Марево теней

Главное было двигаться так быстро, чтобы мир не понял, где я хочу оказаться.

Кондуктор вышла задолго до конечной. Она что-то сказала водителю, тот остановил трамвай и на несколько секунд открыл переднюю дверь. Я остался в вагоне один.

...

Это случилось перед следующей остановкой. Трамвай остановился метров за пятьдесят до навеса, вздрогнул и затих. Водителя в кабине не было. По вагону неторопливо полз багровый краб, цокая лапками по полу, отбивая ритм, словно азбукой Морзе. Он добрался до открытой передней двери и вывалился наружу, простучав по ступеням.

Показалось, что подобное мне уже когда-то снилось. В том моем сне трамвай тоже остановился, и я вышел на скалистом берегу у самого Океана. Бурные волны бросали к моим ногам осколки пены. Берег выглядел багровым из-за множества красных крабов, пытающихся спастись от шторма. Но каждая новая волна с треском разбивала их панцири о камни и крошила на колючие осколки. Я шел по щиколотку в хрустящей багровой шевелящейся массе из дохлых и умирающих крабов.

Вдали скалы плавно переходили в пологий песчаный берег, по которому бродили тени от туч.

Сейчас я увидел то же самое. Показалось, что я уснул, что я сплю, и этот сон все повторяется и повторяется. А затем меня охватила радость.

У меня получилось! Я здесь, на берегу Океана! Сердце неистово заколотилось.

Я выскочил из вагона, и в лицо дохнуло холодным морским ветром. Слева от дороги все еще виднелись дома. Там звенел трамвай и слышался шум проезжающих машин. Но город выглядел зыбким, словно подернутый туманом. А по правую руку все было более реальным и ощутимым: морской ветер, брызги воды и черные камни под ногами. Невдалеке каменистый берег резко обрывался пропастью. Внизу шумел Океан, волны с яростью бешеных псов бросались на скалы и погибали, смешиваясь в водоворотах с миллионами мертвых собратьев.

Под навесом остановки, нахохлившись и засунув крылья в карманы длинного плаща, замер Ворон. Из-под широкополой шляпы торчал острый клюв, делая его похожим на средневекового доктора. Заметив меня, Ворон помахал крылом.

— Беги! — закричал он. — Сюда, быстрее!

Боится? Но чего? Я оглянулся. Город почти совсем исчез. Дома теперь виднелись призрачным маревом, искривляясь и теряя очертания, словно в кривом зеркале. Вместо города появлялась каменистая пустыня с торчащими из земли кольями. На кольях висели серые, будто присыпанные пеплом, фигуры. Они трепетали на ветру, как надутые воздушные шары, и казались живыми.

На меня смотрели серые лица с безжизненными глазами, какие бывают у рыб на кухонном столе. Я попятился.

— Беги! — снова закричал Ворон.

Ближайшая ко мне фигура упала с шеста на землю. Поднялась на нетвердых ногах и, шатаясь, направилась в мою сторону. Затем это же проделала вторая... и третья. Через несколько секунд множество мертвых страшил, переваливаясь с ноги на ногу, шли ко мне. И отрезали дорогу к Ворону.

Не все они были похожими на людей. Среди толпы я заметил и животных, и совсем непонятных существ, а рядом появился... Кроля! Точно — старый придуманный длинноухий друг из детства моей сестры. Как-то раз она с легкой грустью показывала мне свои школьные рисунки. Я сейчас узнал ее Кролика — тот же бант на шее, тот же хвост, словно растрепанный цветок пиона.

Только его глаза были мертвы.

Кроля раскрыл пасть, полную острых мелких зубов, и прыгнул на меня. Резкая боль пронзила ногу, потекла горячими потоками куда-то вниз, и я закричал.

Сестра говорила — будь сильным и всегда давай сдачи. Изо всех сил я стукнул Кролика кулаком по голове. Голова оказалось мягкая и податливая, как резина. Кроля лишь мяукнул, словно кошка, но зубы не разжал.

... И тогда я вспомнил про нож.

— Отпусти, — сказал я, сжимая оружие. Выскочившее лезвие блеснуло отраженным светом.

