Кей 018

Стоящий позади центурии лар Картук отдал приказ, надсмотрщики щелкнули вхолостую своими бичами, и Дарех, крепко сжимающий в своей руке единственное для рабов оружие — двухфутовое копье, с рычанием бросился вперед. Или это рычали бегущие рядом с ним рабы-конги? Впрочем, здесь без разницы. Дарех поднажал и вырвался на полкорпуса вперед. Пробегая мимо первой повозки, мимоходом ткнул копьем возницу-старика — теперь кровь на наконечнике послужит доказательством его активного участия в резне. Двух рабов, запряженных в повозку, за его спиной уже кромсали бегущие следом конги.

Вторую повозку он пробежал без задержки, даже не пытаясь никого поразить копьем. Дарех искал женщину. Но, как назло, шлюхи не попадались. Разве что в глубине третьей по счету повозки мелькнуло женское лицо. Но оно было старым, морщинистым. Не настолько он проголодался, чтобы взять такой приз. Надо бы бежать дальше, но впереди показались две рослые фигуры, одна из которых держала длинную дубинку, а у второй в руках сверкнуло металлом лезвие. Топор! Да еще и на длинной рукояти! Нет, он рисковать не станет. Дарех притормозил, пропуская вперед конгов, бегущих следом. Если не получилось стать первым, он будет вторым.

Правильно он поступил. Один из обогнавших его конгов уже лежал возле колеса телеги с раскроенным черепом, второй торопыга громко скулил, держась за вспоротый живот. Погиб и один из защитников, второй же, ожесточенно размахивая дубинкой, медленно пятился вглубь колонны, отмахиваясь от наседающих на него конгов, потоком появляющихся из-за спины Дареха.

Терманец от злости прикусил губу — шансы раздобыть женщину стремительно падали. Первым он не станет, значит, за шлюх начнется свалка. Зная необузданный характер конгов, дело может дойти до драки. Тут-то и сработают ошейники. Раб на время потеряет подвижность, свернется калачиком или наоборот начнет выворачиваться от немыслимой боли. Бери такого голыми руками, делай с ним что хочешь. Да хоть убивай. И ведь кто-то подставится. Поэтому Дарех от злости сплюнул и, повернувшись к ближайшей повозке, бросился на поиски еды и вина. Надо успеть, пока другие не сообразили.

С содержимым повозки Дареху повезло. На гогочущих в прутяной клетке гусей терманец только вздохнул — он не настолько оголодал, чтобы глодать сырое, с кровью мясо, а вот копчености ему пришлись по душе. Правда, пришлось поделиться с одним из конгов, тот, в отличие от своих сородичей, похватавших гусей, тоже учуял ароматный запах копченой кабанины. Поэтому швырнув конкуренту порядочный кусок мяса, Дарех еще быстрее заработал челюстями, справедливо опасаясь, что набегут новые любители вкусной копчености. Но конги, похватав гусей и свернув им шеи, бестолково дергались, вероятно, в поисках огня. Наверное, хотели по-быстрому развести костерок, чтобы зажарить вкусные трофеи. Конги! Что с них взять! Живут одним мгновением, не думая, что будет потом.

А то, что должно произойти, довольно быстро материализовалось в виде злого и тяжело дышащего надсмотрщика. Получать бичом по спине Дареху никак не хотелось, поэтому он, держа в правой руке окровавленное копье, а левой сжимая остатки копченого мяса, сумел ужом выскользнуть из-под длани надсмотрщика, благо тот в это время обратил свой бич на спину конкурента Дареха по употреблению добытой кабанины. К тому же конг не сдержался и видимо хотел как-то отмахнуться от жалящей его спину руки, за что и поплатился активацией ошейника.

Продолжая поглощать остатки добытой пищи, молодой терманец бросился вперед, где перед его распалившимся взором предстали сцены, от которых он потерял самообладание — конги добрались до повозок, на которых находились местные шлюхи, или, как он слышал от наемников-пуников — жрицы любви. Но слишком много черных, блестевших на солнце тел было перед ним, преграждая путь к желаемому. Правая рука непроизвольно поднялась в замахе. Да видимо в этот день древние боги были на его стороне, спасая от неминуемой казни за убийство такого же, как и он сам, раба. Острая боль, полоснувшая по спине, привела его в чувство, а природная выдержка не позволила обратить оружие на надсмотрщика. К тому же вряд ли Дареху удалось ударить копьем — буквально на несколько мгновений жалящее острие бича опередило действие ошейника. Иначе за то, что раб посмел поднять руку на свободного человека, виновного ждала мучительная казнь.

