Тетрадь 93

— Бог в помощь!

Они разом обернулись на хриплый дребезжащий голос. Навалившись на забор грудью, стоял и рассматривал их немолодой и весь какой-то мятый, изжёванный мужик. Эркину он неприятно напомнил Ряху, и его лицо еле заметно потемнело. Не высказал особой радости и Колька, ответивший с отстранённой вежливостью

— Спасибо на добром слове, Тихоныч.

Услышав это, Андрей, безмятежно рассматривавший незваного гостя, насторожился. Если это от самый, что грозился ему руки-ноги переломать, то... повеселимся!

— Кольк, поди-ка на час, — попросил Тихоныч.

Колька опустил молоток и подошёл.

— Ну?

— Молод ты мне нукать, не запряг. Ты что ж это, соседей обижаешь? Мы ж тебя, жидёнка, приняли, понимаешь, а ты... — Тихоныч явно заводил себя. — Со стороны, понимаешь, наймуешь. Эт-то непорядок, обида, понимаешь, обидел ты меня, как есть жидёнок, второй раз уже.

Тихоныч уже не говорил, а взвизгивал вперемешку с руганью. На шум вышел из своего дома сосед, из сада быстро подошла Эсфирь, а за ней и Женя. Увидев Женю, Эркин с размаху загнал топор в брус и быстро подошёл и встал рядом с Колькой.

— Заткни пасть, — негромко и очень спокойно сказал он Тихонычу.

— А ты, краснюк, не встревай, клал я на вас, индеев краснозадых...

Эркин протянул над забором руку и взял Тихоныча за плечо.

— Кто я, повтори.

Тот поперхнулся и как-то осел набок под ладонью Эркина.

— Ну, ты чего? — Тихоныч попытался стряхнуть руку Эркина, но не смог и заговорил уже по-другому, без взвизгов и ругани. — Ну, я ж тебя знаю, ты заводской, чего ж ты дорогу перебегаешь, понимаешь, да ещё вон, притащил...— он покосился на андрея, хотел ещё что-то сказать, но осёкся.

— Ну-ну, — Андрей зло улыбался, поигрывая маленьким блесятщим на солнце топориком. — Сам заткнёшься, или как?

— Что? Что случилось? — Эсфирь испуганно оглядывала их.

Но ответил ей сосед, враскачку спустившийся со своего крыльца и тоже подошедший к заборчику.

— Пустое, соседка, — и Тихонычу: — И чего ж ты, не спрошась, полез? Сябры они, помочью работают.

— А-а, — протянул Тихрныч. — Так это ж другое дело, чего ж ты, Коль, сразу не сказал, что помочь у тебя, я-то думал, наймуешь.

Эркин ослабил ладонь и дал Тихонычу освободиться, а тот уже частил по-Ряхиному.

— Да ты, парень, ничо, я ж с понятием. Помочь это давнишнее, исконное наше, ты б, Коль, сказал, я бы подвалил со своими, а ты бы браги нам, как положено.

— Подвалил, — зло передразнил его Колька, — Ага, да за пятьсот рублей.

— Чо-о? — изумился сосед. — Ты что, Тихоныч, таких же и цен нет, даже с твоим матерьялом, ты чо? С перепою, что так ломишь?

Тихоныч уже явно был не рад, что связался, а тут ещё Эсфирь вздохнула:

— Потому и не поладили, что цена несуразная.

— Эх, хозяйка, — крякнул Тихоныч, — да я б тебе узорочье пустил...

— По кошельку, — хохотнул Андрей. — Знаем мы таких... узорщиков.

— А ты, косорукий, помалкивай, — огрызнулся Тихоныч. — Молоко на губах не обсохло, а указуешь. Ты девкам указуй, отрастил вон, а мне...

— Чего-о? — взревел уже Андрей и вдруг, ухватил Тихоныча за шиворот, перевалил его через забор и поволок к стройке. — Я т-те счас покажу. Где я скосил? Ну? Найдёшь косину, я тебе сам сотенную выложу. Курятник я делал, где здесь косина? Ну?

Тихоныч сопел, отругивался, но осмотрел всё очень внимательно, а курятник чуть ли не обнюхал.

— Сам, говоришь, делал? — наконец внятно спросил он.

