Виктория

Порой я ими восхищаюсь. Если кто и достоин называться высшей расой, то это цикты. Не мы. Они сильнее, умнее, плодовитее, трудолюбивее — и при этом симпатичне и добрее нас. Вполне возможно, что человеческая раса — просто ошибка природы.

Но пока мы есть — мы будем делать всё, чтобы доказать обратное.

Я взрослел — и вместе со мной менялась планета, словно она тоже вошла в период полового созревания. Демилитаризация, культурная революция, сельскохозяйственная революция... С каждым годом менялись нравы. Дети, рождённые после вторжения, уже искренне не понимали, как могли жить их предки без помощи вездесущих добрых, щедрых и мудрых плюшевых пушистиков.

Дело даже не в том, что изменилась экономика, и теперь каждый человек был обеспечен с рождения пособием, на которое можно очень даже неплохо жить. В конце концов, до Каллипсианской Бойни мы тоже отнюдь не бедствовали. В конце концов, мы были космической цивилизацией. А выход в Дальний Космос автоматически означает, что основные социально-экономические проблемы на поверхности планеты более-менее успешно решены. Не верьте графоманам, которые рисуют в своих книгах орды межзвёздных оборванцев. Так не бывает. Нищета и звездолёты не совместимы.

Но они подарили нам нечто гораздо более важное. Востребованность.

У каждого графомана теперь есть сотни тысяч читателей по всей Галактике. Внимательных, чутких, восторженных читателей. У каждого художника и режиссёра — сотни тысяч зрителей. У каждого композитора — сотни тысяч слушателей.

По какому-то странному вывиху эволюции цикты оказались неспособны к художественному творчеству сами — но при этом радостно и охотно его потребляют. Их беда в том, что они оказались... чересчур эффективными. Они просто не умеют бездельничать и убивать время, как это охотно делаем мы. В их сутках двадцать семь часов. Девять из них нормальный цикт спит. Девять — работает, причём за три часа полностью обеспечивает все собственные потребности, за час — потребности стариков, детей и инвалидов, за оставшиеся пять — все потребности государства. Один час он спаривается. А ещё восемь — страдает от жуткого, неутолимого сенсорного голода! И готов платить чем угодно, даже своей жизнью, лишь бы хоть как-то заполнить эту пустоту.

Если бы не придурок Мясник, мы могли бы их сожрать с потрохами без единого выстрела. Просто культурно ассимилировать. Купить их нашей классикой и модернизмом, нашими мультиками и легендами, нашими фанфиками и ориджами, нашими играми и симфониями. Тысячи фанатов сами принесли бы любимым авторам головы своих маток. На блюдечке.

Возможно, именно это является настоящей причиной того, что при первой встрече Сообщество Циктов объявило нам информационную блокаду. Почувствовали угрозу, которая исходила не от наших боевых звездолётов, но от нашей привычки сочинять всякую ерунду. Официальная версия насчёт "зла", которое они якобы ощутили в наших предках, не лезет ни в какие ворота. Да, цикты действительно эмпаты и могут учуять злой умысел против себя — но не на соседнем континенте же! И тем более не на космических расстояниях!

Есть гипотеза, что в больших коллективах их эмпатическое поле усиливается. Но все равно. Подумайте сами — вы знаете, что в соседнем доме живут злые гопники. Такие злые, что с ними даже разговаривать опасно, вдруг набросятся. Вы станете переселяться в этот дом вместе с женой и детьми? Получается, что цикты одновременно сочли нас настолько опасными, чтобы избегать контакта — и одновременно настолько безобидными, чтобы селиться по соседству, ничего не опасаясь. Ну бред же!

А вот если предположить, что они не боялись наших солдат, но испугались наших писателей, тогда информационная блокада становится вполне логичной мерой предосторожности. Необходимой и достаточной. Пока дело не дошло до планетарных бустеров, конечно. Но если дошло — ещё лучше. Тогда опасных независимых творцов можно аккуратно прижать к ногтю и превратить в дойную корову. В гарантию дальнейшего процветания Сообщества.

