Тетрадь 82

— У тебя таких денег отродясь не было.

Спорить с этим было нельзя, правда — она правда и есть.

— Так... — начал он, наводя чмыря, прости господи, на нужное. Пистоля у того явно нет, а то бы стрелял сразу, так что на разговор пойдёт.

И угадал.

— Так давай вот что, — глаза пришельца хищно блестели. — Ты мне мальчишку, а я тебе... ну... ну, полсотни.

— Пошёл ты... Сотня, и пацан т вой.

Они немного поторговались, и наконец тот уступил, вытащил из кармана руку и уже из нутряка достал пачку имперских. Протянул ему.

— Считай.

Он опустил топор и стал пересчитывать деньги, а пришелец шагнул к Тёме, властно ухватил того за волосы.

— Ты мой! Пошли!

И тогда он бросил эти бумажки, бесшумно поднял топор и качнувшись вперёд, точным ударом без замаха, чтоб не обернулся гад на свист, всадил лезвие до обуха в белобрысый затылок. Тот стоял, наклонившись, а от удара пролетел вперёд и упал не на Тёмку, а за ним. Тёмка вскочил на ноги, ошалело глядя на него.

— Цыц, — сразу остановил он мальчишку. — Малышню разбудишь. За ноги бери, сволочим его.

— Куда? — тихо спросил Тёмка.

— В отхожее, — сразу решил он. — Больше ж некуда.

Труп даже обыскивать не стали. Хрен ведь знает, какие приметы могут на вещах остаться. И бумажки эти — доллары имперские — сгребли и туда же, от греха. Потом он оставил Тёмку засыпать и перекапывать кровяную лужу и след, а сам сходил к терновнику за корзиной и Тёмкиными вещами. А вечером, когда Лизавета, уставшая от ходьбы и так ничего и не нашедшая, вернулась, сказал, что завтра с утра они уйдут, хотя думали остаться на этой одинокой брошенной ферме. Халупа-то целая совсем. Лизавета ни о чём не спросила. Она ему во всём доверяла...

...Артём и Санька баловались, гоняясь друг за другом с ковшом холодной воды.

— Хватит, мальцы, — остановил их дед. — Санька, промыл башку? Тогда пошли.

Артём послушно вылил воду обратно в кадку и шлепком вышиб Саньку в предбанник. Тот был без крыши, и их сразу ослепило синее по-весеннему небо. Квас в деревянном расписанном красными цветами туеске их уже ждал. Выпили по ковшику, строго соблюдая старшинство, вытерлись, оделись во всё чистое.

— Ну, — дед обеими руками распушил бороду. — Пошли, пока не выстыло. Пусть и бабы попарятся.

Не спеша, по скользкой талой тропинке прошли в дом. Бабка суетливо, подгоняя Ларьку и Лильку, захлопотала, чтоб отдохнули, пока они быстренько...

— Ладно тебе, — остановил её скороговорку дед. — Идите, пока пар держится.

— Тём, — попросила Лилька. — Вы без нас чаю с конфетами не пейте, ладно?

— Ладно-ладно, — засмеялся Артём.

И хотя почти всё было к чаю готово, они пошли в свою горницу и легли. Дед, как всегда, на лежанку, а Артём с Санькой на кровать.

Артём вытянулся на спине, привычно закинув руки за голову, рядом сопел Санька. Тихо, тепло, безопасно, тело приятно ломит, как после массажа или хорошей растяжки. Он бездумно и легко дремал, ничего не вспоминая и не опасаясь. Все страхи, боль, отчаяние — всё позади, будто и не было ничего, будто он и вправду... дедов внук и мамкин сынок, и не было ни питомника, ни Паласа, ни хозяина... А придут из бани бабка с Лилькой и Ларькой, будут все вместе пить чай, с конфетами и мёдом, а потом делать уроки для школы, а потом... Мысли путались, уплывая в тёплую мягкую темноту сна.

— Тём, вставай, — потрясли его за плечо.

Он рывком сел, ошалело моргая со сна.

— Лилька?

— Ага!

Красная, с туго обвязанной белым платком головой, Лилька смеялась во весь рот.

— А самовар на столе-е!

— Ага-а! — Артём зевнул и легонько толкнул в бок Саньку. — Вставай, чай пить будем.

