Еретик. Книга 2

Он знал, что Элиза не верит в то, во что верит он и его семья. Что она не христианка. И не молится. И не носит нательного креста. И почему-то многим из-за этого она казалась опасной, хотя Гийом, как ни силился, не мог понять, почему.

— Не нужны ритуалы! — Элиза звонко рассмеялась. Подойдя ближе, она привстала на цыпочки и надела венок ему на голову. — Все просто!

Гийом открыл было рот, чтобы возмутиться, но не стал.

— Просто, значит. Ну, спасибо. — Он потрогал странное сооружение на своей голове и косо улыбнулся. — Я теперь похож на лесного гоблина.

— Не похож. — Элиза легонько толкнула его в грудь. — Тебе даже идет.

Венок и вправду на удивление сочетался с его длинной подпоясанной рубахой, украшенной тонким растительным узором.

— Может быть, — задумчиво сказал он, поднимая глаза к небу. Солнце скоро должно было сесть. Гийом нехотя повернулся к Элизе и сказал: — Кажется, мне все-таки пора уходить. Зазеваюсь — придется идти в темноте.

Элиза кивнула.

— Лучше не надо, — настоятельно ответила она. Гийом поджал губы: было видно, что уходить ему не хотелось.

— Спасибо за… это. — Он неловко поправил съехавший на лоб венок и неспешно зашагал к тропе. — Доброй ночи, Элиза. Храни тебя Бог.

Элиза неловко нахмурилась, понимая, что не знает, что отвечать. Решив, что выбрала самый верный ответ, она произнесла:

— И тебя... пусть хранит. Доброй ночи.

Она посмотрела мальчику вслед, вздохнула, оправляя платье, и вернулась в дом.

Гийом побрел к особняку, с удовлетворением подумав о том, какую реакцию его странный внешний вид вызовет у семьи. Если родители все еще держат в головах идею о его помолвке, то теперь перестанут. Гийом верил, что «дар ведьмы» поможет ему в этом.

Графское семейство очень неоднозначно относилось к дружбе своего единственного наследника с теми, кого звали ведьмами. С одной стороны, они, закрывая глаза на неподобающее мировоззрение, украдкой посылали слуг к Фелис за травяными настойками, которые, как знала вся округа, и вправду лечили недуги, в отличие от того, что предлагали многие лекари-недоучки. С другой — то, что кроме визитов по делу, юному графу взбрело в голову дружить с дочерью язычницы, вызывало в семье явное неодобрение, но они не придумали способа помешать мальчику это делать — он умудрялся с поразительной изворотливостью избегать наказаний и запретов.

Тем временем, солнце скрылось за лесом, погрузив в сумерки графские владения.

* * *

Монмен, Франция

Год 1348 от Рождества Христова

Небольшая деревушка Монмен этим мрачным днем походила на живую иллюстрацию к Страшному Суду. Черные провалы окон оставленных домов, еще недавно жилых, грязные хоженые дорожки, размытые недавним дождем, снующие повсюду крысы, отвратительный смрад разложения, окутавший все вокруг…

Вивьен Колер стоял посреди деревни, глядя на церковь Больё, близ которой немногочисленные выжившие горой сложили изуродованные тела своих друзей, знакомых и родственников.

Чума ворвалась в деревню хищным зверем и изничтожила большую часть жителей за считанные дни.

«Я должен подойти, должен убедиться… я для этого и приехал», — мысленно приказывал себе Вивьен, а ноги были не в силах двинуться с места. Его молчаливый спутник, словно почувствовав его переживания, положил руку ему на плечо. У рта и носа он держал чистый платок, чтобы не вдыхать смрад смерти, втайне надеясь, что это примитивное средство защитит от страшного мора.

Ренар по прозвищу Клещ всю дорогу задавал себе вопрос, зачем он согласился улизнуть из Сент-Уэна с Вивьеном, почему не отговорил его от этой отчаянной вылазки, он ведь изначально знал, что это путешествие сопряжено с огромной опасностью. А если они заболеют и принесут смерть в аббатство?

