| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Поскольку трое участников этой жалкой трагедии были христианами, отвращение Иэясу к этому вероисповеданию стало сильнее, чем когда-либо. Оно еще более возросло, когда тщательный розыск, проведенный среди его ближайшего окружения, выявил ряд христиан, которые были вынуждены отречься или были изгнаны без дальнейших церемоний. Главной среди них была одна из его любимых придворных дам, кореянка по имени Джулия Ота, хотя иезуиты утверждают, что на самом деле она не была его наложницей, как заявляли францисканцы. Молодой Арима стал ярым гонителем, убив двух своих сводных братьев; но когда он приказал сжечь заживо несколько христиан за отказ отречься от своей веры, толпа верующих, насчитывающая около тридцати тысяч человек, присутствовала на их мученичестве, распевая гимны и вознося молитвы. Эта демонстрация еще больше разозлила бакуфу, который, естественно, расценил ее как проявление христианского неповиновения феодальному закону и порядку.
Иэясу еще не оправился от потрясения, вызванного разоблачениями Аримы, когда разразился столь же неприглядный скандал с Окубо. Разветвления этого чрезмерно сомнительного дела все еще далеки от ясности, и отнюдь не очевидно, что главным виновником был христианин, как утверждали его обвинители. Окубо Нагаясу был актером Но, специализирующимся на саругаку или "обезьяньем танце", прежде чем он привлек внимание Иэясу предложением увеличить объем добычи золотых и серебряных рудников. Подобно Мураяме, Хасэгаве и другим выходцам из низов, он быстро сделал карьеру и, наконец, был назначен даймё Хатиодзи. Он, очевидно, обладал настоящими талантами, поскольку не только увеличил добычу на рудниках на острове Садо и в провинции Идзу, но и довел систему почтовой службы и поставки вьючных лошадей на Токайдо и других главных трактах до высокой степени эффективности. Он воспользовался своим положением смотрителя рудников, чтобы сфальсифицировать отчеты и заняться крупномасштабными хищениями. После его смерти в 1613 году проступки Окубо были обнаружены благодаря действиям его двадцати четырех наложниц, которые пожаловались, что его наследники лишили их больших сумм золота, которые обещал им их покровитель. Вышеизложенное опирается на точно установленные факты, но нет убедительных доказательств, подтверждающих еще одно обвинение: что Окубо с миссионерами замышлял отправку экспедиционных войск для помощи туземным христианам против бакуфу. Но хотя это обвинение, определенно, было ложным, Иэясу вполне мог ему поверить. Сам Окубо был вне его досягаемости, но его сыновья были убиты, его состояние конфисковано, и говорят, что шестой сын Иэясу, Тадатеру, впал в немилость из-за своей связи с преступником (4).
Связь христианства с преступниками и заговорщиками всех видов еще больше укрепилась в глазах бакуфу после ареста и распятия на кресте печально известного монетчика по имени Дзиробиойе, который оказался христианином. "Многие люди, по обычаю всех мест, пошли посмотреть на казнь, и когда христианин испустил дух, присутствовавшие христиане преклонили колени, чтобы вверить его душу Богу; и вслед за этим некоторые из язычников, злонамеренные люди, воспользовались этим, чтобы сказать, что они действительно поклоняются ему, распятому".
После этого Хасэгава Сахиое обратился к бакуфу с памятной запиской, указав на опасности для существующей феодальной формы правления, которые были связаны с продолжением проповеди христианства. Ссылаясь на дела Аримы и Дзиробиойе в доказательство своего утверждения, он осудил христиан и их религию на следующих основаниях:
1. Христианская доктрина учит, что верующие должны подчиняться падре как своим духовным пастырям, а не даймё как своим светским властителям.
2. Христиане жертвуют всем ради своего закона и поклоняются преступникам, которые были справедливо осуждены как злодеи и мятежники; они носят их мощи как амулеты.
