Инь.Янь

Задумался. Вспомнил фильм, который видел несколько лет назад — что-то вроде ужастика-фантастики. Там Бандерас поймал хулигана, пытавшегося изнасиловать его дочь, или жену — уже не помнил кого именно — так этот самый Бандерас оказался талантливым пластическим хирургом, взял, и сделал из злодея бабу, один-в-один похожую на покойную жену. И трахал ее. Пока та (тот!) не осердилась и не всадила в маньяка несколько пуль. Может тот самый случай?!

Решил — глупости это все. Кому он нахрен нужен, спивающийся мент, не влияющий ни на что, кроме своего пропавшего члена?! (Ой-ей...о-е-ей!) Кто мог его ТАК ненавидеть, чтобы нанять дорогого хирурга и сделать из него бабу? Да если бы хотели — просто прострелили бы башку в подъезде, и все тут! Да и злодеи у него мелкие — все какие-то дебоширы, убийцы по-пьянке, воришки, да проститутки — ну кто будет искать такие сложные пути отомстить клятому оперу? Перо в бок — и поехал Сережа на кладбище!

Смешно — Гасан-арбузник нанял бы киллера-хирурга, чтобы сделать из мента бабу! Нарочно не придумаешь! Нет, этот вариант отпадает. Тогда что?

Сергей снова улегся на лежанку и стать ощупывать свое тело, изучая его сантиметр за сантиметром, благо, что уже прилично рассветало — видны все углы этой собачьей будки. Хотя — на что тут было смотреть?

Деревянный топчан, грубый, крепкий, доски засалены, даже прикасаться противно. Пол земляной — выметен чисто. Ящик в углу — надо понимать, стол. Рядом с ним закопченные камни — очаг? Одеяло из непонятной грязной ткани, что-то вроде матраса...как там раньше называли? Тюфяк? Сергей никогда такого не видел — внутри или солома, или трава.

'Все воняет, и...о Боже! Насекомые! Вши, клопы! Бррр! Гадость какая! И воняют...кто там говорил, что клоп пахнет коньяком? Тьфу! Коньяк пахнет клопом! Впрочем — какая разница, что чем воняет? Вся моя жизнь воняет! А сейчас пришла к закономерному концу! И сдохну -переделанной бабой! В грязи!'

На глаза Сергея навернулись слезы, и он чуть не зарыдал от отчаяния, что в общем-то было для него нехарактерно. Плакал он в последний раз лет двадцать назад, когда умерла мать, воспитывавшая его без отца, сгинувшего где-то на просторах огромной страны.

Сгинувшего для семьи — он был живее всех живых, просто жена и дочь стали ему не нужны. Сергей его нашел, даже письмо написал. Ответное письмо повествовало о том, что у 'папы' теперь другая семья и ему нет дела ни до твари-жены, ни до 'сынка', скорее всего прижитого от соседа. Потому предлагалось больше не писать и забыть его адрес.

Сергею хотелось навестить папу и навешать ему люлей — как выпьет — так и хотелось. Но приходило похмелье, а вместе с ним осознание, что это был бы путь в никуда, нет — понятно, куда — в народное хозяйство, на маленькую, убогую зарплату. И планы мести таяли сами собой. Да и разве смог бы он отлупить родного отца, даже такого поганца? Может бы и смог...только вот пробовать не стал.

'Итак, обследуем — чего мне там соорудили эти твари? Худой...рост...как они рост уменьшили? Сто восемьдесят пять было! А тут...хорошо, если сто семьдесят! А с чего я решил? Может такой же рост остался? Нет — точно меньше, точно! Тьфу! Ни хрена не точно! А вот кость тоньше, это — да! Лапы у меня больше были, а тут...бабские руки! Бабские...сиськи! У меня — сиськи! Хорошо хоть не вымя, как у этой актриски...как ее? Андерсон? Ходил бы, тряс шарами! Ох, шары, мои шары! Твари! Доберусь я до вас! Худой...худая? Жиру нет совсем. Ребра торчат — не кормили? Ну — когда переделывали! Интересно, сколько времени прошло..чтобы сделать из меня бабу, нужны месяцы! Тьфу! Ничего не понимаю — ну кому понадобилось?! Пупок...а что ты ждал? Что пупок исчезнет?

