не видящим никакой цели в жизни, кроме... Руки сами блуждали по телу Кушины, сняли с неё хлопковую рубашку и легли на её оформившиеся груди. Я с нетерпением лизал и сильно целовал ей шею под тихие стоны, проникнув рукой в шортики.

Время утекало, как вода сквозь пальцы, а я уже не мог счесть, сколько вечеров мы оставались наедине, каждый раз предаваясь запретной любви, и каждый раз вожделение, бессмысленная похоть и отсутствие каких-либо приличий топило нас в разврате.

"Не в меня!" — всегда было любовной просьбой, звучавшей прерывисто и с придыханием, когда мы оба или только я находились на пике.

И в те же часы что-то внутри душило меня и позывало протошниться, и отнюдь не боли в голове. Это "что-то" кричала: "Она ведь твоя мать!!!", я хотел остановиться, но... но Наруто никогда не получал материнской любви. Никогда, и, по воле случая, время само дало мне шанс, который нельзя было так легко упускать. Я хотел даже через похоть почувствовать эту самую, для меня недоступную, как луна, которая освещала наши бесстыжие нагие тела, "материнскую любовь". И правда, как я мог сказать ей: "Ты моя мама", когда ей всего пятнадцать, почти как мне? Мысли путались, и Минато с трудом пытался определить, кто я есть, растворившийся во времени, казалось, я не думал ни о чём, и одновременно разум посещали сотни огоньков идей, наваждений. Если я с Кушиной, значит, я Минато, я будто видел её в первый раз. Она любит меня. А я её. Хотя, если быть честным, казалось, мои физические ощущения притупились, и я не воспринимал ничего, делая всё на автомате, и лишь отдалённые признаки напоминали мне о чувствах.