Люди, которые...

— Согласись, брат, что вера в Тьму... Не то, что здесь допустят и примут.

— Нелогично. Глупо. Подгорный гном — и Непобедимое Солнце.

— Вот именно! Верую, ибо абсурдно. Захоти кто нам его подставить, уж нашел бы легенду получше, — ухмыльнулся под маской Лев. — А это живое. Это невыдуманное.

Перс пригубил из священного кубка и передал его следующему. Решительно склонил голову и сидящий рядом Лев увидел под маской коротко стриженные седые волосы. Перс проворчал:

— Это несомненный знак. Знак того, кто превыше и Света, и Тьмы. Пусть приходит подгорник. Завтра я поручусь за него.

— А если он все-таки ловушка?

— Убить его, и дело с концом. У нас хватает людей и так. Люди, которые завидуют соседу. Люди, которые этим соседом обижены. Люди, которые желают придать себе весу. Справимся! Гном же понадобится нам только раз и только в одном деле.

* * *

— ... Но дело это чрезвычайно опасное, — принц Клавдий хлопнул в ладоши. Возникшая у столика девочка-коян, почтительно склонив голову, поставила подносик с плоской коробкой, крутанулась, махнула пышными юбками, среди них полосатым хвостом, и выбежала из комнаты быстрее солнечного луча.

— Поэтому возьмите, — принц вздохнул. — Это чрезвычайно могущественный амулет из Далекого Отечества. Амулет очень сильного барда-заклинателя, исключительно уважаемого среди inviridi. Настолько могущественного, что за пение его заклинаний без особого дозволения даже у inviridi можно угодить в тюрьму. Амулет нужно всегда иметь при себе. Я еще тут слова для усиления действия вам написал, но пользуйтесь с осторожностью.

Гном внимательно прочитал записку, кивнул:

— Я запомнил.

И тотчас растер клочок бумаги в порошок, в пыль — принц не заметил, чем, но колокольчик над столом звякнул, отмечая приличный уровень магии.

— Печать Праха... Вот оно что!

Гном пошевелил головой в черной стеклянной маске:

— Когда-то и мы служили Всевеликой. Теперь... Не то. Я отступник. Вместо каменного неба — никакое. Вместо Тьмы — Непобедимое Солнце.

— Можете ли вы сообщить, как планируете действовать?

Быстро и уверенно гном прибрал амулет и спрятал в глубине черной куртки. Поднялся и поклонился — поднялся и принц Клавдий, словно бы не он давал аудиенцию гному-сыскарю, а вовсе даже наоборот. Гном ответил без улыбки:

— Если они думают, что ты работаешь грубо, стань искусен и тонок, если же числишься ловкачом, сделайся грубым. Вот почему надо познать вершину мастерства, чтобы запросто дать в морду. Я считаюсь искусником, а потому рассчитываю вести себя так просто и грубо, как это вообще возможно.

Гном вышел в другую дверь, и солнечный луч из остекленного потолка высветил на черной куртке все складки, все пуговки, все морщинки на белесой коже подгорника, все волоски шевелюры и бороды; и напоследок блеснул на черных сапожках, вычищенных по случаю важной встречи со всем гномьим старанием.

* * *

— ... Со всем гномьим старанием отслужу!

— Да куда ты денешься, отслужишь, ясное дело... — управитель Счетной его Высочества Клавдия Школы забрал в горсть подбородок. Подбородок выскользнул: величиной он превосходил горсть как бы не втрое. — А умеешь что?

— Умею... Ну, умею! — радостно сказал гном. — Гвозди забивать, вот!

Собравшиеся засмеялись: и профессор счета, и мастер над приборами, и старший над слугами. Один только начальник охраны почесал объемистое пузо под звякнувшей чешуйчатой броней и пробасил:

— У меня в кордегарии окно болтается. Ну то, угловое, где с молотком не подлезть, замаха нет. Пусть поправит. Если хорошо сделает, я за то, чтобы его взять.

Профессура переглянулась и управитель согласился:

— Действуй. Поглядим, какой ты... Мастер художественного забивания гвоздей.