Проскочив дальше вглубь уничтожаемого обоза, Дарех завертел головой, пытаясь высмотреть какую-либо новую добычу. Теперь после сытной кабанины его интересовало вино. Молодому терманцу за всю его довольно короткую жизнь почти не довелось познать вкус хмельного нектара. У себя на родине, на землях Пустоши из пьянящих напитков в наличии было лишь пиво, да изредка плохо изготовленная бражка, а после того, как он попал в плен, даже кислое пиво стало недосягаемой мечтой.

Добив умирающего раба, возившего повозку, а затем сбросив на землю труп одного из торговцев, Дарех удовлетворенно хмыкнул — убитый загораживал своим телом нечто, накрытое куском материи, под которой проглядывали знакомые очертания корзины. Вряд ли там могла быть живность, иначе бы гуси, утки, поросята давно бы сообщили о своем существовании громящим обоз конгам. Конечно, в корзине могли оказаться какие-нибудь крупы — ведь торговцы не настолько богаты, чтобы самим питаться мясом. Но уж больно странно лежал убитый торговец, как будто специально своей неминуемой смертью пытался укрыть от убийц нечто ценное. А что мог скрывать маркитант? Вино вполне могло быть там.

Дарех, чуть наклонившись, рывком сорвал ткань и... Да, этого он не ожидал. Женщина! Точнее, девушка, даже, скорее, подросток. Худенькая и, наверное, невысокого роста, раз каким-то образом смогла уместиться в корзине. Юная, красивая, в длинную черную косу вплетены разноцветные лоскутки. Темные, немного миндалевидные глаза смотрели на него со страхом и обреченностью. Желание вспыхнуло со страшной силой, Дарех уже себя не контролировал. Бросив на дно повозки копье, терманец схватил девушку за косу и одним рывком вытянул ее из корзины.

Пленница оказалась совсем юной, даже груди еще не сформировались. Бросив девушку на дно повозки, Дарех утробно заурчал и овладел ее лоном. Впервые за годы рабства получил желаемое для любого мужчины. Он не слышал ни стонов пленницы, ни ее громких криков, не замечал, как расцарапывается кожа на его спине, совсем не чувствуя при этом боли. Одновременно с завершением действа, к терманцу наконец-то вернулась реальность мира. И вместе с этим спину пронзила острая боль. Одна, потом другая, третья. Только сейчас он понял, что это старается бич надсмотрщика. Но что ему теперь бич, после того, как он добился исполнения заветных мечтаний?

Дарех, подхватив одной рукой лежащее по соседству копье, рывком сбросил свое натренированное тело на землю, сумев удержаться на ногах. А затем рванул вперед, скрываясь от разъяренного надсмотрщика. Пробежав мимо еще нескольких повозок, терманец затерялся среди конгов из второй центурии, напавшей на маркитантов с тыла. Только сейчас он в полной мере почувствовал боль в поврежденной спине.

Порывшись в ближайших повозках, на долю Дареха досталась початая амфора с вином, остатки содержимой которой он выпил в несколько глотков. И как раз вовремя — вновь защелкали хлысты надсмотрщиков, громко приказывающих рабам вернуться в строй. Что же, теперь можно и возвращаться — он пусть немного, но сыт, пьян и доволен.

К месту сбора терманец успел вовремя. Уже через несколько мгновений после его появления центурия двинулась в обратный путь, нагоняя ушедшее вперед войско. А вскоре их догнали рабы из второго отряда, громившего торговцев. На месте резни остался один десяток, состоящий из свободных наемников и в придачу несколько рабов-конгов. Дарех вновь им позавидовал. Пусть в живых от обоза никого больше нет, но в повозках должно остаться еще много из того, что не съедено, выпито и не уничтожено темнокожими рабами.

