Тут мы переходим к теме книг. Кроме тотального незнания реальности, советский писатель был отрезан и от её книжного описания. Да и вообще от книг. Большую часть настоящих хороших книг — начиная от философских и исторических и кончая "худлом" — в СССР, как известно, не издавали. А того, что издавали, отчаянно не хватало. При этом писателю для того, чтобы написать сколько-нибудь приличную книжку, нужно прочесть томов пятьдесят мировой классики, иначе он не овладеет даже минимальным набором технических приёмов. Увы — более-менее доступными были только сочинения авторов позапрошлого столетия (вроде Дюма или забытого во всём мире Буссенара), и то не все.

Причём мы говорим об изысках, а о хлебе насущном. "Есть ценностей незыблемая скала". Ну например: человек, не читавший в молодости Ницше, не может всерёз считать себя полноценным интеллектуалом. Человек, не знакомый с античными авторами — хотя бы с Гомером, Платоном и Цицероном — не владеет ключами к европейской культуре. А уж тот, кто не брал в руки Библию, является, в сущности, варваром.

Разумеется, относиться ко всему перечисленному — от Платона до Библии — при этом можно как угодно, вплоть до полного неприятия. Речь идёт только о знакомстве с текстами. То есть личном знании того, что же там, собственно, сказано. Человек, не имеющий собственного представления о том, что такое "идея", "одиссея" или "филиппика", не имеет, как уже было сказать, ключей к двери, за которой находится "храмина человечества". В лучшем случае он пытается лазить в неё через форточку.

Cоветские люди, имевшие несчастье родиться после революции, были именно такими варварами — и даже не всегда поневоле. Я помню интеллигентных с виду людей, в том числе считающих себя православными, которые были знакомы с "Песней Песней" по купринской "Суламифи", с Евангелием — по "Мастеру и Маргарите", и при этом были свято уверены, что Ветхий Завет (sic!) начинается словами "В начале было Слово". Потому что Библию так и не заглянули — даже те, у кого была возможность. "Зачем, и так знаем". "Так знали" и всё остальное — с понятными последствиями.

До сих пор помню случившийся в юности разговор в одной компании, где некий товарищ разливался соловьём о христианских ценностях. Слушать его было интересно, пока оно не процитировал известное "худшим пороком является трусость", атрибутировав это как цитату из Евангелия от Матфея. На вопрос несколько более осведомлённого товарища, из какого же места взяты эти слова, тот ненадолго задумался и сказал, что точно не помнит, но, кажется, они относились к апостолу Павлу (sic!), трижды предавшего (sic!) Христа.3

Казалось бы, описанных выше обстоятельств вполне достаточно, чтобы загубить на корню всякое творчество. Но неееееет. Существовали ещё и специальные, особо тонкие и продуманные ущемления.

Ну например. Всяческие ограничения были прописаны не только положительным героям, но и отрицательным. В советских книжках даже злодеи злодействовали в очень узких рамках, чтобы читатель ихним злодейством не увлёкся. Поэтому скучными были даже книжки про врагов советской власти — всяких там западных шпионов и диверсантов. Так, в советской литературе нет ни одного произведения, в котором оные шпионы и диверсанты совершают сколько-нибудь эффектный теракт. Да что там совершают — хотя бы готовят! Максимум злокозненности, на который был способен самый матёрый враг — это украсть какие-нибудь чертежи или попытаться потопить советский корабль (обычно безуспешно). В то время как в западной бульварной литературе большевистские агенты вовсю готовили покушения на президентов и устанавливали атомные бомбы под статуей Свободы — их советские аналоги боялись и подумать о том, чтобы расплавить лазером Мавзолей или покуситься на Брежнева. Да хотя бы на Косыгина! "Вы что, с ума сошли, такое писать?". Никто и не сходил — за исключением всё тех же диссидентов и эмигрантов. И то. Помню, в 1981 году эмигранты-литераторы Тополь и Незнанский опубликовали — в Америке, разумеется — политический детектив "Журналист для Брежнева". Немногочисленные советские считали её необычайно смелой. Мне её дали прочесть — под большим секретом — ещё до официального кирдыка соввласти. Увы, книжка меня если чем и удивила, так это беззубостью: на тот же сюжет можно было сварганить куда более забористое сочинение. Впоследствии Тополь взялся за сочинение порнушки — с тем же, увы, результатом. Видимо, сценарный факультет ВГИКа — который Эдуард Хаимович закончил в шестьдесят пятом — что-то ломал в людях... Впрочем, то же самое можно сказать о любом советском учреждении со сколько-нибудь серьёзной идеологической составляющей.

