Расстрелянное лето, 10 и 11 главы

— Случилось. Да еще как случилось! Иду я себе спокойно, до дома уже недалеко, завернул за угол, а тут мне навстречу патруль. Вы тут недавно говорили, что вас чекисты ищут.... Ну, я в бега. Нервы подвели, Вадим Андреевич. Они за мной, бегут, кричат, вот только я здесь все проходные дворы знаю. Убежал.

Подойдя к окну, которое выходило на улицу, я, осторожно отодвинув занавеску, выглянул и сразу увидел на противоположной стороне улице солдатский патруль. Все трое стояли и растерянно крутили головами в разные стороны.

— Действительно. Оторвались, — я засунул кольт сзади за ремень и повернулся к Воскобойникову. — Вот только сегодня нам на улицу никак нельзя.

— И нечего нам там делать. Вы как хотите, а я сто грамм для успокоения души приму, — он встал, подошел к буфету, открыл дверцу и вопросительно посмотрел на меня. Я отрицательно покачал головой. — Как хотите.

Он достал графинчик, стопку и только закрыл дверцу буфета, как что-то увидел на полу и неожиданно спросил: — А что это библия здесь на полу валяется?

— Это я ее выронил из рук, когда вы в квартиру вбежали, а потом вы поддели ее в сердцах ногой.

— Ох, грехи наши тяжкие! Святая книга, а я ее ногой! Это как же меня сподобило! — запричитал Воскобойников, потом поставил графинчик и стопку на место, наклонился и поднял библию.

Я снова повернулся к окну и посмотрел сквозь щелку между занавесями. Рабочих с винтовками на улице уже не было.

— Вадим Андреевич! — неожиданно раздался взволнованный возглас Воскобойникова. — Гляньте сюда скорее!

Я резко повернулся. На руках бывшего агента лежала библия с надорванной обложкой, у которой из-за корешка выглядывал кончик денежной купюры. Подошел, потянул за краешек и вытащил сложенную по длине в несколько раз купюру в двадцать пять рублей. Развернул, расправил, внимательно осмотрел с двух сторон, затем посмотрел ее на свет. Никаких проколотых отверстий не нашел. Обычная купюра. Вопросительно посмотрел на Воскобойникова: может он что подскажет? Только встретив такой же непонимающий взгляд, понял, что он тоже в полном недоумении.

— Секрет. Только какова его разгадка?

Я пожал плечами и положил купюру на стол. Иван Николаевич, забыв о водке, присел к столу и сначала стал внимательно изучать банкноту, а затем с таким же пристальным интересом листать библию, видимо, пытаясь в ней найти разгадку тайны. Я, тем временем, развернул пакет, что принес Воскобойников, вытащил одежду и разложил ее на диване. Это был мундир чиновника-железнодорожника, вместе брюками и форменной фуражкой. Иван Николаевич оторвавшись от библии, какое-то время смотрел то на меня, то на мундир, потом неожиданно встал и подошел к комоду. Открыл дверцу и несколько минут рылся на полках, после чего его лицо осветилось довольной улыбкой, он выпрямился и протянул мне коробку.

— Держите.

Я открыл крышку. Три вида усов, накладная борода и тюбик специального клея.

— Спасибо.

Быстро переоделся, взял коробочку с поддельными усами и пошел в прихожую, к зеркалу. Выбрав наиболее подходящие моему образу усы, приклеил и вернулся в гостиную, нашел и одел очки.

— Как я выгляжу? — обратился я Воскобойникову.

Иван Николаевич оторвал голову от библии, посмотрел на меня и воскликнул: — Просто здорово! Вас не узнать. Как есть вылитый чиновник министерства путей сообщения! И совсем не похожи на себя прежнего. Только еще одно: петлицы и погончики спорите от греха подальше.

Посмотрел на задумавшегося бывшего полицейского агента, сказал: — Мне бы к такой смене внешности документы бы подобрать.

Воскобойников поскучнел: — Нет, Вадим Андреевич. Людей знаю, но на поклон к ним не пойду. Не делал я дел с уголовниками раньше, так оно и впредь будет.