Ох...ЭТО! Гадость!

А чего гадость-то? Когда ты туда совал — гадостью не было?

Так другое ведь дело! Совсем другое! Вот тебе Сажа и наказание...сколько ты баб перепортил? Сколько обманул, клялся в любви? И это когда женат был! А вот теперь побудешь бабой!

Что-то у меня приступ самобичевания...как после бутылки виски. Выпить бы сейчас, мозги бы и прочистились.

Ага — допился уже!

Пошел нахер, внутренний голос! Без тебя тошно! Ладно — согласен — допился! И что? Что делать? Скажешь? Чего молчишь-то? Только и умеешь, как нести всякую хрень...худо мне...ох, как худо! Поспать, что ли? Только как? На клопах? Вшей кормить? Бррр...как тот бомж, жмурик...заставили вывозить! А по шее вши...хорошо Васька Музгин на дороге попался — раз ты участковый — вези трупешник в морг! Я-то соль земли, опер, мне Зарастустра не позволяет! Откуда это? Где я слышал по Заратустру? А! Васька же и сказал!

На море пойти? Волосы не разодрать! Грязные, засаленные!

Ничего по логике не бьется — если из меня сделали бабу, то почему я такой грязный, засаленный?

Подожди-ка, подожди...а разговор с мужиками? Ну тогда, бухали десятого ноября! Чуть не подрались...нашим парням только подкинь дровишек, то есть — религиозную тему, и все — жди мордобоя. Но это все неважно, важно то, что говорили о переселении душ. Что души после смерти тела куда-то там улетают, вселяются в другие тела и проживают жизнь заново, нарабатывая карму. И если ты был сволочью, значит в следующем воплощении будет полнейшим козлом. В прямом смысле слова — в козла можешь вселиться!

Вот только закавыка одна — души не помнят, кем они были. Вернее — почти не помнят. Редкие-редкие, уникумы, помнят обрывки прежних жизней. А все остальные — нет. А что, все хорошо укладывается в схему — я вел себя плохо, бухал, занимался поборами, обманывал, ловчил, жене изменял, и вот результат — я вшивая, вонючая, помойная баба!

Ахренеееть! Только и скажешь... И значит мне нужно прожить эту жизнь праведно, потом сдохнуть, чтобы возродиться в новом, замечательном теле. Ништяк? Какой там ништяк — полный стрем!'

Сергея вдруг охватила ярость — безумная, ищущая выхода, шипучая и злая. Он с размаху саданул по топчану, больно ушиб руку, скривился, и затих, прислонившись к стене клетушки. Потом бессильно упал на постель и неожиданно мгновенно уснул, не обращая внимания на укусы насекомых, на зуд расчесанного грязного тела, на вонь, идущую от старого тряпья и от него самого, бывшего опера, а теперь — низшую из низших тварь, которой предназначен судьбой сгинуть на улице, удобрив своим худым телом жирный чернозем, политый нечистотами.

* * *

— Эй! Санги тон вон акр тумато бока! Зидиш так? Пастро! Тум! Тум!

Сергей открыл глаза и недоуменно уставился в девчонку, стоявшую перед его 'постелью' — лет семнадцати-двадцати, нечесаная, лохматая, шея в расчесах и следах укусов. Под глазом здоровенный, уже начавший желтеть фингал, а в глазах смешливое возмущение

— Тум! Боката сарана фукра!

— Сама фукра! — пробормотал Сергей, хлопая ресницами, и тут же осознал то, что с ним случилось этой ночью. Сел на топчане и воззрился на девицу, стоявшую над ним, уперев руки в бока.

— Ты кто такая? — спросил он хрипловатым голосом и тут же поежился — голос звучал тонко, по-женски, впрочем — как ему еще звучать? Баба! Он — баба!

— Жоса танак курдак! Тум! Сарана фукра...

— Еще раз выругаешься — пилюлей получишь! — догадался Сергей, и уперся взглядов в 'свои' расцарапанные, расчесанные коленки. Они были худыми, а то, что прилагалось к коленкам — жилистое, мускулистое, как у гимнастки, или прыгуньи в высоту.