Гном поднял коричневый лакированный плотницкий сундучок и прошел за всеми по мощеному булыжником двору Школы. Мимо спального дома с резными карнизами, мимо учебного дома с цветными витражами, через маленький садик, где процессию приветствовали разогнувшиеся от граблей и лопат слуги, через короткое, полсотни шагов, стрельбище, укрытое со всех сторон каменными стенами — в кордегарию.

Тут гном понял, что задачка с подвохом. Раму углового окна просто вставили в проем, ничем не закрепив и не вложив предварительно стальные крючья в швы между камней. В сырую погоду — вот как сейчас, в феврале — рама набухала и держалась относительно плотно. В сухую же, когда наступит лето, рама начнет болтаться. Откроешь створку — пусть она и легонькая, и стекла в ней нет, а всего только полотно от мух — как бы за створкой не выпала и вся рама.

Гном ощупал в кармане амулет, но решил к столь могущественной силе пока что не прибегать. Осмотрев раму, гном скомандовал:

— Отойдите.

Затем попросту выдернул раму: при его комплекции особых усилий не потребовалось. В подходящих швах гном расковырял раствор и забил туда деревянные пробки, и только потом втиснул раму в проем обратно. Самым тонким буравчиком просверлил в раме отверстия под гвозди, которые уже и забил сквозь раму в пробки, забил с откровенно показной лихостью: правый гвоздь одним ударом, а левый, где молотком замахнуться места не нашлось — попросту кулаком.

— Просили художественно — нате вам художественно.

Начальник охраны открыл створку. Закрыл. Потом долбанул кулаком — створка едва не улетела, рама даже не скрипнула. Гном незаметно под маской хмыкнул: разве что летом заскрипит, по сухому. Сейчас тут сыровато. Ну да теперь-то рама не болтается, пусть затянут окно чем получше дерюги, еще и теплее станет...

Собравшиеся в кордегарии охранники Школы — тощий бледный лесной фиари, здоровенный рыжий орк и рядом такой же северянин, и несколько крепких невысоких уроженцев центральных провинций — переглянулись.

— Пошли, — управляющий Школой сделал еще одну безуспешную попытку отловить горстью подбородок, — запишу тебя в книги, и уже сегодня обедаешь за счет Школы.

— Эй, послушай! — старший над слугами придержал гнома за рукав. — Скоро День Перехода, начало марта.

— У вас в Империи от марта считается Новый Год, я знаю. — Теперь гном уже кивнул степенно, с важностью признанного мастера.

— Вот, — старшина тоже склонил стриженую голову, наморщил нос-картошку, прижмурился:

— Коли желаешь с нами праздновать, изволь серебряный дупондий вложить.

Гном порылся в отвороте черной куртки, выудил монету и вложил, как просили, в широкую ладонь старшины.

— Вот это я понимаю, деловой подход! Узнаю Маджарат! — старшина откровенно обрадовался. — Теперь нам и на вино хватит, и на соус. Чем раньше купим, тем дешевле, это ж...

И осекся.

— Это даже гномы знают, — хмыкнул гном. — Чего там, привык уже.

Люди засмеялись: военные раскатисто, профессор тоненько, мастер над приборами гулко, как в бочку. А управитель Школы пожевал губами и сказал:

— Пир дело решенное, но вместе с охраной сторожить на праздник тебе. Новичок ибо.

— Ну да, — подгорник согласно склонил черную маску. — И это тоже даже гномы знают.

Слух подгорника не подвел. Именно голос толстяка он уже слышал. Буквально вчера, буквально в ста шагах отсюда. В святилище Митры. От человека под маской Льва.

* * *

Человек под маской Льва подошел к чернолицему за двое суток до праздника:

— Братья из Маджарата хорошо отзываются о тебе, гном. В письмах они сообщают, что ты смелый и решительный, и вполне понятно, почему ты уехал в Столицу. Ты достоин большего. Много большего.

Гном хмыкнул:

— Хоть братья из Маджарата и не хвалят моего ума, но я все-таки способен догадаться, что ты хочешь предложить мне кое-что тайное, Лев Митры. Кое-что такое, что не всем понравится.

