Рыцарь малого зла

На кухню люди постоянно заглядывают и делятся новостями. Тем более от него зависит размер порции и что в ней окажется.

— О чем?

— Аль-Маштуб попросил трехдневного перемирия и франки согласились. На самом деле он собирается ночью прорваться сквозь боевые порядки и уйти к войску Салах ад-Дина.

Если об этом знают у нас, скоро станет известно и снаружи. Болтунов и без Халида хватает, а кто посообразительней доложит осаждающим в надежде на признание заслуг после падения города.

— Значит нас бросают?

Халид запнулся, впервые задумавшись.

— Если что, попытаюсь замолвить о тебе словечко. Или наших христиан попрошу.

Повар намек понял и в постной каше обнаружились куски мяса. С питанием давно не особо, но внезапно нашлось для приятеля. Работник хороший, пусть и не забывает о себе, вечно приворовывая по мелочи, но думать не умеет. А вот Джон просто вынужден в последние годы. Все время в ожидании неприятностей. И дело даже не в религии и происхождении. Точнее не в них одних. Казалось бы, у тебя есть замечательное умение. И никому не станет хуже, если человек перестанет выть от перелома. Только вот когда был маленьким, не удержался и помог сводному брату, свалившемуся с дерева. Жена отца узнала и помчалась к приходскому священнику. И когда тот спросил, Джон честно признался. Ничего ж не творил плохого?

Пастырь был человек простой и в житейском смысле разумный, хотя и выпить не дурак. Сильно возбудился и назвал это злым колдовством. Какая магия?! Церковь такие вещи отрицает. Все от бога. Да и не видел никаких пособников дьявола или не дай боже, самого. Ничего сомнительного кровью сроду не подписывал и никому не служил. Священника это не трогало. Мол, страдания от господа, а тут еще и припомнили прежние истории. Как убивал собак и прочее. Ну да, мал и глуп. Не мог понять, что происходит, когда дошло почему ему хорошо, когда рядом кому-то плохо. Хорошо еще и испугался рассказывать, когда застукали. И ведь, гад, разболтал. Тайна исповеди, ага. Отец не поверил, но пошел слушок, коситься стали.

Он ведь и так с детства был изрядный драчун. Иногда специально даст кому в морду и его боль частично забираешь. Джону хорошо. Побитому не очень, хотя могло быть и хуже, однако не в курсе. Теперь понимает, частенько вел себя глупо и было за что не любить. Тем более, когда поймали у задавленного пса. Ну, а что? Неужели лучше людей пинать? Пробовал получать боль по-разному. На охоту ходил, торчал рядом, когда скотину резали. Как говорит табиб, ставил эксперименты. Животные не то. Их страданиями можно питаться, но это все равно, что жевать сухую крупу. Что-то получаешь, но ни вкуса, ни сравнения. Человеческие доставляют удовольствие, как с куском жареного мяса. Вот и получается, здешняя больница для него сплошная харчевня и готов без оплаты трудиться. Все само приходит.

Роджер с трудом сел при виде вошедшего.

— А! — радостно вскричал Теобальд, — хавка! — И тут же вцепился в котелок.

Иногда его жаргон понять было сложно, тем не менее уже не требовалось переспрашивать. Привык. Пленных христиан местные обходили стороной и кормить-обслуживать свалили на долю самого молодого прислужника больницы. Джон не возражал. Какая разница. Заодно можно потренироваться. Он их самостоятельно зашивал и складывал из кусков, одновременно частично снимая боль. Двое нормально себя чувствуют. Третий помер на следующий день. Но его бы и сам Ибн Сина не спас. Живот пробили и кишки порезали. Началась горячка и даже в сознание не пришел. А эти вполне оклемались. Очередной эксперимент прошел неплохо, считай заработок будет всегда. И сами с болячками придут. Особенно такие идиоты. Король Ришар предложил три-четыре золотых каждому, кто принесёт ему всего один камень со стен Акры. Итог ожидаемый. Никто монет не получил, всех положили у стены. Эти уцелели чудом.

— Как здоровье?