При игре с такими ставками, восемнадцать миллиардов превращаются в незначительную разменную монету. Сообщество восполнило эти потери за несколько месяцев. Не исключено, что они даже подбросили нам схемы бустеров — чтобы аккуратно подтолкнуть на нужное решение. Впрочем, не нужно впадать в конспирологию. Нас не требовалось подталкивать. Мы сами прекрасно отыграли отведённую нам роль. Идиотизма Мясника хватило на всех.

Увы, это тоже только гипотеза. Ничем не хуже и не лучше других. Есть версии, которые выставляют циктов исчадиями ада, есть такие, которые делают из них сущих ангелов. Пользы в обоих случаях — ноль. Не больше, чем от наших фанфиков. У нас в избытке измышлений, но недостаточно фактов. Мы уже достаточно хорошо знаем, чем дышит рядовой цикт — рабочий, крестьянин или ополченец. Но понятия не имеем, чем руководствуются их власти. Даже самые преданные фанаты нашего творчества не смогут этого сказать — они сами не знают. Нормальному цикту просто не приходит в голову задумываться о мотивах вышестоящих. Ему говорят — он выполняет. Возможно, в этом залог стабильности и непобедимости их цивилизации.

Я валяюсь в ногах у семьи туристов. Чуть ли не вылизываю им подушечки задних лап. Истерически умоляю их простить нас. Простить за всё. За сгоревшие планеты, за сбитые корабли, за нашу тупость и агрессивность. Я прошу не переносить на детей грехи отцов, прошу понять, что мы ещё можем стать лучше и чище...

Я абсолютно искренен. Мне и впрямь очень, очень жаль того, что случилось тогда. Была бы возможность, я бы задушил Мясника собственными руками. Потому меня и выбрали на эту миссию. С циктами иначе нельзя. Они эмпаты — почувствуют ложь и притворство.

А то, что на втором уровне восприятия я внимательно анализирую их реакции в мельчайших деталях — им пока знать незачем. Впрочем, даже если они учуют некоторое любопытство с моей стороны (тщательно спрятанное за мощным истерическим эмофоном), вряд ли заподозрят что-нибудь крамольное.

Цикты — эмпаты. Но не телепаты. За двадцать лет мы очень хорошо научились понимать и использовать разницу между этими двумя понятиями. Предкам даже трудно представить, как легко мы — новое поколение — можем вызвать у себя любое желаемое настроение, лишь бы оно не противоречило нашим убеждениям. Может быть, именно поэтому среди нас так много хороших актёров. Или наоборот.

Они понимающе мяукают и обнимают меня тёплыми лапами. Младший трётся об меня пушистым лобиком. Я чешу его за ухом. Истерика постепенно проходит, и я убеждаюсь, что жизнь не так уж плоха.

Отец семейства за свой счёт заказывает всем риипсовые пирожные. Я с искренней любовью и благодарностью улыбаюсь ему. Мать семейства ощупывает меня между ног и приглашает на маленькую вечернюю оргию. Я с радостью соглашаюсь.

А крошечные дроны, парящие на высоте трёхсот метров, тщательно записывают каждую деталь их реакций. Нашим ксенопсихологам на заметку.

Да, мы больше не можем производить военную электронику. Или хотя бы двойного назначения. Но зато рабочие завода на Веге — большие поклонники творчества моей младшей сестры. Нет, планетарный бустер они мне не продадут — даже за самый гениальный в мире рассказ. Пока ещё. Хотя у меня есть знакомая капитан ударного крейсера, которая очень любит риипс с фермы отца. Но я никогда не прошу её ни о каких услугах.

Но пару грузовиков с дешёвым барахлом для опыления полей они мне всегда подогнать готовы. Славные ребята. Я люблю их.

