Рыцарь малого зла

Лернер Марик.

Рыцарь малого зла.

Январь 1193г. Завершение пути.

Король Ришар неторопливо поднялся по сходням на борт и уже наверху оглянулся. Несколько темнолицых мужчин внимательно наблюдали за происходящим. За почтительными лицами скрывалось явное облегчение. Прятать англичан было крайне опасно и их усиленно искали. Остальные сидели у костров, не проявляя любопытства. Возле реки стояли с полдюжины фургонов в которых он почти месяц путешествовал, старательно прячась, вопреки характеру. Иногда сам себе удивлялся. Даже гневаться по-настоящему не получалось, хотя здешний кочующий народец был алчен, подл и даже не пытался изображать почтение. Хорошо еще Иоанн взял на себя общение с их предводителями и они Ришару не докучали.

— Ты выполнил обещание, — сказал, когда мало напоминающий настоящий купеческий корабль, а больше подходящий обычным рыбакам небольшой парусник отвалил от пляжа и направился к выходу в море.

— Счастлив служить, сир, — искренне заявил Джон.

Конечно, торчать постоянно рядом с не любящем сидеть на месте и вести себя, чтоб не бросаться в глаза монархом, не самое прекрасное занятие, но находящийся в постоянном напряжении и неуверенности Ришар представлял из себя изумительную кормушку. Забирать его эмоции и собирать прану, делая покладистым и спокойным — чего уж лучше. И, главное, всем удобно. Не цепляется к пришельцам из далекой Индии, не пытается побить непочтительно глянувшего мужика, не рвется общаться и награждаться с прохожими. Все-таки иногда приходилось сталкиваться с местными, особенно многочисленными мытарями, дерущими пошлину за проезд, хотя старательно обходили города и даже деревни. Король заплатил достаточно золота, чтоб не нуждались в обычных занятиях и не задерживались.

Кстати, кем бы не являлись эти люди, но парочка детей ночи среди них была. Оказывается, теперь он мог их видеть, даже когда они не использовали энергию боли. По крайней мере, старуха, имеющая немалое влияние на предводителя маленького каравана могла реально как сглазить, так и вылечить. Но делала это только в крайних случаях. Колдовства никто не любит, а уж чужакам будет кисло, если поймают. Джона она старательно избегала, а тот не пытался навязываться. Прекрасно помнил, чем может закончится подобное знакомство. Хватит с него предыдущих. Одна прячется, подтолкнув к отравлению, второй подсылает убийц, а третий норовит лично прикончить и съесть. Не хочет говорить — так тому и быть.

— Если б меня задержали, пришлось бы платить немалый выкуп, — продолжил король. — Представляешь, сколько стоит моя воля?

Джон почтительно усмехнулся. За Гийома де Прео, выдавшего себя в проигранном бою за Ришара и взятого в плен, великодушный король отдал в качестве выкупа десять тысяч серебром. Правда он как-то не особо вспоминал про оставшихся позади членов свиты, ввязавшихся в безнадежный бой, дав им возможность уйти, но если кто попал в плен, обязательно поможет. Широкие жесты монарх обожал и умело их совершал.

— А может пришлось бы пойти на значительные политические уступки, передай Леопольд меня императору Генриху либо хуже того — Филиппу.

Можно не сомневаться. Чтоб серьезные властители упустили шанс поставить в зависимость, принудив дать оммаж ?

— Что ты хочешь в награду?

Просить много или изобразить дурака? А, пусть сам выкручивается.

— Целиком полагаюсь на ваше суждение, сир.

— Рыцарь ты плохой, — сказал задумчиво Ришар. — Не по части неумелости. Де Валуин отзывался хорошо, а он не соврет. Но нет в тебе упоения битвой. Зато голова соображает и предан, без сомнений. Я нуждаюсь в верных. Рив графства хорошая должность. А чтоб обеспечить доход, получишь баронство.

Джон потерял дар речи. Такого он не ожидал, максимум рассчитывая на хороший денежный бонус.

— Не благодари, — благодушно сказал король, — тебе придется наводить порядок в наших владениях, — тут подразумевалось королевское 'мы', — где вассалы отвыкли за мое отсутствие от повиновения. Без крови не обойдется.

Ага, становясь на колено и готовясь по всей форме объявить себя вассалом, со всеми вытекающими последствиями, подумал Джон. А то мало ее было прежде. Но я все ж поймал удачу за хвост. Не каждый способен подняться с самого низа до почти друга короля. Даже, если приходится слегка колдовать. Но ведь не во вред!

Глава 1.

Лето 1191г. В осаде.

С жутким грохотом, перекрывая крик муэдзина с минарета, полетели немалого размера куски от башни после очередного удара Malvoisine. Французскую катапульту с оригинальным названием 'плохой сосед' неоднократно поджигали со стен Акры и на вылазках, но король Филипп просто отстраивал её заново. Конечно, она не одна такая. Было несколько поменьше и удары осуществлялись регулярно, не смотря на долгую перезарядку. У позиций камнеметов ежедневно происходили богослужения, на которых собирали, конечно, пожертвования, которыми тут же платили наёмным работникам за сбор подходящих валунов на берегу, чтобы машины работали бесперебойно.

— Аллах покарает крестоносцев, — зло плюнув в пыль, сказал толстый араб из местных, недавно притащивший раненного товарища в здешний госпиталь. — За все ими учиненное!

Джон выплеснул оставшуюся после мытья пола грязную воду из ведра и сделал вид, что его слова не касаются. Народ нынче злой, подвернешься под горячую руку — пришибут. Большинство христиан выгнали еще при взятии города Салах ад-Дином, но кое-кто все ж присутствовал в Акре, стараясь не выпячивать религиозную принадлежность. О вере Джона знали достаточно многие, но в госпитале людям не до того, чтоб считаться.

Пострадавших от очередного выстрела катапульты, вроде, не случилось, но их все меньше на стенах из-за обстрелов. Да и в целом в городе царит подавленное настроение. Длительная осада подточила силы защитников и укрепления полуразрушены. Недавняя атака чуть не закончилась прорывом. Только из-за разногласий в лагере крестоносцев и явной нелюбви вождей похода к друг другу победа ускользнула из их рук. Скоро Акра падет и вряд ли кто из ворвавшихся в жилые кварталы воинов, озверевших от долгого сидения без толку и потерь, станет сдерживаться. К вони валяющихся везде, от рва до моря трупов привыкнуть невозможно. Запах разложения и гарь в воздухе тяжко ощущать даже в городе.

Кто станет разбираться с личностями, попавшимися навстречу. Зарежут и все. Надо было с самого начала податься к крестоносцам. Там какого только народа нет, никто б особо не интересовался происхождением. Но на тот момент никто не думал насколько затянется противостояние. Салах ад-Дин был рядом и окружающие находились в полной уверенности, что отбросит врага. Совсем недавно Акра была взята им практически без боя. Не удивительно, после уничтожения армии крестоносцев под Хаттином .

Джон до сих пор находился под впечатлением случившегося. Как можно было так глупо себя вести? Это ж не понаехавшие франки с германцами. Куча местных баронов и тамплиеры участвовали в походе. Они прекрасно знали обстановку и тактику противника. И при этом не идти вдоль источников с водой? Воистину, если бог хочет, он лишает разума. Ослабленная жаждой и жарой армия стала легкой добычей мусульман. Причем поражение было полным — большая часть убита или попала в плен, потеряны многие священные реликвии, например, Крест Господен.

Хуже всего, его отец остался где-то там на поле. И сломал жизнь своему потомку. Да, он бастард и настоящая жена прижитого на стороне старшего сына всегда на дух не переносила, но пока был жив барон Роже Блом не так плохо существовал. Ну что тому стоило протянуть пару лет дополнительно или сначала пристроить у хорошего знакомого в оруженосцах? Увы, отец был человек недалекий, хотя и хороший рубака. Но управлять мог разве дюжиной таких же простых ребят с мечами. Дальше его способности не распространялись. Впрочем, отправь к кому-то из соседей, вряд ли б размышлял на эту тему. Скорее всего, тоже получил бы саблей по башке и неизвестно к худшему ли. Уж выкуп за него точно никто б платить не стал. А жить рабом... Он бастард, а не серв-феллах! Рано или поздно зарезал бы хозяина и остался без головы.

— Яхья, — сказал молодой человек в кольчуге и с саблей на боку, с озабоченным лицом, загораживая дорогу, — у тебя еще есть тот напиток?

На самом деле он купец и не из бедных. Но в это бурное время любой торговец просто обязан уметь неплохо обращаться с оружием. А все жители оборонять город.

— Уважаемый, — почтительно кланяется Джон, — откуда у бедного помощника доступ к зельям?

Путаница с именами ему нисколько не мешает. Специально ни от кого не скрывал, однако, когда впервые познакомился со здешним врачом, тот заявил, что Джон — это Иоанн, в переводе божья благодать. И так звали брата пророка Исы. В смысле Иисуса. В Коране имя родича Яхья, пусть так и будет. Тогда он смысл намека прекрасно уловил. Зеиду неприятности из-за пригретого христианина не требовались. А ему на тот момент, как не называй, лишь бы не ошейник на шею.

— Даже у нашего табиба практически не осталось опиума , чтоб облегчить страдания раненых.

И это чистая правда. Все дома и помещение госпиталя забиты беженцами и пострадавшими. Не все имели дома в городе и родственников. Кроме гарнизона имелось немало сбежавшихся сюда с округи, в надежде на спасение. Осадившие Акру не особо стеснялись с имуществом местных, не взирая на религиозную принадлежность. А если кто пытался сопротивляться — ему же хуже. Кушать они должны? А в зимнее время поставки с моря прекращались практически полностью из-за штормов и начинался натуральный голод. Одна из причин, по которой не перебрался на другую строну. Там он никто и звать никак. Здесь Зеид ибн Саид к прибившемуся пареньку неплохо относится, со всеми вытекающими последствиями. Уж голодным не сидит.

Хотя есть и более важная причина. О которой никто не знает. Джон забирает страдания. Не лечит, ни в коем случае, просто поглощает боль. Она собирается где-то в районе солнечного сплетения в клубок. И это достаточно опасно для посторонних. Если постоянно не следить, она возвращается наружу, иногда цепляясь к абсолютно посторонним людям. Зато у него все болячки, раны или болезни проходят стремительно. Расход на восстановление идет из того самого клубка и никаких неудобств не доставляет. И при этом, если потрачено много, ощущает нечто вроде голода, но едой восполнить невозможно. Исключительно забрать у другого.

— Мой дядя страдает, — сказал купец и сунул в руку нечто ощутимо тяжелое.

В здешнем заведении нищие и беженцы составляли большую часть клиентуры. Имелись моряки, приезжие, простые вояки. Практически все лежали в смежных комнатах без всякого признака дверей. Через железо или даже дерево вытянуть нельзя. А здесь и утруждаться не требуется. Идет Джон по коридору и получает очередную порцию боли. От этого чуток, от того немного. Никто и не замечает. Но были и отдельные комнатки для способных заплатить. Его родственник лежал как раз в такой. Море боли, но за толстой створкой. Как не помочь бедолаге?

— Вы понимаете, что это не лечение, а временное избавление от боли?

— Он умирает. Пусть во имя Аллаха милосердного, хоть на малый срок получит облегчение!

— Как вам угодно. Я подойду, как только сумею достать, иншалла ...

Проходя по проходу между лежащими прямо на полу людьми мельком глянул. Перстень и, похоже, золотой. Тут одним стаканом не отделаешься. Ну да он парень щедрый. Когда ничего не стоит помочь.

— Вам надо прилечь, — говорит Джон озабоченно, обнаружив Зеида, устало сидящего за столом. Тот явно не видел ничего в лежащем перед ним свитке, глядя на одну сточку уже несколько минут.

— Я должен проверить больных.

Удивительный все-таки человек. Джон прежде и не подозревал, что среди мусульман такие попадаются. Натуральный святой. Принимает в больнице всех подряд, богатых и бедных, не взирая на веру. И с ним обошелся замечательно. Кому нужен одиннадцатилетний мальчишка с норовом, слегка обученный драться и ничего кроме этого не умеющий? Конечно, не оголодай всерьез, не согласился никогда на предложение. Зато потом не пожалел. Работы выше головы, денег не имеет, зато сыт и кое чему научился. Настоящий лекарь из него не выйдет, интереса не испытывает. Но узнал много занимательного и для хирурга неплох . Уже не маленький мальчик, вырос в достаточно крепкого парня. Можно подумать, как дальше жить. Не лучше ли присоединиться к христианской армии. Роль слуги даже при прекрасном человеке мало устраивает.

— Если вы упадете без сил, никому лучше не станет, — твердо говорит, помогая перебраться на кушетку и накрывая одеялом.

— Странно, — бормочет Зеид, еле слышно, — а вот ты всегда бодр.

Это уже опасная тема и не стоит ее развивать.

— Господин, вы понимаете, что франки не сегодня, так завтра ворвутся в Акру? Надо бы спрятать ваши медицинские книги.

— Не будет резни, Яхья, — говорит старый лекарь, — аль-Маштуб, — это помощник коменданта города, — отправился обсуждать условия сдачи.

В душе он был горд своим учеником. Не ошибся, тот думает об общем благе. И когда успел вырасти? О, Аллах, четыре с лишним года прошло, как встретил голодного на базаре, ищущего чего украсть. Вон, какой высокий. Правда выражение лица, сколько не пытается изображать простака выдает немалого хитрюгу, но с такой жизнью быстро взрослеют.

Слава Богу! — мысленно восклицает Джон, на реплику наставника. Спроси его, он бы не ответил, какого имеет в виду. Своему не молился по-настоящему давно, зато привык постоянно употреблять к месту и нет Аллаха.

— Тем более необходимо выспаться.

Посидел некоторое время рядом с табибом. Слишком быстро появляться нельзя. Любое лекарство делают фармацевты или лично ибн Саид. Воровать тоже не простое занятие. А простому уборщику никто просто так не даст нечто ценное. Потому наливает из кувшина в кружку обычной воды, выжимает слегка лимон для вкуса и выходит, кивнув поджидающему молодому купцу. Тот тоже не дурак и желает убедиться.

Старик жадно пьет из рук Джона. Ему недолго осталось. Опухоль выпирает в боку и размером с небольшую дыню. Никто не возьмется резать. Интересно, помирать в аду горящего города не от рук захватчиков, а болезни обидно или давно не важно, лишь бы скорее.

— Завтра я приду утром, — говорит парень, когда порозовевший от облегчения умирающий проваливается в сон.

Когда мучительные страдания уходят, пусть ненадолго, человек испытывает счастье.

— Может за хорошую плату достанешь хотя бы фляжку? — спрашивает негромко молодой.

— Невозможно. Я и так сильно рискую.

И главное, толку от этой водички без его присутствия никакого. Дело не в таинственном лекарстве, которого не существует. Все упирается в человека, дающего удивительную 'настойку'. В этом смысле, госпиталь натуральная кормушка. Искалеченные, раненые, страдающие бесконечной вереницей идут каждый день. Легких больных здесь не бывает. Обилие и разнообразие всевозможных мук позволяло незаметно брать по чуть-чуть у каждого.

— Иоанн! Ты слышал?

Халида явно распирало от возможности поделиться новостями. Он всегда в курсе последних слухов и насчет Джона ничуть не сомневается с самого начала. Просто считает его греком. И пусть большой сплетник, об этом молчит почему-то. Все ж не безнадежен.

На кухню люди постоянно заглядывают и делятся новостями. Тем более от него зависит размер порции и что в ней окажется.

— О чем?

— Аль-Маштуб попросил трехдневного перемирия и франки согласились. На самом деле он собирается ночью прорваться сквозь боевые порядки и уйти к войску Салах ад-Дина.

Если об этом знают у нас, скоро станет известно и снаружи. Болтунов и без Халида хватает, а кто посообразительней доложит осаждающим в надежде на признание заслуг после падения города.

— Значит нас бросают?

Халид запнулся, впервые задумавшись.

— Если что, попытаюсь замолвить о тебе словечко. Или наших христиан попрошу.

Повар намек понял и в постной каше обнаружились куски мяса. С питанием давно не особо, но внезапно нашлось для приятеля. Работник хороший, пусть и не забывает о себе, вечно приворовывая по мелочи, но думать не умеет. А вот Джон просто вынужден в последние годы. Все время в ожидании неприятностей. И дело даже не в религии и происхождении. Точнее не в них одних. Казалось бы, у тебя есть замечательное умение. И никому не станет хуже, если человек перестанет выть от перелома. Только вот когда был маленьким, не удержался и помог сводному брату, свалившемуся с дерева. Жена отца узнала и помчалась к приходскому священнику. И когда тот спросил, Джон честно признался. Ничего ж не творил плохого?

Пастырь был человек простой и в житейском смысле разумный, хотя и выпить не дурак. Сильно возбудился и назвал это злым колдовством. Какая магия?! Церковь такие вещи отрицает. Все от бога. Да и не видел никаких пособников дьявола или не дай боже, самого. Ничего сомнительного кровью сроду не подписывал и никому не служил. Священника это не трогало. Мол, страдания от господа, а тут еще и припомнили прежние истории. Как убивал собак и прочее. Ну да, мал и глуп. Не мог понять, что происходит, когда дошло почему ему хорошо, когда рядом кому-то плохо. Хорошо еще и испугался рассказывать, когда застукали. И ведь, гад, разболтал. Тайна исповеди, ага. Отец не поверил, но пошел слушок, коситься стали.

Он ведь и так с детства был изрядный драчун. Иногда специально даст кому в морду и его боль частично забираешь. Джону хорошо. Побитому не очень, хотя могло быть и хуже, однако не в курсе. Теперь понимает, частенько вел себя глупо и было за что не любить. Тем более, когда поймали у задавленного пса. Ну, а что? Неужели лучше людей пинать? Пробовал получать боль по-разному. На охоту ходил, торчал рядом, когда скотину резали. Как говорит табиб, ставил эксперименты. Животные не то. Их страданиями можно питаться, но это все равно, что жевать сухую крупу. Что-то получаешь, но ни вкуса, ни сравнения. Человеческие доставляют удовольствие, как с куском жареного мяса. Вот и получается, здешняя больница для него сплошная харчевня и готов без оплаты трудиться. Все само приходит.

Роджер с трудом сел при виде вошедшего.

— А! — радостно вскричал Теобальд, — хавка! — И тут же вцепился в котелок.

Иногда его жаргон понять было сложно, тем не менее уже не требовалось переспрашивать. Привык. Пленных христиан местные обходили стороной и кормить-обслуживать свалили на долю самого молодого прислужника больницы. Джон не возражал. Какая разница. Заодно можно потренироваться. Он их самостоятельно зашивал и складывал из кусков, одновременно частично снимая боль. Двое нормально себя чувствуют. Третий помер на следующий день. Но его бы и сам Ибн Сина не спас. Живот пробили и кишки порезали. Началась горячка и даже в сознание не пришел. А эти вполне оклемались. Очередной эксперимент прошел неплохо, считай заработок будет всегда. И сами с болячками придут. Особенно такие идиоты. Король Ришар предложил три-четыре золотых каждому, кто принесёт ему всего один камень со стен Акры. Итог ожидаемый. Никто монет не получил, всех положили у стены. Эти уцелели чудом.

— Как здоровье?

— Нога чешется жутко, — пожаловался Теобальд с набитым ртом. — Вот так вот. Что ты за глупость выдумал в камень заковать?

— Еще два века назад великий врач Абуль-Касим Халаф ибн Аббас аз-Захрави, — франк открыв рот слушал перечисление имен, — начал применять для бинтования хлопковую ткань и фиксировать кости гипсовой повязкой . Ты предпочитаешь остаться без ноги?

— На все воля божья, — сказал тот совершенно серьезно. — Я так вот скажу.

Ну да, а чего ж не отказался от лечения?

— Ты читал книги Альбукасиса? — спросил Роджер, всерьез удивив познаниями.

В 'ат-Тасри́ф' тридцать томов и немногие способны одолеть. Джон пока не смог. Времени не хватает. В основном усваивал практические навыки при табибе и под его руководством. Здесь разрезать, там раздробленную молодецким ударом булавы кость попытаться сложить, рану на лице зашить и тому подобное.

— Я говорю на латинском, арабском, персидском, греческом, тюрки, франкском, — заявил с гордостью Джон, порадовавшись открытым ртам.

