| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В России, "которую мы, слава Богу — навсегда потеряли", радиолампы серийно не производились: их привозили готовыми из союзной Франции — со сроком службы не более десяти часов и стоимостью до 200 рублей золотом каждая. Но справедливости ради, надо сказать: в 1916 году, свою оригинальную конструкцию радиолампы-триода предложил близкий друг и соратник Ленина и, несмотря на это — выдающийся инженер-электротехник Михаил Александрович Бонч-Бруевич, назвавший свою лампу "катодным реле".
Однако, поздно пить "боржоми" — мы уже отстали на шаг в радиоэлектронике: во Франции — тогдашней законодательнице радио-моды, радиолампы с 1915 года — выпускались серийно десятками тысяч штук в год.
Далее, в силу различных объективных обстоятельств (из-за которых, например — "исчез" упомянутый ранее Петроградский патронный завод), к 21-му году, российская так называемая "электрослаботочная промышленность", предтеча радиопромышленности — пришла в совершенно плачевное состояние, хотя имела и некоторые успехи. Чтоб стали более понятны присущие в те времена проблемы (не только в "электрослаботочной промышленности", кстати), приведу простой пример: мастеров-стеклодувов — без которых не изготовишь баллоны для лампы, в России до революции было всего восемь человек...
Повторяю ещё раз и, причём — прописью:
ВОСЕМЬ!!!
А после Гражданской войны, количество стеклодувов резко уполовинилось по вполне понятной причине. Вот с такого уровня, пришлось начинать создавать советскую радиопромышленность.
Большевики отлично понимали значение радио — особенно его пропагандистскую роль и, в 20-х годах, при помощи французских специалистов в СССР удалось наладить производство радиоламп инженеров Пери и Бике — знаменитый "Триод ТМ", часто называемый ещё "триодом французского типа". Ну и, производство ламповых передатчиков и приемной аппаратуры на их базе. Однако, эта технология уже была безнадёжно устаревшей — времён Первой мировой войны...
Вот, мы на уже два шага отстали!
Изо всех сил стараясь догнать промышленно развитые страны, советское руководство заключило в 1935 году договор с фирмой из САСШ "RCA" (Radio Corporation of America). Однако в полной мере освоить эту технологию из-за всяких разных уважительных и не очень причин (в том числе из-за блокады Ленинграда — в котором находилось подавляющее большинство предприятий радиопромышленности), смогли только к году эдак 1944-му. Да и то, со всемерной помощью союзников по Ленд-лизу.
НО!!!
Пока мы, "задрав штаны" догоняли развитые страны Запада, трудились-мучались осваивая американскую технологию 30-х годов — изготавливая радиолампы размером с огурец, Америка, Британия и Германия — перешли на "пальчиковые" радиолампы толщиной с сигарету. Или даже, размером с горошину в металлокерамическом корпусе — для радиовзрывателей зенитных снарядов.
Вот вам и отставание на три шага!
А там — полупроводники, транзисторы, микросхемы и, боюсь — мы отстали навсегда...
Однако, "под занавес" — в самом конце доминирования в радиоэлектронике электровакуумных приборов, наша страна успела удивить цивилизованный мир.
В 1941 году в Новосибирск был эвакуирован коллектив Ленинградского завода "Светлана". Среди эвакуированных ленинградцев находился главный инженер завода Сергей Аркадьевич Векшинский (один из тех, кто вёл переговоры с фирмой "RCA") и его ученик — Валентин Николаевич Авдеев, тогда ещё просто мастер участка. Последний был без серьёзного образования — война помешала ему окончить заводской техникум, где преподавал Векшинский — но являлся блестящим знатоком производства. Оба они ещё во время войны понимали, что лампы "RCA" стремительно устаревают и для дальнейшего прогресса советской радиоэлектронники — срочно нужна миниатюризация аппаратуры.