Их центурия в этом небольшом сражении или, правильнее сказать, стычке, потеряла пятерых человек. Зачем хозяевам понадобилось убивать торговцев, Дарех так и не понял. Да он особо и не старался вникать в такие вопросы. Значит, зачем-то потребовалось. Может просто из-за того, что ехавшие следом за войском маркитанты чем-то раздражали командиров-примипилов, а то и самих легатов, командующих их войском? Жизнь здесь почти не ценится. Что у рабов, что у жалкого плебса. Да и свободные наемники из числа местных пуников для аристократов почти ничего не значат. Это Дарех понял давно.

Чуть больше его интересовал вопрос, куда они направляются. Странно здесь что-то. Узкая каменистая дорога, почти тропка, вела на запад, где уже все явственнее просматривались высоты гор, тянущихся с севера на юг. Еще день-два и они упрутся в непроходимый барьер. Что ищут в тех краях хозяева? И зачем туда гнать так много воинов? Одних конгов, к которым Дарех, будучи чужаком-терманцем, уже стал причислять и себя, было тысяч десять, если не больше. Несколько тысяч пуников. Повозки с какими-то конструкциями. И самое интересное, четыре боевых единорога. Каждый из которых представлял собой машину смерти. Запусти одного такого на их войско, сотни две воинов, а то и все пять, наверное, зверюга сумел бы затоптать своими толстенными ногами, а еще большее число попросту разбежалось. Что делать в горах единорогам?

Глава 2

424 год. Западные горы.

К концу следующего дня пунийское войско подошло, судя по всему, к конечной точке своего похода. Центурия Дареха по-прежнему шла в конце колонны конгов, сама же колонна растянулась на целую милю. Передние ряды конгов остановились в седловине, а последние оказались почти на вершине горы, поэтому, глядя сверху вниз, Дарех прекрасно мог видеть то, что творилось в начале колонны — на зрение молодой терманец никогда не жаловался.

Впереди конгов стояли шеренги наемников, а перед ними на конях медленно поднимались вверх на соседнюю гору знатные пуники — примипилы и легаты войска. Еще Дарех разглядел среди всадников носилки с крытым верхом, которые тащили восемь чернокожих носильщиков. Никогда не видевший верховного правителя Пунии, терманец так и не смог понять, кого это несут рабы. "Может быть, там женщина, — пришла ему мысль, и сердце радостно забилось. — Но что ей там делать? И вообще, зачем, с какой целью войско здесь? Ведь впереди непроходимая преграда".

Между тем, всадники прекратили подъем вверх, лишь один из верховых пуников медленно продолжал двигаться дальше, а за его спиной появились несколько пеших воинов. Их Дарех заметил только сейчас. Раньше, видимо, обзору мешали кони.

Всадник спешился, передав повод одному из наемников, прошел вперед несколько десятков шагов и стал что-то делать. Разглядеть подробности терманец не сумел — слишком большое расстояние, к тому начало смеркаться — в этих краях ночь наступает быстро, не то что в родных Пустошах.

Прошло совсем немного времени, фигурки людей и животных стали различаться хуже, и в этот момент место, где стоял и что-то делал спешившийся человек, озарилось светом с багровым оттенком. Стало заметно видней. Дарех смотрел, как человек не спеша движется в обратную сторону, к всадникам, а ему навстречу бегут пуники, держащие в правой руке мечи, а левой прикрывая тела овальными щитами.

Наемники пропустили возвращающегося мужчину и бросились дальше, а тот, подойдя к крытой повозке, остановился рядом с ней. "Кто же в ней находится?" — вновь задался вопросом терманец. Откуда ему знать, что в паланкине отнюдь не женщина, а Гамилар, верховный правитель Пунии. А мужчиной, подошедшим к правителю, был Аплар, единственный в Пунии человек с чистой кровью.