Из глаз предательски лились слезы. Кроля не отпустил, и я ударил его ножом. Острие неожиданно легко прошло сквозь кожу, Кроля завизжал, дернулся и упал на спину, дрыгая лапами. Из раны на его шее вырвалось облако серой пыли, словно из перезревшего гриба-дождевика — наступи на такой, и он лопнет у тебя под ногами целой кучей спор. Пыль все летела и летела, а Кроля все сдувался и сдувался, оставляя после себя лишь пустую оболочку и становясь похожим на снятую перчатку.

— Что это? Что происходит? — прошептал я.

— Это добыча Охотника, — сказал Ворон. Он оказался рядом, и мы замерли спиной к спине. Перья Ворона были колючими. — Он убивает воображаемых друзей и делает из них своих кукол. Бежим! Нет — поздно. Возьми! Держи, ну!

Ворон сунул мне в руку что-то тяжелое и холодное. Я с удивлением посмотрел на зажатый в ладони револьвер.

— Это оружие Пса, — пояснил Ворон. — Ты должен стрелять.

— А ты?

— Я не могу. Я не способен спустить курок. Пес просил передать оружие тебе, если он не вернется.

Я вскинул револьвер. Мертвецы были совсем близко. Оружие дрожало в ладони, и я поудобнее перехватил его двумя руками.

— А где Пес? — спросил я. — Почему он не вернулся?

— Пес пошел спасать твою подругу. Я говорил ему — не надо. Говорил, что сам он пропадет. Ему не победить Охотника. Но Пес как всегда не послушался.

Я вспомнил кровавое пятно на груди Пса. Надо было перевести дыхание и успокоиться. Как в тире. Когда папа был жив, мы ходили с ним в тир. Дыши спокойнее, шире расставь ноги, говорил он. Вдох-выдох... Почувствуй свою мишень.

Спусковой крючок оказался тугим, и нажимать на него пришлось обоими указательными пальцами. Раздался грохот, револьвер едва не вырвало у меня из рук. Голова ближайшего из моих преследователей лопнула, выпуская облако пыли, и он забился на земле. Его визг слился с шумом ветра и топотом ног. Враги все разом бросились на нас.

Мы бежали, и я стрелял, оставляя позади бьющиеся на камнях тела. Затем менял пустые гильзы в барабане револьвера на патроны, которые подавал мне Ворон, и снова стрелял, пока мы не спустились со скал, и ноги не стали увязать в мокром песке. Враги отстали, оставшись на границе твердой земли.

Мы шли по берегу к городу, и багровые крабы разбегались по сторонам каплями живой ртути. По моей ноге стекала кровь, оставляя за нами цепочку следов. В вышине быстро ползли тучи, свет и тень вокруг нас сменяли друг друга.

— Зачем вы ушли от меня? — спросил я.

— Ты вырос и должен был завести настоящих друзей, — ответил Ворон, поправляя шляпу. Он часто поддерживал ее крылом, чтобы не сдуло ветром. — Но вместо нас ты придумал Унгелину.

— Или Еву-Лотту, — сказал я.

— Да.

— Или...

— Имена не важны, — перебил меня Ворон. — Это я во всем виноват.

Ветер все же ухитрился сорвать его шляпу, и Ворону пришлось ее догонять. Он был похож на черную курицу, смешно размахивающую крыльями.

— Почему ты так считаешь? — спросил я, когда Ворон вернулся.

— Это я позвал Охотника.

Ворон поднял голову вверх и сделал вид, что наблюдает за ползущей по небу тучей. Туча была похожа на огромного кракена, случайно забравшегося в небеса и теперь забывшего, как вернуться обратно.

— Понимаешь, — тихо добавил Ворон. — Его приход в таких случаях неизбежен. Он делает то, что должен. Делал... Но сейчас он, кажется, слегка не в себе.

Ворон опустил голову и направил на меня клюв. Я заметил, что у моего друга глаза разного цвета — желтый и голубой. Как у кошки. Я уже успел это забыть.

— Да что я говорю, Охотник совершенно спятил! Он не уводит друзей с собой! Теперь он их убивает! Делает из них чучела! Он убивает всех, понимаешь! Оставляет за собой лишь кровь и слезы детей. Пес сказал, что с ним справится, и ушел сегодня на рассвете. Обещал позвать тебя на помощь, если не получится. И ты пришел. Значит Пес, скорее всего, уже мертв. Прости меня, что все так вышло.