3. Чтобы подражать Иисусу Христу, который умер распятым на кресте между двумя разбойниками, христиане гордятся теми, кто умер такой смертью и по такой причине; следовательно, они — фанатичная и пагубная секта, опасная для Империи и готовая к причинению любого зла.
Эта памятная записка и новости о зрелищной (хотя и организованной) массовой демонстрации местных христиан при распятии мучеников Аримы, похоже, избавили Иэясу от любых колебаний, которые, возможно, он еще испытывал. Он принял решение об изгнании всех миссионеров из Японии, закрытии всех церквей и строгом запрещении открытого или тайного исповедания христианства любым японцем. Францисканские церкви в Кансай и Канто были официально закрыты годом ранее, несомненно, из-за раздражения Иэясу тесной связью монахов-миноритов с отказом Вискайно от сотрудничества. Иезуиты были (после некоторых предварительных колебаний) специально освобождены от этого постановления благодаря заступничеству Итакура Кацусигэ, сёшидая или сёгунского губернатора Киото, которого иезуиты описывают как "благородного, умеренного и нравственного человека и друга отцов". Францисканцам, хотя якобы лишенным собственности, все же разрешили остаться в Фусими. Указ 1614 года распространялся на всех миссионеров без исключения. Падре Морехон, ректор Киотского колледжа, был предупрежден о надвигающемся ударе в декабре 1613 года, когда получил письмо от Хасэгавы Сахиое и другое — от Гото Сёдзабуро, в которых говорилось о том, что должно было произойти, хотя Хасэгава умолчал, что он сам был главным вдохновителем окончательного решения Иэясу (5).
Текст знаменитого указа, изданного 27 января 1614 года, приписывают либо конфуцианцу Хаяси Казану, либо священнику секты дзен Соден (Суден) из Кондзи-ин в Киото. Вероятно, оба приложили к нему руку, так как указ представляет собой любопытную смесь буддийских и конфуцианских идей с некоторыми мимолетными намёками на синтоизм. Он начинается с обращения к принципам Ян (мужского или положительного начала) и Инь (женского или отрицательного) как основы всей жизни и ссылается на различные буддийские тексты, а затем осуждает христианство в следующих выражениях: "группа киришитан прибыла в Японию, не только посылая свои торговые суда для обмена товарами, но и стремясь распространить пагубную доктрину, ниспровергнуть истинное учение, чтобы они могли изменить правительство страны и завладеть землей. Это — зародыш большого бедствия, и он должен быть раздавлен".
Указ превозносит Японию как "страну богов и Будды" и цитирует конфуцианскую "Книгу этикета" о пяти соответствующих наказаниях (клеймение, отрезание носа, отрубание стоп ног, кастрация и смерть) для злоумышленников. "Фракция батерен восстает против этого устроения. Если они видят осужденного собрата, они бегут к нему с радостью, кланяются ему и оказывают ему знаки благоговения. Они говорят, что это суть их веры. Если это не пагубное учение, то что это? Они поистине враги богов и Будды". Смесь конфуцианских и буддийских идей (столь отличных от современного Китая, где они резко различались) подтверждается такими предложениями, как: "За границей мы проявили пять основных добродетелей, в то время как на родине мы вернулись к Доктрине Священных Писаний", конфуцианские и буддийские тексты цитируются поочередно. Указ завершается утверждением, что "процветание пути богов и закона Будды, несмотря на вырождение последних дней, — это признак хорошего правителя. Пусть Небеса и Четыре моря услышат это и повинуются".
К этому указу, который на протяжении двух с половиной веков был похоронным звоном христианства в Японии, были приложены пятнадцать правил, которыми надлежало руководствоваться буддийскому духовенству при обеспечении его исполнения. В них указывалось, что каждый японец должен стать членом той или иной из основных буддийских сект, причем глава семьи несет ответственность за выбор из них. Священники должны были посещать своих прихожан в период праздника Бон (Урабон) в седьмом лунном месяце, чтобы прочитать молитвы и убедиться, что со стороны членов семьи нет отступничества. Результат этого расследования следовало внести в реестр, который в конечном итоге отправлялся церковным уполномоченным. Эти меры формально действовали до 1868 года, хотя их фактическое применение, по-видимому, широко варьировалось в зависимости от времени, места и обстоятельств (6).