— Нога чешется жутко, — пожаловался Теобальд с набитым ртом. — Вот так вот. Что ты за глупость выдумал в камень заковать?

— Еще два века назад великий врач Абуль-Касим Халаф ибн Аббас аз-Захрави, — франк открыв рот слушал перечисление имен, — начал применять для бинтования хлопковую ткань и фиксировать кости гипсовой повязкой . Ты предпочитаешь остаться без ноги?

— На все воля божья, — сказал тот совершенно серьезно. — Я так вот скажу.

Ну да, а чего ж не отказался от лечения?

— Ты читал книги Альбукасиса? — спросил Роджер, всерьез удивив познаниями.

В 'ат-Тасри́ф' тридцать томов и немногие способны одолеть. Джон пока не смог. Времени не хватает. В основном усваивал практические навыки при табибе и под его руководством. Здесь разрезать, там раздробленную молодецким ударом булавы кость попытаться сложить, рану на лице зашить и тому подобное.

— Я говорю на латинском, арабском, персидском, греческом, тюрки, франкском, — заявил с гордостью Джон, порадовавшись открытым ртам.

В Палестине часто простые люди знают два-три языка и нередко вынуждены общаться на лингва франко . Ничего особенного. Слишком много разного народу уживается по соседству. Приходится сталкиваться не только на войне и торговать. Он с детства легко усваивал чужие наречия. Стоило появиться чужаку и через неделю мог разговаривать на простые темы, а при желании достаточно быстро избавлялся от акцента. Как будто не учил, а вспоминал новые слова и правила грамматики. Конечно, вести богословские споры не взялся бы, но исключительно потому что имел смутное представление о постулатах и догматах. Что не особо удивительно для среды, в которой рос. Воспитанием его никто не занимался, даже рано умершая мать и вертелся все больше среди туркополов . Потому с чтением обстояло много хуже. Понять способен тексты на любом из перечисленных языков, однако сам писать не имел привычки и делал грубейшие ошибки.

Довольно долго считал, что у всех так, пока не понял, что большинство и на родном языке трех фраз связно не скажет. А с иностранцем объясняются на пальцах и простейшими выражениями. Просто они с детства общаются с деревенскими или начальством и невольно имеют некий запас слов другого народа. А вот приехавший издалека вынужден переходить на общий для всех или звать переводчика. Похоже, здесь он не типичен и есть связь со странностью, поскольку количество запасенной боли уходит быстрее при изучении. Но оно того стоит! Когда выгнали из дома охотнее помогали, когда с местными беседуешь на их языке. Иначе б просто с голода сдох. Грабить мал еще был.

Да и объясняться с этими было б проблематично. Они утверждали, что англичане. При этом говорили на каком-то диалекте франкского, испорченного влиянием окситанского.

— Не знаю, что он читал, — заявил Теобальд, — но рука у парня легкая, так вот вам скажу. Не думал, что выживите, мой господин.

— Я, рыцарь Роджер де Валуин, — сказал торжественно франк, — не забуду этого благодеяния, Иоанн.

Вот и в очередной раз имя переврали на свой диалект.

— Может придется вспомнить обещание, — бормочет негромко. — Акра скоро падет.

— Мой король Ришар великий воин! — произнес барон с глубоким убеждением. — Два года крестоносцы торчали под городом и не могли взять. Не прошло и месяца, а Акра будет захвачена!

Английский король тоже не был ни англом, ни саксом. Кстати и нормандцем не являлся, вопреки основным владениям. Пуатевинец, то есть род из Пуатье. Ну это, как бы нормально. Салах ад-Дин курд, а правит в Египте и Сирии. А заслуга вновь прибывшего...

Надо ж понимать, крестоносцы блокировали город, но за их лагерем стояла армия мусульман. Любая попытка штурма сопровождалась нападением на лагерь христиан. Подвоз продовольствия затруднен. Крит, который должен был снабжать их армию, слишком долго был в руках Исаака Комнина, наживающегося на деятельности крестоносцев, но никак им не помогающего. Изредка приходили корабли из Европы — и тогда все пировали. В остальное время голодали и умирали от болезней. По слухам, осаждающие потеряли до трети численности за два года.