Из желтого глаза Ворона скатилась слеза и замерла на кончике клюва. Я вытер ее своим шарфом, не спрашивая у того разрешения.

— Когда он забрал Еву-Лотту? — спросил я.

— Вчера вечером. У нас еще есть время ее спасти. Мне кажется, я все еще слышу, как она зовет на помощь.

— Так чего мы так медленно идем?! Он в городе, да?!

— Да. Охотник устроил там свое... логово. Сейчас время прилива. Все разбежались. Не из-за воды, конечно, — из-за Охотника. Ты видел тех, кто не успел от него спастись.

— А где Крыса? — неожиданно вспомнил я.

Ворон помрачнел.

...

Город затапливало водой и вечерней мглой. Океан иногда поднимался до колен, и тогда казалось, что ног касаются склизкие щупальца тварей-из-глубины. Нас сопровождали тени рыб, словно призраки Океана. Они бесшумно проплывали мимо, вяло шевелили плавниками и открывали рты.

— Он рядом, — прошептал Ворон. — Слышишь?

— Нет, — покачал я головой.

— Иди сюда.

Ворон прижался к стене дома и осторожно выглянул за угол. Я последовал его примеру.

Во дворе между низкими одноэтажными домами мы увидели Охотника. Он стоял, склонившись над вытащенным на улицу кухонным столом, и что-то сосредоточенно делал, но что именно, рассмотреть было нельзя за его спиной. Невдалеке находилась большая клетка — в таких обычно содержат кур. Или злых собак.

Но в этой сидел мой Пес. Он стоял на четырех ногах, как дикое животное, и от отчаянья грыз металлические прутья. Рядом с Охотником замер Крыса. Он держал поднос с инструментами, которыми обычно пользуются врачи во время операций.

"Крыса ушел к Охотнику, — сказал тогда на берегу Ворон. — Он нас предал".

Крыса казался маленьким и подавленным. Поднос мелко дрожал в его руках.

— Стреляй, — прошептал Ворон.

Я поднял револьвер. Охотник выпрямился и требовательно протянул руку к Крысе.

— Скальпель, — сказал. Его рука в желтой перчатке была запятнана кровью.

Курок в моем револьвере предательски щелкнул. Охотник замер и оглянулся.

... Я ожидал, что его лицо будет мне знакомым. Может быть, я увижу черты друга моей сестра, или папы Саши, но на голове Охотника была безликая белая маска, гладкая и блестящая как зеркало. Крыса взвизгнул и выронил поднос — тот бултыхнулся воду.

— Я слышу твое дыхание, мой мальчик, — сказал Охотник. — Оно полно страха. Но не надо бояться. Когда ты вырастишь — потерпи, осталось еще совсем чуть-чуть, время летит быстро, — то поймешь, как я помог тебе и как помогаю вам всем. Пора взрослеть, мой мальчик.

Охотник приподнял левую руку, и я увидел, что он держит за волосы окровавленную девочку.

Унгелина...

Ева-Лотта...

Серафима...

Как говорил Ворон, имена не важны. Она была еще жива, но без сознания. По ее шее змеился глубокий разрез, девочка хрипло дышала, и с каждым ее вздохом кровь багровыми струйками вырывалась из раны и заливала белую рубашку.

— Отпустите ее, — сказал я. Голос предательски дал петуха. Револьвер дрожал в моих руках.

— Наверное, в твоих глазах я убийца и псих, но это не так, — как ни в чем не бывало улыбнулся Охотник. Казалось, он не замечал направленного на него оружия. Сквозь маску его лица не было видно, но я понял, что Охотник улыбается. — От детских якорей в сознании надо избавляться. И чем скорее, тем лучше, иначе в будущем это чревато проблемами. Можешь называть меня доктором.

— Убей его! Прикончи эту тварь! — хрипел Пес, кидаясь на прутья.

Из его рта вылетала кровавая пена. Только сейчас я заметил, что вода вокруг красна от разлитой крови. Кровь была повсюду — ореолом расплывалась у клетки Пса, клубилась около ног Охотника, оставляла багровый след за пятящимся Крысой.