В Палестине часто простые люди знают два-три языка и нередко вынуждены общаться на лингва франко . Ничего особенного. Слишком много разного народу уживается по соседству. Приходится сталкиваться не только на войне и торговать. Он с детства легко усваивал чужие наречия. Стоило появиться чужаку и через неделю мог разговаривать на простые темы, а при желании достаточно быстро избавлялся от акцента. Как будто не учил, а вспоминал новые слова и правила грамматики. Конечно, вести богословские споры не взялся бы, но исключительно потому что имел смутное представление о постулатах и догматах. Что не особо удивительно для среды, в которой рос. Воспитанием его никто не занимался, даже рано умершая мать и вертелся все больше среди туркополов . Потому с чтением обстояло много хуже. Понять способен тексты на любом из перечисленных языков, однако сам писать не имел привычки и делал грубейшие ошибки.

Довольно долго считал, что у всех так, пока не понял, что большинство и на родном языке трех фраз связно не скажет. А с иностранцем объясняются на пальцах и простейшими выражениями. Просто они с детства общаются с деревенскими или начальством и невольно имеют некий запас слов другого народа. А вот приехавший издалека вынужден переходить на общий для всех или звать переводчика. Похоже, здесь он не типичен и есть связь со странностью, поскольку количество запасенной боли уходит быстрее при изучении. Но оно того стоит! Когда выгнали из дома охотнее помогали, когда с местными беседуешь на их языке. Иначе б просто с голода сдох. Грабить мал еще был.

Да и объясняться с этими было б проблематично. Они утверждали, что англичане. При этом говорили на каком-то диалекте франкского, испорченного влиянием окситанского.

— Не знаю, что он читал, — заявил Теобальд, — но рука у парня легкая, так вот вам скажу. Не думал, что выживите, мой господин.

— Я, рыцарь Роджер де Валуин, — сказал торжественно франк, — не забуду этого благодеяния, Иоанн.

Вот и в очередной раз имя переврали на свой диалект.

— Может придется вспомнить обещание, — бормочет негромко. — Акра скоро падет.

— Мой король Ришар великий воин! — произнес барон с глубоким убеждением. — Два года крестоносцы торчали под городом и не могли взять. Не прошло и месяца, а Акра будет захвачена!

Английский король тоже не был ни англом, ни саксом. Кстати и нормандцем не являлся, вопреки основным владениям. Пуатевинец, то есть род из Пуатье. Ну это, как бы нормально. Салах ад-Дин курд, а правит в Египте и Сирии. А заслуга вновь прибывшего...

Надо ж понимать, крестоносцы блокировали город, но за их лагерем стояла армия мусульман. Любая попытка штурма сопровождалась нападением на лагерь христиан. Подвоз продовольствия затруднен. Крит, который должен был снабжать их армию, слишком долго был в руках Исаака Комнина, наживающегося на деятельности крестоносцев, но никак им не помогающего. Изредка приходили корабли из Европы — и тогда все пировали. В остальное время голодали и умирали от болезней. По слухам, осаждающие потеряли до трети численности за два года.

Естественно, прибытие сильного войска во главе с королем придало новые надежды. Но у сидящих в кольце осады просто не имелось сил для дальнейшего сопротивления. Они и так продержались максимально долго и не одни мощные укрепления в том виноваты. Впрочем, положение обстояло хуже некуда. Последний штурм возглавил Филипп Французский, и натиск оказался настолько силён, что часть укреплений Акры была основательно разрушена. Не хватило самой малости для того, чтобы крестоносцы ворвались в крепость.

— Надеюсь король и Святой Крест вернет! — говорит Джон торжественно, не испытывая по этому поводу ни малейшего энтузиазма.

На самом деле и участники крестового похода не особо вспоминали бога, разве перед боем. Клятвы на реликвиях и никаких торжественных молитв о ниспослании победы, как не удивительно. Может быть дело в Ришаре, не проявлявшем особой набожности .

Реликвии не воюют, нужны воины. Уже был в руках крестоносцев Святой Крест и потерян. Ну, вернут. Королевства Иерусалимского не существует. Одно название с титулом сохранилось.

Глава 2.

Июль 1191г. Падение Акры.

Джон подскакивает на подстеленном прямо на крыше здания коврике, сжимая в руке нож. Ночью спать лучше на воздухе, душно.

— Тихо, — сказал Халид, прижимая палец к губам.

Опасности нет. Он и коснулся плеча. Времена нынче такие, никто никого не жалеет и за пару монет прикончат не задумываясь. А Джон кое-что собрал на будущее, фокусами с крадеными настойками. Не так уж и много, но пригодится. Теперь постоянно спит в пол глаза. Между прочим, мог бы и вовсе не дрыхнуть, восполняя из запаса чужих болей свои силы, но уже понял на практике — не выйдет. Физически остается бодрым, а вот думать не способен нормально, если на третьи сутки бодрствование пошло. Мысли путаются и звереет. Лучше пару часов в день подремать.

— А, это ты... Что случилось?

— Уходить надо из Акры, — еле слышно говорит Халид, косясь на парочку отдыхающих рядом. Не один такой умный, половина слуг использует возможность отдохнуть на плоской крыше под ветерком. — Теперь нам всем конец.

Вылазку гарнизона отбили с большими потерями. Предупредил кто крестоносцев или просто достаточно бдительно следили караульные за городом, теперь уже не важно. Люди совсем пали духом, хотя, какая им разница. Удери гарнизон сквозь порядки христиан, оставшимся лучше, что ли было бы?

— Сейчас есть возможность уйти через пролом.

— И зачем тебе я?

— Ты сумеешь объяснить часовым в лагере крестоносцев, что мы не враги. И потом тоже христианин.

— В том-то и дело. Ты ведь знаешь, перебежчиков ставят перед выбором, креститься или в рабы.

— Ну и приму Христа, — говорит с полным равнодушием. — Бабка была греческой веры. Я даже кое-что помню.

Да вот франки ортодоксов не особо любят. Особенно приезжие.

— Ну а дальше-то? Думаешь отпустят? Заставят работать на них.

— Все лучше, чем мечом по башке получить. Главное пересидеть штурм. А там они уйдут дальше воевать, а мы останемся.

Если позволят, а не за собой потащат.

— Нет, — подумав, отвечает. — Раненый барон обещал защиту. Зачем бежать в неизвестность, рискуя словить стрелу, когда шанс под боком.

— У меня семья!

— Приведи их в госпиталь. Если франки появятся, тащи ко мне.

Он так ничего не ответил, удалившись. Однако утром не появился. А Акра гудела от разговоров и множества противоречивых слухов. Откуда простому подмастерью знать насколько правдивы. Этого и Зеиду не известно. Вроде бы ночью немало народа сбежало на ту сторону. Совершено точно отправилась представительная делегация на переговоры. Дальше стало вообще ничего не понятно. Кажется, уже договорились, что город сдадут, если жителям будет позволено свободно его покинуть, не сдавая оружия. Про имущество речь не шла, но не станут же обыскивать. И вдруг все переиграли. Английский король взбеленился неизвестно с чего. Наверное, ему хотелось чего-то весомого, а не получить развалины. В результате переговоры начались снова и неизвестно в какой стадии находились. Все подряд делились мудрыми предположениями, не имеющими отношения к реальным требованиям и соглашениям.

— Мужчины должны есть мясо, запивая добрым элем, а какой-то суп, — недовольно бурчит Теобальд. — Уж знаю что к чему. Я что, младенец беспомощный, чтобы потчевать меня этой бурдой?! У меня нога поломана, а не желудок!

— Вина неплохо бы, — вяло поддержал барон.

Он определенно идет на поправку. Конечно изрядно исхудал, все-таки ранение, пусть меч не вошел глубоко и резанул по ребрам, падение с изрядной высоты даром не прошли, однако глаза блестят и сам ходит, держась за стенку.

— Не этой кислятины!

— В городе нечего есть, — говорит Джон с намеком.

Могли б и спасибо сказать, а не ныть о невозможном.

— Снаружи тоже не особо, — соглашается Роджер. — Но теперь все изменится!

И достаточно быстро выяснилось: он прав. Губернатор Акры лично отправился в лагерь христиан и согласился на все навязанные условия. Победителям передавались военные склады Акры и все корабли в её гавани. Город обязался выплатить 200 000 золотых. Даже нищему или рабу ясно, насколько требование завышено. Но раненый барон кивает на продолжительность осады и необходимость возмещения военных расходов.

Из пленников, захваченных в разное время в разных районах страны, будут освобождены 1500 человек низкого ранга и 100 человек высокого, которых поимённо назовут короли. Святой Крест необходимо возвратить крестоносцам. Каким образом Акра может давать такие обещания сложно представить, однако лично Джона никто не спрашивает о мудром мнении.

Кроме наиболее зажиточной части, угодившей в заложники, остальные жители могли уйти, захватив движимое имущество. Исход уже начался, даже в госпитале практически никого не осталось, но осаждающие войдут в город завтра, 12 июля. Христине не зря осаждали его так долго. Благодаря защищённому порту, город был единственным портом, где в любую погоду можно было загружать и разгружать корабли, поэтому Акра была особенно важна для крестоносцев.

С точки зрения давно не евших сколько хочется праздничный ужин удался на славу. Конечно не лебеди жареные или молочный поросенок. Но и так неплохо, люди не привередливые. Халид не внял уговорам и перебрался за стену еще до заключения мира. Оставил кое-что из продуктов, скорее, потому что унести не мог. Но разве важно? Главное можно набить брюхо, а завтра ворота распахнутся. У барона должны быть знакомые в войске и будет чего положить в рот. На завтрак доели остатки и поползли с бывшими пленными (любопытно, что никто не вспомнил кто их схватил и имеет право на выкуп) к выходу. Один на костылях, другой за Джона держась. Больные, которым некуда было удрать, провожали взглядами, в которых присутствовала ненависть и зависть. Может не стоило так откровенно показывать близость к осаждавшим? Ему и при госпитале живется неплохо.

Они б ковыляли до ворот долго, но на пол дороги встретили первый отряд победителей. Джон невольно перекрестился с опаской, а не чтоб обратили внимания. Ему особое отношение сейчас не требовалось. Закованные в железо вояки тоже не проявили желания приветственно махать руками. Странно было б, окажись иначе. Зеленый крест на плаще и груди и маски на лицах достаточно красноречивы. Члены ордена святого Лазаря. В отличие от иоаннитов специализируются на прокаженных. Когда-то у орденов даже магистр был один, потом эти отделились. Когда и на каких условиях Джону не доложили. И все бы ничего, но они не только кормят-поят заболевших в лепрозориях, но и среди рыцарей, а также светских сержантов таких большинство. Как-то не возникает желание общаться. Говорят, мусульмане при их виде, вместо желания драться проявляют огромную резвость по части бегства. Только оставшимся в городе деваться некуда.

— Де Валуин? — спросил передний всадник, останавливая коня. — А мы за тебя помолились, как за покойника.

— Долго жить буду, — сообщил тот.

— На все воля божья, — благочестиво сказал рыцарь из ордена и все дружно перекрестились.

— Не знаешь, где Генрих Шампанский? — уже Роджер заинтересованно требует.

— Акру разделили на два сектора и короли выставили посты у ворот, которые не пускают в город остальных.

Забавно, подумал Джон. Своим же ничего не отдают. Теперь начнутся свары про раздел и требования поделиться. А станут ли благородные монархи раздавать трофеи всякой мелкоте? Похоже не собираются.

— Генрих должен быть в английском районе. Извини, нам в другую сторону. Штаб-квартира ордена возвращается в башню Лазаря.

— Тогда вы едете неправильно, — не подумав, встревает Джон. — Надо вон туда, в Монмусар.

— Местный? — спросил, глядя неприятным взглядом сквозь прорезь полотняной маски рыцарь.

Самое противное, что у таких и взять нечего. У них ничего не болит, не смотря на разложение тела и отваливающиеся пальцы с прочими носами.

— Иоанн добрый католик, — положив руку на плечо ученику лекаря, заверяет барон.

— Прежним хозяевам-христианам вернут их дома, взамен на обязательство расквартировать крестоносцев, — сообщил, теряя интерес орденец и махнув на прощанье рукой в латной рукавице, повернул в указанном направлении.

Джон глубоко задумался. Все равно дома нет, однако есть возможность захватить подходящий. Мало шансов на возвращение настоящих владельцев. Правда взамен придется кормить толпу солдат. Хотя...

Прямо на их глазах висящий на очередном здании штандарт содрали солдаты и кинули под ноги стоящим на улице. Чей бы он не был — это жуткое оскорбление. Такое смывается кровью и не удивительно, что несколько человек, из занявших строение выбежали наружу с обнаженными мечами. На них наехали всей массой кавалеристы в полной броне, тесня и ругаясь. До прямых ударов не дошло, но орали знатно. Хозяева дома отступают. Их всего десяток, а наглецов гораздо больше и к тому же конные в немалом количестве.

— Так это ж сам Ришар! — обрадованно воскликнул Роджер, показывая на одного из всадников.

— Король? — удивился Джон.

Наивностью он давно не страдал, растеряв ее по мере взросления, но монархов прежде видеть не доводилось. Даже Иерусалимский в их деревню не заглядывал. Представлялось, что одет должен быть богаче. А этот смахивал на обычного вояку. Правда конь красивый, но у арабов попадаются иногда не хуже.

— Милорд! — машет рукой Роджер, старясь привлечь внимание.

Кто-то из свиты обернулся, глянул на зрителей и окликнул короля, нечто произнеся неслышное. Тот развернулся, почти демонстративно забыв о противнике и направился к ним. Здоровенный тип, с широкими плечами, мощной грудью и руками ателета. Да и лицо симпатичное. На северянина ничуть не похож. Хотя у него мать южанка.

— Де Валуин? — соскакивая с коня и дружески обнимая, воскликнул. — Мы думали ты погиб!

Э, подумал ошарашено Джон, не прост мой раненый. Король его лично знает. Кажись выпали неожиданно правильные кости.

— Благодаря ему, — вытаскивая своего спасителя вперед, произнес Роджер. — Легкая рука у моего хирурга.

— Христианин? — строго спросил король.

Джон поспешно перекрестился.

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti .

— Amen, — хором ответили все присутствующие, тоже крестясь.

— Больно молод для хорошего лекаря, — сказал король, прищурившись подозрительно.

— А вы проверьте, милорд, — заявил Джон.

— Еще и наглый, — под смешки остальных. — Люблю нахалов. Из них обычно толк выходит, если не погибнут в первом бою. Будь моим гостем, де Валуин. Расскажешь обо всем. Генрих тоже придет.

— Конечно, мой господин, — обрадовано сказал Роджер.

Все уладилось прекрасно. Его сюзерен будет присутствовать и не требуется дальше искать. Чувствовал себя он не лучшим образом чисто физически и таскаться по городу не особо хотелось. Но у графа Шампанского осталось его имущество, включая лошадей. На стену, естественно, полез без скакуна. Откровенно говоря, лучше б и вовсе этого не делал. Это римляне награждали первого взошедшего, а он пока получил исключительно удары по телу и от падения. Удивительно, как вообще выжил. Сам Ришар сидя на носилках стрелял из арбалета, а не лез по лестнице. Впрочем, подозревать в трусости короля глупо. Он неоднократно доказывал храбрость в самых разных ситуациях. Правда никто из них прежде не видел таких укреплений, как в Акре. В Европе ничего подобного не строили. Но нормандец был на тот момент болен и нельзя от человека требовать свыше ему доступного.

Роджеру привели коня и он с трудом на него взобрался. Джон с Теобальдом шли рядом, в душе довольные. Еще немного и им пришлось бы нести на себе знатного господина. Сил у того почти не осталось, а Теобальд и сам имеет не полностью излеченную ногу. А теперь пусть скотина несет. Лишь бы не свалился по пути. Ничего, с той стороны едет какой-то рыцарь и ведет учтивую беседу. Если вдруг сознание потеряет — подхватит.

— А что это было? — спросил негромко парень и уловив, что Теобальд не понял, вояка не отличался сообразительностью, — ну, с флагом?

— Австрийский, — маловразумительно объяснил тот.

— И что?

— Герцог Леопольд V Австрийский сперва находился на жаловании у Ришара, но затем перебежал на сторону Филиппа и Конрада, вот так-то вот.

Ничего удивительного в переходе от одного властителя к другому не имелось. Хотя те могли и не понять своих вассалов, внезапно сбегающих к соседу. Хорошо еще не к врагу. Но все равно отношения от такого не улучшаются.

— А здание это в анжуйском секторе, как я понял.

Что город заранее поделили уже известно. Но уже несколько раз попадались подозрительные люди, шныряющие по улицам и заглядывающие в дома. Вряд ли там нечто можно найти действительно ценное таким образом, однако желания загородить дорогу не возникает. На хмурых лицах воинов большими буквами написано: Вы здесь теперь никто, убирайтесь с дороги. Мы новые хозяева.

— Чужой кусок захотел ухватить?

— Точно! И был бы серьезный вождь, — сказал Теобальд с презрением. — У герцога всего восемь рыцарей и осталось, так вот скажу.

С военной точки зрения значения отряд не имеет, подразумевалось. При этом приверженец Конрада Монферратского. Что они с анжуйцем друг друга не переносят и с этой стороны стены прекрасно известно.

— И туда же! Трофеи ему подавай!

Говорили только что всадники Роджеру о комиссии из 100 рыцарей, которую создал каждый из королей для решения частных вопросов раздела добычи. поэтому встает вопрос, не сознательно ли Леопольд пошел на нарушение прав Ришара после раздела города, выдвигая требования исключительно к нему. На чужой полевой знак во французской части Акры тот, конечно, не обратил бы внимания, но в своей он, вероятно, не желал терпеть сторонников Конрада, кем бы они ни были. Тут не столько денежный вопрос, сколько политика замешана.

— Ришард, — сказал идущий рядом солдат, явно прислушивающийся к их разговору, — когда увидел чужой боевой штандарт, прежде всего осведомился, кому он принадлежит, и только узнав, что это знак Бабенберга, в приступе гнева отдал распоряжение поступить с ним надлежащим образом.

— Не в первый раз, — пробурчал Теобальд, — я так скажу. Ох не в первый раз ссорятся.

— О, да! Наш король горяч и любит пускать в ход оружие. Что на Сицилии, что на Кипре! — в тоне говорливого собеседника явно ощущалось восхищение. — Он великий воин!

Джона тянуло за язык, сообщить, о необходимости кроме умения драться еще и управлять страной, не создавая дополнительных врагов на пустом месте. С французским монархом рассорился, а на Сицилии и вовсе творил непотребства. Историю эту и в Акре слышали. Нет, брат обязан был вступиться за родную сестру, которая став вдовствующей королевой Сицилии не получила от нового сюзерена обещанного содержания. Ничего удивительного, в принципе. Ей всего-то 26 лет и в любой момент может выйти замуж снова. А это означает, что немалый кусок графства уплывет к другому хозяину.

В результате свары Мессину захватили и разграбили, наплевав на то что город христианский, а они находятся в походе. Правда Филипп оказался ничуть не лучше, предложив поделиться половиной трофеев. Вот же написано, тыкал в заключенный договор. Англичане отказались. Жалко было добытого. Это, как раз, не удивительно. Но зачем было сжигать сицилийские галеры, когда судов для перевозки в Палестину всегда не хватает? Наверное, погорячился снова.

Но это еще что! В качестве анекдота рассказывали, как в Италии, в районе Неаполя он чуть не погиб от рук простых крестьян. Видимо позабыв, что не на своей земле находится в очередной раз впал в ярость от обучения неблагородными людьми ястреба для охоты. Его обезоружили и закидали камнями, аж пришлось спешно отступать. То есть удирать. В целом, не очень приятное впечатление о великом воине создалось у Джона. Хотя никто не отрицал личной храбрости Ришара.

Путешествие закончилось у бывшего королевского дворца. К появлению кавалькады там уже вовсю шла уборка и подготовка к празднику. Во дворе масса людей и все чем-то заняты. Про них забыли и никто не обращал внимания, пока откуда-то не вынырнул очередной тип в скроенной из дорогой материи котта и при золотых шпорах. С радостным криком он кинулся к Роджеру, обнимая. Совсем не старый, лет двадцати пяти, крепкий мужчина. Оказалось, тот самый Генрих Шампанский, о котором спрашивал де Валуин.

Как выяснилось по дороге из беседы с Теобальдом искомый Генрих Ш доводился племянником обоим королям. Впрочем, большими богатствами, не смотря на знатность рода, не обладал. Разочаровавшись в скупердяе Филиппе перебежал на сторону Ришара и был щедро наделен всем необходимым. Английскому монарху требовались верные воины и нередко прямо покупал их. А здесь такой удачный случай получить пару сотен настоящих рыцарей, пришедших под знаменем графа Шампани. Понятно, кроме опоясанные вассалов была толпа и рангом ниже. Любопытно, но прежде о подобных знакомствах Роджер помалкивал. Боялся большой выкуп запросят?