Чистая кровь! Большая ценность в этом мире. От древних времен осталось немало тайных и закрытых мест, хранящих редкие и крайне ценные артефакты. Оружие, способное убивать на значительном расстоянии, большем, чем полет стрелы. И смертельно жалить врагов в десять, сто раз чаще, чем это может сделать лучник. А потоки огня, льющиеся из странного, как и многие артефакты Ушедших, приспособления? Они способны сжечь сотни вражеских воинов. Маленькие металлические кругляши, похожие формой на лимоны, сеющие смерть на расстоянии броска дротика. И даже еще дальше. Много, много разного, сотворенного с одной целью: убить как можно больше врагов.

Но одним оружием артефакты не ограничивались. К примеру, среди них есть и такие, что лечили, поднимая на ноги обреченного человека. И все это имелось в схронах, которые никому не найти, не открыть, с какой бы силой ни пытаясь взломать древнее хранилище. Не открыть никому, кроме избранных — людей с чистой кровью. Именно, кровью. Стоит подобному человеку просто оросить ею такой тайник, как тот тут же готов открыться, пустив внутрь не только обладателя чистой крови, но и любых других людей. Считается, что эти избранные ни кто иные, как прямые потомки по мужской линии первых патрициев, властителей древних времен. Именно "мужской", потому как никто не слышал, чтобы чистая кровь передавалась через женщину.

Такие избранные встречались очень редко, к тому же сила их крови разнилась. Не все древние хранилища оказывались подвластны этим людям. Почему так происходит, никто не знал. Может быть, первые патриции тоже различались по своей силе? Или по своей значимости. Ведь не все из них становились верховными правителями? А раз так, то и схроны, подвластные древним властителям, могли открыть лишь их прямые потомки? Кто знает, может, это объяснение и верно.

Гамилар, верховный правитель Пунии, был одним из немногих, кто знал ответ на этот вопрос. Когда несколько лет назад начальник стражи привел во дворец молодого парня, совсем недавно вошедшего в юношеский возраст, одетого в потертый и замызганный плащ, наброшенный на голое тело, ничего, кроме презрения, у Гамилара юноша не вызвал. Обычный плебей, связавшийся с какой-то шайкой грабителей могил и достойный распятия на столбе с последующим отрубанием головы. Да, только так — при таком исходе при перерождении парня должна ждать участь раба.

Но ему повезло — в юноше обнаружилась чистая кровь. Именно благодаря этой родовой особенности шайке удалось вскрыть несколько древних захоронений и пограбить их. Среди найденных артефактов оказались две древние машины, стреляющие огнем. Главарь шайки на их продаже и погорел. Головы главаря и подручных уже были отделены от тела, а души казненных ждали перерождения в теле новорожденных рабов, когда перед очами Гамилара предстал парень.

То, что пленник имел чистую кровь, парень быстро доказал, сумев вскрыть один из недоступных ни для кого тайников во дворце правителя. А потом Аплар смог отворить половину из тех двух десятков схронов, о существовании которых было известно. На остальные у него, увы, не хватило сил. Зато он открыл Проход в горах, по ту сторону которых располагались земли дикарей-каннибалов. Сразу же возникла охота совершить туда поход, оба сына правителя Пунии загорелись желанием привести пленников и набрать ценного сырья. В последний момент Гамилар отказался от этой идеи.

Почему? Появятся товары и плоды с той стороны — об этом узнают в Ромуле. А если еще приведут пленных карамов — тогда наверняка догадаются, что пуники научились открывать зачарованные Проходы на ту сторону гор. Что в том опасного? Казалось бы, что ничего плохого нет, наоборот, даже удастся поддразнить ромульцев такими возможностями. Ведь те давно потеряли последнего человека с чистой кровью. Но Гамилар знал, найдя ответ в древних рукописях, что, пройдя через земли карамов, можно выйти с той стороны к Проходу, ведущему к Альбалонгу. Напрямую! По суше! К столице врага. Без всякого морского пути. От того Прохода до столицы Ромула всего-то два-три дня пути. Пунийское войско внезапно появится перед стенами Альбалонга в тот момент, когда у ромульцев не окажется под рукой сил, чтобы оказать сопротивление. Ведь для этого нужно время, чтобы стянуть к метрополии войска с окраин. И всё. Столица и весь Ромул падет к ногам Пунии. И теперь это произойдет скоро, ныне пунийские войска готовы перейти на земли карамов, а Аплар только что открыл Проход.