Ещё и за то, что ни один цикт никогда не наябедничает на меня начальству. Нет, не потому, что побоится остаться без новых произведений любимого автора. Просто такое понятие, как донос, отсутствует в их менталитете. В принципе.

Самое грозное и мощное оружие — информация. Сильнее ударных крейсеров и планетарных бустеров. Если мы сможем понять, как цикты отреагируют на то или иное наше действие, мы сможем вести переговоры. Не как домашние зверушки. Как партнёры.

В 17:52 общепланетного времени меня будит звонок. Я осторожно спихиваю с себя мягкое пушистое тело, под которым чувствуется непробиваемая броня. Дотягиваюсь до комма, активирую...

— Шеф, всё пропало! Всё пропало, Шеф! Мы погибли!

— Успокойся, Алиса. Я ещё дышу, да и ты, кажется, тоже. Всё остальное можно исправить. Соберись, боец, и рапортуй по форме. Что произошло?

— Мясник... То есть адмирал Перрен... достал где-то двадцать прыжковых кораблей с планетарными бустерами... и направил их на столицу и на ключевые колонии Сообщества!

Я так и сел там, где стоял. Сознание привычно разделяет переживания на три слоя, хотя в этом теперь уже нет никакого смысла.

Внешний слой, самый сильный и болезненный — сопереживание. Столичные миры... Жемчужное ожерелье Империи... Это же в сумме не меньше триллиона жизней! Больше, чем когда-либо жило на Земле!

Второй слой — ужас. Я даже не знаю, правда не знаю, что хуже — если нас сотрут в порошок в ответном ударе, или если позволят жить даже после этого.

И третий — досада. Всё, чего мы добились непосильным трудом — всё насмарку из-за единственного идиота, которого нам в своё время не дали прибить. Тот факт, что цикты по сути сами виноваты, своими руками бережно сохранив собственную погибель — мало что меняет. Теперь.

— Сколько... Погибших? — выдавливаю севшим голосом.

— Ни одного.

До меня не сразу доходит, что это произнесла не Алиса. Отец семейства вернулся в комнату и с большим интересом слушал наш диалог.

— Всё-таки вы, земляне, удивительные существа. Даже наименее ксенофобные из вас сохраняют артефакты мышления, свойственные предкам. На подсознательном уровне вы сохраняете убеждение, что вы единственная раса во вселенной, способная к дальнему планированию и техническому развитию.

— Вы хотите сказать, что...

— Эти корабли-бомбы устарели на два десятилетия. Вы всерьёз думаете, что они до сих пор способны представлять угрозу для кого бы то ни было? Или что вы — первая встреченная нами раса, использующая планетарные бустеры в качестве решающего аргумента? Причём ваши учёные скопировали их с наших собственных технологий. Может быть, тогда, сразу после разрушения Луны, они смогли бы достичь периферийных колоний — но не Столичных миров. Миллионы наших учёных ежедневно изобретают новые способы защитить их от возможных нападений. Пусть они давно уже имеют чисто символическое значение для процветания Сообщества — они нам дороги, как память.

— Вы... вы хотите сказать, что знали о них?

— Конкретно об этих кораблях — нет, человек. Но никто не сомневался, что рано или поздно ваши экстремисты выкинут нечто подобное. Хотя, честно говоря, мы ожидали... чего-то более впечатляющего. Ну хотя бы способного обойти наши спутники-наблюдатели в Лунном Кольце и атмосферные дроны. Но лично я полностью удовлетворён. Эта ваша непосредственность так восхитительна... Я уже заказал один из этих раритетов для домашнего музея своего клана. За остальные будет драка между музеями. Скорее всего, они достанутся властям тех Столичных миров, на которые были нацелены. Во всём Сообществе не найдёшь такого старья в полностью работоспособном состоянии.

До меня начинает доходить.

— Так вы... вы оставили в живых Мясника, чтобы поиздеваться над ним? Вы были абсолютно уверены, что он не сможет причинить вам реального вреда?