Естественно, прибытие сильного войска во главе с королем придало новые надежды. Но у сидящих в кольце осады просто не имелось сил для дальнейшего сопротивления. Они и так продержались максимально долго и не одни мощные укрепления в том виноваты. Впрочем, положение обстояло хуже некуда. Последний штурм возглавил Филипп Французский, и натиск оказался настолько силён, что часть укреплений Акры была основательно разрушена. Не хватило самой малости для того, чтобы крестоносцы ворвались в крепость.

— Надеюсь король и Святой Крест вернет! — говорит Джон торжественно, не испытывая по этому поводу ни малейшего энтузиазма.

На самом деле и участники крестового похода не особо вспоминали бога, разве перед боем. Клятвы на реликвиях и никаких торжественных молитв о ниспослании победы, как не удивительно. Может быть дело в Ришаре, не проявлявшем особой набожности .

Реликвии не воюют, нужны воины. Уже был в руках крестоносцев Святой Крест и потерян. Ну, вернут. Королевства Иерусалимского не существует. Одно название с титулом сохранилось.

Глава 2.

Июль 1191г. Падение Акры.

Джон подскакивает на подстеленном прямо на крыше здания коврике, сжимая в руке нож. Ночью спать лучше на воздухе, душно.

— Тихо, — сказал Халид, прижимая палец к губам.

Опасности нет. Он и коснулся плеча. Времена нынче такие, никто никого не жалеет и за пару монет прикончат не задумываясь. А Джон кое-что собрал на будущее, фокусами с крадеными настойками. Не так уж и много, но пригодится. Теперь постоянно спит в пол глаза. Между прочим, мог бы и вовсе не дрыхнуть, восполняя из запаса чужих болей свои силы, но уже понял на практике — не выйдет. Физически остается бодрым, а вот думать не способен нормально, если на третьи сутки бодрствование пошло. Мысли путаются и звереет. Лучше пару часов в день подремать.

— А, это ты... Что случилось?

— Уходить надо из Акры, — еле слышно говорит Халид, косясь на парочку отдыхающих рядом. Не один такой умный, половина слуг использует возможность отдохнуть на плоской крыше под ветерком. — Теперь нам всем конец.

Вылазку гарнизона отбили с большими потерями. Предупредил кто крестоносцев или просто достаточно бдительно следили караульные за городом, теперь уже не важно. Люди совсем пали духом, хотя, какая им разница. Удери гарнизон сквозь порядки христиан, оставшимся лучше, что ли было бы?

— Сейчас есть возможность уйти через пролом.

— И зачем тебе я?

— Ты сумеешь объяснить часовым в лагере крестоносцев, что мы не враги. И потом тоже христианин.

— В том-то и дело. Ты ведь знаешь, перебежчиков ставят перед выбором, креститься или в рабы.

— Ну и приму Христа, — говорит с полным равнодушием. — Бабка была греческой веры. Я даже кое-что помню.

Да вот франки ортодоксов не особо любят. Особенно приезжие.

— Ну а дальше-то? Думаешь отпустят? Заставят работать на них.

— Все лучше, чем мечом по башке получить. Главное пересидеть штурм. А там они уйдут дальше воевать, а мы останемся.

Если позволят, а не за собой потащат.

— Нет, — подумав, отвечает. — Раненый барон обещал защиту. Зачем бежать в неизвестность, рискуя словить стрелу, когда шанс под боком.

— У меня семья!

— Приведи их в госпиталь. Если франки появятся, тащи ко мне.

Он так ничего не ответил, удалившись. Однако утром не появился. А Акра гудела от разговоров и множества противоречивых слухов. Откуда простому подмастерью знать насколько правдивы. Этого и Зеиду не известно. Вроде бы ночью немало народа сбежало на ту сторону. Совершено точно отправилась представительная делегация на переговоры. Дальше стало вообще ничего не понятно. Кажется, уже договорились, что город сдадут, если жителям будет позволено свободно его покинуть, не сдавая оружия. Про имущество речь не шла, но не станут же обыскивать. И вдруг все переиграли. Английский король взбеленился неизвестно с чего. Наверное, ему хотелось чего-то весомого, а не получить развалины. В результате переговоры начались снова и неизвестно в какой стадии находились. Все подряд делились мудрыми предположениями, не имеющими отношения к реальным требованиям и соглашениям.