Или вот такая завитушечка: злодейства должны были быть умеренными не только по своей сути, но и по форме. Скажем, были запрещены слишком яркие описания насилия, увечий и тому подобного. Дело доходило до смешного — например, до цековских втыков издателям и цензорам, пропускающим у архисоветского Георгия Адамова "сгущение красок в изображении уголовщины", а фильмы про милицейскую работу обходились без силовых сцен вообще. Впрочем, некоторым авторам дозволялось больше — например, у Юлиана Семёнова, человека ну очень-очень специального, было особое эксклюзивное право описывать в своих нудных книжках "всякие ужасы" — ну то есть пытки и казни. Увы, это не делало его книжки лучше: все эти ужасы были невыразимо тягомотными. И только гениальные "Семнадцать мгновений" — один из редких шедевров советского кинематографа — хоть как-то вытянули сочинения этого бездарного строчкогона в число читаемых. Иначе бы валяться им на полках рядом с сочинениями Грибачёва и Турсун-Заде.

При всём при том советская власть желала, чтобы в СССР была "литература как у людей". Причём — вся линейка. Включая такие жанры, как, например, детектив (" них есть, надо, чтобы и у нас было"). В результате родился не имеющий аналогов в мировой истории жанр — скучный криминальный роман. Где на протяжении сотен страниц расследовалось преступление какого-нибудь хозяйственника, который у себя на производстве недокладывал чеснок в чесночный соус.

Написав это, я вспомнил бредовейший фильм о продаже выигравшего лотерейного билета, по которому можно получить автомобиль. Современному человеку, наверное, непонятно, в чём тут вообще криминал. Так вот, он в том, что автомашина была в СССР дефицитом, и "просто за деньги" её было купить нельзя, так что продажа выигрышного билета означала "спекуляцию".

Всё равно непонятно? Ну, спросите у кого-нибудь постарше. У меня сил нет объяснять — слишком всё это мерзостно.4

Но особо адским адом была литература детская. Это были какие-то гнилые торфяники, покрытые стелющимися испареньями вечной тоски.

Вообще говоря, детская литература — это литература для детей и про детей. Цель она имеет развлекательную и отчасти назидательную: ребёнок, читая такую книжку, получает удовольствие и при этом чему-то учится. Удовольствие он получает от того, что книжка потакает его фантазиям, в том числе нереалистичным. Прежде всего, фантазиям героическим. Дети — в первую голову, мальчики — любят читать о детях (мальчиках, конечно), попавших на какой-нибудь волшебный пиратский корабль или столкнувшихся со злыми космическими пиратами, ну или хотя бы какими-нибудь шпионами. И проявляющих себя самым героическим образом. Сталкиваясь по ходу дела со всякими моральными дилеммами, характерными для детско-юношеского возраста. Типа "всегда ли надо слушаться взрослых", "можно ли отбивать у друга девочку" и т.п.

Ну, что касается героического антуража, то советская власть всякие такие мечтания о считала вредными и их решительно пресекала. Какие пиратские корабли, какие шлюпки, какие шпионы? Не мечтайте о себе, мелкота! Ваше дело — учить уроки, аккуратно выписывать прописи, слушаться старших (это самое главное) и готовиться ко взрослой жизни. В которой, в общем-то, тоже ничего увлекательного не случится, об этом советская власть уже позаботилась.

Отдушиной могли бы послужить книжки про времена, когда геройствовать было можно — то есть про революцию и войну. (Напоминаю, в советское время война была одна — Великая Отечественная, "гражданка" шла за половинку, Первой Мировой не было вовсе, как и Февральской революции.) Увы, и тут царила чудовищная скука. Кто читал — потому что в школе задавали — какую-нибудь "Четвёртую высоту" или "Сына полка", тот помнит, какими неказистыми и мучедобистыми были все эти детские подвиги и жертвы.