— С братом, — уже спокойно ответил Андрей, — и с ним, — показал он кивком на кольку.

— Угу, — кивнул Тихоныч. — А брат где?

Колька заржал. Засмеялся и Эркин, и потому Андрей ответил весело:

— А во стоит, глаза разуй.

— Ага, ясненько, — глубокомысленно заключил Тихоныч. — А придумал кто?

— А по книге, — весело ответил Колька.

— Там же чертежи есть, — как о само собой разумеющемся добил Андрей.

— Могёшь, значитца, — пробормотал Тихоныч.

Он ещё покивал, пожевал губами, оглядел разбросанный инструмент и раскрытый ящик.

— И струмент твой, значитца.

— А чей же ещё? — гордо ответил Андрей.

— Ну да, ну, оно, конечно, — Тихоныч быстро искоса оглядел Андрея и Эркина. — Ты, парень, тоже на заводе?

— В автокомбинате, в цеху, — Андрей, чувствуя, что спор уже решён и мастерство его признано, отвечал небрежно, даже чуть свысока.

— И много зашибаешь? — с плохо скрытым подвохом спросил Тихоныч.

— Сколько есть, всё моё, — хохотнул Андрей.

— Плюнь и разотри, — убеждённо сказал Тихоныч. — Брось и ко мне в бригаду давай. И брата бери.

Андрей вылупил на него глаза в непритворном изумлении.

— Ты что, дядя, с перепою? Кто ж работу бросает?

— Да мы с тобой, знаешь, сколько зашибать будем?! — воодушевился Тихоныч. — Да...

— И кто ж по пятьсот рублей за крольчатник платить будет? — спросил Эркин. — Много таких?

Колька от смеха не устоял на ногах и сел на бревно. С удовольствием ржал и Андрей, грохотал басом сосед.

— Ладно, — дал им отсмеяться Эркин. — Мы работаем или как? — и быстро через плечо оглянулся, проверяя, как там Женя?

— Работаем, браток, — сразу ответил Андрей.

Колька кивнул и встал на своё место. Тихоныч хотел что-то сказать, потоптался, но только махнул рукой и ушёл. Незаметно ушли в сад и Эсфирь с Женей. Сосед постоял, глядя на их работу.

— Коль, ты книгу эту, ну, про курей, где брал?

— В библиотеке, Куприяныч, — ответил Колька, не отрываясь от работы.

— Угу, дашь мне её потом. Лады?

— Я сдал её уже. А про кроликов могу.

— Успеются кролики, — хмыкнул Куприяныч. — Ну, бог в помощь вам.

— Спасибо... на добром... слове... — раздельно ответил Колька, поднимая на пару с Эркином щит настила, чтобы Андрей вставил и закрепил его.

Убедившись, что варенье не пострадало, Женя тихо сказала:

— Я даже испугалась. Эркин ведь горячий такой. И сильный...

Эсфирь улыбнулась.

— Да, я видела. Взял Тихоныча за плечо, так тот сразу книзу осел.

Колобок и Алиса, увлечённо игравшие рядом с Семёном в шашки, даже ничего не заметили. А Семён, только посмотрел на Эсфирь и, когда та успокаивающе кивнула ему, снова повернулся к малышам.

Оставив горячее варенье остывать, Эсфирь и Женя занялись новой порцией. Обед сегодня планировался холодным, что в такую жару даже лучше, и потому был приготовлен заранее и ждал своего часа в холодной нетопленной печи.

Дав малышам дважды сразиться с переменным успехом, Семён отправил их побегать и поиграть во что другое. Эсфирь сразу подошла к нему.

— Поспишь, Сёма? Уложить тебя?

Семён нехотя кивнул и смущённо признался:

— Устал сидеть. Кольку позови, не берись сама.

Крутившаяся рядом Алиса сразу предложила:

— Я! Я позову!

И, не дожидаясь ответа, бросилась во двор.

— Дядь Коль! — зазвенел её голосок. — Тебя дядя Семён зовёт.

Колька сразу опустил доску.

— Случилось чего? — но спрашивая, он уже шёл в сад.

Разумеется, Андрей и Эркин последовали за ним.

— Он лечь хочет, — объясняла на бегу Алиса.