Как бы то ни было, обернулось достаточно удачно. Довольный возвращением старого друга граф и к сопровождающим отнесся прекрасно. Теобальд с Джоном были направлены к слугам, с приказом одеть прилично, отобрав их прежние лохмотья и вообще отнестись лучшим образом. Этому указанию они охотно подчинились. Не важно за чей счет праздник и не отдает ли широким жестом Генрих чужое добро. Не отказываться же?

Глава 3.

Июль 1191г. Полезная профессия.

Пир вышел в лучших традициях рыцарства. В набитом до отказа большом зале наиболее почетные гости сидели на специальном помосте, на виду у всех. Остальные за длинными столами вдоль стен.

Джон и Теобальдом очутились в дальнем конце, среди слуг. Франк охотно делился с окружающими своим героическим подвигами, по мнению приятеля, выдумывая их прямо на ходу и не забывал наворачивать с принесенных блюд. На длинных столах имелось не особо богатое — нарезанный хлеб, мясо прямо с только что пожаренных свиней и кувшины с вином. После предыдущего полуголодного состояния, когда и каша не всегда имела масло, возможность поглощать в любом количестве только что приготовленное на вертеле немалая удача. В близости к родовитым господам есть определенно положительные стороны.

В честь короля и сидящих рядом с ним дам бесконечно произносились здравицы, скакали с дурацкими ужимками шуты, похабно шутя под общие одобрительные выкрики. Похоже женщин это не задевало и никто не видел ничего странного, пока напрямую к тем не обращено хамство. Надо сказать, в лагере осаждающих крестоносцев находились не одни вечные спутницы армии, торговки и проститутки. Многие благородные женщины прибыли сюда, сопровождая мужей и по зову долга. Далеко ходить не надо, жена Ришара и его сестра Джоан с придворными дамами сидели прямо на виду. Правда издалека особо не разглядеть, а близко любопытного не подпустят. Ну не больно-то и хотелось. Джон подозревал, что неписанной красоты там не обнаружится. Сидение под стенами Акры еще никому не добавило привлекательности. Тяжело, голодно и множество непривычных для богатых особ тягот. Погибали не только мужчины и достаточно часто вовсе не от оружия арабов. Многих уносили болезни и голод. Хорошо известно, что во время осады умерла королева Иерусалима и обе её малолетние дочери.

Да и гораздо интереснее сытно покушать и запить хмельным, чем развлекать неуклюже привыкших к поклонению титулованных особ аристократок. Тем более обстановка за столом, чем дальше, тем больше становилась непринужденной.

— И тогда я встал и отшвырнул сарацина ударом кулака!

Сидящий рядом рыжий оруженосец хмыкнул.

— После падения со стены? — иронически переспросил.

— Именно поэтому после пришлось долго лечить, — сказал Джон, своевременно проглотив кусок. — Он встал на поломанную ногу и кости сдвинулись.

— Да! — гордо воскликнул Теобальд. — Уж наш костоправ знает, что к чему.

— Клянусь девой Марией, — продолжил Джон, — не видел сколько убил на стене, но боялись его мусульмане сильно. Никто даже не входил в комнату, где лежал.

Ну, кроме Зеида, но тот осматривал Роджера. Кому, на самом деле, сдался простой солдат. Странно, не прирезали сразу. Везунчик. Или де Валуин своим человеком признал и обещал выкуп? Вряд ли. Не было такого разговора и притащили рыцаря без сознания.

— Тихо! — прошипел второй сосед, подавшись вперед.

— Лишь тот мне мил среди князей,

Кто в битву ринуться готов,

Чтоб пылкой доблестью своей

Бодрить сердца своих бойцов , — пел лютнист.

Он и прежде нечто исполнял, но то особо не задевало и почти не слышно было за общим гулом разговоров. А теперь пел громко и звонко в наступившей тишине. Конец куплета встретили дружным ревом присутствующие. Артист сделал паузу, поклонившись слушателям и продолжил.

— Я ничего за тех не дам.

Чей меч в бездействии упрям...

— Брюнин , — сказал хриплый голос и тяжелая рука легла на плечо, — это ты Иоанн Блом?

Да, Джону от матери досталась смуглая кожа, карие глаза и темные волосы, но оскорблять себя он не собирался позволять даже королю. Повернулся и невольно сглотнул, обнаружив вместо небритого наглого слуги восхитительно красивую молодую женщину. Волосы цвета меда двумя тяжелыми косами свисали до пояса. На незнакомке были платье в нормандском стиле из шерсти, не особо приятное на здешней жаре, и белая накидка с красным крестом, как у тамплиеров. На поясе висел меч.

— Миледи? — сказал он сорвавшимся голосом, хотя давно не давал 'петуха', став взрослым. — Да, — опомнившись, — я Иоанн Блом.

... Здесь гибель ходит по пятам,

Но лучше смерть, чем стыд и срам.

— Пойдем, — приказала она и повернувшись, двинулась куда-то, даже не подумав проверить выполняется ли указание.

Он послушно двинулся сзади, с восхищением наблюдая за движениями. Шла она чисто по-мужски, широко и быстро, но смотреть сзади на обтягивающее платье, не скрывающее изумительные формы было огромное удовольствие. Джон готов был следовать за удивительной женщиной вечно.

... С шипеньем кровь по головням

Бежит, подобная ручьям, — прозвучало за спиной, когда выходили из зала.

Они поднялись на второй этаж и проводница толкнула одну из дверей, возле которой сидели на корточках две мужеподобные девицы при мечах, отличающиеся от его женщины, как мулы от арабской кобылицы. При их виде они перестали кидать кости и поднялись. Кажется, он наконец, понял, кто это. Женщины-крестоносцы достаточно редки, тем не менее, под Акрой находился приличного размера отряд. В отличие от благородных дам, сопровождающих мужей, они участвовали в боевых действиях. Многих людей, с обеих сторон, их поведение приводило в ужас. Недостаточную силу они компенсировали запредельной жесткостью. Экипаж захваченной галеры, пытающийся прорвать блокаду, пытали до смерти, взяв на абордаж судно. Возможно это просто слухи, но очень характерные. Во всяком случае в том бою, как и во время штурма, они участвовали, без всяких сомнений.

Судя по отсутствию попытки остановить охранницы прекрасно знали зачем привели сюда Джона. Внутри и ему стало понятно с первого взгляда. На тюфяке, без всякого присутствия кровати, лежала женщина. В полутьме рассмотреть особо не получится, однако запахи ни с чем не перепутать, как и смутное ощущение боли, которое ощутил еще за дверью, а здесь аж плеснуло.

— Откройте окно, — приказал резко, наклоняясь над больной.

Почему-то европейцы старались закупориться как можно сильнее. Учитель утверждал, напротив, пользу свежего воздуха и света. Главное не на болотах, где миазмы повсюду. Да в этих землях под горячим солнцем недолго элементарно зажариться в закрытом помещении. Неужели до сих пор не сообразили.

Под повязкой нога вздулась и покраснела. Не надо даже снимать, чтоб увидеть. Женщина без сознания, иначе б металась от грызушей боли. Еще немного и придется ногу отрезать. А подождать чуток и можно просто отнести на кладбище. Не выживет.

— Я не врач, — сказал он, оборачиваясь к красавице. — Всего лишь ученик.

Неумело подстриженные волосы, падали косой челкой на лоб, пряча восточные карие глаза, заодно придавая вид человека себе на уме. Бесполезно такому угрожать. Надо польстить.

— У нас и такого нет, — сказала она со вздохом.

Если в городе на пятнадцать тысяч жителей в день будет две сотни раненых и больных, а на второй еще столько же, им некуда элементарно обратиться, пусть и имея деньги. И ведь нет смысла держать в таком городе десяток дипломированных врачей. Они будут в обычное время перебивать друг другу заработки. А в армии эта цифра не предел. И все равно, кого спасать в первую очередь станут? Графов с баронами. Не удивительно, что зашивали собственными силами. Кстати, частенько не худший вариант. Все равно при тяжелых ранениях истекают кровью еще на поле сражения, не дождавшись помощи. А если ушел на своих двоих уже имеешь шанс обмануть смерть. И вояки прекрасно знают какие настойки и методы использовать при подобных травмах. А чего серьезное, так восемь из десяти умрут и после вмешательства врачей. Ничего по-настоящему не умеют христианские лекари из Европы, а местных табибов презирают за иную веру. Не учатся и обращаться не пытаются. В результате и самозванец вроде него, с парой лет стажа в помощниках, может рассчитывать на уважение и хороший заработок. Хотя настоящий врач не меньше шести лет познает науку спасения больных, прежде, чем ему доверят нечто серьезное самостоятельно. Сейчас самое время показать себя во всей красе. Удача сама в руки идет. Они находятся во дворце короля и слух о хорошем специалисте так или иначе пойдет.

— Де Валуин сказал у тебя рука легкая.

Угу, а как помрет, так мне отвечать, подумал без особой радости Джон. Ты взялся лечить, значит обязан знать любую болезнь и избавлять от нее.

— Попробую, — глядя в бездонные синие глаза, в сочетании со светлыми волосами убийственно на него действующими. — Мне нужна моя сумка.

Фактически все в ней лежащее он так или иначе украл в больнице. Готовился, на всякий случай. Рано или поздно пришлось бы уйти, а стоил сундучок с нужным набором неподъемные деньги. Вот и пришлось, осторожно, с большими перерывами тащить. Далеко не все, что запланировал, но его ученичество внезапно закончилось. Два ампутационных острейших ножа, пила, сильно изогнутые нож с ножницами для проверки ран, расширитель, применяемый для извлечения стрел, парочка щипцов, включая зубные. И всякая мелочь вроде игл, нитей, материала для повязок. Все это далеко не дешево и могло пригодиться, как и некоторые настойки во флакончиках. Сознательно не подписывал, прекрасно зная в какой что содержится. И не украдут, и лишний раз морочить голову не станут.

По части ран он вполне способен неплохо поработать, а вот болезни и браться не собирался. Или искать камни в мочевом пузыре. Как это делать он видел и повторить даже с собственным специфическим способом обезболивания не стремился. Слишком опасно. Врачи стремились любую операцию проводить максимально быстро, чтоб человек не загнулся от боли и потери крови. Зеид ибн Саид мог за тридцать секунд ампутировать ногу! Ему до таких высот еще долго набивать руку. А по дороге к хорошему врачу непременно ждет толпа умерших. И далеко не все родственники безобидны.

— И ничего не обещаю даже с имеющимися инструментами и снадобьями.

— Где? — потребовала она резко, глядя на охранниц.

Одна из мужикоподобных девиц выскочила за дверь.

— Вам придется помочь, — сказал Джон, — госпожа...

Пауза была хорошо заметна.

— Мод де Валонг, — представилась красавица.

— Ей дали опиум?

— Да.

— Сколько?

Она беспомощно пожала плечами.

— Пока не сумела заснуть.

Может и к лучшему, подумал Джон. Проще будет работать. Ничего баба не соображает, обдолбанная . Насколько можно убирать боль зависело от состояния пострадавшего и квалификации помощников. Внезапное исчезновение страданий во время операции непременно бы насторожило всех присутствующих. Лишние вопросы ему не требуются, как и внимание чрезмерное. Достаточно прежнего поведения священника еще дома. А сейчас никто и не разберет причину облечения. Опиум в излишней дозе.

Вслух он возмутился, как можно не знать количество лекарства. Должна почувствовать вину и, если что пойдет не так, не винить недоучку. Она по-прежнему действовала чрезвычайно возбуждающе, но привычка к осторожности взяла вверх. Отвлекшись на привычные действия Джон слегка успокоился. Когда приволокли его инструменты принялся уверенно распоряжаться. Женщину требовалось крепко держать, что не дергалась. Четыре здоровые бабы по указке Мод этим занялись, а ее саму отправил в угол читать молитву. Откровенно говоря, абсолютно не требуется, но хуже ведь точно не будет и создает правильный образ лекаря.

Дальше работали руки, пока в голове звучали хорошо знакомые слова в исполнении Учителя. Хирургическое лечение любой раны сводится к раскрытию (рассечению) и удалению инородных тел, мертвых и нежизнеспособных тканей (иссечение). Женщина замычала от боли даже сквозь наркотический сон, с убавленной лично им болью, сквозь вставленный в рот кожаный ремень, впишись в него зубами.

— Держать! — гаркнул на баб, послушно навалившихся на раненую.

О, вот оно! Когда в первый раз зашивали не углядели обрывки ткани. Извлечь, обработать, обязательно вскрыв все карманы и обеспечив беспрепятственный отток раневого отделяемого. Зеид был уверен, что гной сам по себе отравляет, хотя никто из авторитетов этого в своих книгах не утверждал. Будем считать он прав и попадание в крупные кровеносные сосуды приводит к смерти. Проследить все равно невозможно, зато работать по его методике — легко.

— Все, — сказал со вздохом, вставая с колен и мысленно проклиная себя за тупость. Допустим в поле стола взять негде, но здесь то приволокли б по первому слову! Мог и подождать. Стоя намного удобнее.

— А зашивать? — с недоумением спросила Мод.

— Пока не начался процесс заживления, — максимально уверенно заявил Джон, — важно обеспечить свободный отток раневого отделяемого и покой. Так советует Маймонид . Египетский врач султана, — уточнил, осознав, насколько глубоко недоумение слушательниц.

Лет тридцать назад он даже жил в Акре и Зеид с ним лично был знаком. Правда насколько это идеи иудея или бен Саида Джону было неизвестно. Не помнил он такого в медицинских книгах, зато на практике освоил у учителя и был уверен в действенности методики. На имя сослался исключительно для солидности. Все ж известный многим авторитет.

— Повязка, холодные компрессы и немного опиумной настойки. Я сам сделаю, только достаньте спиритус.

Судя по недоумению на лицах они и об этом не в курсе. Зря пытался на латыни сказать. С таким же успехом можно было попросить аль кохоль. Все равно бесполезно.

— На нем разводят благовония, уточнил Джон. — Ладно, сам найду, но это дорого.

— Конечно, оплатим, — согласилась Мод с облегчением. — Бригита, сходишь с господином Брюнином.

Он предпочел бы, чтоб с ним пошла сама красавица, да и именоваться иначе, но уже понял — девушка у этих вроде командира. Начальник сам не шляется за покупками. На то есть рангом пониже. И все ж не стоило спокойно соглашаться на все.

— Мой род получил сеньорию как вассальное владение от первого графа Антиохийского, — произнес достаточно громко с нажимом. — Достаточно большой и очень богатый фьеф , который позволял моим предкам ставить под знамя и десять пятнадцать конников, и не меньше полусотни пехоты. Не наша вина, что сложили головы под Хаттином и сейчас на моей земле кроме пепелища ничего нет.

Сказал и остался доволен собственным красноречием. Расцвет владений давно прошел и на самом деле цифры не мешало урезать втрое. К тому же, не произнеся ни слова вранья создал впечатление, что он потомственный дворянин. Признанный бастард сын барона, но все равно в глазах многих ублюдок. Если, конечно, не аристократ или сын короля. Увы, ни богатства, ни земли ему не досталось. Тем не менее, для окружающих намек достаточно ясный. Не из канавы вылез, а имеет родовитых предков, пусть и занимается ремеслом.

— Меня зовут Джон де Блом!

Претендовать на соответствующую приставку вряд ли честно, но теперь какая разница! Приставка де означает 'из'. Джон из Блома, что соответствует истине.

— Я не хотела обидеть, — сказала Мод, после еле заметной паузы. — Прости. Но ты знаешь, где достать нужные лекарства?

— Да, конечно.

— Вот и прекрасно.

Практически сразу она принялась отдавать распоряжения и через четверть часа вместо нормального отдыха он уже шагал по направлению к прежней больнице. По бокам шли две девицы в кольчугах и при мечах, как и остальная свора этих странных крестоносцев женского пола. В придачу рядом бежал огромный волкодав, на котором вполне можно было б пахать. Пастушьи псы такого размера не бывают. Таких крупных до сих пор не встречал. Достаточно дружелюбный, чтоб дать себя погладить. Шерсть жесткая, такую зубами не так просто порвать. Наверняка для охоты на крупного зверя выводили, но можно не сомневаться, по команде вцепится в любого человека. И противник поопаснее иных воинов. Не зря на шее жуткий ошейник с шипами. Просто так чужой не схватит.

Носящие крест бабы, полученные в качестве охраны и присмотра, оказались достаточно симпатичны, если не считать шрама на щеке у одной и кривых ног у другой. Они обменивались замечаниями насчет Джона, включая находящиеся в штанах сокровище, через его голову в полный голос, несомненно рассчитывая заставить покраснеть. Застенчивым он отродясь не был, а не случись войны наверняка был бы женат. Да и к девкам уже неоднократно заглядывал, пусть и не очень часто. Но это в последний раз произошло почти месяц назад и он невольно поглядывал на женщин, размышляя на соответствующую тему в ответ на реплики. Вслух произносить не пытался, подозревая, что плохо закончится. Шутки шутками, а вдруг примут за оскорбление. Все ж не очень представлял, как правильно вести себя с такими созданиями. На правильно воспитанных женщин они походили мало. Грубые, пропахшие потом, машинально хватающиеся при малейшем взгляде встречных за оружие. Оборванная одежда, немытые волосы, свитые в косу, грубый говор, с божбой и богохульствами через слово. И не поймешь, где для него, а где постоянное.

Больница опять была переполнена, как и весь близлежащий квартал. Буквально селедки в бочке на небольшом пятачке, но на этот раз уже кто попало. Дома отдали в пользование вернувшимся христианам и под постой армии, хотя большинство все равно находилось снаружи стен. Но вот заложникам требовалось место для проживания. И многие набились сюда. Зеид по-прежнему был готов принять любого нуждающегося, но смотрели нынешние жильцы на победителей без особой приязни. В душе Джон порадовался, что явился не один. Вряд ли кто посмел бы ударить, однако выслушивать гневные речи особого настроения не имелось.

— Ага! — вскричал учитель при его виде, — очень своевременно. Пойдем со мной!

Маленький и уже в пожилом возрасте, когда увлекался идеей, становился энергичным и неожиданно сильным. А скальпель в руках держал твердо, не смотря на возраст.

— Я собственно зашел попросить некоторые лекарства продать, — растерянно сообщил на арабском Джон, отмахиваясь от напрягшихся женщин, ничего не понявших.

Что маленький человечек вряд ли представляет серьезную угрозу они догадались, однако, что делать не представляли.

— Потом, — нетерпеливо воскликнул Зеид, увлекая парня за собой, цепко держа за рукав, — все потом. Тот самый случай! Ребенок с воспалением дыхательных путей! Процесс пошел в гортань и ниже. Ты обязан провести операцию!

Учитель Джона был великим врачом. Придумал новый способ лечения. В подобном состоянии ребенок не мог дышать и почти всегда умирал. Ибн Саид нашел возможность спасти и даже несколько раз добился успеха. Он вводил в рот ребенка левый указательный палец и захватывает им надгортанный хрящ, а правою рукою посредством особого инструмента вставлял в гортань ребенка бамбуковую трубочку. Она оставляется в гортани, утолщенная головка, лежащая на связках, мешает проскользнуть в дыхательное горло, давая возможность набирать воздух. Когда надобность минует, трубка извлекается.

Но ему мало оказалось лично спасать детей. Вознамерился научить Джона. И все б хорошо, да требуется немалый навык легко и без ошибки ввести трубочку в больную гортань кричащего и испуганного ребенка. Кто такого никогда не пытался сделать, объяснить невозможно. Тренировки на трупах нисколько не помогают. Покойник не орет и не вырывается в испуге.

— Из меня не получится хороший врач, — сказал вяло ученик. По прежнему опыту он знал, сопротивление бесполезно. — Разве хирург.

— Пускающий кровь брадобрей найдется и помимо тебя, но если придет страждущий и ты не сможешь ему помочь, потому что отказался учиться?