— Спасибо и на этом. Скажите, Иван Николаевич, а Абрам Моисеевич, может решить вопрос с документами?

— Он-то сможет, вот только захочет ли с вами после этой истории связываться. Абрам далеко не трус, раз с иванами каторжными знался, но при этом хитрый и осторожный, как тот лис. Вот ежели ему выгода какая, то дело другое, — тут бывший агент бросил взгляд на саквояж, так и стоявший на полу, хмыкнул в усы и сказал. — А что! Если осторожно с ним поговорите, то думаю, не устоит, сделает. Вот только рискуете вы сильно, Вадим Андреевич. Ох, сильно! Ждут вас там чекисты.

— Риск для меня — привычное дело.

Вооружившись, я взял только саквояж, так как заплечный мешок не вписывался в имидж железнодорожного чиновника, получившего наследство от умершего на днях дедушки.

Спустя час я уже открывал дверь антикварной лавки. Войдя, увидел, как один из чекистов, белобрысый парень, изображавший покупателя, бросил на меня внимательный взгляд, но почти сразу потерял ко мне интерес, не узнав под маской интеллигентного чиновника опасного белогвардейского шпиона, объявленного в розыск.

"Дилетант. Где второй? — подумал я, подходя к прилавку, и тут же получил ответ, увидев, как колыхнулась тяжелая штора, закрывающая дверь, ведущую в кабинет. — Второй не лучше".

— Здравствуйте, — поздоровался я, чуть прикоснувшись к козырьку фуражки. — Меня к вам привело, уважаемый Абрам Моисеевич, одно небольшое, но довольно щекотливое дело. Вы меня должны помнить, я был у вас совсем недавно.

Несколько секунд старый еврей всматривался в меня, пытаясь понять, тот ли это человек

или лишь похожий, потом бросил косой взгляд на чекиста, который с показным вниманием сейчас осматривал бронзовую статуэтку, но понял, что меня не узнали, облегченно выдохнул воздух.

— Здравствуйте, господин чиновник. Как же, помню вас, помню. Щекотливое, говорите? Попробую помочь. Итак, я вас внимательно слушаю.

— Получил я от своего, недавно почившего, родного деда Миркина Евграфия Капитоныча, наследство. Понимаю, нехорошо, конечно, выходит. Сороковины еще не справили, а я его вещи распродаю. Грех большой, да и на душе тяжело, но, что поделать, если цены так безбожно растут с каждым часом, а есть три раза в день хочется.

Старый антиквар усмехнулся, показав тем самым, что оценил легковесную шутку, потом спросил: — Изволите показать, что вы с собой принесли?

Открыв саквояж, я стал выкладывать на прилавок вещи. Пара лакированных китайских шкатулок с золотой и серебряной инкрустацией, несколько золотых портсигаров и часов, три кинжала в дорогой оправе. Последней вещью, что я достал, была серебряная бонбоньерка в виде лебедя. При виде дешевой вещицы старый антиквар скривился, словно от зубной боли, но я многозначительно на него посмотрел, после чего тот взял конфетницу в руки и стал ее рассматривать с преувеличенным вниманием.

— У меня к вам большая просьба, уважаемый Абрам Моисеевич, если не все, то хоть часть прямо сейчас оцените. Очень вас прошу.

— Конечно, конечно, господин чиновник! Ведь для этого я здесь и сижу! — теперь в голосе старого еврея явственно слышалась издевка.

Абрам Моисеевич включился в игру и стал изображать бурную деятельность. Сначала достал из-под прилавка большую лупу, потом сходил в свой кабинет и притащил оттуда толстый каталог, после чего стал его листать и многозначительно хмыкать. В свою очередь, я принял скучающий вид и как бы от нечего делать стал наблюдать за белобрысым чекистом. Тот раз повернулся в сторону старика, потом второй раз, но наткнувшись на мой насмешливый взгляд, сразу отвел глаза и переключил свое внимание на напольную китайскую вазу. Тут же я подошел к нему, загородив спиной хозяина лавки, спросил чекиста: — Извините, гражданин, но у меня к вам вопрос. Можно?

— Можно, гражданин. А что у вас такое?