Санька длинно с подвывом зевнул.

— А-а... а конфеты?

— Будут тебе конфеты, — вошёл в горницу дед. — Лилька, бабке помоги. Давайте, одевайтесь, а то не ровён час...

Артём, сразу поняв недосказанное, быстро натянул штаны и стал надевать рубашку. Ну да, в прошлую субботу как раз, они только за самовар сели, как пришли эти, из Комитета. С проверкой. Тогда обошлось, хотя везде нос сунули, обо всём спросили, но ведь если захотят прицепиться, то найдут, к чему. Что они втроём на одной кровати спят, а он знает, как о таком думают, поморщились ведь. Дед, правда, заговорил их, увёл в сторону, а всё равно...

— Давай, Санька, шевелись.

Санька со сна путался в рукавах и пуговицах. Артём помог ему, застегнул и аккуратно заправил в штаны рубашку. Штаны тоже новые, две недели, как купили. Всю одежду сменили, всем, и белья теперь у каждого четыре смены, Лильке ещё платье на занятия ходить. Сундук мамкин уже доверху набит, ну, почти доверху.

В кухне на столе большие, сверкающие красными цветами чашки, деревянная чашка с конфетами и туесок с мёдом. Расселись, бабка разлила чай. Первую чашку деду, вторую — Артёму. И дальше по старшинству.

Пили истово, не спеша и чинно. Ларька, правда, получил по лбу, чтоб не лез за мёдом. Мал ещё, накапает больше, а Лилька пусть следит за малым, она же старшая.

— Надо бы отделить её, — задумчиво сказал дед. — Не дело вот так спать, навалом.

— И тесно, — поддержал деда Санька.

Артём молча кивнул. Дед важно отхлебнул.

— Так что в понедельник к Филиппычу сходим. Кровать присмотрим.

— Да уж, — бабка взяла у деда чашку и налила ему ещё чаю. — И сундук под приданое.

— А оно-то мне зачем? — фыркнула Лилька. — Я замуж не хочу.

— Хоти, не хоти, а приданое должно быть, — веско сказала бабка.

Она со вкусом, подробно стала рассказывать, чего и сколько должно быть в приданом. Артём, изумлённо при открыв рот, только переводил взгляд с неё на деда и обратно.

— Да, — кивнул дед. — За один год такое не сделаешь.

— Успеем.

Бабка оглядела стол: у всех ли всё есть, и подвинула туесок с мёдом ближе к Артёму. Мёд, он пользительный, а парню сила нужна, работник уже. Артём заметил и поблагодарил улыбкой.

Ларька деловито собирал разбросанные по столу фантики, отбрыкиваясь под столом от Саньки и Лильки. Пару раз задели Артёма, и он быстро щёлкнул каждого по макушке, а дед строго повёл бородой.

— А ну не баловать за столом, — и, дав им допить свои чашки, погнал в горницу играть.

А Артём остался за столом. Он бы ушёл, но бабка быстро налила ему ещё чаю, а уйти от еды он не мог. Пошёл серьёзный хозяйственный разговор. Вот-вот стает, огород надо делать. Снова уточнили, на какие саженцы и рассаду записаться Артёму, поговорили, куда ставить Лилькину кровать. И Артём решился.

— От пособия сколько осталось?

— Не густо, — дед внимательно смотрел на него. — Или задумал чего?

— Свет провести, — нерешительно сказал Артём.

— Дело, — кивнул дед.

Бабка вздохнула.

— Дорого больно. Это если к Бобку, он за пару бутылок возьмётся.

— С током не шутят, — перебил её дед, а Артём хмуро кивнул. — Нет уж, схожу в контору ихнюю, узнаю почём у них, тогда и думать будем.

Бабка закивала, соглашаясь. В самом деле, Бобок уже своей проводкой чуть на рынке пожар не устроил. Но там-то ларёк, это ж тьфу, растереть и забыть, а если что с домом, не дай-то бог...

— То-то, — дед перекрестился и встал, показывая окончание чаепития.