Девчонка с интересом смотрела на его манипуляции, на то, как он задирает платье, разглядывая то, что ему досталось по воле обозлившегося Бога, или богов, потом фыркнула, и хитро подмигнув, заявила:

— Тиекна друз, друз — фиак мистут дрыз! Дрыз, дрыз — ис опт карамур ту!

Девчонка тут же изобразила, как она бы Сергея 'карамур', и он возмущенно вскинул на нее глаза, сдвинув густые брови — слова непонятны, но интонации, а особенно ее жесты не оставляли места для фантазий. Девка сказала что-то вроде: 'Ну хороша, хороша! Мужики затрахали бы тебя до смерти! Да я и сама бы тебя не отказалась попользовать!'

— Дура ты! — беззлобно, горько бросил Сергей, и на глаза ему снова накатились слезы. И это было странно — опять же, он никогда не плакал! Может переход в женское тело так подействовал? Одна слеза прокатилась по щеке, и незнакомка тут же осеклась, произнося очередную ехидную фразу. Помолчала, потом села рядом и обняв Сергея за плечи левой рукой, погладила его по голове:

— Се, се, сатон мор? Мора нака горсантр на! Тум — сиргар, когар, налада!

— Думаешь — наладится? — автоматически переспросил Сергей, и глубоко вздохнул — ни хрена ничего не наладится! Ты мне что, член пришьешь? Так и сдохну тут, в это вонючей стране! Кстати — как она называется, а? Таиланд? Вьетнам? Ты меня понимаешь? Парле ву франсе? Ду ю спик инглиш? Ни хрена больше ничего не знаю, кроме ругательств на казахском языке — Рустам научил в институте. Ты понимаешь? Ни хрена не понимаешь. Вон, как вытаращилась!

— Ту — Сарана? — девчонка со страхом раскрыла глаза и отодвинулась на дальний край топчана — Сарана?

— Ту — ? — Сергей показал на девчонку, и она со страхом вскочила с места:

— Ге Сарана! Ааа! — девчонка попыталась выскочить из домика, но врезалась в угол и застряла в узком проходе. Сергей поймал ее за ногу и не обращая внимания на вопли, подтащил к постели, не без труда отправив на деревянное ложе.

— Тихо! Да тихо ты! Заткнись! Вот так! Да — похоже на то, что я — Сарана. Ту— Сарана! Мать вашу...!

— Мат вашс? — девчонка снова широко раскрыла глаза и попыталась смыться, но Сергей держал крепко, схватил за горло, навалился всем телом:

— Сидеть, мать...тьфу! Хрен знает что у вас обозначает 'мать'! В общем — ту Сарана, и заткни глотку, дура! А то я сам ее сейчас заткну!

Сергей тяжело дышал — девчонка оказалась довольно сильной, или он слабым...раньше такую 'глисту' одной рукой, а теперь...теперь он — баба!

— Вот так — сиди! Ту — Сарана! Ту — ? — Сергей ткнул пальцем в грудь гостье и почувствовал мягкую плоть. Отдернул руку, но девушка ничего не заметила. Она молчала, сидела, как мертвая. Тогда Сергей повторил:

— Сарана! Ту — ?

— Абина — пролепетала девица, сжав пальцы в кулачки и прижав их к губам.

— Замечательно! — почти искренне обрадовался Сергей — вот контакт с аборигенами и налажен! Абина — что это? Ну — вот это?

Сергей постучал по голове, Абина не поняла, тогда он начал пытаться изобразить жестами. Наконец — поняла.

— Хелд

— Ага! Уже сдвиг. Ну что же — давай называть по именам. Начнем с этого поганого мешка, изображающего платье. Итак — ?

* * *

Понадобилось полчаса, чтобы девица наконец уяснила основные пункты того, что хотел втолковать Сергей:

1. С головой у него не в порядке.

2. Язык не знает.

3. Не представляет опасности для этой самой девицы.

Третий пункт оказался основным, потому что девица постоянно вздрагивала и смотрела на Сергея (Сарану!) как на черта, каким-то образом занявшего тело знакомого, а может быть даже родного человека (Кто она Саране? Подруга? Сестра?).

Закончив с объяснениями, Сергей и его новообретенная подружка вылезли на свет Божий. Пора было отправляться на промысел — по крайней мере так понял Сергей.