Пока составлялся этот указ, открытые преследования практически ограничивались вотчиной отступника Аримы, а Церковь в других местах оставалась в том зловещем затишье, которое предшествует буре. Иезуитский автор "Ежегодного письма" за 1614 год, или, скорее, его современный английский переводчик в Сент-Омере, писал о ситуации, сложившейся повсюду, кроме Аримы: "Церкви там стояли открытыми для всех, и Слово Божье свободно проповедовалось в них, хотя они (христиане) не без страха и тревоги ожидали, какой же окажется в конце концов эта надвигающаяся буря, грозившая еще более сильными штормами. Они отпраздновали в 1613 году Ночь Рождества нашего Благословенного Спасителя во всех вышеупомянутых местах при большом стечении народа, с торжественностью и благочестием христиан".
Удар обрушился через два дня после этого обманчиво мирного рождественского утра, когда Итакура получил приказ составить полный список всех христиан в районе Киото. Местные иезуиты были в напряжении, пока не получили письма от Хасэгавы и Гото, предупреждающие их, что Иэясу обдумывает полный запрет христианства. Официальное уведомление прибыло в Киото 14 февраля 1614 года, когда от иезуитов "потребовали предоставить каталог имен всех отцов, братьев и доксукосов, или семинаристов, а также слуг, которые у них были, с той целью, чтобы никто из них не остался в стране. Но поскольку было необходимо, чтобы некоторые тайно оставались там для помощи христианам этого города, а также других городов и деревень по соседству, из восьми "отцов" они внесли в каталог имена только трех, из семи "братьев" — также только трех, а из двадцати семинаристов — только шесть".
Едва ли нужно добавлять, что этот "благочестивый обман", который происходил в больших или меньших масштабах в подавляющем большинстве миссионерских заведений по всей Японии, никогда не мог быть осуществлен без попустительства Итакуры. Иезуиты в течение многих лет поддерживали с ним доверительные отношения, и очевидно, что он, должно быть, закрыл глаза на явное несоответствие между количеством уехавших и количеством тех, кто находился в Японии. Падре также свидетельствует о доброте и внимании, которые он и его приближенные проявили к ним во время их ареста и перевода в Нагасаки. Это хорошее обращение было общим, но не неизменным правилом; и очевидно, что Иэясу должен был отдать приказ, чтобы миссионерам не причиняли личного ущерба и не подвергали жестокому обращению. Всему миссионерскому персоналу, будь то европейцы или японцы, было приказано сосредоточиться в Нагасаки, в ожидании отплытия в Макао и Манилу. Ряд ведущих туземных христиан, включая Такаяма Юкона и Наито Токуана, получили такие же приказы (7).
Нелегко установить даже приблизительное количество христиан в то время, когда на них обрушился этот удар в 1614 году. Некоторые писатели приписывают иезуитам в этот период в общей сложности два миллиона обращенных, но в современных источниках нет ничего, что могло бы подтвердить столь высокую оценку. Фернан Геррейро в своем "RelaГam Anual" от 1605 года утверждает, что на эту дату было обращено в общей сложности 750 000 человек, но вполне вероятно, что даже эта цифра была преувеличена. Падре Валентим де Карвальо, который был главой иезуитской миссии в Японии во время изгнания и провинциалом в Нагасаки с 1611 года, утверждает, что в январе 1614 года в Японии насчитывалось почти 300 000 христиан. Так как Карвальо имел в своем распоряжении все ежегодные отчеты, когда он писал, его оценка, безусловно, надежна. Она также довольно хорошо согласуется с мнением автора "Ежегодного письма" от 1614 года, который отмечает, что "тогда здесь было более 250 000 христиан". Поскольку первое десятилетие семнадцатого века было периодом неуклонного прогресса в распространении христианства в Японии, и нет никаких сведений о каких-либо крупномасштабных преследованиях или массовом отступничестве, несомненно, что оценка Геррейро слишком завышена. Цифру Карвальо в 300 000 человек следует принимать как максимум, даже включая сюда обращенных нищенствующими орденами, которые, если верить иезуитам, были бедны численностью, но гордились духом. Тем не менее, это замечательная цифра, учитывая общее количество миссионеров (143), которые тогда работали в Японии, и трудности, с которыми они столкнулись в своей деятельности, лишенные поддержки Кониси и Аримы. Общая численность населения империи в то время оценивалась примерно в двадцать миллионов человек, но было бы трудно, если не невозможно, найти другую высоко цивилизованную языческую страну, где христианство оставило такой след не только по количеству его последователей, но и по влиянию.