— Мужчины должны есть мясо, запивая добрым элем, а какой-то суп, — недовольно бурчит Теобальд. — Уж знаю что к чему. Я что, младенец беспомощный, чтобы потчевать меня этой бурдой?! У меня нога поломана, а не желудок!

— Вина неплохо бы, — вяло поддержал барон.

Он определенно идет на поправку. Конечно изрядно исхудал, все-таки ранение, пусть меч не вошел глубоко и резанул по ребрам, падение с изрядной высоты даром не прошли, однако глаза блестят и сам ходит, держась за стенку.

— Не этой кислятины!

— В городе нечего есть, — говорит Джон с намеком.

Могли б и спасибо сказать, а не ныть о невозможном.

— Снаружи тоже не особо, — соглашается Роджер. — Но теперь все изменится!

И достаточно быстро выяснилось: он прав. Губернатор Акры лично отправился в лагерь христиан и согласился на все навязанные условия. Победителям передавались военные склады Акры и все корабли в её гавани. Город обязался выплатить 200 000 золотых. Даже нищему или рабу ясно, насколько требование завышено. Но раненый барон кивает на продолжительность осады и необходимость возмещения военных расходов.

Из пленников, захваченных в разное время в разных районах страны, будут освобождены 1500 человек низкого ранга и 100 человек высокого, которых поимённо назовут короли. Святой Крест необходимо возвратить крестоносцам. Каким образом Акра может давать такие обещания сложно представить, однако лично Джона никто не спрашивает о мудром мнении.

Кроме наиболее зажиточной части, угодившей в заложники, остальные жители могли уйти, захватив движимое имущество. Исход уже начался, даже в госпитале практически никого не осталось, но осаждающие войдут в город завтра, 12 июля. Христине не зря осаждали его так долго. Благодаря защищённому порту, город был единственным портом, где в любую погоду можно было загружать и разгружать корабли, поэтому Акра была особенно важна для крестоносцев.

С точки зрения давно не евших сколько хочется праздничный ужин удался на славу. Конечно не лебеди жареные или молочный поросенок. Но и так неплохо, люди не привередливые. Халид не внял уговорам и перебрался за стену еще до заключения мира. Оставил кое-что из продуктов, скорее, потому что унести не мог. Но разве важно? Главное можно набить брюхо, а завтра ворота распахнутся. У барона должны быть знакомые в войске и будет чего положить в рот. На завтрак доели остатки и поползли с бывшими пленными (любопытно, что никто не вспомнил кто их схватил и имеет право на выкуп) к выходу. Один на костылях, другой за Джона держась. Больные, которым некуда было удрать, провожали взглядами, в которых присутствовала ненависть и зависть. Может не стоило так откровенно показывать близость к осаждавшим? Ему и при госпитале живется неплохо.

Они б ковыляли до ворот долго, но на пол дороги встретили первый отряд победителей. Джон невольно перекрестился с опаской, а не чтоб обратили внимания. Ему особое отношение сейчас не требовалось. Закованные в железо вояки тоже не проявили желания приветственно махать руками. Странно было б, окажись иначе. Зеленый крест на плаще и груди и маски на лицах достаточно красноречивы. Члены ордена святого Лазаря. В отличие от иоаннитов специализируются на прокаженных. Когда-то у орденов даже магистр был один, потом эти отделились. Когда и на каких условиях Джону не доложили. И все бы ничего, но они не только кормят-поят заболевших в лепрозориях, но и среди рыцарей, а также светских сержантов таких большинство. Как-то не возникает желание общаться. Говорят, мусульмане при их виде, вместо желания драться проявляют огромную резвость по части бегства. Только оставшимся в городе деваться некуда.