— Вив, — мрачно обратился Ренар, отгоняя от себя опасливые мысли. Он старался убедить себя, что Господь посылает мор за людские грехи, а лично Ренару Цирону аббат отпустил грехи и позволил ему начать новую жизнь. Воистину, мор не должен его коснуться.

«Господи, Отец наш Небесный, спаси и сохрани грешного твоего раба от этой страшной болезни!» — думал он.

Вивьена, казалось, болезнь не пугала. Он рассеянно перевел взгляд на друга, но с его губ не сорвалось ни слова. Он был бледен и выглядел совершенно потерянным.

— Вив, — покачав головой, повторил Ренар сквозь платок. — Ты не обязан туда идти, если не хочешь. Ты же это понимаешь? В деревне чума. Нам лучше уйти.

Вивьен не смог подавить волну дрожи, прокатившуюся по его телу. Переведя дыхание, он покачал головой.

— Нет… Я должен увидеть их. Должен узнать.

— Никак не возьму в толк, зачем это тебе. Есть вещи, о которых лучше не знать.

— Ты не поймешь, — рассеянно, но с удивительной верой в сказанное отозвался Вивьен. Эти слова обычно заставляли Ренара прервать разговор и угрюмо замолчать. Вивьен так и не понял, что это — один из немногих способов задеть Ренара. Возможно, стоило попросить его не поступать так, но сейчас Ренар считал, что для этого не место и не время. Возможно, когда-нибудь потом. Возможно…

Вивьен снова вздохнул, и лицо его побледнело сильнее прежнего.

— Я должен их увидеть, — повторил он, снова повернувшись к другу. На этот раз его взгляд стал более твердым и осмысленным. — Я знаю, что ты страшишься мора. Я пойму, если ты предпочтешь подождать меня за чертой Монмена. Тебе не обязательно идти туда вместе со мной.

Ренар упрямо фыркнул.

— Я обещал, что пойду с тобой. Я от своих слов не отказываюсь, знаешь же.

Вивьен благодарно кивнул, и Ренар сделал шаг вперед.

— Покончим с этим поскорее.

Они направились вперед по грязной размытой дороге. Ноги увязали в грязи почти по щиколотку, но они не обращали на это внимания. Вивьен остановился напротив двери в один из домов. Окна его казались мертвыми, безжизненными провалами. Жизнь будто выветрилась отсюда еще раньше, чем из некоторых других домов Монмена. Вивьен толкнул дверь, и та оказалась не заперта.

В доме воздух был спертым и сырым. Было холодно.

— Смертью не пахнет, — тихо произнес Ренар, замечая, что уличный смрад сюда не добрался.

— Эту дверь не открывали уже несколько дней, — упавшим голосом пробормотал Вивьен. — Здесь уже несколько дней никого нет.

Он прошелся по двум комнатам дома и не обнаружил ни малейших признаков жизни.

«Возможно, они просто спешно покинули Монмен, узнав о приближении мора?» — с надеждой спрашивал себя Вивьен. — «Они ведь страшно этого боялись. Они могли так поступить».

Но он с содроганием понимал, что его родню ждала иная судьба. Когда-то давно в приступе злости на отца за его избиения Вивьен пожелал ему смерти. После он корил себя за это и истово молился за семью, пребывая в Сент-Уэне, но нечто внутри него было уверено: он проклял своего отца, и теперь никакими молитвами этого не вытравить. Вивьен ощущал, что глубоко внутри него сидело что-то очень злое, и в тот момент, когда в его разуме родилось проклятие, это чернильно-черное нечто получило силу. Получило разрешение действовать.

Ты можешь собой гордиться. Ты ведь сам это сделал. Это ты навлек на них чуму. Ты проклял их, когда они отдавали тебя в монастырь, и они поплатились за то, что сделали, — шептало оно, словно обретя голос.

— Нет… — выдохнул Вивьен вслух, невольно покачнувшись и ухватившись за спинку стула, попавшегося под руку. Ренар тут же оказался рядом с ним.