Но Колька уже сам сообразил, ничего страшного не произошло. Так, какой тут рычаг? Ага, ясно. Приподнять и опустить спинку с изголовьем, приподнять и закрепить изножье. Вот и было кресло, а стал лежак.

— Удобно, Сём?

— Ага, спасибо.

Семён успокаивающе улыбнулся ему и закрыл глаза. Эсфирь поправила ему подушку.

— Отдохни, конечно, Сёма.

Эркин поправил огонь под тазом и встал.

— Вот так, женя, большой жар ведь не нужен, да?

— Да, спасибо, Эркин.

Женя, откровенно любуясь, оглядела его.

— Как закончим, так и пообедаем, мама Фира, — мотнул головой Колька, отвечая на шёпот Эсфирь. — Мелюзгу только если...

— Не-а! — сразу завопила Алиса. — Мы со всеми!

— Ты чего орёшь? — дёрнул её за косичку Андрей.

— Мы со всеми, — повторила уже тише Алиса. — Верно, Колобок?

— Ага, — сразу согласился тот. — Ага, Коля, да?

Эсфирь и Женя переглянулись и вздохнули: надо бы детей покормить отдельно, хотя бы Колобка, но... но уж ладно.

— Тогда терпи, — строго сказала Женя. — И не приставай.

— А шашки в дом унесите, а то растеряете — распорядилась Эсфирь, возвращаясь к варенью.

Когда они шли к стройке, Колька крепко хлопнул Андрея по плечу.

— Ну, спасибо, браток, ну, нет слов.

— И не надо, — улыбнулся Андрей.

Эркин задумчиво кивнул.

Солнце пекло всё сильнее, куры затихли, забились в тенистые уголки. Колобок и Алиса, сидя на ступеньках крыльца, играли в "ласточкин хвостик". Эсфирь снова подошла к Семёну.

— Сёма, тебе не печёт? Может, лучше в дом?

— Да нет, мама Фира, — улыбнулся Семён. — Я ж в тени. И ветерок здесь.

Его лицо влажно блестело от пота, намокшие волосы прилипли ко лбу. Эсфирь молча смотрела на него, и Семён, протянув правую руку, мягко погладил её запястье беспалой ладонью.

— Всё в порядке, мама Фира. Правда.

И, когда она отошла, прикрыл глаза. Что ему это солнце после того, обжигающе яркого и холодного, дробящегося в льдах, делавшего лица не загорелыми, а обугленными, только белые круги вокруг глаз от защитных очков. Горный отряд, настенники, хранители перевалов. Да, лётчиком он не стал, не получилось, но всё равно солнце над облаками он видел. И звёзды. И такая тишина, что каждый шаг слышен на километры. И потому арбалеты и луки — спасибо парням с Великой Равнины — вместо автоматов. И ножи с ледорубами для рукопашных. И если сорвался, то падай молча, не выдавай остальных криком. И они молчали, ни один не крикнул, ни разу...

Семён сглотнул вставший вдруг в горле комок. Ничего, он жив и... и это главное.

Стройка крольчатника и варка варенья закончились почти одновременно. И Семён проснулся. Хотя кто бы и спал после ликующего свиста Андрея и Кольки и восторженного визга Алисы и Колобка.

— Боже мой, — вздохнула Эсфирь, когда они с Женей осмотрели крольчатник. — Это ж на сколько пар? У нас же и денег столько нет.

— Пустяки, мама Фира, — бодро ответил Колька. — На две пары наберём, а дальше они сами... расплодятся.

— Точно, — согласился Андрей. — Кролики — они такие. Алиска, как залезешь, я тебя там и закрою.

Алиса, уже почти забравшаяся на второй ярус, обернулась, а Женя улыбнулась.

— Правильно, будешь там жить.

— Дядя Анд'юха, — Колобок дёрнул Андрея за штаны. — Ей т'авку давать, да?

— Точно! — заржал Андрей. — Не видать тебе, племяшка, теперь тортиков!

— Фигушки! — спрыгнула вниз Алиса.

Ржал взахлёб Колька, смеялись Эсфирь и Женя. Алиса, поглядев вокруг, решила, что лучше тоже рассмеяться, но, когда все вышли и вообще вроде забыли о ней, тихо позвала Эркина.