На рубеже 1940-50-х годов, тем временем, произошел эпохальный прорыв в электронике — американский изобретатель Уильям Брэдфорд Шокли разработал первый в мире транзистор. Маленький металлический цилиндр размером с наперсток, с кристаллом германия внутри и тремя проволочными выводами, позволял отказаться от радиоламп — чудовищно огромных по сравнению с транзистором, энергопрожорливых, хрупких, ненадежных и имеющих малый срок жизни.
Советские учёные тоже — не веником были деланы (что касается "военки") и, разработки собственных транзисторов уже интенсивно велись.
Однако, возникли некоторые проблемы.
Привычные нам кремнивые транзисторы стали использовать несколько позже, а первые германиевые — сильно шумели, отличались крайне низкой термостабильностью и очень небольшой граничной частотой. В системах автоматики и телемеханики транзисторы работали стабильно — но что касается радио... Уже этого хватало, чтобы поставить крест на использовании транзисторов в ответственных узлах радиоэлектронных устройств!
Требовалось как-то рубить Гордиев узел одним ударом и, молодой ученый Валентин Авдеев разработал новый тип электровакуумных приборов: стержневые радиолампы. Такое название происходит вовсе не из-за характерной формы ламп, а из-за принципа действия — точнее из-за формы электродов. Авдеев не просто уменьшил классические (сеточные) лампы до тоненьких "трубочек", а создал принципиально иной способ управления потоками электронов внутри лампы за счет изменения потенциалов на стержнях — из-за которых они и называются стержневыми. Внешне, эти лампы выглядели тоненькими стеклянными цилиндриками — ненамного превышавшими по размерам транзисторы той эпохи.
Обычные радиолампы называются "сеточными" из-за наличия управляющего электрода в виде сетки, стоящей на пути потока электронов, двигающихся от катода к аноду. Часть электронов отражается от "сетки" и отправляется обратно в катод, что значительно снижает КПД этих устройств. Авдеев же, заменив сетки на "фокусирующие" поток электронов стержни — убрал это препятствие, что позволило поднять КПД и снизить габариты ламп.
Благодаря этому изобретению удалось строить очень надежную, компактную и экономичную радиоаппаратуру, избавившись от многих традиционных пороков электровакуумных приборов. Стержневые лампы потребляли на порядок меньше энергии, чем сеточные, превосходно работали в портативной и миниатюрной технике от обычной батарейки, не боялись вибраций, отлично функционировали в широчайшем диапазоне температур и уверенно работали на высоких частотах.
Срок службы стержневых радиоламп, был просто невероятен!
Он реально зашкаливал за 5000 часов, в то время как обычные радиолампы работают не более 500 часов, а то и меньше.
Конечно, не всё так однозначно под Луной и, "там" бытовало мнение: дескать, стержневые радиолампы — тупиковый путь, который американской разведкой был изящно подкинут нашим инженерам — чтобы увести СССР подальше от разработок в области полупроводников... Типа, пиндосы же не дураки, но стержневых ламп почему-то не делали — что выглядит очень подозрительно.
Однако, мне до всего этого будущего разбирательства дела нет: в начале 20-х годов, стерневые радиолампы — просто невероятно продвинуто-фантастический хай-тэк!
Лишь бы подкинуть идейку насчёт них кому-нибудь — кто сможет её воплотить в жизнь.
* * *
Ещё на подходе к Нижегородской радиолаборатории, размещённой на Откосе в трёхэтажном здании бывшей семинарии слышится шум и треск: то работала Центральная радиотелефонная станция — через антенны на крыше, что-то передавая в эфир... Может быть и музыку — кажется, в прошлом году уже состоялся первый в истории страны радиоконцерт. В это время единственным способом генерации и передачи радиосигналов являлась электрическая искра — так называемые затухающие электромагнитные колебания и, меня просто не по-детски умиляли некоторые литературные произведения, где их герои-шпионы в разгар Первой мировой войны передавали что-то там "секретное" из собственной квартиры... Да их бы вычислили "акустически" — как подводную лодку, не прибегая к радиопеленгации!