Девица упорно требовала уходить, так что понять было немудрено, особенно тогда, когда у тебя от голода бурчит живот. Но прежде надо было смыть с себя пот и грязь — ходить по улице в таком виде, как бомжу...или скорее — бомжихе... 'Нет, это не вариант!', как говорил один знакомый, переехавший из Краснодарского края в промозглый, продуваемый всеми ветрами Питер.

А на воле день вступил в свои права, пинком отбросив надоевшую ночь, тихо уползшую туда, куда в конце концов отправятся все плохие люди — в преисподнюю. Огромное солнце сияло, как прожектор на продуктовой базе, слепя, заливая берег моря потоками жгучих лучей.

То ли Сергею показалось, то ли так и было — однако светило здесь гораздо горячее и ярче, чем на берегу Балтийского моря. Впрочем, возможно потому что солнце там не очень-то и увидишь...как его рассмотреть 'в полный рост', когда оно постоянно за тучами? Здесь же солнце сбросило стыдливые покровы облаков и явилось людям во всей красе — белый диск, здоровенный, похожий на начищенный серебряный таз.

Некоторое время Сергей ничего не мог рассмотреть, потом проморгался и стал видеть все то, что мельком увидел ночью — жалкие хибарки, людей, похожих то ли на бродячих котов, то ли на стаю шелудивых помоечных собак. Они копошились у входа в дом, хлюпали по зелено-желтой жиже, переговаривались, смеялись, плакали, бегали дети, покрытые грязной коркой — страшненькие, кривоногие, уродливые, с раздутыми животами и впавшими щеками.

Сергея передернуло — такое он видел только в кино, или на снимках — так живут в африканских странах, или в трущобах Индии, или...в общем — везде, где есть трущобы, голод, грязь и люди, которые не могут выбраться из безнадеги.

Отвернувшись от этого убожества, Сергей побежал по тропинке, ведущей к берегу, туда, где блестела морская гладь, украшенная гребешками волн, поднимающими к небу трупики дохлых рыб и мусор.

Вода была прекрасна — жгуче-соленая, обжигающая ссадины и места покусов, она смывала с тела ночной мрак, все то гадкое, что было с Сергеем за последние сутки. Волны качали его...теперь — его — тело, и взгляд тонул в синей вышине, заставляя забыть обо всем плохом.

— Сарана! Сарана, абди кохай мурдук! Ааааа! Сарана!

Сергей очнулся от грез, с досадой вернувшись к действительности и недоуменно поднял голову над водой — чего она так истошно вопит? Оглянулся назад, в открытое море и вдруг заметил бурун, который оставался за какой-то продолговатой штукой, как если бы кто-то пустил боевую торпеду.

Сердце сжалось, а инстинкт, которому миллионы лет, заставил тело отреагировать мгновенно — руки сами собой отбросили воду назад, ноги задергались в судорожных попытках изобразить винт корабля и владелец этих самых ног рванул вперед не хуже той самой торпеды.

Никогда так не плыл, с такой скоростью — мышцы рвались, не выдерживая запредельной нагрузки, адреналин захлестывал, бурным потоком омывая все уголки тела, заставляя его работать для спасения, для жизни, для того, чтобы Сергей мог и дальше валяться на вшивом матрасе, вдыхая запах нечистот.

Это ему пришло в голову уже потом, когда Сергей выбросился на галечный берег и по инерции прополз еще несколько метров выше, упершись головой в корень какого-то дерева торчавший из земли, как бок окаменевшей змеи.

Видимо его спасло именно то, что Сергей не остался на кромке воды, а проскочил дальше — чудовище, напоминающее одновременно и крокодила, и акулу выскочило на берег, проползло следом метра три и недовольное тем, что добыча ускользнула из кривых, острых как кинжалы зубов бессильно заревело, и шлепая ластами медленно вернулось в свою стихию — поджидать очередного глупого купальщика. Сергей же лег на спину, забыв, что он наг, как в момент рождения, и стал хватать грудью воздух — такой сладкий, такой животворящий — даром что в нем на десять процентов присутствовали миазмы проклятого поселка нищих. Живому все хорошо!