— Вот вы сейчас заинтересовались китайской вазой. Имеете желание приобрести такую?

Сбитый с толку неожиданным вопросом, белобрысый чекист промямлил: — М-м-м.... Пока в раздумьях. А что?

— Если у вас есть желание и время, то мы могли бы прямо сейчас пойти и посмотреть подобное произведение китайского искусства. Тут недалеко....

— Нет, это я так. Пока просто присматриваюсь, — растерялся чекист. — Забежал сюда ради любопытства.

— Пусть так. А каминные часы вам не нужны? Великолепная вещь. Купите, не пожалеете. Золотистый циферблат в белоснежном корпусе, обрамленном гипсовыми ангелочками. Еще есть персидский ковер....

Со стороны прилавка раздался искусственный кашель старого антиквара.

— Ладно-ладно, не буду вам мешать. Любопытствуйте дальше, — я снова отошел к прилавку, где скорчив капризную мину, спросил. — Абрам Моисеевич, как долго мне еще ждать?

— Извините, господин чиновник, но мое дело не терпит спешки. Сейчас я вам могу сказать только по стоимости этих трех вещей, — и он отложил в сторону шкатулку, два портсигара и один из кинжалов. — Предлагаю вам за это все три тысячи пятьсот рублей.

— Это мало. Накиньте хотя бы еще пятьсот.

— Извините меня, но не могу. Каждая вещь имеет свою цену. Решайтесь!

Сделав недовольное лицо, я сердито буркнул: — Пусть будет по-вашему!

Получив деньги, я сложил оставшиеся вещи, потом сделал вид, что заколебался, снова поставил саквояж на прилавок и сказал: — Вспомнил! Завтра не смогу к вам прийти, поэтому давайте перенесем нашу встречу на... послезавтра. Все это я пока оставлю. Только расписочку вы мне напишите. Так пойдет?

— Только для вас, господин чиновник.

Спустя пять минут, спрятав расписку в карман, я попрощался с хозяином лавки. Выйдя, прошел по улице около квартала, завернул за угол, проверился. Затем прошел через двор, через сквер и вышел на параллельную улицу. Слежки не было. Еще пятнадцать минут покрутился по улицам и вышел к месту, где впервые увидел беспризорников. Старших сейчас не было, а на ящиках сидело два малыша со своим щенком. Увидев меня, обрадовались.

— Дядька, пришел! Дядька! — к их веселым голосам прибавился звонкий собачий лай.

— Здорово, дети улицы! Как живете?

— Смотри дядька, какие у меня штаны! Почти новые! А у меня ботинки! Во гляди еще какая у меня кепка с пуговичкой! Мы тогда ее еще на Сретенке купили! — довольные обновками мальчишки хвастались напропалую.

— Приоделись? Это хорошо. А где Степка с Митькой?

— За жратвой пошли. Дядька, а что снова дело есть?

— Есть. Не обижу.

— Здорово! Мы совсем богатые станем! — обрадовался Ванька.

— Молчи, дурак! Степка, что нам сказал: о деньгах никому ни слова.

— Сам дурак! Их же нам дядька и дал.

Егорка, не зная, что сказать, замолчал, сконфуженный, но уже спустя пару минут смеялся моим шуткам. Время до прихода старших ребят пролетело незаметно. При виде меня они обрадовались, но еще больше обрадовались новой работе. Разговор был короткий и деловой, по его окончании я дал им пятьдесят рублей, после чего ушел.

Еще спустя два дня я пришел по указанному Абрамом Моисеевичем адресу. Остановившись у вывески "Швейная мастерская мадам Брошкиной", осторожно огляделся по сторонам, после чего вошел. В большой комнате стояло две швейные машинки, и за одной из них сейчас сидела и что-то шила худенькая девушка. Она так и не обернулась ни разу за все-то время, что я находился в мастерской. За длинным столом, где лежал раскрученный рулон материи, стояла женщина с метровой линейкой, лет тридцати пяти, весьма симпатичная, в пестром цветастом платье. Вот только оно никак не сочеталось с ее располневшей фигурой.

— Мое почтение, мадам.

Она быстро окинула меня цепким и внимательным взглядом.