И ведь это он вовсе не декламации излагает. Все гораздо проще и жестче. Если учитель отбирает нож у ученика и заканчивает операцию самостоятельно у него ничему не научишься. Так Зеид неоднократно говорил. И на закономерный вопрос, ничуть не сомневаясь, подтвердил, нельзя воспитать врача, щепетильно относясь к пациентам, как бы тебе не было их жалко. Молодые люди не могут стать настоящими лекарями, пока смотрят со стороны. Брызгающая под ножом кровь, содрогание тела сымитировать невозможно. Ты обязан попробовать своими руками. Кто-то умрет от неопытности? Это неизбежно для любого оперирующего. Иначе не бывает. У всех происходит. Зато спасая кого-то ты обретаешь уверенность в своих силах.

Это была девочка лет трех, когда-то пухленькая, а сейчас с обтянутой кожей черепом и хорошо знакомым выражением тоски в глазах, какое бывает у задыхающихся людей. Она дышала тяжело и с хриплыми всхлипами. Еще немного и совсем не сможет. Ее привязали к кушетке за руки и ноги. Родителей выгнали наружу. Учитель заставил их читать суру 'Ат-Туба'. И не дай бог ошибиться! Она включает в себя аж 129 аятов и наизусть немногие помнят. Всегда можно сослаться на чужую вину. Где-то в тесте неправильность, потому операция не удалась. Метод Джону хорош знакомый и понятный. Иногда люди реагируют неадекватно на происходящее, особенно с их детьми. Близкие не должны видеть подобные процедуры, а здесь занятие имеется.

В рот вставляется расширитель, девочка мучительно мычит, а Джон поспешно ищет пальцем вход в гортань. В такие минуты и его тайное умение убирать боль не помогало. Тут страх, в основном и невозможность вдохнуть. Хирург должен подавлять в себе любые эмоции, выполняя только главную задачу: завершить операцию как можно точней и как можно быстрей, чтобы больной терял меньше крови и чтобы все правильно срасталось, учил его наставник. Однако отстраняться от умирающего ребенка не так просто. Дважды ткнул не туда, во влажное и дергающееся и внезапно обнаружил искомое. Быстро ввел трубочку и вынул все остальное. Послышалось характерное свистящее через трубку дыхание и ребенок закашлялся.

— Все, — сказал Зеид, погладив по волосам девочку. — Уже закончили. Не вздумай выплюнуть.

Через пару минут она уже спокойно спала, дыша ровно и свободно, а родители ползали на коленях, норовя поцеловать руку врачу. Джона такие вещи не задевали. Без ибн Саида он бы и не взялся, даже прочитав о методе. Вся заслуга на том. А вот женщины-крестоносцы, так и сопровождавшие повсюду, смотрели совсем с иным выражением. Они-то видели, кто спас больную. И это было откровенно приятно.

— Зря ты не остался, — сказал Зеил с упреком. — Еще пара лет и стал бы неплохим врачом.

— Не думаю, что когда за заложников внесут выкуп мне будут рады на мусульманской стороне.

Если кто и сомневался в его истинной вере, теперь тайны не осталось.

— Ненавижу войну, — с чувством сказал учитель. — Почему нельзя жить спокойно?!

— Пока существуют люди им придется драться за землю и родных. Иначе не бывает. Спокойная жизнь приводит к увеличению населения. И если они не хотят умереть от голода идут к соседям. Дело не в вере, она лишь предлог для сведения счетов. Мусульмане точно также бьются с мусульманами и христиане с христианами, когда иноверцев рядом найти не могут.

— Мой сопливый философ-недоучка, — ласково произнес старший, отбивая желание спорить. — Что ты там говорил про лекарства?

— У меня целый список, — с готовностью заявил Джон, ничуть не обижаясь на насмешку. Он прав и для подобных выводов не требуются глубокие знания. — Они, — кивнув еле заметно на крестоносцев, — заплатят, сколько скажете.

— А ты, как всегда, под шумок и для себя чего-то прихватишь, — весело сказал ибн Саид. — Полагаешь не подозревал, как проворачивал иные делишки? Куда два скальпеля и пила для ампутации делись не подозреваю? Никогда не недооценивай начальника. Он не всегда молчит от незнания. Ну-ну, — хлопнул по плечу, — экзамен сегодня сдал, уходишь на вольные хлеба. Получишь кое-что для себя в подарок. За минусом уже украденного.

Глава 4.

20 августа 1191г. Резня.

Бренис открыла глаза, в которых не осталось сна. Она всегда так просыпалась, сколько себя помнила. Сразу и никогда не таращилась в недоумении по сторонам, пытаясь вспомнить где находится. Даже после обильного возлияния. А вчера они вовсе выпили немного, в основном для куража. Она не настолько глупа, чтоб не замечать, как смотрит ее любовник на Мод де Валонг. Конечно, и у Бренис красивые густые волосы и яркие зеленые глаза, но хватает ума признать, в сравнении она проигрывает. Дело отнюдь не в происхождении. В конце концов и она дочь рыцаря, пусть и бедного. Было нечто в Мод необъяснимо женско-притягательное, не смотря на должность и умение драться. Достаточно посмотреть на реакцию мужчин, когда просто проходит мимо.

Но получила парня все ж она, а не Мод, подумала с усмешкой, прижимаясь к спине Брюнина. Он был горячим и грел не хуже жаровни. А еще умел доставить удовольствие. Она и прежде ложилась с мужчиной, точнее с бывшим мужем, однако не часто. Он был в возрасте и не слишком ее беспокоил. А когда случалось, все происходило стремительно и нетерпеливо. А этот не делал одолжение, а был снисходительно допущен вначале. И в первый раз изрядно постарался. Она не настолько захмелела тогда, как изображала, норовя отбить у Мод и выиграть у подружек пари. А потом и вовсе притворяться забыла, растворившись под ласками в блаженстве. И уже не важно, что отряду требуется лекарь. А он, сколько не отрицает, достаточно умелый. Отпускать его не собиралась совсем по другой причине.

Может он и догадывался, что получил невидимое клеймо и другие не посмеют подойти с завлекающей улыбочкой змеи, но никак этого не проявлял. Парень очень себе на уме и единственное слабое место, не нравится, когда называют брюнетом. Про прошлое Джон говорить не любил, но мать у него точно из местных, потому и смуглый. Видать неоднократно тыкали этим, хотя что такого ужасного? Черноволосым нравятся блондинки, северянам — южанки. Если, конечно, они нормальные люди. Всегда интересно нечто непривычное. Безусловно, то не касается веры, исключительно внешности!

Джон вздохнул и повернулся к ней лицом.

— Сколько можно тереться о меня грудью, — прошептал, притягивая к себе.

Правду ему говорили, франкские женщины холодные только с вида. Если нежно приласкать, коснуться губами шеи, целовать груди, гладить бедра и медленно скользить ниже, вспыхивает не хуже его прежней армянки. Эту с детства отец воспитывал, как воина, за неимением сыновей, она и ведет себя порой, как мужчина. Но под кольчугой и тканью тело женское и оно хочет любви, как и обычных девушек. Не догадаться, что на него устроила охоту было невозможно. Но ведь не уродка и не сильно старше его.

Он коснулся губами шеи и почувствовал бешеный стук пульса. Руки обняли его и Бренис прижалась, не дожидаясь продолжения. Он провел пальцами по женскому бедру, резко повернулся, переводя ее наверх.

— Садись, приносящая победу, — это и означало ее имя, сказал.

Это не по-христиански, позволять женщине себя оседлать, но так она сама может двигаться. Он только поглаживает бедра, глядя в искаженное страстью лицо. И это изумительное ощущение. Взрослая, умная женщина в твоей власти. Она прежде знала лишь одну позу, неизвестно чего боялась и приходилось уговаривать и долго ласкать, прежде согласия. Природа женская взяла свое и теперь охотно старается. Ты ее касаешься и меняется ритм дыхания и звучит томный вдох.

Вот вскрикивает в голос, несомненно в соседней комнате с завистью навострили уши, и ложиться на Джона. За высшим наслаждением последовало мгновение беспамятства, а потом принялась с благодарностью целовать его тело. Потом они лежали, обнявшись и думали каждый о своем.

Она, о том, что король хочет держать их отряд в качестве охраны Беренгерии Наваррской и его сестры Джоан. А они не для того сюда стремились, чтоб торчать в Акре и не попасть в святой город. Бренис достаточно рассудительна и догадывается, что Иерусалим может оказаться вовсе не тем, из мечты, небесно-прекрасным. А очередным тесным и вонючим восточным городом. Но детские впечатления отбросить не так легко. Ум — одно, сердце говорит иное. И шли они освободить от сарацин, а не забавляться с мужиками, как бы это не было прекрасно. Чем скорее в поход, тем лучше.

Он трезво размышлял на очень похожую тему. Однако мысли его шли в иную сторону. Акра сдалась Филиппу и Ришару, которые имели договор о разделе добычи еще с Европы. В результате огромное количество народу остались ни с чем. Приглашенные в качестве посредников рыцарские ордена были крайне заинтересованы в хороших отношениях с монархами. Зато монферратским кланом не особо дружили. В итоге договор утвердили, оставив всех, помимо французского и английского короля с носом и наплевав на священное право на трофеи.

19 июля состоялась общевойсковая сходка тех, кого не допустили к разделу добычи. Протест был направлен против обнаглевших руководителей похода и оба дали невразумительный ответ. Под стенами Акры с самого начала отряды переходили от одного к другому командиру похода. В теории Филипп с Ришаром равноправны. На практике всегда важнее имеющий больше воинской силы. Помимо отрядов, связанных вассальными клятвами, в армиях всегда присутствовало огромное количество независимых воинов. Их услуги просто покупали. Филипп предложил им плату в три золотых в месяц, а Ришар их перекупил, предложив четыре. Он вообще греб все под себя при первой возможности. Например, ради сокровищницы Комнина затеял завоевание Кипра. Более того, в обмен на отсутствие грабежей английский король обязал киприотов выплатить ему половину стоимости имущества каждого. А потом ещё и продал остров тамплиерам. Понять можно, ему приходилось содержать немалого размера армию за собственный счет, однако для французского короля смотрелось крайне обидно такое поведение. В договоре прямо прописано все пополам, а этот зажал честную долю. Ну и что, не участвовал? Где справедливость?!

Но теперь все иначе. Кроме жалованья люди рассчитывали и на добычу, которая при успехе и удаче могла превышать в разы договоренные суммы. А теперь им показали неприличный жест. Наверное, понять монархов можно, поиздержались за поход и осаду, но остальным-то какое до этого дело! В итоге начался исход многих назад в Европу. А чем меньше остается воинов, тем больше проблем ожидает в будущем. К тому же уехал Филипп Август со своими воинами. Возможно Ришару исчезновение второго короля на руку, но пока что их величества договорились за счёт Конрада Монферратского. Уже коронованный Сибиллой, Ги де Лузиньян мог оставаться королём до своей смерти, а потом корона переходила к Конраду и его потомкам. Оставалось идти на Иерусалим, да до сих пор проблемы с заложниками.

В дверь принялись бить и не иначе ногами.

— Бренис Эйлер! — крикнули сразу два женских голоса, — немедленно выходи, — и удары возобновились.

Она поднялась с гибкой грацией кошки и накинув одним движением камизу откинула засов, высунувшись наружу. Негромко забубнили голоса и она вернулась, торопливо скручивая в косу разметавшуюся вовремя любовных игр светлую гриву. Джон уже одевался. Просто так звать бы не стали, порядок смен у них был доведен до совершенства.

— Что случилось? — помогая надеть кольчугу, поинтересовался.

Она охотно приняла помощь, но при этом встала боком, чтоб шрам на щеке не был виден. Обычно не стеснялась, бравируя. Но с ним старалась прикрыть волосами даже в постели. И это важно, если хочешь понять отношение женщины к себе. Швы на лицо надо накладывать особо точно и тонко, под самой кожей, чтобы скрыть нитки и сделать рубец менее заметным, а здесь работал самоучка и хотя последствия не такие и ужасные, все равно женщине должно быть неприятно плохо выглядеть.

— Ничего хорошего, — ответила Бренис сквозь зубы. — Саладин снова обманул.

Так называли приезжие Салах ад-Дин, не ведая, что даже искаженное имя им не является. Почётное прозвище, означающее 'благочестие веры'. На самом деле его звали — Юсуф ибн Айюб (Юсуф, сын Айюба).

— Пленных христиан обещает меньше половины вернуть, денег и вовсе не прислал.

Это было не внове. Салах ад Дин не хотел выполнять обязательства уже достигнутого соглашения, пойти на которое он был вынужден в силу необходимости. Он подозревал коварство христиан, те, в свою очередь, подлость мусульман. В любом случае, отправил королю Англии подарки и весть, чтобы тот подождал ещё немного. Но Ришар отослал дары назад, и повторил, что или всё и в срок, или заложников казнят. И вот снова деньги не пришли.

— Похоже возможность договориться окончательно потеряна.

— И?

— Заложников убьют, — как о само собой разумеющемся, сказала Бренис. — Ришар отдал приказ.

Францию после отбытия короля Филиппа в Третьем крестовом представлял герцог Бургундии. Скряга из Париса забрал свою половину сарацин-заложников, и передал их в Тир, Конраду.

— Всех? — севшим от неожиданности голосом спросил Джон.

Она посмотрела на парня тяжелым взглядом. Не трудно разобрать, мне что ли хочется?

— Нет, — произнесла ядовито, — исключительно не способных дать серьезный выкуп самостоятельно, — и вышла, застегивая ремень с мечом на ходу.

Он тоже принялся торопливо собираться, ища разбросанные вещи и не находя. Накинул котт , так и не обнаружив шапку, кинулся наружу. Дворец практически вымер, только караулы женщин-крестоносцев и охрана благородных дам. Его пропускали беспрепятственно, прекрасно зная в лицо. Бабы с мечами даже не шутили вслед, как происходило обычно. На ходу перебросился парой реплик и еще больше заспешил. Бургундец тоже отдал приказ об уничтожении пленных. И не по причине внезапного согласия с англичанином. Салах ад-Дин, разъяренный неуступчивостью врага по поводу совершенно неподъемной суммы, приказал казнить христиан, вместо возврата. Теперь у крестоносцев не было выбора. Они должны были ответить тем же образом.

Джон побежал в сторону госпиталя. Нет, он не рассчитывал устыдить или остановить начавшуюся по слову короля бойню. Но забрать хотя б учителя обязан попытаться. Ему ясно сказали часовые, командиры и богатые горожане будут оставлены в живых, ибо обещали персональные выкупы. Значит можно договориться. Или пусть крестится, хотя б для вида. Многие так и делали и их отпускали. Правда, нередко они шли потом к султану, но тут уж решать Зеиду

На самом деле, ничего ужасного не происходит. По приказу короля Англии будут казнены люди, о которых заранее договорились, что они будут убиты, если условия договора не исполнят, причем не с первого, а со второго раза и в ответ на учиненное раннее массовое убийство. Вся разница, что христиане умертвят намного больше и их не останавливает, что произойти должно в пятницу, после вознесения девы Марии. Но ведь в догматах не прописано ничего на данный счет? На то и священники, чтоб отпускать грехи, совершенные во время крестового похода. Зато убиваются сразу два жирных зайца одной стрелой.

Во-первых, все участники крестового похода после такого станут героически сражаться. Попадать в плен для них чревато нехорошими последствиями. Во-вторых, ответная казнь сарацин-заложников не могла не повлиять на отношение к Саладину в его собственном лагере. Он не сумел защитить своих, а это бесчестье. Может в том и план Ришара, а он умнее, чем кажется? Или его советники. В конце концов, отпустив мусульман он получал несколько сотен или даже тысяч врагов в чужой армии. А теперь — раз и никаких дополнительных сложностей.

Джон не успел. Еще по дороге его накрыло жутью и болью, а над кварталом повис громкий крик множества убиваемых людей. Он и прежде присутствовал рядом с умирающими и прекрасно знал ощущения. Но такого испытывать еще не доводилось. Бурный поток страданий множества людей хлынул в него, собираясь внутри. Чем ближе он подходил, тем больше доходило и вливалось внутрь. То, что он прежде считал в больнице обильным питанием, не шло ни в какое сравнение с происходящим. Это было непередаваемое чувство. Пьянящее и почти чувственное. Ничуть не хуже полученного недавно в постели удовольствия.

Он даже различал оттенки эмоций, чего прежде не наблюдалось. Вот мать в ужасе, когда ее ребенка бьют головой о стену. А это отец страдает, глядя, как насилуют дочь. Душевная боль ничуть не хуже телесной, он и прежде знал, но переживания за больных не столь сильны. Люди чаще всего смирились и не ждут ничего хорошего. А это притупляет. Почти не получал ничего. Боль гораздо вкуснее и ее всегда много. А рядом сидящий с мучающимся может запросто заниматься своими делами, не вспоминая.

Он шел, шатаясь, мимо лежащих грудами трупов к больнице, уже не особо разбирая куда и зачем. Очередная вспышка боли. Добивают раненного. Еще одна ноющая тупо в страдании жизнь внезапно оборвалась. Женщину замучили до смерти. Ноги не держали, слишком много вошло за очень малый промежуток. Все равно, как вместо стакана выпил пол бочонка вина. Вместо привычного 'черного' клубка в груди он сейчас получил нечто заполнившее все тело. Оно было везде. В мозгу, руках, ногах, даже... хм... в мужском достоинстве. Как бы не вдвое выросло. Конечно, обман, ничуть не больше обычного, достаточно потрогать, но в чем уверен, сейчас смог бы десяток девок валять без перерыва. Голова кружилась, рот непроизвольно расплылся до ушей и захихикал от подобных мыслей.

Сел у ворот, прислонившись к стене, не способный дальше идти. Да и зачем? Все мертвы. А кто нет, скоро станет.

— А этот чего здесь делает? — спросил назойливо-громкий голос, бьющий по ушам. — Ишь, ухмыляется!

— Спятил, — уверенно заявил второй.

Мимо и раньше проходили люди, насытившиеся кровью и мародерством. Но на него внимания не обращали. Крест висит на виду, да и одет по европейски.

— Точно, посмотри на него — это ж не северянин. Местный!

Джон повернул голову к беседующим. Обычные простолюдины, каких полно среди крестоносцев. Один повыше, другой пониже. Плохо одетые, с паршивым оружием, потные, грязные, с гнилыми зубами и даже здесь дыхание вонючее. Хм... Вроде раньше он так четко и далеко запахи не улавливал. Подарок от боли? Чем больше, тем лучше? А зачем ему, Христа ради, с пяти метров знать, что съел на завтрак этот вонючий тип?

— Пошли вон, — сказал хрипло, вставая.

— Да он точно сарацин! — вскричал, подзуживая, более рослый. — Решил спрятаться, нацепив чужую одежду!

Второй молча перехватил копье и ударил парня в бок. Джон отбил левой ладонью выпад треснув по древку и шагнув вперед ударил воина в грудь правым кулаком. Кольчуги на том не было и он упал на колени, когда сломанное ребро вошло в легкое. На губах запузырилась кровь и захрипел, заваливаясь назад. Очередная вспышка боли, на фоне предыдущего почти незаметно пополнила запас и так готовый перелиться через край.

Рослый в недоумении посмотрел на упавшего приятеля. Глаза расширились в испуге и широко разинул рот, чтоб закричать. Нож вошел под подбородок, убив его мгновенно. Потом Джон ударом ноги сломал шею своему первому врагу и с недоумением посмотрел на кулак. После такого должна быть хотя бы кожа содрана костяшках, а здесь все в порядке. Тут до него дошло, что натворил и быстро осмотрелся.

Прямо на него смотрел стоящий совсем рядом рыцарь. У этого ткань одежды не из дешевых, да и кольчуга неплохая. Сарацинская, со вставкой-пластиной на груди. Меч с большим красным камнем в рукояти. А на другой стороне, на поясе загнал — 'вороний клюв'. Достаточно редкое восточное оружие. Узкое острие, для пробивания доспехов и на обухе голова слона, выполняющая роль боевого молота. Хобот и все прочее лишь намечено еле заметными линиями, потому что изготовлен не для красоты, а дробления костей противника. Ни герба на сюрко, ни щита с рисунком. Шлема тоже нет. Белобрысый северянин, покрытый загаром, как у долго живущих под здешним жарким солнцем, при том куча веснушек. С квадратной челюстью, холодными бледно серыми глазами спокойного убийцы. Приходилось таких видеть неоднократно.

Джон нагнулся, подбирая копье. Висеть в петле за убийства крестоносцев он не собирался. Уж лучше погибнуть в бою. Наверняка у этих куча приятелей и сейчас набегут на зов. Кому поверят на суде? Лучше не выяснять. Рыцарь не стал ничего делать. Молча и очень демонстративно пожал крепкими плечами. Развернулся и ушел. Движения скупы и расчетливы, как у опытного вояки. Он видел все? Э, какая разница!