— Отпусти ее! — снова повторил я. На этот раз мой голос был гораздо тверже.

— Мой дорогой мальчик, — сказал Охотник. — Ты делаешь большую ошибку.

Он поднес скальпель к шее Унгелины.

... И тогда я выстрелил. Револьвер дернулся, пуля проделала дыру в груди Охотника. Выплеснулась кровь. Охотник согнулся пополам и закашлялся.

— Глупый мальчишка! — он выпрямился и шагнул ко мне. — Придуманным оружием меня не убить.

Новый выстрел! На этот раз пуля попала Охотнику в голову. Маска слетела в воду.

У Охотника не было лица. Под маской оказалась розовая гладкая плоть с вырезами глаз, носа и рта. Ко мне приближалось безликое существо.

— Дурак! Отдай сюда! — Охотник вырвал у меня револьвер и наотмашь ударил по лицу. Я упал в воду. — Придуманная тобой девчонка станет моим последним экспонатом! Последним, понимаешь! Я забираю те эмоции, которые вы вкладываете в своих несуществующих друзей! Надежду, любовь, дружбу! Все! — Охотник склонился надо мной. Я чувствовал его дыхание. Оно пахло плесенью. — Мне, черт возьми, приходится жить вашими чувствами, так как свои я давно растерял! Вон, видишь того плюшевого медведя?!

Он схватил меня за волосы и повернул вправо. Я увидел, что к стене дома прислонен шест, к которому привязан серый мертвец, напоминавший игрушечного медвежонка.

— Он станет моей добротой, — продолжил Охотник. — Я отнесу его в пустыню и добавлю в свою коллекцию. И перестань плакать! Мужчины не плачут.

Мой шарф изогнулся и цапнул Охотника за руку. Тот раздраженно сорвал шарф с моей шеи и отбросил в сторону.

— Ворон, помоги! — закричал я.

— Нет, — рот-прорезь Охотника искривился в ухмылке. — Ворон тебе не поможет. Он сам позвал меня, а потом решил, что не причем. Но так не бывает. Он убежал, едва начался наш мужской разговор. Так что мы остались вдвоем. Ты ведь хочешь стать настоящим мужчиной? Хочешь, да?!

Он погрузил мою голову под воду, и я начал задыхаться, пуская пузыри. Вдруг сквозь наступающую пелену я увидел, как кто-то темный прыгнул на шею Охотника. Мой мучитель вскрикнул, разжал руки, и я смог вынырнуть на поверхность. В голову Охотника, расцарапывая кожу до крови острыми когтями, вцепился Крыса.

— Вдвоем, да?! — визжал он. — Вдвоем?! Ты забыл, что я тоже его друг! Пусть я и Крыса!

Охотник пытался сорвать Крысу с головы, но тот был вертким, как мангуст, поймавший змею.

— Дай мне свое оружие! — закричал Крыса, впиваясь зубами в ладонь Охотника. — Быстрее!

Я бросил ему выкидной нож. Крыса ловко поймал его на лету, взмахнул рукой, и на шее Охотника распахнулась рана. Охотник схватился за нее обеими руками, кашляя и захлебываясь кровью, пошатнулся и рухнул в воду. Крыса успел отпрыгнуть в сторону и замер с ножом в руке.

— Вот тебе реальное оружие! Вот так! Выкуси, тварь! — шептал он.

Я подхватил плавающий на воде шарф и подбежал к Унгелине, чтобы перевязать ее рану.

...

— Как же ты вернешься? — спросила она, когда мы шли по ночному городу. — Как найдешь нужное зеркало?

Рука Унгелины была мягкой и мокрой от брызг Океана. Вокруг нас все было затянуто темнотой. Безлюдные дома по сторонам дороги возвышались темными громадинами, отовсюду доносились тихие звуки. Это был шепот реального мира сквозь висящие в домах зеркала.

Позади, деликатно отстав, шли Ворон, Крыса и Пес, с момента гибели Охотника не сказавший ни слова. Я знал, что они не пойдут со мной. Мои воображаемые друзья, даже Унгелина, останутся в зазеркалье навсегда.