Дочитавшие до этого места могут спросить — ну как же так, ну неправда же? Были же, к примеру, прекрасные советские фильмы с участием детей — да та же "Москва-Кассиопея", например, где полно и приключений, и хулиганства... Однако стоит вспомнить, чем фильм заканчивается: после всех подвигов и побед появляется Особист (буквально так!), который и сообщает детишкам, что "пора домой", "побаловались и хватит". То есть все приключения, оказывается, проходили под строгим контролем Взрослых. Конкретно — кагебешников, которые занимают в советской литературе и советской жизни позицию "взрослых взрослых": обычный советский человек любого возраста перед любым гебуном, "сотрудником Органов" — даже не слуга, не раб, а именно что ребёнок, сопливый "мальчугашка". Впрочем, это в сторону... Другой фильм на ту же тему — "Большое Космическое Путешествие" — был ещё откровеннее: там детишки, убеждённые, что они летят в космосе, в конце концов оказываются в канализации — "это был опыт". Я смотрел этот фильм в детстве и до сих пор помню чудовищную обломную силу этого киношедевра: я ну вот прямо физически ощутил, что весь СССР — это тот самый космический корабль, который никуда не летит, а только имитирует полёт. И живём-то мы на самом деле в каких-то грязных трубах... В общем, получился символ невероятной мощи. Страшный пелевинский "Омон Ра" был написан по впечатлениям от этой ленты.

Сильно напрягая память, я могу припомнить всего несколько советских книжек, где дети действительно совершали что-то интересное. Например, миреровский "Главный полдень" 1976 года издания — книжка с настоящими приключениями, в которой подростки спасают Землю. Для нормальной детской литературы двадцатого века — совершенно банальный ход, "а как иначе". Но для оскоплённой советской это было нечто. Книжку пропустили потому, что ни граммулечки антисоветчинки и даже самой лёгкой фронды в ней не нашли — так что предварительную цензуру она со скрипом, но проходила. Но потом спохватились более высокие инстанции. И дали автору и издателям такого леща, что бедный Александр Исаакович вообще вылетел из фантастики и из худлита как такового. Вылетел с треском: автору пришлось вообще забыть о писательстве и заняться литературоведением. Переиздать роман удалось только в перестройку.

И, заметим, "Кассиопея" или "Главный полдень" были именно что вершинами. А основной корпус кино и литературы для/про детей состоял всё-таки не из этого. А из безумно скучных, отвратительных в своём идиотизме баек про детишек, занятых делами и страстями даже не детскими, а просто идиотскими. И довольно часто грязными — в самом что ни на есть прямом, неметафорическом смысле. Я помню детскую повесть (кажется, Алексина), где две группы школьников соревновались. Нет, не на бейсбольном стадионе, как американские школьники. И не на сцене со школьным джазовым оркестром — как школьники английские. Нет, что вы? Советские уродцы соревновались в том, кто больше соберёт макулатуры! Это в высшей степени романтическое занятие — поиски по грязным помойкам картонных коробок и выпрашивание у посторонних людей старых газет — описывалось в таких тонах, будто речь идёт о поисках сокровищ. Большего издевательства над самой идеей "кладоискательства" просто невоможно себе представить.

Тут, впрочем, был один особенно гнусный нюанс. На самом деле макулатурные эпопеи и в семом деле были поиском сокровищ — но только с целью их последующего уничтожения. Советская власть прилагала систематические усилия для уничтожения старых книг, особенно дореволюционных, а также книг двадцатых-тридцатых годов. Для этого использовались все возможные средства, начиная от регулярной чистки библиотек от "старья" и кончая отправкой детишек-пионеров на "сбор макулатуры". Расчёт был на то, что глупые распропагандированные детишки утащат из дома "для весу" бабушкину Библию или Жития Святых, выпросят у какой-нибудь полуслепого дедушки подшивку журнала "Нива" за 1914 год, ну или хотя бы снесут в приёмку пачку брошюрок сталинского времени, не соответствующие нынешней партийной линии. И это работало: очень, очень много старых книг были изъяты у населения и уничтожены именно таким способом. Я помню, как в первом классе средней школы во время сбора макулатуры один наш соученик приволок целую кипу довоенных латвийских журналов на русском. Где он их достал и у кого выпросил — Бог весть. Я тогда уже знал о ценности старых книг, но журналы конфисковать не успел: на всё собранное наложила лапу пионервожатая, полоумная советская "комсомолка-спорсменка".