— Не совсем. Наши аналитики допускали вероятность в семь процентов, что он найдёт реальный способ причинить ущерб, равный тем восемнадцати миллиардам, или превосходящий их. И риск в сорок два процента, что он нанесёт значительный ущерб вашей собственной планете. Что, в принципе, и произошло — прыжки на границе атмосферы обеспечат немало хлопот службам контроля погоды. Но риск был признан стоящим того.

— Зачем?! Чего ради?!

— Сенсорный голод, человек. Всё тот же сенсорный голод. Считай это ещё одним произведением искусства — и последней вашей контрибуцией за уничтоженные Альфу и Секунду. Все эти двадцать лет постепенно растущего отчаяния адмирала были великолепной эмпатической симфонией, которая завершилась блистательным крещендо пуска ракет. Твоя паника и отчаяние стали к нему прекрасным контрапунктом, оттенив мстительное злорадство Перрена. А как он играл на том фортепиане в Вене, пока корабли-бомбы взлетали... ах, как он чудесно играл... в нём погиб великий пианист!

Одна из младших дочерей трётся о моё бедро головой.

— Пора в убежище. Приближается ураган.

ЗАЧУМЛЕННЫЕ

...Сперва люди пропадали редко. Впрочем, до этого, с момента заключения вассалитета с циктами — преступлений против личности у на Земле и вовсе не водилось, так что даже редкие пропажи были ЧП.

Больше всех, пожалуй, возбудились по этому поводу цикты. Медвежата находившиеся на планете — моментально организовались в спасательные группы, которые с невероятным упорством принялись искать следы пропавших. Спустя неделю — нашли первого. Точнее — то, что от него к этому моменту осталось. Несчастный юноша из молодежной организации "Межпланетная дружба" — был зверски замучен. Его ритуальная цикт-супруга — в знак траура обрила середину тела и удалилась в Цитадель Скорби.

В течении следующего месяца — были найдены и прочие пропавшие в первой волне. Все они так или иначе относились к группам межвидового сотрудничества. Все они были запытаны.

Десять человек — очень мало по меркам минувших веков. Столько исчезало бесследно за месяц в большом городе двадцатого века. И это считалось абсолютно нормальным. Но в новом мире, в новой реальности — это было ЧП галактического масштаба. Было установлено тотальное наблюдение. Спутники сканировали каждый квадратный метр земной поверхности. Каждый человек был снабжён персональным маячком, и стоило только сигналу оборваться или резко сместиться — на место происшествия тут же вылетала аварийно-спасательная группа.

Пространство вокруг Земли было окружено боевыми кораблями — так плотно, что мышь не проскочит, как говорили предки. Ни грама ни ввезти, ни грамма не вывезти. Задействованных ресурсов хватило бы на несколько космических войн. Но Сообщество их не жалело. Впервые за двадцать лет империя столкнулась с вызовом своему могуществу.

И впервые за двадцать лет на Землю пришёл страх.

На какое-то время это помогло. На несколько месяцев люди исчезать перестали. А потом снова пропали почти сто человек.

Беда в том, что все они принадлежали к так называемым "отказникам" — тем, кто по тем или иным идеологическим причинам носить маячки отказался. Их было очень мало в процентном отношении — один из десяти тысяч. Странные, чудаки, самоубийцы, параноики... Но для двенадцати миллиардов населения Земли и колоний это означало — миллион двести тысяч потенциальных жертв. К этому моменту уже стало известно, что пропадают люди и в колониях.

Неизвестных похитителей журналисты прозвали Мясниками. И не все верили, что совпадение прозвища с одним ещё живым стариком — случайно.

Сам Франсуа Перрен к тому моменту уже был посажен в специально для этого отреставрированную тюрьму Алькатрас. Хотя его последняя атака и не достигла цели, цикты решили более не рисковать. Впрочем — опять же проявив гуманность, так как в противном случае, отставного адмирала порвали бы его соотечественники.