Встал и Артём. Бабка налила из самовара горячей воды в миску и позвала Лильку помочь мыть посуду. Артём убедился, что лучины у печки достаточно, и сел вместе с дедом в горнице шорничать: вроде и невелико хозяйство, а рук требует. Убрав со стола, бабка с Лилькой тоже пришли в горницу, и бабка стала учить Лильку прясть. Санька с Ларькой возились с мозаикой. Незаметно стемнело, и дед зажёг большую лампу под потолком.

Обычный вечер. Тепло, безопасно, он среди своих, его никто не обидит, не надо драться, отстаивая себя и своё место, вообще можно не бояться... Артём никак не мог привыкнуть к этому, каждый раз заново удивляясь.

* * *

В первую поездку на ту сторону они отправились вместе. Слишком велик риск. И его лучше поделить на двоих. На ушах стояли, чтобы найти для "Октавы" русских клиентов, хоть одного. Чтобы получить зацепку на той стороне. Не о выгоде речь. Хоть в убыток себе, но зацепиться. А чего и сколько стоили документы... лучше не думать. Они и не думали.

Ехать пришлось через Атланту и Стоп-сити. В Атланте задержались на пару дней. Фредди хотел прощупать подходы к лагерю. Вернулся он под утро и злой, как никогда. Прошёл в ванную, на ходу срывая с себя одежду и стал остервенело бриться. Джонатан заказал в номер завтрак на двоих, больше похожий на ленч, и стал ждать. И, уже приканчивая стейк, Фредди наконец высказался.

— Глухо. В город выходят, крутятся, а к восьми бегут обратно. А туда только через комендатуру. Полиции сдают засветившихся по первой заявке.

Джонатан кивнул.

— Хреново. Его никто не видел?

— Может, мне словесный портрет надо было дать? — рявкнул Фредди. — С особыми приметами? Ладно, Джонни. Если он там, то не выходил.

— Там и не выходил, — задумчиво повторил Джонатан.

— Да, — сразу понял его Фредди. — Тогда всё точно. Пойдём в комендатуру...

— Наведём бульдога, — закончил за него джонатан. — Есть ещё благотворительные фонды...

— Никого, — Фредди вдруг ухмыльнулся. — Экстерриториальность, Джонни.

— Грамотный, — кивнул Джонатан и встал, прошёлся по комнате. — Точки на той стороне всё равно нужны. Безотносительно.

— Верно. В имение будем успевать?

— Будем, — отмахнулся Джонатан. — Всё будет. Никогда не ставь всех денег на одну карту.

— Поучи меня, — Фредди допил кофе и встал. — Выборами будем заниматься?

— А что, здесь трепыхаются? — живо спросил Джонатан.

Фредди пожал плечами.

— Хотят.

— Пусть в своём бардаке сначала разберутся, — предложил Джонатан.

Фредди кивнул.

— Пойдёт. Обойдёмся без них.

Выборы в Федеральное Собрание должны были пройти осенью. Русские уходят, оккупационный режим сменяется... собственным. Система к этой новой игрушке только присматривалась, ещё не решив: будет ли в неё играть и насколько эти игры выгодны. Но раз Джонни считает, что атлантских не стоит подпускать... у Джонни нюх что надо.

Фредди заставил себя думать о другом. Проигрывать он не любил, но знал, что думать о неполучившемся — только себя травить. Значит — всё побоку. Они начинают ещё одно новое дело и — Джонни прав — безотносительно чего-либо не отступят. Отступать им нельзя.

— Джонни, разговорник нужен.

Джонатан кивнул. Ну, всё, надо работать. С Ларри они наладили, и там теперь крутится уже всерьёз. Земля пускай полежит, потом подумаем, что с ней делать. Так-то она им ни к чему. Но и продавать неохота: вдруг там ещё что есть, о чём Ларри попросту не знает. Жалко, ни один металлоискатель не берёт золота, а перекапывать всё подряд... ни сил, ни времени нет. И на какую глубину копать? Нет, это всё чепуха. И того, что есть, хватит. С избытком.

Открытие салона "Левине и Ко" прошло вполне удачно. Ларри в костюме от Лукаса держался безупречно, выставленные в витринах салона и кабинета вещи произвели должное впечатление. И самое главное — уладился вопрос о членстве Ларри в Лиге ювелиров. Удовольствие это, конечно, дорогое, но Ларри теперь не сам по себе. И он, и его дело защищаются Лигой, а у неё возможностей много, и таких, о которых мало кто знает. Лига согласилась считать Ларри преемником "Дома Левине", заказы уже есть, материала хватит надолго... нет, здесь всё складывается очень даже не плохо. И главное — Ларри не нуждается в мелочной опеке, им не надо посменно торчать в его салоне.