На ходу подхватил наконечником копья узел, оставшийся от убитых и двинулся мимо полураздетых и голых трупов. Чуть в стороне проверил. Как и ожидалось, чужие вещи в пятнах крови. Брезгливо отбросил пинком. А вот парочка серебряных чаш, несколько колец и серег с камушками — сойдет. Что наверняка сняты с людей и возможно вместе с пальцами и ушами его не волновало. Золото есть золото. Не он же его отнимал. А взять у грабителя не грех. В драгоценностях не разбирался, но всегда можно продать или подарить. Да той же Бренис. Женщины любят подношения, как и церковь.

Внутри больницы было гораздо хуже, чем на улице. Тела лежали плотным слоем и пройти, не наступая, невозможно. Кровь даже на потолке. В некоторых комнатах буквально штабелями лежат. Спасаясь от мечей бежали, топча друг друга. Сколько здесь было, когда он приходил за инструментами? Не меньше трех сотен. А теперь раза в три больше. Где-то среди них и та маленькая девочка, спасенная им, чтоб умереть сегодня. И лежат, по большей части, бесстыдно обнаженные. Мародеры сдирают даже паршивые тряпки. А вдруг нечто спрятали. Прямо сейчас несколько человек копается, растаскивая завалы из покойников. Более нетерпеливые уже ушли. Все ж зажиточных здесь немного собралось. Особо не наживешься на обычных ремесленниках. Максимум личные орудия труда. Они тоже денег стоят, но не это искали у покойников. Найти в данном аду учителя не представлялось возможным. Оставалось одно место, где он мог находиться.

Тела и там не оказалось. В кабинете было разгромлено все. Даже столик и кушетку порубили, не то из ненависти, не то в поисках сокровищ. Джон прекрасно знал, у Зеида особых денег никогда не было. Много брал с богатых и бесплатно принимал бедняков. А лекарства и питание для лежащих никогда дешевы не были. Особенно в последнее время. К тому же была и у него слабость. Жизнь коротка, говорил ибн Саид, приобретая очередной манускрипт за огромную сумму. Имею право получить удовольствие от умных речей мудрецов? Теперь все его собрание книг и свитков было разрезано, изодрано и кто-то облегчился сверху на куче. Наверное, им представлялось, что совершают подвиг, уничтожая сарацинские записи. Зачем такое благочестивым крестоносцам? Достаточно Библии, хотя они все равно безграмотные. Справедливости ради, многие мусульмане не лучше и тоже не любят грамотных. Все нужное записано в Коране.

Наверное, можно очистить, но это было выше сил Джона. Он отпихнул загаженные листы и принялся набивать мешок всем подряд. Разбираться станет потом. Все-таки половина находящегося здесь имела отношение к медицине. Рецепты и диагнозы ему не помешают. Далеко не все знает и умеет, чтоб не думали невежественные франки, способные разве пускать кровь при любом недуге. Нет, при излишнем весе иногда даже полезно для хорошего самочувствия, но не когда упадок сил в результате болезни!

Он резко обернулся, ощутив тяжелый взгляд на спине и обнаружил в дверях того самого рыцаря. Опять неизвестно зачем наблюдает и тут же отступил, как заметил. Кидаться на него желания не было, да и зачем. Враждебности не проявляет. К тому же почему-то не сомневался, что разделает его белобрысый моментально. Если дожил до тридцати с лишним и бодр, значит драться умеет неплохо. Но что ему надо?

Настроение испортилось. Машинально сунул в мешок еще и фиал для мочи. На сосуд не позарились, поскольку смотрелся крайне невзрачно. На самом деле, первейшая вещь для лекаря. По цвету и запаху многое можно понять. А этот был у учителя с молодости, вроде талисмана. Даже мыть доверял не каждому слуге. Будет память.

По дороге регулярно попались люди с чужими вещами и никому он был не интересен. Все смотрелись пьяными и возбужденными. Кое-кто готов был отдать прямо здесь и сейчас ценные вещи за кружку хмельного. Когда убивают несколько тысяч человек сразу, а потом волокут их имущество на продажу, цена трофеев стремительно падает. Стоила ли добыча смерти во время осады шести архиепископов и патриархов, двенадцати епископов, сорока графов, пяти сотен благородных рыцарей и огромного других крестоносцев? Во всяком случае, не для тех, кто штурмовал стены и дожил до победы. Погибать ради кровавых тряпок, содранных с пленников ради кружки паршивого эля?

Джону не требовалось выпить. Он и так находился по-прежнему в странном состоянии пьяного, не пригубив с утра ничего. Приходилось все время контролировать себя и шел преувеличенно прямо. Со стороны любому в глаза бросалось, насколько нетрезв. Это занятно, но крайне мешало логично мыслить. Про своих больных вспомнил уже подходя ко дворцу. Ничего особенно, благо бои закончились. Только один серьезный. Но этого уже не поставить на ноги.

Арбалетчик из Пизы, их отряд поклялся в верности Ришару, в отличии от генуэзцов, давших присягу Филиппу мужик громадного роста, плотный и мускулистый, с загорелым лицом. Весь облитый потом, с губами, перекошенными от безумной боли, он лежал на спине и при малейшем шуме начинал непроизвольно выгибаться. Затылок его сводило назад, челюсти судорожно впивались одна в другую, так что зубы трещали, и страшная, длительная судорога спинных мышц приподнимала его тело с постели .

Началось все с обычного пореза, каких у любого случается немало. И вдруг началось нечто жуткое. Такое бывает, хотя и не часто и никто не знает в чем причина. У многих отказывало сердце, но причина смерти в чем-то ином. Лечения не существовало и смерть наступает к концу второй недели почти всегда. Шел одиннадцатый день и картина типичная. Ему не долго осталось. Даже на мягко положенный мешок, набитый бумагой он среагировал очередными жуткими судорогами.

Дух медицины понять не трудно, позвучал в голове хорошо знакомый голос учителя. Вы стараетесь сделать все возможное и невозможное, но если человека не спасти, не расстраивайся. Так угодно Аллаху.

Наверное, будь он слегка потрезвее, дважды бы подумал, прежде решиться на такое. Но сейчас просто хотел поделиться с больным хорошим самочувствием. Положил руку на грудь, чувствуя напряженные мышцы и попытался вытянуть боль напрямую. При контакте всегда лучше получается. Пусть перед кончиной хотя б полегчает. Однако, в данный момент, Джон все еще был изрядно пьян от полученного прежде. Чего-то не рассчитал и почти уткнулся в арбалетчика лицом, когда рука соскользнула. Хорошо успел вовремя подставить вторую. Больной взвыл, но это оставило Джона безучастным. Он с изумлением смотрел, как из обоих его рук в тело умирающего идет то самое темное, что сидело в нем.

Самое занятное даже не неожиданный поток в обратную сторону. Он ясно видел, как несется по венам и уходит все глубже. Собственно, ничего удивительного. Яд тоже переносится кровью и попадает в мозг, вызывая мучительную смерть. Это, кстати, не выдумки досужие. Приходилось под присмотром Зеида неоднократно вскрывать мертвые тела. Хирург обязан знать, как расположены кости и ткани в человеческом организме. Иначе не получит ясности в каком месте резать. Вскрытие каждого больного, хотя бы умершего от самой обыкновенной болезни, чрезвычайно важно для понимания где допущена ошибка и насколько важно быть внимательным при постановке диагноза.

Конечно, хоронить мусульман положено до заката, практически сразу. Да и кто из родных согласится на поругание тела близкого, пусть и после смерти? Но учитель брал и нищих с чужаками лечить. Далеко не всегда те уходили на своих ногах. Материал для исследований имелся. Внутреннее строение и где расположены органы важно знать любому врачу. Никакой души в сердце нет. Кусок мяса, ничем особенным не отличающийся от такого же органа у животных. Но через него идет кровь постоянно. Вот выяснить у покойника зачем служит, к примеру, селезенка, не выйдет.

И сейчас он на живом человеке, впервые, видел, как это происходит. Намного сложнее, чем это представлялось. Два замкнутых круга. Более короткий начинается в правом желудочке сердца, а заканчивается в левом предсердии. Второй берет начало в левом желудочке, а завершается в правом предсердии. Это изумительно интересно, однако пользы никакой. В чем смысл такого божественного замысла? А главное, как показать кому бы то ни было, если он сам не находит объяснения собственному странному умению. Просто написать статью? Как, возмутятся убеленные сединами профессионалы, этот мальчишка считает себя мудрее Абн Сины и Галена?

Тут до него дошло, что он уже пол часа смотрит на удивительную картину и все это время непроизвольно продолжал делиться личными запасами. Больной уже дышит вполне нормально и не бьется в судорогах. Мокрый, правда, как из реки вылез. Но кожа уже нормальная и глаза смотрят осмысленно. А вот у самого изрядно поубавилось запаса.

— Попробуй заснуть, — пробормотал, отступая.

Похоже, сам того не понимая, излечил безнадежного. Еще не хватает, чтоб церковь заинтересовалась. Чудеса по заказу при помощи пару сотен зарезанных? Спасибо — это прямой путь на костер. Мелькнула мысль, ткнуть ножом или придушить, но так и ушла, не оформившись в действия. Случившееся явно знак свыше. Никогда б не догадался спасать людей таким образом. Идти против божественной воли? Не настолько он глуп! В конце концов, слово против слова. Свидетелей нет. Ну не помер арбалетчик и что с того? Бывает.

Джон тихо вышел, не забыв прихватить с собой мешок с добычей. В их с Бренис комнате никого не было. Можно было заняться спасенными листами, разбирая. Через пол часа он откровенно увлекся сортировкой текстов на нескольких языках. Хорошо страницы, обычно разные по форме, цвету, отделкам и даже иллюстрациям. При определенном опыте руку переписчика и художника сразу отличаешь. А многое ему знакомо, облегчая труд. Удачно нашлось очень многое из труда Абу-ль-Касима аз Захраваи. Почти целиком его книга о хирургии. Великий медик написал добрых 30 томов, однако остальное уцелело обрывками. Тем не менее здесь подробно описал, как производить реимплантанцию выпавших зубов, изготавливать зубные протезы, исправлять прикус и удалять зубной камень . Пригодится.

— Да! — сказал, отвлекаясь на стук в дверь. — Войдите.

Не смотря на обычную для европейцев одежду, принять его даже за южанина невозможно. Очень темная кожа, хотя черты лица не негритянские. На руках несколько серебряных браслетов. Когда-то, по рассказам отца, такие носили викинги, но было то достаточно давно и мода на подобные украшения давно прошла. К тому же узоры, даже на первый взгляд, какие-то непривычные. А сабля на боку и кинжал с простыми рукоятками, в отличие от украшенных накладками из слоновой кости и серебра ножен. Признак настоящего воина. Не для красования клинки. Глянуть бы еще на сталь.

— Мой господин, — с жутким акцентом, сказал на персидском гость, — просит прийти к нему глубокоуважаемого лекаря. Лошади ждут.

— Он ранен? — спросил Джон на том же языке.

Слуга снова поклонился, не отвечая.

— Болен?

Еще один поклон. Почти наверняка в глазах насмешка. Он просто не желает отвечать!

— Мне важно знать, что требуется для помощи, понимаешь? — на этот раз на тюрки.

Никакой реакции.

— Арабский знаешь? Ты курд? Аисинган ?

— Банджар , — с очередным поклоном, сообщил тот.

Знать бы еще что за народность и где проживает. Кочевники какие-то на востоке?

Глава 5.

20 августа 1191г. Странный знакомец.

Проводник отвел его за город, прямо в лагерь крестоносцев. Значит не из бывших жителей-христиан, которым возвратили дома. И не граф какой-нибудь. Родовитые жили в собственных домах. Но яркий шатер имелся и возле него торчало парочка типов, очень похожих на пригласившего слугу. Такие же темнокожие туркополы при оружии и целый табун лошадей арабской породы для них требовался. Кроме двух, на которых прибыли с дюжину, не меньше, привязаны. И три крупных жеребца для рыцаря. Значит не из бедных будет. Уже неплохо. Не зря время теряет.

Никто не спрашивал зачем явились, но люди не улыбались с подобострастием, как положено стоящим ниже. На него смотрели, как на пустое место. Сквозь. Кроме парочки у входа остальные продолжали заниматься своими делами. На обеспокоенность самочувствием командира ничуть не походило. Случайно услышанные фразы не добавили к пониманию ничего. Явно не персы, курды, армяне и не арабы с берберами. Такого языка прежде слышать не доводилось.

Джон вошел в откинутый часовым полог и понял, почему никто не волнуется о здоровье господина. С их прошлой встречи широкоплечий белобрысый рыцарь нисколько не изменился. И уж точно не стенает, получив ранение. Вполне бодр и здоров, буквально только что валял проститутку. Пышная, полуодетая девка лежала на шкурах в углу. Хотя кто ее знает, может и не профессионалка, глядя, как засуетилась, поспешно одеваясь, подумал. Мало ли какие обстоятельства.

Хозяин кинул женщине золотую монету и ткнул рукой на выход.

— Всегда к вашим услугам, — пятясь задом, сказала она. — Зовите.

Ничего удивительного. За такие деньги набежит с десяток товарок, покрасивее и моложе. Уж девочку лет двенадцати купить прежде можно было. Теперь, когда перерезали пленных, цены поднимутся.

— Садись, Иоганн, — произнес рыцарь, называя его на германский манер, причем на франкском со странным акцентом, показывая на стол, заставленный блюдами. Что имя знает, как бы не удивительно. Слуга явился не случайно. — Будь моим гостем.

Говоря, он попутно застегнул пояс с длинным ножом. Такие называют скрамасакс. Их часто используют выходцы из Скандинавии и Германии в качестве запасного оружия.

— Помощь костоправа здесь явно не требуется, — ответил Джон строптиво, почти демонстративно положив ладонь на рукоять кинжала. — Что вам угодно, господин? — и пауза с намеком.

— Меня зовут Эгиль Соренсон и я не собираюсь наносить тебе вред, прямо или косвенно. Господом нашим Иисусом Христом клянусь.

Глупо было после такого изображать упрямство. Джон сел на грубо сколоченный табурет, отметив неплохой набор блюд. Хлеб свежий, мясо с овощами, сыр, даже рис с приправами. Его крестоносцы называли сарацинской пшеницей и не очень любили. Когда имелся выбор, предпочитали другие каши. Перед ним стояла приличных размеров кружка и тарелка. Перед хозяином тоже. Он явно собирался на ночь прилично набить брюхо. Почему не подержать.

— Угощайся. Вот это мозги, — подвинул горшочек. — Очень вкусно. Мой повар большой специалист. Вымачивает, потом что-то добавляет, в проточную воду промывать и на бульоне варит. Еще здесь яйца, перец, грибы.

— Вкусно, — согласился Джон, попробовав. Если учесть, что он с утра ничего не ел, приглашение отведать пищи совсем не лишнее.

— Бери еще. Распробуй по-настоящему. И вон печень тоже на тарелку клади. Не стесняйся. Свежайшая, на пару приготовленная с горошком и рисом.

Если привыкнуть к акценту все нормально разбираешь. Не первый и не последний знакомый, коверкающий язык. Иногда в деревнях, находящихся не так далеко друг от друга говорят на ином диалекте. Ничего, привыкаешь к такому быстро.

— Те дураки сами виноваты, — небрежно заявил рыцарь, без перехода, — я видел. Если потребуется, выступлю на любом суде в твою пользу. Да никому это не понадобится. В городе и за ним тысячи трупов. Парочкой больше, парочкой меньше, — он небрежно махнул рукой. — Всех в яму кинут. Наверняка раздели сразу.

— Зачем я тебе нужен? — прямо спросил Джон, прекращая жевать.

Дико было б ждать требования денег. Тем более после обещания. Но ведь зачем-то позвал.

— Скорее, я тебе необходим.

Это и вовсе не лезло ни в какие ворота.

— Научить кой-чему важному. Видишь ли, придется говорить издалека, иначе сложно понять. Ты ешь и пей, а заодно слушай. Вино, кстати из Прованса, а не местная кислятина. Еще римляне виноградники сажали.

— Действительно, приятный вкус, — согласился Джон, налив из кувшина и выпив. Подумал и снова наполнил кружку. Будет чем запивать выставленную вкуснятину.

— Я дан, — сказал рыцарь. — Домашняя легенда говорит, среди предков были викинги, грабившие всех подряд и даже конунг, обрюхативший прабабку. Так или вранье, но когда родился, отец владел крестьянским хозяйством с лошадью, тремя коровами, небольшим участком пахотной земли, куском торфяника и лодкой, чтоб ловить рыбу. Еще свиней держали и гусей. Концы с концами мы сводили еле-еле, поскольку пятеро детей всегда хотели жрать. Именно так, — весело сказал на взгляд Джона, — аппетит у меня в те времена был всегда. Когда забивали порося, такой праздник был, аж пару дней полное брюхо! Мне шел шестнадцатый год, пора жениться, но взять в семью могли только такую же бесприданницу, тем более третий сын и наследство не грозило. Всю оставшуюся жизнь горбатиться на старшего брата? Нет, мы с ним ладили, однако малопривлекательное будущее. Идти в монахи? Увы, не испытывал желания умерщвлять плоть и обходится без женщин. В молодости мечтаешь о другом. Богатство, слава, титул, много красивых баб и все такое. И тут, как будто кто-то услышал мысли. Папа Урбан II призвал освободить святую землю и гроб господень. Как до нас дошел слушок, взял посох и навострился в путь.

Джон медленно положил ложку, глядя на красноречивого. Это было лет сто назад!

— Не выгляжу на свой возраст? — откровенно усмехнулся тот, прекрасно поняв взгляд. — Иногда это серьезная проблема. Находиться на одном месте долго не получается. Даже землю получить не выходит. Рано или поздно люди замечают, что не старею. Непременно найдется кто-то, говорящий про руку дьявола.

— А ты не продал душу? — с подозрением, спросил Джон, ничего не понимая. Он сумасшедший или обманщик? Не живут столько.

— Нет, мальчик. Я не слуга дьявола. Я такой же, как ты и в это главная причина ухода из родного дома.

— Ты о чем? — напрягшись, переспросил Джон.

В голове метались панические мысли.

— О том самом, — широко улыбнулся датчанин. — Иногда рождаются люди, способные съедать чужую боль. На самом деле их не так мало. Просто большинство не понимают, что делают. Мы ведь творим это не сознательно, как дышим или глотаем, но кто-то больше, кто-то меньше получает чужого страдания. У очень немногих развито нормальное усвоение.

— Я не понимаю. О чем речь?

— Ну-ну, не изображай дурака.

— Я не об этом! — решившись, потребовал Джон. Впервые он столкнулся с человеком, который не просто знал, о чем идет речь. Он готов нечто подсказать и не собирается тащить на костер. — Таких много?

— Разве тебе не встречались обожающие причинять увечья другим? Пытать людей без причины? Им приятно от этого. Любой ремесленник, имеющий постоянно дело с мучениями, например, забойщик скота или без причины распускающий руки с женой или детьми, почти наверняка бессознательно получает наслаждение. Возьми профессионального палача — почти наверняка из детей Ночи.

— Из кого? — севшим голосом, переспросил Джон.

— Мы не слуги дьявола, — твердо заявил Эгиль. — Договоров с рогатым не подписываем, душу не продаем. Я хожу в церковь и верю в Господа нашего милосердного и его непорочную мать, — перекрестился. — От святой воды не корежит и получил, — тут он ухмыльнулся, — отпущение грехов от кардинала Гвидо из церкви Сан-Марко. Если мы рождаемся такими, значит это нужно Ему!

Оба перекрестились совершенно машинально.

— Ешь, — позволь быть добрым хозяином.

Джон машинально положил в тарелку новую порцию мозгов из горшочка и отправил в рот ложку.

— Вкусно?

— Да. Но я б хотел...

— Я знаю. Это просто название, — помолчав, произнес, — чтоб отличать таких от обычных. Боль — это тьма. Но мы избавляем от нее, а значит делаем светлое дело, чтоб не болтали невежественные...

Джон невольно отметил странное для воина слова. Слишком уж умный.

— ...людишки. Никакой магии, с призывами демонов и прочей ерунды. Облегчаем мучения. Понимаешь?

— Спасаем, избивая родичей?

— Только не говори, что в детстве не прибил пару собак. А в больнице не кормился на чужих страданиях.

Джон невольно отвел глаза.