В Радиолаборатории, осуществлялся практически "режим открытых дверей" — как и во многих других советских учреждениях, про предприятия — я уже не говорю. Поэтому я здесь довольно хорошо освоился, когда бегал со своими "халтурками". На первом этаже расположились производственные мастерские, на втором — лаборатории и стеклодувы, а третий этаж заняли управленческие службы.
Однако "халтурка-халтуркой", а как коснулось дело научно-исследовательских работ — от меня стали шарахаться как от чёрта с ладанном. Что за пляски с бубнами, думаю?
До самого Бонч-Бруевича — директора "НРЛ", конечно не добрался, а вот с его помощниками по производству — Селивановым и по административно-хозяйственной части — Леонтьевым, пообщался вдоволь.
Оказывается, тут у них идёт борьба не на жизнь, а насмерть.
Ограниченность выделяемых "Народным комиссариатом почт и телеграфов" (НКПиТ) ресурсов, привела к тому, что предприятие решено было реорганизовать, персонал сократить — а исследования сосредоточить на наиболее приоритетных направлениях. Наиболее приоритетным же, считалось создание как можно более мощных радиоламп — с дальностью действия до 2000 вёрст, а то и более...
чтоб "Голос Москвы" могли слушать трудящиеся всего мира!
Про обратный эффект, про то — что всякие идеологически чуждые нам "голоса" — когда-нибудь глушить придётся, они тогда даже — думать не думали и, гадать — не гадали...
Предложенный самим Бонч-Бруевичем новый оригинальный способ — охлаждение медного анода водой, позволил поднять мощность лампы до 1 кВт, затем до 5-ти, до 12 кВт... А в этом году работы велись над лампами воистину циклопических размеров и мощности в 25 и, в даже в 100 кВт.
А тут какой-то лысый придурок, в ношенной кожаной куртке — носящийся с какими-то "стержневыми" лампами, которых — как микробов на заднице у слона и, не видно на фоне "царь-лампы"!
— Вы что заканчивали, молодой человек, — строго спросил меня Татаринов, руководитель одной из лабораторий НРЛ и преподаватель физики в Нижегородском университете, — реальное училище, поди какое — как наш Васька Пупкин?
"Что?! "Васька Пупкин"?! — на мгновение охненеваю, — разве бывают такое имя-фамилия у всамоделишнего человека?".
— Гимназию... Почти закончил. Потом сами понимаете — революция, война, — чувствую — со стыда сгораю и спохватываюсь, — правда, по причине контузии — ничего из латыни и древнегреческого, не помню! Но вот физику и математику...
В ответ:
— Хахаха!
Чуть ли, не умоляюще:
— Я могу нарисовать схему расположения электродов простейшего стержневого пентода ...
— "Пентода"?! ХАХАХА!!!
Прижимаю руку к сердцу:
— Да, поймите, Владимир Васильевич! Передавать радиосигналы очень далеко — конечно очень важно, но АРХИВАЖНО(!!!) принимать их — не только сидя дома на стационарный приёмник, но и в любом месте — в автомобиле, в трамвае... Прогуливаясь пешком в парке, даже. А для этого нужна миниатюризация радиоприёмников — до размера книги, к примеру.
— "До размера книги", говорите? Да, Вы хоть понимаете, какую ахинею несёте?! — психует тот, — покиньте помещение, молодой человек и не морочьте мне голову всяким бредом.
— Да, давайте хоть попробуем...
— Я сказал: идите!
Ещё раз посмотрел внимательно на него, потом посмотрел на себя — как бы со стороны и сравнил...
Да!
За редким исключением конечно, но мне — не достучаться до хроноаборигенов-специалистов: уж слишком они о себе — любимых, высокого мнения.
Включаю "заднюю":
— Ладно, до свидания... А кто такой "Васька Пупкин", не подскажите?
"Прикалывается поди и, никакого Васи Пупкина — не существует в живой природе...".