— Здравствуйте, коли не шутите. Пиджак? Брюки?

— Я от Антиквара, насчет документов.

— Деньги с собой? — я кивнул. — Фото?

Я подал ей две маленькие фотографии.

— Половину денег сейчас, половину — когда получишь ксиву на руки. Придешь завтра во второй половине дня. Лучше, часам к трем.

— Насколько они надежные? — поинтересовался я у полной дамы, после того как вручил ей двадцать пять тысяч рублей.

— Смешно спрашиваешь. Самые настоящие. При большевиках все проще стало: напечатал бумажку, поставил печать и вот тебе документ.

— Мне не нужна такая бумажка....

— Я же сказала: будут тебе самые настоящие документы. Не отсвечивай, иди.

Вернувшись, рассказал Воскобойникову, как меня приняли.

— Толстуха. Симпатичная. Лет тридцать пять, — бывший агент даже прикрыл глаза, пытаясь вспомнить женщин, которые проходили по его уголовным делам, потом открыл, покачал головой и сказал: — Нет. Чего-то такого персонажа у себя не припомню. И еще, Вадим Андреевич, завтра пойдем вдвоем. Отказа не приму.

Я только покачал головой, но ничего говорить не стал. Скоро Воскобойников ушел за продуктами, а вернулся с кучей новостей.

— Вадим Андреевич, тут по всему городу говорят, что казаки Астрахань взяли, а Добровольческая армия собирает силы и скоро пойдет на Москву. Про Ярославль еще говорят, что там прямо война идет. Красные артиллерию подогнали и теперь бьют прямо по городу.

— Что еще?

— Еще.... В Москве начались повальные аресты. Идут слухи, что среди комиссаров началась паника и в тюрьмах стали расстреливать бывших офицеров. Поостеречься бы надо.

— Может, все же со мной поедете, Иван Николаевич?

— Нет. Я лучше дождусь, когда вы с добровольцами освободите Москву и снова займусь своим делом: буду ловить убийц и грабителей.

Только теперь я понял, почему ему так хотелось сопровождать меня за документами. Он смертельно скучал по своей прежней работе, а тут хоть какая-то ее видимость будет.

Назавтра, за два часа до назначенного времени, мы с Воскобойниковым, вышли на улицу, и пошли пешком. На этом настоял бывший полицейский агент, объяснив это тем, что швейная мастерская не так уж далеко, дорога займет не более часа, а дворами и проулки идти намного безопаснее, чем улицами, по которым сейчас ходят многочисленные большевистские патрули. Действительно, по дороге нас никто не побеспокоил, да и пришли мы сравнительно быстро, что говорило об отличном знании родного города бывшим полицейским агентом. Выйдя на нужную нам улицу, мы сразу разошлись, делая вид, что не знакомы друг с другом. Воскобойников пошел по другой стороне улицы прогулочной походкой, поглядывая по сторонам, а я наоборот, торопливо зашагал, все больше разрывая между нами дистанцию. Открыв дверь швейной мастерской, я вошел и остановился. Сегодня хозяйка мастерской сидела, на пару со своей работницей, и обе, что-то быстро строчили на швейных машинках. Ни та, ни другая, не обернулись в мою сторону. Сделав два шага, я сказал: — Мадам, я пришел, как договаривались, но если забыли, напомню. Я от Антиквара.

Не отрываясь от своего шитья, она бросила: — Дверь, рядом с полками, впереди себя, видишь? Тебе туда. Там лестница, поднимешься наверх.

Сразу насторожило то, что мне сразу не отдали заказанные документы. Это могло означать только одно: со мной хотят поговорить.

"Вот только о чем?".

Пройдя мимо швей, открыл дверь, переступил порог и сразу окунулся в легкий полумрак. За спиной резко хлопнула дверь, притянутая пружиной, впереди лежал коридор, ведущий в подсобные помещения, а рядом шла наверх неширокая лестница, ведущая на второй этаж. Я ожидал охранника или подобную ему личность, но вместо этого меня встретила полная тишина. Сюда даже звуки с улицы не доносились. Здесь мои опасения окончательно получили подтверждение.