Джонатан завязал галстук и оглядел себя в зеркале. Да, всё правильно, то, что надо.

— Фредди, готов?

— Идём, — кивнул Фредди, надевая плащ.

Сейчас им на вокзал и до Стоп-сити, по-русски Ру-бе-жин. Ладно, что могли они сделали, а там лишь бы удача не подвела.

Андрей, как и все, регулярно проверял списки. И, увидев свою фамилию и имя с отчеством, еле устоял на ногах. Ну... ну... ну, не может быть! Но нет, вот же, чёрным по белому — Мороз Андрей Фёдорович. И нет у него здесь ни однофамильцев, ни полных тёзок, проверено. Теперь куда? В канцелярию.

Он выдрался из постоянно клубящейся у стенды толпы и, твёрдо, крепко ступая, пошёл в канцелярию. За спиной радостные крики и горестная ругань. И хоть до канцелярии и десяти шагов не было, ему потом казалось, что шёл он долго, очень долго. И в канцелярию вошёл уже спокойный, всё видя и слыша, и немного настороже.

Но всё шло обычным, раз и навсегда заведённым порядком. Предъяви удостоверение, его сверят с тобой и со списками, возьми желтоватый плотный листок визы, у другого стола получи медкарту и вперёд, пошёл по врачам. Заполнишь медкарту, пойдёшь к психологам, и уже потом с визой, заполненной медкартой и заключением психологов идёшь в отдел занятости подбирать работу и место, или место и работу, это уж кому что во-первых, а что во-вторых. И больше всего Андрею понравилось, что в канцелярии он был не один. И впереди него, и позади него, и цветные есть, и он — один из многих, ничего нет лучше, чем в общем ряду, одиночка всегда приметен, а вот из шеренги могут и не выдернуть, а уж из середины колонны тем более. И попадает он не к той дуре — ещё вспомнит чего ненужного ненароком, а к другой, с ней он не крутил, вряд ли она его из других выделит.

Виза, медкарта... Спрятав обе бумаги во внутренний карман ветровки, Андрей вышел из канцелярии и уже как-то по-новому оглядел лагерный плац и снующих повсюду людей. Ну что, этот рубеж он взял. С врачами проблемы вряд ли будут, первый же контроль он прошёл, значит, ориентировки на его — он усмехнулся — особую примету нет. Это хорошо. Психологи... тут надо аккуратно врать, поймают на противоречиях и начнут мотать. Отдел занятости... там свои проблемы будут. Ладно. Как говорится, не будем бежать впереди паровоза и умирать до расстрела. Пойдём как положено. Сначала врачи.

В медицинском корпусе как везде суета, толкотня, бестолковые очереди... Андрей чувствовал, как его начинает захлёстывать этот поток и не противился ему, помня, что лучший способ затеряться — это быть как все. И не мудрствуя лукаво решил идти прямо по списку. Первым стоял терапевт. И хотя их было пятеро, хвосты тут... ой-ё-ёй. Андрей занял очередь и стал слушать, о чём говорят, чтобы, когда надо будет вступить в разговор, не дать в чём-либо промашку.

Госпиталь сворачивался. Каждый день с хозяйственного двора уходили машины, увозившие госпитальное имущество, формировался поезд (эшелон?) с ранеными, которых предстояло долечивать дома уже на новом месте. Раненых было не так уж много, и вместе с этим поездом уезжали и все остальные.

Об отъезде госпиталя Симон Торренс узнал из газет. И теперь он гнал машину в Спрингфилд.

— Ты можешь объяснить, куда мы едем? — не выдержал его молчания Сид.

— В Спригнфилд, — кратко ответил Симон, не отрываясь от дороги.

— Зачем?

Симон сначала промолчал, но потом ответил вопросом:

— Ты помнишь своего Милягу?

— Конечно, а что?

— А ты хотел бы его встретить, Сид?

— Что?!

Явный страх в голосе Сида заставил Симона посмотреть на него и тут же отвести глаза.