— Вот для этого и требуется помощь, чтоб научить держать себя в узде. Ты ведь явно умеешь много больше любителя распускать руки. Я видел, там у больницы. И как ты убил первого тоже. Пустой рукой? Нет, мальчик. Ты прикончил его силой, взятой у других.

Он вытащил из ножен скрамасакс, и пальцами, не показывая усилий, принялся скручивать лезвие. В какой-то момент оно не выдержало и с жалобным лязгом сломалось, но кольцо вышло впечатляюще. Что это не факирский фокус Джон знал сразу, разглядев тонкую, хорошо знакомую дымку. В датчанине он до сих пор ничего не видел, но сейчас рассмотрел. И когда тот передал ему останки неплохой стали уже не удивился.

— Видел силу?

— Да.

— Только сильные Дети Ночи на это способны, — с каким-то удовлетворением, произнес Эгиль. — Внимательно смотри и показал нарочито замедленно на обломке прежний фокус. — Работают не пальцы, твоя внутренняя энергия перетекает. Можешь не бояться обнаружить себя перед обычными людьми. Но с ней нужно обращаться осторожно. Брать и отдавать со смыслом, не привлекая излишнего внимания. Особенно, когда мечтаешь кого со света сжить. Это легко и никто не определит причину смерти, нужно всего лишь остановить сердце, сжав его. Достаточно касания к голой коже.

Джон невольно отодвинулся от протянутой руки. Эгиль усмехнулся.

— Этому приходится учиться, но может в будущем пригодится. А пока копи и зря не трать. И тогда ты будешь жить долго. Очень долго. Не старея. Это возможно.

В голове у парня шла бешеная работа, хотя с виду он лениво ковырялся в остатках пищи. Учитель как-то сказал: там, где человек не видит угрозы своей выгоде, он легко способен быть и честным, и гуманным. В чем корысть дана? Зачем тому нечто дарить просто так. В щедрость без причины не верил. Не приходилось прежде сталкиваться. Все и всегда нечто выгадывают. Даже подавая милостыню нищим стремятся получить одобрение от бога. А здесь вдруг — бери. Почему тогда не подошел сразу, еще в больнице? Стоял, смотрел и молчал. Не похоже, что такой способен растеряться от неожиданности. Что-то ему надо и сильно. Разобраться бы, прежде чем увязнет по шею. Значит, что? Никаких обещаний служить. Ни в коем случае. А взять все возможное, почему нет.

— Ты, действительно был в первом походе? — помолчав спросил Джон.

— О, да! Опоясанным рыцарем я стал уже в Иерусалиме. Сам Роберт Фландрский оценил оказанные ему услуги. А вначале шел с обычными мужиками, поскольку и сам один из них. Вместо копья — палка с наконечником от косы, дубина замещает меч и боевой молот. Мы шли за Петром Отшельником и по дороге грабили всех подряд. Без разбора. Христиане или мусульмане, католики или ортодоксы, какая разница! Кушать надо? Зерно, скот, вино или что-нибудь еще вкусное отбиралось без зазрения совести. Ведь мы шли освобождать Иерусалим, имеем право!

Он говорил неспешно и не похоже, что испытывал некие сильные эмоции. Будто о ком-то другом повесть вел. Может через сотню лет все это смотрится иначе? Спокойнее и воспоминания не вызывают ничего. Тогда Джон не прочь тоже позабыть кое-что неприятное из прошлого.

— Кстати, по дороге понял одну вещь. Нельзя просто забрать боль. У меня был приятель, стерший ноги. Хотел помочь и в результате он шел и шел, не замечая проблемы, пока не умер от горячки из-за почерневших ран. Он не думал, что нечто серьезное, ведь никакой боли. А ведь из самых лучших побуждений старался! Спасать людей надо тоже с умом. Ты ешь, — разговор будет долгий.

— Спасибо. Сыт.

Беседа была гораздо интереснее еды, да и не хотелось больше. Приятное тепло из желудка идет. И его разросшийся до огромных размеров клубок силы в солнечном сплетении реагирует положительно, давая хорошее настроение.

— Ну еще чуток. Печень тоже неплоха. Запьем, — поднимая кружку, провозгласил. — Так о чем я... Ага, вырезали нас чуть не поголовно под Никеей. Но новые все шли и шли. Ничего похожего на нынешний поход. Тогда кроме настоящих воинов множество простолюдинов двинулись на святую землю. Конечно, объединялись. Имея командиров и общий котел все легче. И мы, тафуры, презирали знать, а те, в свою очередь, норовили использовать в качестве убойного мяса. Мы шли на стены первые и в бой тоже.

— И под Маарой был? — заинтересовался Джон.

Об этой истории он слышал еще в детстве. А потом прочитал в книге Усамы Ибн Мункыза. Мусульмане могли и приврать, но даже христиане не пытались отрицать.

— Город взяли в декабре, — спокойно объяснил Эгиль. — Продовольствия в Мааре почти не было, а окрестности разграбили еще во время осады. Армию надо было кормить, а Боэмонд не собирался делиться едой с простолюдинами. Петр Отшельник прямо благословил на случившееся, сказав: 'Разве вы не видите везде вокруг себя павших турок? Это прекрасная еда, если ее пожарить и посолить'.

Рыцарь посмотрел как-то странно.

— Да, мы их ели. Для большинства они так и остались кусками мяса, которым набивают брюха. Для таких, как ты и я, подобные блюда совсем иное. Мы поднимаемся на новую ступень. Высшую. У меня вышло случайно.

Джон неверяще перевел взгляд на тарелку с остатками пищи. Потом с подозрением посмотрел на датчанина.

— Да, — серьезно кивнул тот. — Ты правильно понял.

Парень вскочил, опрокидывая стол и кинулся к выходу. Снаружи он упал на колени, принявшись блевать. При этом не волновали шуточки смуглых слуг, наблюдающие за его рвотой. Выворачивало наизнанку, вплоть до последних остатков, пока не пошла одна кислота на его судорожные усилия. Стоя на карачках он увидел ноги и сразу за этим зазвучал голос Эгиля, произносящий нараспев торжественно:

— 'Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие' . Мы все едим плоть его. Это не мои слова и не дьявольский соблазн.

Джон поднялся и застыл на нетвердых ногах, прямо глядя на рыцаря и ощущая во рту противный привкус.

— Я ухожу!

— Не держу.

Он щелкнул пальцами и отдал приказ на все том же непонятном языке подскочившему слуге. Тот кинулся в шатер и принес сумку Джона с инструментами и лекарствами.

— Ты еще поймешь, что сделано на благо тебе и ради служения господу нашему. За все надо платить, — сказал почти с сочувствием. — Иногда кровью или иным способом. Во всяком случае повышенная заживляемость ранений и травм, а также устойчивость к ядам еще никому не мешала. Будет и другое. Приходи, когда подумаешь — объясню и помогу.

Никогда, подумал Джон, ковыляя в сторону города. И ведь даже на исповедь не пойдешь. Нельзя. Как объяснить, зачем и почему незнакомый рыцарь радушно принял и вдруг накормил человечиной, сделав людоедом?! Обвинят в клевете. Он прекрасно сознавал, что никому об этом не скажу. Не посмею. Нет, что-то Эгилю от него требуется. И это Джон должен дать добровольно и сознательно. Другого вариант не существует. Может в секту заманивает? Он же явно еретик. Про плоть в церкви не прямом смысле говорят, он слышал от кого-то еще в детстве. Любая совместная трапеза, особенно на востоке священна. Когда человек ест, он превращает пищу в свое тело. В переносном смысле совместное поедание пищи делает нас родственниками по плоти и крови. Так? Упаси от таких странных близких...

Боже! Он и не подошел в больнице, поскольку заранее собрался угостить мясом свежего трупа. Нельзя ж прямо на улице разделывать тело, да и на варку время ушло. Тут его опять согнуло в приступе рвоты. Из живота шла сплошная кислота, все уже выдал наружу и было исключительно противно. Отдышавшись, вытер рукавом рот и потащился дальше, игнорируя топающего сзади слугу датчанина. Не приближается и черт с ним. Явно ничего плохого не собирается делать, просто намеревается проследить. Можно не сомневаться, такой и в прошлый раз болтался где-то рядом. Просто он на него внимания не обратил. Откуда еще датчанин знать мог, где искать и чем занимается.

Народу во дворце почти не было. Часовые и то редки. Джона пропустили свободно, зная в лицо. Слуга Эгиля даже не пытался пройти. Из зала гул голосов. Видать опять пируют. Праздник у них. Безоружных поубивали. И так бы не пошел, после предыдущего угощения одна мысль о еде вызывала тошноту. А это и вовсе не его торжество.

В темном коридоре дворца, перед знакомой дверью, тень на полу внезапно обрела рост, заставив сердце пропустить удар. Затем узнал. Тот самый арбалетчик. И с чего пугаться? Хотели бы зарезать, сколько угодно возможностей прежде имелось.

— Доброго вечера, господин, — прогудел на лингва-франко, снимая шапку огромный мужик. — Зашел поблагодарить за спасение.

— Зайди, — сказал Джон, невольно чувствуя неудобство. Пусть ничего ужасного с его больными, но проверить обязан был. А вдруг еще кто притащился, а он даже не заглянул.

В комнате запалил лампу и насколько возможно при таком освещении принялся осматривать. Исхудал, но тут не понятно до его действий или после. А на вид абсолютно здоров.

— Тебе повезло, — говорил, изучая со всех сторон арбалетчика. — Организм сильный.

— Это — да, — согласился тот, довольно. — Таким уродился. Папаша у меня тоже был могучий. Кулаком быку в лоб, тот и сядет, ошарашенный.

— А я ничем, помочь не мог. Да и никто б не сумел. Это воля божья.

— Полагаете на меня у него виды? — ухмыльнулся арбалетчик. — Я не особо жертвую церковникам. Жадные скоты.

— Откуда ж мне знать, — рассеяно сказал Джон, изображая осмотр. — Грешник покается, мертвец никогда.

На самом деле он пытался рассмотреть, осталось ли в мужчине его сила. Ничего не видел, но проводя рукой по телу ощутил слабый отзвук. Перед мысленным взором при этом встало нечто светящееся внутри, сначала испугав, а затем всерьез заинтересовав. Можно не сомневаться, он видел ребра и легкие. Прямо сквозь кожу. Не белые кости, как положено. А нечто темное, однако слишком знакомы очертания, чтоб ошибиться. Очень любопытно и ничего не ясно. Как это вышло? Ага, он опять непроизвольно использовал свой запас, направив чуток. Следить надо за этим!

— Ничего не болит?

— Как заново родился!

Похоже он ничего не видит и не улавливает. Это только хм... Дети Ночи по всей видимости способны. Так и определяется кто есть кто?

Надо проверить на других. Вылечить схожим образом еще кого-то и сравнить. Зеид всегда говорил — один случай ничего не значит. Для правильного лечения требуется подтверждение и желательно не одно. Но тратить личную силу на чужих людей? А сколько ее потребно? В любом случае, за очень большое вознаграждение пробовать.

— Ну и слава господу нашему и деве Марии, — сказал вслух. — Здоров. Тебя как зовут?

— Рудольфо.

— Поставь Рудольфо большую свечку в церкви и помолись. Можешь обет какой дать, только без глупостей.

— Это как? — озадачился тот.

— Знал я одного рыцаря, поклявшегося не мыться пока не будет взят Иерусалим. Воняло от него! Хуже козла. Рядом стоять невозможно, глаза слезятся.

Арбалетчик довольно заржал. Приходилось таких встречать.

— Э... А сколько вам за труды?

— Я ж сказал, — раздраженно возмутился Джон. Ему не хотелось лишних разговоров и в данном случае привлекать внимание. Но молодец. Не часто больной испытывает благодарность после излечения. Чаще и не вспоминают обещания золотых гор, произнесенные до лечения. Поэтому всегда нужно получать гонорар заранее. Заодно и не придется спорить из-за размера. Не понравится — пойдет к другому. — Нет нужного лекарства ни у кого. И у меня не было. Рука свыше.

Рудольфо молча кивнул. Он и сам теперь не особо был уверен. Но когда слегка пришел в себя прекрасно видел лицо молодого костоправа над собой. И руки его на своем теле, из которых шло тепло. Но может то был бред. Или просто совпало. Парнишка осматривал, а ему как раз полегчало. Кто ж станет отказываться от заслуженного куска? Хм... Ага, вот именно, с чего бы не взять, раз возился. Странно. Ну не хочет и не надо. Будет на что выпить. Глупо совать, раз не берет.

— Почаще б с нами чудеса случались, — с ухмылкой произнес. — А пока вместо Иисуса кому-то лечить раны придется. В нашем отряде возьметесь?

Дверь с силой ударилась о стену, когда внутрь влетела разъяренная Бренис, ругаясь вперемшку на нескольких языках. Уж что-что, а грубые выражения франки на арабском усваивали моментально.

— Что случилось? — спросил Джон.

Уж точно не в присутствии арбалетчика дело. Гнев плескался в женщине еще до обнаружения чужого в их комнате.

— Король отдал приказ армии выступать на юг, во имя Господа!

— И что? — с недоумением.

— Он отправляется дальше завоевывать Палестину! А мы должны охранять его сестру и жену в Акре!

Она явно не мечтала сидеть в крепости, пока другие воюют, громя Саладина. Не для того приехала. Но далеко не все так думали. И пришлось убедиться тут же. Если Джону и так было неплохо, но он промолчал, то не все такие деликатные.

— Ну вот прямо побежали, — достаточно громко заявил Рудольфо. — Пусть сначала заплатит обещанное.

— Это кто? — спросила после еле заметной паузы Бренис.

— Я его лечил.

— Вылечил?

— Да.

— Пошел вон! — сказала она, обращаясь к мужчине.

Тот посмотрел прищурившись, перевел взгляд на Джона и почти демонстративно ему поклонившись, игнорируя дурную девку, которой мог свернуть шею, как куренку, не торопясь вышел.

Глава 6.

Будни крестового похода.

Вол взбрыкнул, как молодой жеребенок, когда ему в бок угодила стрела, войдя по самое оперение. Повозка дернулась, так что Джон не удержался и вылетел через борт. Хорошо не под ноги второму животному в запряжке. Этот уже лежал, глядя тоскливо мертвыми глазами. Теобальд недолго думая, рубанул топором лягающегося вола, завалив с одного удара, продемонстрировав выдающееся умение обращаться с подобным оружием. Так лучше, все равно успокоить быстро не удастся, а тащить груз не сможет.

Ситуация отвратительная. В первые же дни армия мусульман предприняла попытку уничтожить арьергард войска крестоносцев. Это было тем проще, что здесь телепался обоз, где собрались далеко не лучшие воины. Кроме обслуги масса всякого случайного и сомнительного народа, от проституток до торговцев. На три сотни телег не меньше четырех тысяч человек. Добрая половина без нормального оружия и защитной амуниции.

Сарацины налетели внезапно и принялись убивать лошадей и прочую тяговую силу, почти не обращая внимания на людей. Волна атакующих подлетала на расстояние выстрела, засыпала стрелами и сразу отворачивала. Затем мимо проносился еще один отряд, поражая цели. Через час обоз встал и отставший от основных сил арьергард оказался заблокированным.

— За телеги! — надсаживаясь, кричал де Валуин. — Ставь их рядом!

За время их сидения в Акре заметно Роджер оправился, но носиться туда-сюда все ж ему тяжело. Поэтому занимал положения начальника охраны обоза своего отряда. Пользуясь его расположением Джон мог даже ехать на телеге с припасами, о чем сейчас серьезно пожалел. Лучше б топал пешком, но подальше отсюда. Тем более арбалетчики из Пизы благодаря знакомству с Рудольфо охотно бы приняли. Мечтать о несбыточном было не ко времени.

— Лошади не пойдут на повозки и можно бить сарацин сверху!

Обозники торопливо разворачивали, ставя в два ряда или валили на бок телеги. Хоть какая-то преграда. Немногочисленных уцелевших животных отводили в глубину лагеря. Их нужно сберечь, на случай прорыва. Женщины и слуги тоже деловито готовились. Все прекрасно сознавали, что их ждет после поражения. Сарацины наверняка захотят отомстить за резню в Акре. Шансы уцелеть есть разве у молодых красивых девушек, но и их участь, наверняка, будет печальной.

— Вот не хотел же идти снова в поход, — достаточно громко сказал один из лучников, вытирая потный лоб.

Мечтающих маршировать по жаре оказалось неожиданно мало. Большинство иностранных паломников — немцы, фламандцы и прочие французы были уже утомлены длительной осадой Акры и считали, что принесли святому делу достаточно жертв. Английскому королю пришлось четыре дня собирать своих людей и вольных крестоносцев. Оставшихся французов и вовсе пришлось прямо покупать. Это только Бренис расстроилась, оставшись в Акре, остальным и так было не плохо. Уж точно приятнее, чем сейчас, с риском сдохнуть по дороге.

— Держи, — сказал Теобальд, вручая копье с длинным наконечником. Такой перерубить сложно, зато держать на расстоянии боязливого противника достаточно удобно.

Бывший пациент ехал на телеге, сломанная и сросшаяся, но еще побаливающая нога не позволяла идти на своих двоих наравне с остальными и он пристроился в качестве возчика. По старой памяти они держались вместе, деля еду и ночлег, а также присматривая за имуществом. Какими бы набожными не казались крестоносцы для иных украсть нечто ценное в порядке вещей. Лучше идти со знакомыми. Тем более Теобальд профессионал и в походе не теряется.

Щит у Джона уже был, доставшийся от убитого немного раньше, получившего стрелу в горло. Выпить давали всем, готовым драться. Больше ничего полезного в их грузе не нашлось. Все забито пучками стрел. Только вот лука не имеется, да и не большой умелец из него стрелять. Зато вставшим рядом валлийским стрелкам раздолье. Метай сколько угодно. Чем они и занялись, поскольку длинный лук из испанского тиса позволял достаточно далеко попадать. А на виду уже разворачивалась огромная толпа турецких всадников, готовясь атаковать.

— Господь наш, — говорил священник по соседству, показывая в поднятой руке крест и непроизвольно держа левую руку на мече, висящем на поясе. — Не оставь рабов своих.

Он был не из одного из орденов, а просто монах, к тому же не из богатых. Обычная грязная раса и на ногах плетеные сандалии.

— Владыка Милосердный, которому служим и ради которого пришли сюда, освободить святую землю. К Тебе обращаем мы молитвы наши. Будь нашим щитом и защитой, оплотом и твердыней в опасностях войны. Да пребудет с нами, грешными людьми, милость Твоя.

— Аминь! — хором сказали внимательно слушающие.

Он такой не один и многие молились перед боем. Без всякой торжественности и нередко отходя от правильных слов.

— Отпусти нам вины и прегрешения наши. Дай людям храбрости и силы убить врагов, ибо они и твои враги...

Загудели рога и скачущая лавина сорвалась в галоп, разделяясь на ходу на три группы. Впереди, прямо на сбившихся в комок, ощетинившихся чем попало обозников, неслись тяжеловооруженные всадники с копьями. Две другие, заходили с флангов, намереваясь взять в клещи и перебить беглецов, вырвавшихся из побоища или не выдержавших зрелища надвигающейся рати, от которой дрожала земля.

— С нами бог! — закричало сразу несколько десятков глоток.

Из-за наскоро изготовившихся к обороне телег градом полетели стрелы и арбалетные болты. Чем ближе враг, тем сложнее промахнуться по скачущей во весь опор на тебя коннице. Одновременно и выстрелить мимо со страха не долго. А это по-настоящему жутко, когда еще немного и врубятся в человеческое мясо, дико орущие убийцы. Последний залп прозвучал практически в упор, несколько десятков всадников с лошадьми свалилось, мешая остальным, но остановить удар уже ничего не могло.

Первый же подскочивший турок, с огромными усами с криком 'Аллах Акбар!', нанизал на копье одного из соседей Джона. Быстро выдернул и проткнул еще одного. Не мудря, Джон ударил острием коня, заставив того заржать от боли и попятится. Тут турка огрел кто-то по голове дубиной, а поскольку мусульманин от резкого движения коня потерял равновесие, защититься не успел и свалился мешком под копыта подоспевших своих же товарищей. Пробиться в данном направлении через телеги, за которыми стояли сотни людей, атакующие не сумели и началась бессмысленная и жуткая толкотня, когда обе стороны разили на расстоянии длинными выпадами, не имея возможности отойти или увернуться.