— Вив, нам лучше уйти отсюда, — снова попросил он. — Здесь никого нет, ты прав. Твои родные могли уйти до прихода чумы. Возможно, они спаслись.

— Ты и сам не веришь в то, что говоришь, — покачал головой Вивьен. — Я должен знать точно.

Ренар устало закатил глаза, но отговаривать друга не стал: если уж ему что-то стукнуло в голову, разубедить его в этом было невозможно.

Они двинулись дальше по дому, осматривая все вокруг и пытаясь отыскать хоть какие-то признаки недавнего пребывания здесь семьи Вивьена.

Ничего.

— Что дальше? — спросил Ренар, вновь оказавшись на пороге.

Вивьен рассеянно поводил глазами по деревне. Завидев одного из своих старых знакомых, он жестом попросил Ренара стоять на месте.

— Я сейчас, — сказал он, и голос его дрогнул. Вивьен почти бегом понесся по грязной дороге в сторону церкви и замер в двух десятках шагов от смердящей кучи тел. Это зрелище вблизи заставило его обомлеть: жуткие бубоны, покрывшие лица несчастных, вызвали в нем невольный приступ тошноты, с которым он с трудом сумел сладить, чтобы обратиться к истощенному молодому мужчине. Тот с потухшим взглядом шел к нему навстречу.

— Тьерри! — окликнул Вивьен.

Мужчина прищурился, словно пытаясь узнать представшего перед ним черноволосого юношу. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы сориентироваться.

— Ох… ты же… сын Грозного Робера, верно? Вивьен. — Имя он произнес с неуверенностью и легкой вопросительной интонацией. — Слышал, ты же в монахи подался.

Вивьен кивнул, стараясь дышать как можно реже. Смрад разложения здесь был просто невыносим.

— Да… да, я до сих пор в монастыре. В Сент-Уэне, недалеко отсюда. Отлучился, когда узнал о болезни. Тьерри, как давно здесь чума? Сколько человек погибло?

Взгляд мужчины потускнел еще сильнее.

— Большинство умерло. Чума здесь уже три недели. Моя Мари тоже померла. Два дня тому назад.

Вивьен сочувственно опустил голову.

— Да смилостивится Господь над ее душой, — произнес он, искренне вознося молитву Богу. — Тьерри, ты не знаешь, что сталось с моей семьей? Я заходил в дом — там пусто. Как будто уже несколько дней никого не было. Они… тоже…

Тьерри печально опустил голову.

— Дом пуст уже несколько недель, а не дней, — сокрушенно проговорил он. — Я соболезную, Вивьен. Их мор забрал первыми. После этого начали гибнуть и другие.

Это ты накликал проклятье на целую деревню своей злостью! Помни об этом! — снова заговорил назойливый, вкрадчивый голос внутри него. Вивьен потряс головой, чтобы избавиться от него. По всему телу вновь прокатилась волна дрожи, внутри зародилось тягучее болезненное чувство. Душой завладели вина и страх.

«Это сделал не я. Я не мог.

Или мог?»

— Я должен идти, — устало проговорил Тьерри. — А тебе лучше держаться отсюда подальше. Даст Господь, мор не тронет тебя. Помолись за меня, Вивьен.

— Да… — отрешенно ответил юноша. — Да, я… обязательно. Храни тебя Бог, Тьерри.

Мужчина кинул и направился вглубь деревни.

С опущенными плечами Вивьен зашагал обратно к порогу своего родного дома. Ренар ждал его, все еще держа платок у рта. Заметив выражение его лица, он покачал головой.

— Мне жаль, Вив. Боюсь, теперь мы можем только помолиться об упокоении их душ.

— Да, — снова отрешенно отозвался Вивьен. — Нужно уходить.

— Здравая мысль, — мягко поддержал Ренар.

Они направились прочь из Монмена.

В голове Вивьена продолжали стучать слова Тьерри: «Их мор забрал первыми».

«Первыми».