О других статистических данных миссии легче говорить с большей уверенностью, так как подробный список миссий иезуитов на 1612 год был направлен генералу в Рим. Ниже приводится краткое изложение списка, сведенного в табличную форму.
Нагасаки и округ: 1 колледж, 6 резиденций; 28 падре и 18 ирмао.
Арима и округ: 1 колледж, 8 резиденций; 16 падре и 15 ирмао.
Хаката и округ: 1 дом, 2 резиденции; 4 падре и 3 ирмао.
Провинция Бунго: 1 дом, 2 резиденции; 4 падре и 3 ирмао.
Кансай и Канто: 1 дом священника, 6 резиденций; 10 падре и 13 ирмао.
В общей сложности 2 колледжа, 2 дома (casa), 1 дом приходского священника (casa reitoral) и 24 резиденции, в которых работали епископ (Серкейра), провинциал (Карвальо), 62 священника и 52 ирмао, или 116 иезуитов в целом. В семинарии при колледже в Хатирао (Арима) находились пятьдесят восемь "японских юношей и детей, обучавшихся наукам и добродетельному поведению, латыни, музыке, и характеру религий и сект Японии, а также способам их опровержения, что было одним из лучших и действенных средств обращения этих язычников". Точное количество иезуитских церквей по всей Японии в это время установить еще сложнее, но только в феодальном владении Аримы их было семьдесят, когда в 1613 году здесь разразились местные гонения.
В Японии было 250 местных учителей катехизиса, распределенных следующим образом: Нагасаки и округ — 103; Кансай и Канто — 59; провинция Арима — 58; Хаката и округ — 18; провинция Бунго — 12. В эту цифру не включены ни "многочисленные домашние слуги, без которых здесь нельзя обойтись из-за местных обычаев", ни христианские беженцы, жившие за счет иезуитской благотворительности. За исключением последних двух категорий, общая численность членов Общества в Японии составляла 534 человека.
По сравнению с этими цифрами нищенствующие ордена были представлены более скромно: в то время в Японии находились только 14 францисканцев, 9 доминиканцев и 4 августинца. Карвальо утверждает, что закрытие францисканских миссионерских учреждений бакуфу в 1612 году не имело большого значения, поскольку за пределами Нагасаки у них была только соломенная хижина в Ураге (где монах пребывал только тогда, когда туда заходили испанские корабли) и еще одна в Эдо с небольшим лепрозорием при ней. Он также утверждает, что у них было относительно мало обращенных, большинство из которых первоначально были обращены в христианство иезуитами. Даже учитывая неприязнь провинциала к францисканцам, которая явно повлияла на его суждение (поскольку он не упоминает их дом в Киото), очевидно, что у братьев-миноритов не могло быть более нескольких тысяч обращенных. Общины доминиканцев и августинцев были незначительны по численности: первые обосновались в Хидзен, а вторые — в Бунго (Усуки), помимо своих монастырей в Нагасаки. Наконец, следует упомянуть о семи представителях японского белого духовенства, четверо из которых были приходскими священниками в Нагасаки.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