Гремело железо, кричали от боли и ругательства на множестве языков люди, ржали кони, падали убитые и раненые, нередко затоптанные не врагами, а друзьями. Джон работал тяжелым копьем, норовя воткнуть не в защищенное броней человеческое тело, а в ногу или брюхо коня. Результат ничуть не хуже, да и полезней. Всадник без лошади — половина бойца. Правда он не думал подобные вещи, пытаясь выжить, а не добиться славы. Просто так удобнее колоть в возвышающихся над ним и упавший с лошади наездник превращается из хищника в добычу. И хорошо, что их разделяет перевернутый фургон. Всадники не могут перескочить, высота большая. Зато они набрасывают веревочные петли на колеса или борта, стараясь оттащить в сторону и получить брешь.

Из-за его спины размеренно метал стрелы в сгрудившихся сарацин тот самый валлиец. С такого расстояния не спасала и кольчуга двойного плетения. Ответный дротик, свалил одного из его товарищей, попав прямо в глаз. Это был не первый погибший, но пока они держались. Сотни трупов устилали земли с обоих сторон. Крики 'Аллах акбар' и 'Сдохни неверный!' на нескольких языках звучали наряду со стонами умирающих. Но больше всего в ушах гремели невнятные вопли ярости, с которыми обе стороны кромсали врагов. На длинные речи и оскорбления ни у кого не имелось достаточно времени.

Потом один из мусульман прямо с седла прыгнул на защищаемую ими телегу. Небрежным движением разрубил голову одному из обозников. Отрубил кисть другому и будто танцуя, уклонился от выпада Джона, попутно врезав ему в лицо кулаком второй руки в железной перчатке, так что парень упал, беспомощно роняя копье. Когда проморгался, обнаружил рядом еще двух мертвых и стоящего над ним умельца, сдерживающего натиск обозников и давая возможность другим сарацинам к нему присоединиться. Где-то на краю сознания выли, кричали, стонали, он не соображая, просто извлек из ножен кинжал и загнал одним движением под кольчужную юбку врага в пах. Тот свалился сверху, дико визжа и пребольно треснув по многострадальной голове своего убийцу.

Впрочем, умер мусульманский герой далеко не сразу. Уже спихнутый в сторону, лежал и поддергивал ногами в агонии, одаряя немалой болью. Джон, напротив, благодаря ему, был снова бодр и готов продолжать воевать. Челюсть не болела, хотя ей положено минимум не иметь зубов, голова тоже в относительном порядке. Подобрал саблю им убитого, лучше б короткий пехотный меч, чтоб колоть в толпе, но тут не до переборчивости, подхватил тяжелый щит и отрубил ноги уже стоящему на телеге и готовому повторить прыжок предыдущего очередному врагу. Жуткий вопль нисколько не тронул, а вот выброс боли оказался неплох. Потом встретил еще одного, уже замахивающегося клинком, практически разрубив того от шеи до пояса страшным ударом, плеснув наружу яростью.

С каждым разом, продемонстрированное Эгилем, становилось все проще применять. Все это время он непроизвольно подпитывался чужими страданиями, а их более, чем хватало для подвигов. Почти как в Акре. Но тогда он не расходовал одновременно в бою. Может поэтому и не чувствовал прежнего опьянения и трезво оценивал возможности. За свою жизнь он дорого возьмет, однако битва проиграна. По соседству прорвались внутрь оборонительной линии, причем не в одном месте и началась резня. Пора драпать. Беда, что некуда. С одной стороны, рвущиеся к его глотке мусульмане, с другой толпа народа и сквозь них не проскочить. К тому же честь не позволила б бросить Теобальда и прочих, ставших с ним спина к спине в последней схватке.

Какое-то мгновение не понимал, просто отдыхая в наступившем неожиданном перерыве. И тут рядом оглушительно и торжествующе закричали. Сарацины разворачивались и уходили. Где-то неподалеку гудели рога, отдавая приказ. Через пару минут стала ясна причина. Мусульмане не успели закончить натиск победой. На них обрушился удар большого отряда рыцарей. Не успевшие развернуться и построиться враги были буквально сметены и втоптаны в землю мощным натиском. Судя по знаменам здесь был не только английский король с личным отрядом, но и де Баррэ, командовавший французскими всадниками, не отбывшими домой.

Правда разгромить удалось лишь часть мусульман. Большинство легких всадников при появлении нового противника просто рассыпались, уходя во все стороны и не принимая схватки. Ничего удивительно. Выдержать правильную атаку настоящих рыцарей они не способны. Другое дело заманить излишне азартных христиан и окружив сразу десятком, выбить из седла. Ловить дурачков они умели прекрасно и отход частенько оказывался ложным. Но это уже Джона не особо занимало. В отличие от многих он не полез добивать валяющихся на поле и проверять их имущество. Не из отсутствия желания нажиться, а потому что отовсюду тащили раненых и работы предстояло много. Потери все ж немалые и сейчас, в первую очередь, требовалось отнюдь не умение сносить головы. Закончил труды по спасению жизней Джон уже под вечер. Кто иной, наверняка, валялся бы без сил, но он прекрасно себя чувствовал.

Серьезная проблема не показать остальным насколько ты по-прежнему ощущаешь себя прекрасно, когда те валятся с ног от усталости. Тем не менее, голод никуда не девался по-прежнему и охотно взял у молодой женщины здоровенный шмат только что зажаренного мяса. Живот радостно забурчал, а слюни потекли при одном виде угощения. Уж на этот счет можно не волноваться. Найти сейчас мертвого вола или лошадь настолько не сложно, что глупо истреблять иные запасы.

Джон женщину помнил. Наряду с остальными дралась у телег по соседству. А потом помогала с раненными. Для обоих удачное решение. Хоронить погибших занятие не менее тяжелое, могилы копать на сотни людей не великое счастье. Хотя при этом можно обшарить покойников и чем полезным поживиться. Многие на это и рассчитывали. Зато желающие получить помощь от лекаря платили, а Джон честно делился с помогающими. Нельзя сказать огромная прибыль, все ж не графов, а обозников резал и зашивал, однако для простых людей очень недурной заработок вышел. Даже Теобальд остался доволен. Пусть он болтун и хвастун, зато не предаст и в бою не растеряется.

— Спасибо, Дагмар, — сказал с благодарностью, получив в дополнение большую лепешку.

Вроде тоже англичанка, хотя имя скандинавское. Красавицей ее б и поэт не назвал. Остренькое личико, худая и тощая, к тому же рыжая. На лисичку смахивает. И голос, как у мужчины, грубый и хриплый.

— Вы потом одежду дайте, я постираю, — сказала она застенчиво, что никак не вязалось с дикими воплями, с которыми тыкала копьем в ноги мусульманам из под телеги.

— Меня должен благодарить, — сообщил Теобальд недовольно, пиная глухо звякнувший мешок. — Вот так вот.

— Это что?

— Твои честные трофеи. Ты скольких положил?

Старый вояка был в недоумении. Не ожидал от молокососа-костоправа такой прыти. Видать кровь баронов-крестоносцев сказалась.

— Трех вроде.

Наверняка еще парочка в общей толкучке, когда лезли на конях, но там попробуй разбери. Бедро пропороть удачно — не долго и кровью истечь. Человека убить очень легко. Надо просто знать куда бить. Еще одному в бок всадил неплохо. Но мертвых не видел. Значит трое.

— Ну! И с чего кому-то дарить добро?

Пятеро минимум, отметив скромность, мысленно кивнул Теобальд. Со своей вроде зажившей (спасибо парню), однако побаливающей еще ногой он не особо способен бегать и все больше торчал рядом, так что уверен. Из Иоанна вполне может вырасти хороший рубка. А храбрости ему не занимать.

— Я прибрал все ценное.

— И много?

— Кольчугу ты попортил одному знатно, — сказал старый вояка со странной интонацией. — А покажи-ка саблю.

Джон, продолжая жевать, вытер руку о штанину и извлек из-за пояса боевой трофей подло убитого мусульманина. А иначе ведь не скажешь. Представив себе, что кто-то ему нанес удар кинжалом между ног, невольно содрогнулся. Правда, совесть нисколько не мучала. Война есть война и в бою либо ты, либо твой враг остаются в живых. Другого варианта не существует. Ради победы можно и грязный прием применить. Это ж не турнир, а на кону голова.

— Пятиречье , — уверено заявил валлиец, тоже наклоняясь посмотреть.

У него на спине умелся жуткий синячище от удара, но вареная кожа спасла, серьезных повреждений нет. В отличие от имени, Джон обычно помнил, что именно зашивал или резал. Вот и с этим так. А лежащий рядом без сознания священник, читавший молитву перед боем, имеет хороший шанс оклематься. Его лечил кроме скальпеля при помощи силы. Не по доброте душевной. Исключительно для тренировки и обучения. Гораздо проще, когда можно добрать необходимого у страдающих, возмещая потери сразу. Любопытно было, сумеет ли помочь. Похоже, выживет. А не сделай такого и выхаркал бы 'отец' с кровью душу в ближайшее время. Еще парочке спас руки и ноги. Иначе пришлось бы отрезать. Но там и вовсе не поймут ничего. Выздоравливать потребуется время. Просто убрал худшее, избавив от лихорадки и остановив кровотечение. Ну и конечно, за дальнейшее лечение станут платить. Тоже неплохо. А калека ни на что не годен и разве проклинать судьбу способен.

— Всего пару раз и видел, — пробормотал Теобальд

— Смотри! — лучник ткнул пальцем в клинок.

Чего они могли углядеть? Сталь неказистая, сероватая, с вкраплениями. Трудно быть сыном воина и не знать о булате и его рисунке. Здесь нечто имелось, но не столь выраженное. Ножны простые, с костяными накладками и никаких драгоценных камней в рукояти. Хорошая сабля для настоящего воина и не больше того.

— Везет же иным, — почти хором сказали 'умники' и рассмеялись.

— И чего, — без особого интереса, поинтересовался Джон, — клинок самого султана?

— Только в Индии варят серый булат, — сказал уверенно Теобальд. — Вот так вот я тебе говорю. Все мастера наперечет и бывает годы тратит на одну такую саблю. Зато и сноса ей нет. Гвозди рубит, а уж кольчуга... Не как масло, конечно, но как кожаный камзол обычным мечом. Лупи таким со всей дури, вроде тебя, по той кольчуге — остался бы без клинка. И не прорубил, и испортил. А этому хоть бы что. Таких на все наше войско пяток, потому что вес серебра за него дадут.

— А кое-кто и золота, — поправил лучник. — Датчанину Соренсону предлагали, — он отказался.

— Рыцарю Эгилю Соренсону? — перестав жевать, переспросил Джон.

— Знаешь? — глянул удивленно.

— Встречался, — осторожно сказал Джон. — Неприятный он какой-то. И слуги странные.

— Не ты первый косишься. В прошлом году Эгиль из Индии вернулся, если не врет. Вот занятный вопрос, как проехал сквозь персов и прочих мусульман, которых по дороге, как блох на псине. А ведь умудрился. Много интересного привез, уж богатством не обижен, но мы-то люди маленькие, в основном его охранников видим. Всегда в стороне держатся и по-своему гыргыкают. Дерутся, не отнять, умеючи, мусульман режут за милую душу, но не во славу Господа нашего, а по приказу хозяина. Не скажет и не почешутся. Вот так и должны, по-моему, выглядеть ассасины , — закончил внезапно.

— Ерунда, — невольно рассмеялся Джон. — Я-то здешний, про хашшашинов побольше вашего слышал. Они выделяться не любят. Притворятся купцом, воином или ремесленником и будут жить среди мусульман, по их законам, а среди христиан спокойно кушать свинину. И никогда не заподозришь в лжи. Первым в церковь пойдет и ни одной молитвы не пропустит. Пока приказ не придет убить господина, которому верно служил годами. Таких примеров десятки. Нет, те совсем иные. За чужаков себя не выдают и плевать хотели на всех. Напраслину говоришь.

— Может и так, — не стал собеседник спорить.

Он явно уже пожалел, что лишнего наболтал. А Джон, принимая назад саблю, думал о том, чтоб лучше поменьше б знатоков вокруг болталось. Достаточно народу вокруг торчит и уши у всех имеются. Теперь ждать пока особо жадный сунет нож под лопатку и ходить все время озираясь? Ну к чему такое счастье, от которого сплошные неприятности. Самое умное срочно продать глубоко сомнительный трофей, как бы не хотелось оставить себе. По любому, не под его руку сделано. Баланс хороший, но чересчур легкая. Или он просто не привык? А может из-за той самой силы так кажется? О, пречистая дева Мария, кому б сбагрить, прежде чем просто отберут? Надо посоветоваться с де Валуином. По крайней мере, денег хватит на приличный дом где-нибудь подальше от этих бесконечных войн.

— У того турка, — полушутя спросил, — больше ничего не нашлось? Кучи алмазов или пояса с золотом?

— У него и броня неплохая, я тебе скажу, — кивнул Теобальд. — И серебро имелось. Да остальные двое не из бедняков. Все ж рыцари по-сарацински. Не шваль какая, не имеющая ничего кроме лука и кинжала.

Он пнул снова мешок. Джон заглянул внутрь и обнаружил кучу вещей от богатого разукрашенных поясов до тяжелого мешочка с монетами. Был кинжал с большим красным камнем в рукоятке. Рубин? Другой, с мордой тигра и в усыпанных мелкими камнями ножнах. Несколько перстней с камнями. Вряд ли богатый человек носил ерундовые, раз оправа золотая. Кольчуги, шлемы, перчатки, капюшоны из металлических колец. Все это, не дешево, на первый взгляд, стоило 200-250 шиллингов. Жалованье конного сержанта в неделю — семь. Очень неплохо для впервые участвовавшего в настоящем сражении, да еще и без содержания личной лошади, с риском потерять в ситуации вроде сегодняшней. Конечно, пока это просто железо и полную стоимость не дадут. Однако был еще тугой кошелек, набитый в основном серебром, но попадались в общей массе и золотые с арабскими и греческими надписями.

— Мы с тобой делили еду и вместе дрались, — сказал Джон не раздумывая. Так будет честно. Мог ведь и все монеты зажать, не делясь. Спасибо и за прочее, сказал бы, не удивляясь. Легко пришло, не стоит жалеть. — Твоя половина и кинул Теобальду мешочек.

Тот довольно ухмыльнулся, пряча подарок за пазуху. Ничего ужасного. Кое-что у Джона имелось от больных, десяток безантов дала в дорогу Бренис. Не настолько он гордый, чтоб отказываться. Тем более получила она не тяжелым трудом, а ограбив каких-то удачно подвернувшихся купцов еще по пути в Палестину. Не то на Кипре, не то на Сицилии. Понятно не одна участвовала и не последние подарила. Дала не по обязанности и не откупаясь, зачем же обижать подругу. Если понадобится, он тоже охотно даст и не в долг, а просто так, как и подарил серьги, отнятые у мародеров без какой-то задней мысли. Все ж им хорошо было вместе.

В целом пока все и так удачно сложилось. И в ответ на честность правильно явить щедрость. Тогда и в другой раз не обманут. Так учил отец, а он умел с воинами обращаться и был теми уважаем.

Глава 7.

Сентябрь 1191г. Битва при Арсуфе.

Солнце медленно ползло по небу, нагревая доспехи до ужаса. Внутри люди истекали потом, снаружи о железо запросто можно было обжечься. Тем не менее, никому в голову не пришло бы снять с себя кольчугу или шлем.

Над головами не зря с противными скрипучими криками кружили грифы, в ожидании добычи. Постоянно из-за холмов и пересохших вади налетали бедуины и турецкие всадники, осыпая дождем стрел и моментально уносясь прочь. Избавиться от оборонительного снаряжения означало играть со смертью. Издалека легкие стрелы не пробивали даже варенную кожу или наносили легкие ранения. Без доспеха недолго и погибнуть. Впрочем, получить тепловой удар не менее возможно.

Джон облизнул сухие губы и потянулся к фляге, изготовленной из тыквы. Глотнул воды, слегка смочив глотку, но не утолив жажду и посмотрел налево, где Генрих Шампанский со своей лёгкой кавалерией охранял армию от внезапных нападений. Вассальной клятвы Джон не давал, ему не очень хотелось давать обязательства. Жалованья б не платили, зато пришлось бы, в первую очередь, лечить кого пришлют, а не кого хочешь. Выгоднее неофициально числится в приближенных барона Роджера де Валуина, а тот, в свою очередь, входил в отряд Генриха.

После чуть не закончившегося побоищем сражения в арьергарде Ришар отправил за новыми животными и несколько дней стояли. Все равно потом часть грузов пришлось бросить, поскольку столько найти в разоренной местности лошадей и волов невозможно. Пока торчали на месте король или его советники обдумали происшествие и был отдан приказ о новом построении. Никто не возражал, наученные горьким опытом. Все части армии держались теперь вместе, причем настолько плотно, что яблоку негде было упасть в шеренгах. Крестоносцы маршировали с минимальными разрывами между отрядами. Каждая из трех колонн — авангард, арьергард и центр — не только представляли собой завершенное целое, которое могло самостоятельно действовать, но и все войско на всю глубину действовало как единый организм.

Справа от крестоносцев находилось море, по которому двигались параллельно галеры и приходили суда со снабжением. Слева регулярно выныривали сарацины и обстреляв на ходу исчезали. Чтоб обеспечить порядок Ришар и герцог Бургундский находились в постоянном движении, носясь туда и сюда под прикрытием гвардии. До Яффо от Акры по прямой миль восемьдесят, но пробуй их пройти под палящим солнцем, обвешанным железом и под постоянными налетами сарацин. Многие умирали, не выдержав дороги, а не от острых клинков. Хорошо, что воду подвозили регулярно на галерах, иначе б полегло две трети войска.

— Приготовились парни! — крикнул командир стрелков.

Из-за близкого холма выскочила очередная банда, готовая атаковать зазевавшихся. Султану очень хотелось, чтобы рыцари, не выдержав бесконечных наскоков, сами прорвали железную стену пехоты и устремились на докучливых стрелков. Бросившись врассыпную, те бы без труда увели в сторону преследователей, а в образовавшиеся бреши в обороне христиан он бы тут же бросил свои ударные отряды, которые бы реализовали свое численное преимущество. Сохранение дисциплины в этих условиях становилось ценой жизни для всех.

Пехотинцы сомкнулись еще ближе, готовые закрываться щитами. Джон взял подданный Теобальдом. Остальные тоже приготовились. Они так и шли одной группой, кроме ушедшего к своим валлийца, точнее ехали, поскольку часть еще ходить не могла, а остаться не желала: Дагмар, священник с простецким именем Том, от которого за милю разило образованностью, не свойственной сельским жителям и сержант тамплиеров, пострадавший при падении убитого коня. Этому придавило ногу, сломав. С вновь обретенными способностями заправить ее в гипсовую повязку, правильно сложив, не сложно. Однако наступать на нее долго нельзя и пользы от пострадавшего не особо. Одно развлечение, с священником обсуждают разные интересные государственные дела.

— Первые номера, — надсаживаясь орал все тот же голос, — про ветер не забудьте, сучьи дети. Вторые номера, прикрыть!

Обычно лучники и арбалетчики носили каждый свой щит, но это удобно, когда на позиции стоишь и есть время подготовиться. На ходу их прикрывали товарищи. У стрелков редко имелась серьезная защита и лучше поберечься. Сарацины тоже не безобидны и могли засадить издалека.

— Залп!

Щелчки и смерть пошла навстречу орущим всадникам.

— Третьи номера! Залп!

Длинные луки английских йоменов били достаточно далеко и прицельно. Как и короткие стрелы арбалетов оружие достаточно эффективно против не имеющих серьезной брони всадников. Причем нередко сознательно стреляли не по людям, имеющим какую-никакую защиту, а лошадям. Каждый выбитый конь уменьшал опасность внезапного налета, затруднял преследование, да и подстрелить пешего гораздо проще, когда тот улепетывает, потеряв скакуна. Вряд ли врагам нравилось оставаться без лошадей и чем дальше, тем менее наглые они были. Вот и сейчас, потеряв всего пяток человек, развернулись и резво начали уходить. Наперерез выскочили всадники-крестоносцы, но увлекаться преследованием не стали. Не в первый раз бегущие в панике враги заманивали в засаду. Урок выучен и усвоен. Свалили парочку в спины и вернулись.