Вивьен хорошо помнил, что подумал об отце, когда тот, сурово всыпав сыну розг, приказал ему отправляться в монастырь. «Да будь ты проклят со своим монастырем! Боишься мора — от него и издохнешь!» — со злостью подумал Вивьен тогда.

Все детство он раздражался, когда кто-то звал его тем же прозвищем, что и отца. Colère. Гнев, грозность, ярость… Вивьен думал, что ему это прозвище ни в коем случае не подходит, он не считал себя подверженным вспышкам ярости, он был гораздо спокойнее своего отца. Внешне.

«И все же внутри злость всегда казалась мне всеобъемлющей. Я не умел с ней справляться и мог пожелать человеку зла — не вслух, но мысленно. Неужели это могло исполниться? Неужели Господь мог допустить, чтобы это исполнилось?»

Вивьен был в ужасе от этой мысли. Он хотел забыть ее навсегда и никогда к ней не возвращаться. Как никогда и не возвращаться к этому всепоглощающему чувству. Он твердо решил, что ближайшие несколько месяцев будет ежедневно молиться Богу, чтобы Он помог ему сдерживать гнев. Возможно, придется даже исповедоваться в этом аббату Лебо… после того, как тот всыплет им с Ренаром за побег, разумеется.

— Ох и попадет нам сегодня, — задумчиво протянул Ренар.

— Я возьму вину на себя, это ведь было моей идеей, — покачал головой Вивьен.

— Сбежали-то вместе, — не согласился Ренар. — Отвечать за это тоже будем оба. Ты как будто аббата не знаешь! Он ни одному из нас этого с рук не спустит. Впрочем, я знал, на что шел.

— Спасибо, Ренар, — отозвался Вивьен, вновь погружаясь в свои мысли.

‡ 1349 ‡

Аббатство Сен-Пьер-сюр-Див, Франция

Год 1349 от Рождества Христова

Два молодых человека спешились и тщетно попытались прикрыть лицо от хлещущего дождя капюшонами сутан. Сандалии на босу ногу приземлились в грязь размытой дороги перед воротами аббатства Сен-Пьер-сюр-Див, и юноши одновременно поежились от холода, успевшего окутать их по дороге сюда.

— Тьфу ты, твою мать! — сплюнув за землю, выругался Ренар. — Вот мерзость! Пережить чуму, чтобы сдохнуть оттого, что промочил ноги? — Он с негодованием уставился на грязь, окрасившую кожу до щиколоток, и, попытавшись стряхнуть ее, умудрился зажать сутану между пяткой и подошвой, едва не упав.

Вивьен подхватил его под руку, помогая сохранить равновесие. Капюшон слетел с лица, и Ренар вновь выругался.

— Чума еще свирепствует, — резонно заметил Вивьен. — Рано заявлять, что мы ее пережили.

— Твоя правда, — нехотя прокряхтел Ренар. Он подумал снова надвинуть на лицо капюшон, но тут же понял, что толку от этого никакого — они с другом успели вымокнуть до нитки, пока добирались сюда. Вместо того он поправил простой веревочный пояс сутаны и понуро уставился в запертые ворота.

Из огромного аббатства Сен-Пьер-сюр-Див, раскинувшегося к востоку от реки Див, вот уже несколько месяцев не было никаких вестей. Агенты руанского отделения инквизиции сообщили епископу Лорану, что монахи не выходят на связь и то ли погрузились в затворничество, испугавшись чумы, то ли…

Другие варианты агенты предпочли не озвучивать.

Молодой и деятельный епископ Кантильен Лоран решил не медлить с проверкой и поручил своим новоявленным помощникам, чуть меньше года назад упорхнувшим из-под опеки аббата Лебо, объехать территории нескольких монастырей по всей Нормандии и выведать, что там происходит. Тридцатичетырехлетний францисканец необычайно рано занял пост руанского инквизитора, совместив его с епископской кафедрой. Мало кто верил, что он продержится на нем долго. Мало кто верил, что он — активный и интересующийся делами епархии — вообще переживет смутное время разгула мора. Однако, похоже, планы Кантильена Лорана были несколько иными, и Господь пребывал на его стороне.