Человек под маской фыркнул непочтительно:

— Лев, Перс, Воин... Все это детские игрушки. Плащи из перьев, маски, перстни, тайные знаки... Вера в солдатского бога, забытого еще там, в Далеком Отечестве... Это все ложь. Тебе хорошо там, где тебе хорошо.

— Я же могу сообщить Отцу о твоих словах.

— И Отец тебя поздравит с прохождением испытания, и возвеличит стойкость твоей веры, только и всего. У меня есть разрешение Отца говорить неофитам что угодно. На то я и Лев. Забудем это, мы с тобой давно не мальчишки. Хочешь получить столько золота, сколько весишь сам?

— В слитках или в монетах?

Человек под маской Льва ухмыльнулся:

— Вот это я понимаю, деловой подход! Узнаю Маджарат!

* * *

Маджарат холоден, жесток, страшен. Скальные ребра, отвесные стенки, сизые искры кварцита. Молчаливый гранит, вечный базальт, не забывшие Белую Тишину снега на вершинах. За год и даже за десять лет здесь не меняется ничего.

Много терпения нужно, чтобы здесь просто выжить. Много терпения и много сил, чтобы сперва вытесывать а потом выгораживать каменные террасы на склонах. Много лет, чтобы отходы и мусор в этих загородках превратились в почву. И много удачи, чтобы взошедшая на террасах зелень пережила весенние заморозки.

Маджарат снизу черный, безнадежно черный. Поверху белый, снежный, серебристый, беспорочный, безжалостный.

Между черным и белым зеленая полоска: жизнь.

Суть Маджарата не долины — земли там немного, и смысла жить под лавинами, под весенними паводками немного тоже. Суть Маджарата — горы и рудники в горах.

Гномий доминион выдает половину всей стали в Империи, половину всего имперского оружия. На всех материках Эшарры — что на привольной раскидистой Пацифиде, что на строгой песчаной Хиспане, что на буйном зеленом Теплом Берегу — знают "гномью сталь".

Трудно уговорить гнома из Маджарата, купить же почти невозможно. "Золотом лавину не сдержишь", говорят в Маджарате. А еще говорят: "На золотых монетах не заводится даже плесени, разве только драконы".

Но уж если гном из Маджарата заключил с тобой сделку — можно более ни о чем не переживать. Кто бы из вас ни умер, или даже оба — наследники выплатят все долги предка до распоследнего медного квадранса.

Правда, они и твоих наследников тоже заставят все выплатить.

А что поделаешь: Маджарат.

Гномы.

* * *

Гном вошел в полутемный общий зал таверны и скоро отыскал нужного человека. Тот спал безмятежно и дышал ровно; ничего не подмешивал в горячее вино трактирщик — от глинтвейна или грога тянет в сон и без примесей. Так что защитный амулет не уловил никакой злокозненой магии, паче того яда, и не помешал государственному почтовому гонцу заснуть глубоко, спокойно и крепко.

Гном склонился над вещами спящего и быстро нашел его сандалии — прочные, с отличной подошвой из трехслойной кожи, подбитой множеством шипов. Раздвинув острием ножа первый и второй слои подошвы, гном поместил между ними листок — тонкий, почти прозрачный, провощенный от сырости. Затем копию донесения так же упаковал во вторую сандалию. Затем еще некоторое время постоял рядом, чтобы по резкой перемене в окружающей обстановке человек ничего не заподозрил и не проснулся.

А затем гном вышел и покинул таверну и по темным улицам добрался до Счетной Школы, и скоро вошел в свою каморку, и вытянулся на лежанке, подставив под голову невысокий, ухватистый плотницкий сундучок, и спал до восхода.

Поутру гном направился в обход Школы, снова притесывая расшатанное, поправляя скрипучее, заменяя подгнившее и время от времени улыбаясь звонкому голосу единственной на всю школу девчонки-ученицы. После знакомства с книгой древнего строителя Септимия Дер Ши девчонка получила среди ровесников немалый вес: "Хоть и глупая девка, но догадалась же, где искать!" Поэтому с выбором жениха у дочки принца Клавдия теперь все просто.