Презрительно, по-снобистки фыркает:
— Да, такой же фантазёр и баламут как Вы. Можете найти его у нас на втором этаже в стеклодувной мастерской и вдоволь поговорить об вашем "стержневом пентоде".
Чуть ли не в пояс дурашливо кланяюсь:
— Ладно, спасибо Владимир Васильевич на добром слове и, ещё раз: "давай, до свиданья".
С другими руководителями лабораторий разговор был ещё более краток!
Даже, с постоянно сильно занятом и чем-то озабоченном Вологдиным, мы не нашли общий язык... Меня просто посылали прогуляться лесом — бывало вежливо, бывало — не очень.
Впрочем, понять их можно: без всякого сомнения — вот-вот грядут перемены и сокращения и, попробуй только заикнись не в тему с "генеральной линией" — вылетишь первым.
С началом НЭПа у Нижегородской радиолаборатории появился мощный конкурент — который в конечном итоге её и "съел". По решению VIII Всероссийского элект-ротехнического съезда в октябре 1921 года, все национализированные предприятия "слабого тока" (телефонной, телеграфной и радиопромышленности), с марќта 1920 года вошли в состав "Электротреста" — подчинявшегося отќделу электротехнической промышленности ВСНХ. Тогда же, Президиум ВСНХ принял решение о создании "Государственќного электротехнического треста заводов слабого тока" (ГЭТЗСТ) и об объединении в нём всех предприятий электќротехнической промышленности Северо-западного региона страќны. Правление "ГЭТЗСТ" организовало новый элекќтровакуумный завод в помещении бывшего петроградского завода "РОБТиТ", с радиолабораторией, проќектным, монтажным и конструкторским бюро. Лаборатория получает наименоќвание "Центральная радиолаборатория" (ЦРЛ) и постепенно начинает как курочка Ряба "грести под себя" — переманивая ведущих радиоспециалистов из других городов.
Начальник Главэлектро ВСНХ Куйбышев предложит работающему сейчас в Нижегородской радиолаборатории профессору Вологдину перейти в "ГЭТЗСТ" — чтобы возглавить радиопромышленность и, тот не сможет отказаться от искушения стать из провинциала столичным жителем. В октябре 1923 года, Вологдин займёт пост директора "Треста по радио" и сделает на заседании правления "ГЭТЗСТ" доклад о необходимости концентрации в Петрограде всех инженерных кадров — до того разбросанных по отдельным радиолабораториям страны в Москве, Казани, Нижнем Новгороде, Одессе и других...
Короче, говоря своими — современными мне словами: питерские нагнут нижегородских!
Это будет смертельным приговором не только Нижегородской лаборатории — которую окончательно закроют в 1928 году.
Все предприятия советской радиопромышленности сосредоточат в Ленинграде, в "Тресте заводов слабых токов" — который станет монополистом в этой отрасли и, это будет иметь свои — трагические последствия для миллионов людей. Я уже не говорю об погибших в Блокаду радио-специалистах и членов их семей... В восточной части СССР накануне войны не останется сколько-нибудь серьёзных предприятий — способных производить военную радиоаппаратуру и, после оккупации западных районов и, главное — блокады Ленинграда, выпуск радиостанций всех типов будет полностью прекращён.
Практически — до середины 1942 года, танки уходили на фронт без раций!
С этим надо что-то срочно делать...
* * *
Оказывается, он существует!
"Их" Василий Пупкин оказался девятнадцатилетним парнем, по профессии — учеником стеклодува, по общественному положению — секретарём комсомольской ячейки Нижегородской радиолаборатории. Действительно, несмотря на продолжающуюся учёбу на вечернем факультете Нижегородского университета — малый оказался недостаточно технически подкованным: последние годы ученичества в реальном училище — приходились на лихие "военно-коммунистические" годы, когда было не до науки. Своим внешним обликом он мне несколько напоминал "самого маленького гнома Васю" из советского мультфильма — невеликого росточка, с почти детскими ручонками и наивно-открытым лицом.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