Джон мысленно выругался при виде промчавшихся мимо конников. Рыцарь Эгиль в сопровождении своих вооруженных слуг в том числе. Лошади, на которых они ехали арабской породы. Сухощавые, лёгкие, с упругим шагом, ничем не напоминающие тяжёлых и крупных жеребцов, разводимых в Европе для рыцарей и способных нести большую тяжесть. Вроде не смотрит, но у парня нехорошее чувство, что не забыл о нем и не случайно рядом ошивается. Правда попыток поговорить больше не делал. А самому совершенно не хотелось идти и задавать вопросы. Кому надо, тот пусть и делает первый шаг. Ему и так хорошо. Во всех смыслах. В такой толпе всегда будет какое-то количество раненых и пострадавших. Можно заработать и подкормиться за счет их боли. В одной из стычек пострадал лично Ришар, получив небольшую рану. Правда Джона к нему никто не подпускал, но и без короля хватало нуждающихся в помощи.

Построение в очередной раз оправдало себя. Армия походила на движущуюся крепость, стенами которой были тяжеловооруженные пехотинцы. Для людей внутри колонны гораздо хуже была жара, чем нападения. Арбалетчики и лучники регулярно сменялись, переходя на сторону, обращенную к морскому берегу, получая возможность отдохнуть, а остальные так и топали угрюмо, запертые в железо и мечтающие об очередной остановке.

Конные отряды рыцарей вступали в бой крайне редко, только при появлении элитных групп мусульман. После первых наскоков сарацины уже не смели атаковать прямо, надеясь изнурить долгим переходом, уничтожая впереди урожай и запасы в деревнях. Если б не флот, регулярно подвозивший продукты и даже воду, тактика могла себя оправдать. А так, христиане шли, тяжело, медленно, однако неумолимо. Рано или поздно Саладину придется дать бой. Это понимали все и ждали с нетерпением. Все лучше, чем бесконечно изнывать от жары и опасаться случайной стрелы или тарантула на ночевке. Все сознавали, мусульмане надеются прихлопнуть армию христиан в момент, когда те будут настолько уставшими от перехода, что нормально сражаться не смогут. Именно поэтому Ришар и держал свою армию в постоянной боеготовности. По той же причине продвигались медленно, с длительными передышками.

Завоевание побережья происходило почти бескровно. После падения Акры защитники крепостей утратили волю к сопротивлению. Хайфа и Кесария были сданы без боя, но разжиться там особо оказалось нечем. Окрестности опустошены мусульманами в соответствии с тактикой выжженной земли. В целом трофеев и доходов не ожидалось, а трудностей хватало. Французы во главе с герцогом Бургундским вообще считали, что каждый их день в Палестине лишний, и не покидали ее немедленно только потому, что боялись всеобщего осуждения, а то и хуже — отлучения от папы Римского. Пизанцы и генуэзцы, бывшие основой крестоносного флота и без которых все предприятие обречено на провал вовсе не рвались на Иерусалим. Им, скорее, интересно было отвоевать приморские города, получив опорные точки для торговли.

Местные рыцари поддерживали разных королей — Лузиньяна и Конрада. Их меньше всего волновала слава. Ссорились из-за поддержки того или иногда кандидата на трон и надеялись отвоевать побольше владений. Фактически в освобождении святого города оказались заинтересована лишь малая часть крестоносцев. В первую очередь госпитальеры и тамплиеры, для которых в этом и состоял основной смысл существования орденов. С ними приходилось считаться, поскольку наиболее дисциплинированные и сплоченные отряды в войске. Ну и, во вторую очередь, конечно, анжуйцы. То есть подданные Ришара — англичане, нормандцы, аквитанцы, бретонцы, субсидируемые из его казны. Только на них он мог полагаться, однако отнюдь не без оглядки. Некоторые сэры и месье решали, что с них уже довольно, и сваливали домой.

— Нет, — говорил монах, продолжая прерванный атакой спор, — король Ришар неплохой стратег.

Он восседал на мешке с одеждой, снятой с убитых. Многие прирезанные в бою сарацины одевались не просто в привычные ткани, а в шелк, камчатую ткань, мягкий египетский лен, крайне ценимый в Европе и даже венецианскую парчу. Мусульманские рыцари выглядели красочно и стоило это немалую сумму. К тому же намного мягче, чем на досках или другом тюке, с частями от доспехов. Никаких неудобств по этому поводу святой отец не испытывал. Подумаешь, то ж добыто в бою и прежде принадлежало врагам веры Христовой. Так пусть добрые католики получат нечто в награду за их труды.

— У него всего три хода: первый — идти на Иерусалим, оторвавшись от кораблей и не получая достаточно продовольствия и воды. Второй — бороться с Конрадом и отвоевывать замки для сторонников Лузиньянов. Третий — создать новое королевство на берегу. Он собирается совместить сразу первый и последний. Построить базу и оттуда начать новое наступление на святой город.

Джон мысленно согласился. Неизвестно какой из английского короля политик, а полководец неплохой. Удерживать в повиновении честолюбивых баронов, не привыкших выполнять чьи либо приказания совсем не ерундовое занятие. Да и нет в войсках голода. В том тоже немалая заслуга. Лично ему даже платят, пусть и не особо много, но к лекарям отношение предупредительное. Ну и мелочи всякие, вроде общей прачечной за счет короля. Даже варят вещи, избавляя от вшей. А с дровами в здешних местах не так, чтоб очень просто найти. Все предусмотрено.

— И все б замечательно, — запальчиво возразил тамплиер, — но еще год содержать войска не удастся. Нет денег, да и эти все, — он пренебрежительно показал вокруг себя, — разбегутся.

— Все в воле божьей, — без особой надежды в голосе, заявил Том. — Ради общего дела папа поможет. Или с Саладином удастся договориться.

— О, нет, — пробурчал сержант, — этот без сражения не отступит. Да и верить ему на слово, после Хаттина и Акры, себя не уважать. Клятвопреступник, как все мусульмане, не считающие нужным держать клятвы, данные иноверцам.

Ну, этим грешат все подряд, так же молча, про себя, возразил Джон. При желании он мог бы много чего порассказать на тему взаимоотношений местных баронов и эмиров. Союзы заключались самые удивительные и разрывались далеко не всегда из-за коварства другой стороны. хватало случаев обычной глупости с жадностью. Да что далеко ходить, с чего началась данная война? Отец очень уважал Рено де Шатиьона, как храброго и умелого полководца, но вольно ж тому было ссориться с Ги де Лузиньяном и грабить караваны во время мира. Конечно, не случись этого, нашел бы Салах ад-Дин иной предлог, но султан уже стар и чем позже, тем больше шансов на его смерть. А после похорон непременно опять начнутся между мусульманами разборки за главенство. Значит шанс на сохранение королевства убил шестидесятилетний старик, из-за чрезмерной гордости и отказа подчиниться своему королю .

— Месье? — попросила, недоумевая Дагмар.

Она крайне уважала хирурга, вопреки возрасту знающего и готового обучать, прекрасно сознавая насколько ей повезло. Все лучше возле лекаря, чем стирать на кучу народа, постоянно отбиваясь от излишне распускающих руки. Проституткой она не была и не считала нормальным таким путем зарабатывать. А жить на что-то нужно было. Не так много у простой женщины занятий в армии.

— Уже в 'Естественной истории' Плиния Старшего описано более тысячи полезных растений и их свойств, — перестав прислушиваться к разговору товарищей вернулся Джон к прерванной лекции, невольно чувствуя себя очень мудрым.

На самом деле он повторял слова Зеида и даже его интонации, сам того не замечая. На конце фразы запнулся, на всякий случай, проглотив окончание монолога. Не те слушатели, могут не понять упоминание 'Канона врачебной науки' Ибн Сины. В некоторых отношениях франки из Европы были упрямы хуже ослов, не соглашаясь признать чужие достижения. А ведь прежние римляне охотно заимствовали у других народов их достижения. Например, меч у галлов.

— Многие мы и так прекрасно знаем. Тот же подорожник любой крестьянин умеет применять. Все в курсе не целый лист прикладывать к ране, а разжеванный-раздавленный, чтоб сок был. Гриб-дождевик неплохо помогает. Разрезать пополам и внутренней белой стороной накладывать на кровоточащую рану, фиксируя повязкой. Только он молодой должен быть. Календула неплохо.

— Простите? — нерешительно сказала Дагмар.

Она крайне внимательно выслушивала его откровения и наблюдала за обычной работой. Ничего ужасного в обучении женщин своему ремеслу Джон не видел. Может в Европе и принято разрешать им исключительно травами и заговорами лечить, но здесь все иначе. Больше людям помогут, сильнее весь отряд. Она и так может раны зашивать, как и многие другие. Пусть делает это правильно и не просто иголкой работая, а соображая зачем и как. Да и приятно, в конце концов, чувствовать себя учителем. Тем более, большинство приезжих имеют дикие представления о методах лечения. Далеко не всегда кровопускание на пользу, особенно у раненого.

— Ноготки, — вспомнив простонародное название на франкском, поправился Джон. — Сделать отвар цветков календулы из расчета две ложки на кружку воды. Промывать рану нужно не менее двух-трёх раз в день. А вот мази на гнойную ни в коем случае. Я, честно говоря, объяснить причину не могу, однако убедился на практике. Только хуже получается. Лучше уж сфагновый мох, — он посмотрел и девушка кивнула, подтверждая. Ничего удивительного, его используют женщины, когда у них кровь идет. — Он хорошо впитывает выделения и не мешает ране заживать.

— А вот у нас на севере бересту от березы на раны вместо ткани вяжут .

— Не помню такого у великих врачей, — сказал помолчав и решив не выдумывать или зря не отвергать. Все нужно проверять и люди не всегда дураки, используя то или иное растение. — Но мои учителя местные, могли просто не знать о растущих на севере растениях. Наиболее известные врачи тоже жили на берегах Средиземного моря.

— Эти леса, — задумчиво сказал Теобальд, исподлобья глядя на густой массив впереди. Для Палестины достаточно редкое зрелище, однако в долине Арзуфа почти все заросло, — точно вам говорю, прекрасное место для засады.

Как по заказу запели знакомые сигналы, заставив замолчать. Сигнал боевой готовности подавался двумя трубами в определённом порядке: авангард-центр-арьергард. Воины бессознательно подтянулись и приготовились. До этого момента, что бы ни происходило вокруг, колонна продолжала двигаться обычным порядком. Но это уже не напоминало обычный налет. В центре, где под защитой англо-нормандцев везли на телеге прикреплённый к высоченной мачте королевский штандарт, началось хорошо заметное шевеление. Понеслись гонцы в разные стороны. Флаг в походе играл огромную роль. К нему в бою собирали раненых, он извещал о том, что король жив и контролирует ситуации, и если бы внезапно сгинул из поля зрения армии, это просто означало бы 'спасайся, кто может'. Приспущенный штандарт был бы знаком о сдаче армии.

По рядам пошел шепоток: Саладин неожиданно ударил в хвост колонне, намереваясь заставить их обернуться и вступить в сражение. Мусульмане не собирались так просто пропускать войско крестоносцев. Приказ был однозначным — продолжать идти. Причем обещали неразумным, ломающим строй петлю, как дезертирам. Ничего удивительного, но задевало честь. Для многих такое поведение являлось трусостью. Сзади бьются, а они маршируют, не обращая внимания на гибнущих товарищей.

Сначала все обстояло привычным образом, пусть и в более серьезных масштабах. Легкая кавалерия несколькими волнами проносилась мимо строя, на максимальной скорости обстреливая пехоту. Солнце жарило вовсю, пыль слепила марширующих, лишая их способности видеть, что творится вокруг. Поэтому вырвавшаяся из леса орда оказалась немалым сюрпризом для большинства. Особенно то, что атакующие были черные. Почти все и прежде видели негров, однако те были рабами, в основном. Эти вооруженные и в немалом числе, обрушились на строй, завывая с неизменными криками про Аллаха великого. Ничего подобного история крестовых походов до этого момента не знала.

Сначала шеренги прогнулись под бешеным натиском. Потом оторопь от неожиданных врагов прошла и войско продолжило путь, устилая землю ковром мертвых мусульман. Благодаря походному порядку и наличию в первых рядах воинов с хорошим вооружением негров буквально втаптывали, пользуясь их слабыми доспехами и отсутствием стены щитов. По одиночке эти могучие люди, наверное, разорвали б любого христианина, но европейцы бились слаженно и остановить их не удавалось. Недобитых резали идущие сзади, втыкая в тела острия. Задние ряды прямо на ходу успевали обчистить трупы. По общему правилу в отряде потом делятся трофеи на всех.

Немногочисленных своих раненых оттаскивали к телегам. Такой бой Джону нравился гораздо больше, чем предыдущий. Ему не приходилось драться, рискуя жизнью, а получал силу в достаточном количестве, позволяющем даже накапливать. Применял он полученное очень выборочно и лишь для экстренного спасения от преждевременной встречи с господом. А дальше уж как получится.

Оглядываться особо времени не было, но вроде опасности для отряда не наблюдается. Отсутствовал так хорошо знакомый по прошлому разу вкус безнадежности и готовности продать жизнь подороже, умерев. Общий настрой вполне уверенный. Правда он, как и остальные пехотинцы не видел происходящего в стороне, как спереди, так и сзади, но не сомневался, что там не обстоит хуже. С какой стати?

— Нажали! — кричит командир. — Коли!

Маневр многократно отрабатывался и все прекрасно знали, как им действовать. Шаг левой, ударь человека перед собой щитом. Укол в живот, когда тот поднимет щит. Если их много, бей стоящего справа от тебя в бок или подмышку, когда тот замахивается. Снова шаг и коли правого. Твой сосед слева убьет твоего противника, когда тот не ждет. Такая тактика хороша именно в противостоянии с легкой пехотой. Но у мусульман другой и нет. С их отборной конницей, способной без отпора длинными копьями легко прорвать строй, справляться станут рыцари.

— Коли!

В какой-то момент атака черных прекратилась и они стали отступать. Замолчали их барабаны, зато запели очередной сигнал трубы крестоносцев. Пехота разомкнула ряды, уходя с пути устремившихся на врага конных рыцарей. В первых рядах мчался граф Шампанский в хорошо знаком доспехе и шлеме, под личным флагом. где-то там и Роджер, входящий 'compagnons du roi '.

Святой Георгий! — прозвучал грозный клич идущих в наступление. Негры побежали под напором, но рубить их так даже удобнее. От коня все равно пешему не удрать. Джон мельком глянул и вернулся к своим обязанностям, не отвлекаясь на всякую ерунду.

У очередного притащенного пострадавшего отсутствует сильное кровотечение, но у него влажный холодный пот, сильная слабость, синюшные губы и ногти, серая кожа. Все это отвратительные признаки, говорящие о внутренней кровопотере. Это печать наступающей смерти. Уже привычно направил внутрь человека тонкую струйку силы, отслеживая вены и артерии. Есть! Обрыв! В этом месте рассечение и очень серьезное. Такого он еще не делал. Попытался связать разорванные ударом чего-то острого сосуды. Три минуты напряжения, аж пот течет по спине. Не получается. Посмотрел с сожалением и перестал зря стараться. Здесь нужно нечто иное или намного больше приложить силы. А это уже станет заметно. Пусть Господь решает пришло ли время забрать его к себе. Можно только лишить его мук перед смертью.

— Отходит, отец Том, — сказал. — Дайте ему облегчение перед смертью. Соборуйте.

Загудели снова трубы, подавая сигнал.

— Останавливаемся! — передали по цепочке. — Здесь есть вода и будет ночевка.

Ну и слава богу. Если б кто знал, насколько неудобно на ходу и в тряской телеге с людьми работать. Хорошо еще никого всерьез не достали, кроме предыдущего. Удивительно мало пострадавших.

— Стоп! — потребовал Джон, обнаружив ждущего своей очереди вояку. — Ты анжуец и не из нашего отряда. Чего заявился?

Не хватает еще всех подряд спасать. Ему не платят за чужаков, пусть идут к своих лекарям.

— Люди говорят, — почтительным тоном сообщил тот, — что у Теобальда нога вывернутая была после падения со стены.

— Точно, — подтвердил тот.

— А сейчас ходит, не хромая.

— И это правда.

— Спаси мне руку! — умоляюще сказал.

Зрелище, реально крайне неприятное. Кто-то его огрел тяжелым предметом по локтю и там вздулась огромная шишка. Можно не сомневаться — перелом кости. Почему до сих пор не в обмороке — удивительное дело.

— Вот, — протянул на ладони несколько золотых монет.

Ну это совсем другое дело, забирая честный гонорар, подумал Джон. Репутация великое дело. Уже говорят, а если сумею помочь — прибегут. Да... Пожалуй не имей возможности видеть кость, могло б плохо кончится. Чисто на ощупь вот этого не разобрать из-за вздутия. Ничего ужасного, проколоть и кровь выйдет. А вот кость сдвинулась и просто держать неподвижной, будут большие проблемы. Видел пару раз при вскрытиях. Ложный сустав нарастает и боли обеспечены, как и неповоротливость руки. Хорошо движение закончилось и можно нормально работать. На ходу б за такое не взялся.

— Будет больно, — предупредил Джон, прокалывая опухоль и выпуская темную кровь. К таким процедура все привыкли и даже раненый не смотрит. Ага, здесь уже сама остановилась. Повезло анжуйцу. — Очень.

Невеликих запасов опиума почти не осталось после предыдущего сражения. Да и давал по чуть-чуть, снимая основные страдания себе на пользу. Ну и людям. Вряд ли кто отказался бы от уменьшения боли любым путем, хоть колдовским. Так что благое дело творит.

— У меня есть 'уишке беа' , — доставая флягу пробормотал воин.

Эту гадость приходилось пробовать. После перегонки вино становилось много крепче, а на тройной готовили некоторые настои. Хлебать напрямую? Да после голова набита ватой и ноги разъезжаются. Одни франки и станут себя оглушать столь дорогим и неудобным способом. Гашиш достать проще и голова потом не болит. Но для нынешнего состояния не самый плохой способ. Анжуец допил, шумно глотая и слегка осоловев, протянул флягу Теобальду. Тот охотно приложился.

— Забористая вещь, — сказал с одобрением, прикончив плескающиеся на самом дне остатки, — уж я то знаю, что к чему.

Потом сноровисто принялся привязывать человека к специальной доске, с вбитыми кольцами. Если пациента хорошо зафиксировать он не даст непроизвольно врачу в глаз, когда тот в теле ковыряется. Дагмар притащила ткань, покрытую гипсом и ведерко с водой. Процедуру она уже знала.

— Здесь, — положил ее пальцы на нужное место, — кость сдвинулась. Нужно ее на место поставить сначала. Чувствуешь?

Она с нахмуренными бровками попыталась нечто обнаружить.

— Нет, — созналась с огорчением.

— С опытом придет, — утешил Джон, уверенный, что без его странной силы тоже ничего б не обнаружил. — Еще сотня с переломами и не глядя определять станешь. Иногда, — добавил очень тихо, только для девушки, — такие вещи сколько не старайся, не обнаружить. Не расстраивайся. Мы не святые и всех спасти не способны. Просто заранее предупреждай больного, все в воле божьей.

Он резко повернул, продолжая контролировать положение костей. Раненый взвыл, тело дернулось и сразу обмякло. А приятный выброс боли на подкормку. Даже в одурманенном состоянии, когда реакции сглаживаются, как с иного помирающего.

— Все, — успокаивающе пробормотал Джон, наматывая повязку и добавляя после гипс. — Теперь рука должна быть неподвижной, поэтому мы закроем ее камнем. Где-то на месяц. Но придешь через неделю обязательно. Я посмотрю.

На самом деле, снаружи ничего не увидеть, но есть и другие методы. А для той же Дагмар требуется показать внимание к пациенту. Пусть наматывает на несуществующий ус как себя правильно вести.

— Пальцы шевелятся? Ага. Прекрасно. Если будут боли, двигаться не станут или посинеют, не дай такого пречистая дева Мария — бегом сюда. Это ясно или ты вконец пьян?

— Понимаю, — на удивление трезвым голосом произнес воин. — Когда руку дергал, все из головы выветрилось и весь мокрый стал, как после купания. А сейчас ничего, — и он счастливо улыбнулся.

Еще б. Все и забрал. Вот пойдешь подальше, возможно и начнется. Правда, если сложил как надо, в чем сомнений нет, все-таки не резкая и сильная. Так, поноет слегка.

— Ну и замечательно, — постукав по гипсу и убедившись в его твердости, — Теобальд, освобождай пациента. И проводи до его до отряда.

— Ты закончил, Иоанн? — на плечо Джона легла рука.

Он обернулся. Де Валуин, собственной персоной.

— Кто-то ранен?

— Нет, — в тоне определенно смущение. — Кое-что иное.