Сложно с другим, а через день, к празднику Нового Года, станет и вовсе тяжко.

Человек с заряженными сандалиями, совершенно не подозревая, что несет в подошвах, и потому нисколько не встревожив городскую стражу неуместным волнением, прошел всю Столицу и заночевал у самого берега огромной бухты. И тамошний трактирщик, выслушав приветы от своего дальнего родича, тоже налил почтальону глинтвейна. А стакан горячего вина со специями, как известно, годится на сон грядущий даже для Императора, долгих ему лет и одоления надо всеми врагами!

И выпил почтальон, и заснул крепко и глубоко, и в самый глухой предрассветный час чьи-то ловкие руки достали из обеих сандалий листочки тоненькой бумаги, и отнесли под мощные светильники, лучи которых проявили мелкую убористую скоропись.

Шифра записки проявитель не знал, не знал и отправителя и получателя. Когда тягаешься в разведке со старым, жестоким и сильным государством, за полторы тысячи лет выжившие поневоле научаются хранить секреты.

Получатель держал в руках уже не тонюсенькую полупрозрачную бумагу с бисеринками значков, а переписанную уставным шрифтом сводку; ее-то он и показал собравшимся вокруг стола людям и нелюдям.

— Почему Новый Год, понятно, — сказал один из собравшихся. — Это еще и День Перехода, когда предки имперцев тут вообще появились. Границы миров истончаются... Пожалуй, умно. Опять же, праздник, маски.

Второй сказал:

— Понятно, зачем святилище Митры. Первое, что этих ряженых мало кто берет в расчет. Второе, что там, опять же, все под масками.

Третий собрался сказать: "Понятно, зачем именно Школа" — но промолчал. Все собравшиеся это и без него понимали прекрасно, а когда ты водишь боевую группу несколько десятков лет, уже не нужно доказывать свой ум каждый день.

— Послезавтра, — подвел итог четвертый. — Начинаем подготовку. Нельзя нам разочаровать Столицу. Праздник же, Новый Год!

* * *

— Праздник же, Новый Год! — человек под маской Льва удивление изображал, а вот сердился вполне по-настоящему. — Отворяй ворота, Воин Митры, это приказ Льва!

— Лев, Перс, Воин... Все это детские игрушки. Плащи из перьев, маски, перстни, тайные знаки... Вера в солдатского бога, забытого еще там, в Далеком Отечестве... Это все ложь. Тебе хорошо там, где тебе хорошо, — усмехнулся гном в черной стеклянной маске на половину лица.

— Что это значит?

Гном засмеялся через окошко в дубовых толстых створках. Нехорошо засмеялся, с подковыркой. Человек под маской Льва услышал стук — размеренные четкие удары, словно бы...

Ну точно!

— Ты там что, гвозди забиваешь?

— Ага, — снова засмеялся гном. — Люблю я это дело. Выйдешь так на досуге, заколотишь пару фунтов, на сердце и полегчает.

Он аккуратно, вежливо закрыл окошко и заколотил его тоже, пуская молоток вдоль направляющей палки, чтобы шатающиеся створки не уводили шляпку гвоздя в сторону, из-под удара.

— Слушай, но мы заключили сделку, — сказал тогда человек под маской Льва, управляющий Счетной Школой его Высочества принца Клавдия. — Разве ты не гном из Маджарата?

— Разве ты не служитель Хаоса? — хмыкнул за воротами гном. — Сам же учил, что несть ни Тьмы, ни Света, и потому несть ни права, ни долга. Чему теперь удивляешься? Что тебя накормили твоею же отрыжкой?

Гном отпрыгнул на три шага, и вовремя: Хаоситы за воротами ударили пятью заклинаниями сразу. Но печать на воротах гном сделал не рисунком и не резьбой даже, а заговоренными гвоздями, тем самым вплетя заклинание в доски ворот на всю глубину. Без шума такое не сломать; а городская стража именно в праздник несет службу вдвойне бдительней. Так что ворота скрипнули, но устояли.