Но вернёмся к литературе. Так вот благодатная тема облома глупой советский детворы, возмечтавшей "о доблести, о подвигах, о славе", была представлена весьма обильно. Советские авторы любили посмеяться над советскими детишками, воображающими, что они могут "что-то сделать" — например, прославиться (о "разбогатеть" и речи быть не могло).

Тот же, уже упомянутый выше Новогрудский сочинил детскую повестушку "Пещера Батикава". Сюжет таков. Дети — несчастные советские дети из пыльной скучной станицы — услышали по радио, что где-то в Латинской Америке учёные нашли очень древние кукурузные зёрна, которым много тысяч лет — и что эти зёрна проросли. Скучающим детям это интересно. Потом они случайно находят поблизости от дома пещеру, изукрашенную наскальной живописью, остатками очага, и в ней же — сосуд с кукурузными зёрнами, наверное, очень древними. Детишки их высаживают, зёрна проростают, они тратят каждую свободную минутку, чтобы поливать, пропалывать и всячески обихоживать грядку: ведь это древние зёрна, ради науки, ради славы... Дальше приходит мент — и выясняет, что детишки-то совершили преступление, втайне от советской власти выращивая что-то съедобное. Детей волокут в милицию. И взрослые дяди-менты выясняют, что никакие это не древние зёрна. Это самая обычная кукуруза, а придумал всё это старший брат одного из мальчишек, которому они мешали писать диплом и который придумал им занятие. Дети обломаны... но всё равно идут на бесполезную грядку и продолжают возиться — потому что "кукурузу жалко".

Я остановился на этой книжке именно потому, что она совершенно типичная, проходная. Таких сочинений было много, и все они объясняли советским малышатам-дебильчикам, что нефиг мечтать о доблести, о подвигах, о славе. А вот ковыряться на грядке, конечно, надо, просто так, бесплатно, потому что кукурузу жалко, ну или там репку. И не нужно думать, кто эту кукурузу или репку будет кушать (и будут ли) — не дитячьего ума это дело. Ваше дело — прополка. Жопка кверху, руки в грязи — вот ваша доблесть, вот ваша слава, вот ваши великие подвиги.

Кстати об этом. Возьмём признаннейший шедевр советской детской литературы — гайдаровскую "Тимура и его команду". История этой книжки довольно любопытна. Сочиняя свою агитку, Гайдар использовал для описания детской организации архивы уничтоженного в России скаутского движения, в том числе воспоминания скаут-мастеров, убитых советской властью. Готовилась она для дальнейшего развёртывания движения "пионеров-тимуровцев". Разумеется, образ детской организации был чрезвычайно идеализирован: например, не упоминалось гебешно-партийное руководство детишками — что в советской действительности было совершенно немыслимо. Однако главные принципы советской реальности были прописаны очень чётко. Первые скауты были именно что разведчиками, самыми настоящими. Скаутское движение было создано английским военачальником Баден-Пауэлом, имевшим опыт использования детей и подростков в военных действиях в Африке. Скаутов учили основам военного дела, выживанию в трудных ситуациях и прочим увлекательным делам. "Тимуровцы" в книжке Гайдара ничем подобным не занимались, даже не смели мечтать ни о чём подобном. О нет! — они кололи дрова и носили воду членам семей красноармейцев. То есть работали БЕСПЛАТНОЙ ПРИСЛУГОЙ У ЧУЖИХ ЛЮДЕЙ. Не рассчитывая даже на благодарность: гайдаровские тимуровцы трудились тайно и анонимно, как домашние эльфы в мире Гарри Поттера. И даже не из сострадания к этим чужим людям. А лишь потому, что советская власть не оставила им более интересных занятий.5

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