— Эрик...

— Да, — сразу обернулся он к ней.

Она потянула его за руку и, когда он наклонился, обняла его за шею и зашептала на ухо.

— Ты же не дал бы посадить меня в клетку, да, Эрик?

— Никогда, — так же тихо ответил Эркин.

Алиса по-прежнему держалась за его шею, и, выпрямляясь, он взял её на руки, даже не подумав, что он без рубашки и она в одних трусиках, и кожа к коже, как... нет, у него даже не ворохнулся прежний страх.

В саду Андрей предложил продегустировать варенье. Всего две банки — и он распробует. Он бы и дальше дразнил Женю, но Эркин, ссадив на землю Алису, Взял Андрея и взвалил его, как мешок, себе на плечо.

— Кольк, у тебя бочка с водой где?

— В огороде, — еле выговорил сквозь смех Колька.

— Пойду, макну.

Алиса и Колобок в полном восторге прыгали вокруг, визжа так, что Семён гаркнул:

— Отставить! Кур перепугаете.

До бочки дело не дошло, но умывались долго, шумно и весело. Эсфирь и Женя были заняты обедом, поэтому Колобка умывал Колька, А Алису — Эркин. Андрей и тут предлагал свои услуги, дескать, уж он-то вымоет и отмоет, но его отправили помочь с переноской стола, так как обедать решили в саду. И не душно, и Семён будет со всеми.

Колька снова сделал лежак креслом, высоким, чтобы Семён был вровень с остальными, поставили и накрыли стол и, наконец, сели. Эркин, Андрей и Колька уже в рубашках, Колобка и алису не только умыли, но и переодели, Эсфирь и Женя тоже привели себя в порядок.

На обед были окрошка молодая варёная картошка с холодным вырёным языком.

— А это что? — удивился Колька, разглядывая серые ломтики.

— Это язык, — объяснила Женя.

— Не мой, — тут же прибавил Андрей. — Мой при мне.

— Это-то понятно, — рассмеялся Колька.

— твой длиннее, — согласился Эркин.

Семён покрутил головой.

— Однако шикуем. Он же дорогой, женя.

— Зато без костей, — улыбнулась Женя. — Никаких отходов.

И пили чай с "молодым" свежесваренным вареньем.

О покосе заговорил Эркин.

— И далеко твой луг?

— Не очень. Затемно выйдем, вовремя дойдём.

— Ага, — кивнул Эркин. — Коса-то у тебя есть?

— Две косы, — поправил Андрей, подкладывая себе варенья.

— А ты умеешь? — удивился Эркин.

— Не боись, — кратко ответил Андрей.

— Будут, — так же коротко, — подвёл черту Колька.

Больше о этом говорить не стали. Будет — так будет, а если и что, то на неделе обговорить всегда можно.

После обеда Эсфирь унесла Колобка спать. Он что-то недовольно гудел, но глаза у него ещё за столом закрылись.

— Маленькие дети обязательно после обеда спят, — елейным голосом сказала Алиса.

— Верно, племяшка, — ухмыльнулся Андрей. — Давай сейчас постелем тебе, а я песенку спою.

— Фигушки! Я большая! — Алиса быстренько соскочила с табуретки и перебежала за спину Эркина. — И поёт пусть Эрик. Он поёт, а ты орёшь по-дурацки и песни у тебя дурацкие.

Тут Андрей обиделся всерьёз, покраснел, надулся... но Эркин, мягко хлопнув его по плечу, встал.

— Давай со столом поможем.

Алисе он ничего не сказал, даже не посмотрел на неё, но она поняла, что получилось нехорошо, и, недовольно хмурясь, оглянулась на маму. Но мама её тоже в упор не замечает, и дядя Семён не смотрит, и дядя Коля... ну, почему взрослые всегда заодно? Теперь придётся просить прощения. Из-за чего — непонятно, но придётся. И, когда все встали и началась суматоха с посудой, попробовала дёрнуть Андрея за рукав, но опять не заметил, даже не посмотрел.

— Сёма, — предложил Колька. — Давай в дом, а то жарко уж очень.

— Да, — кивнул Семён. — Давай, Коль.

И уже Колька, подражая Эркину, посадил Семёна и поднял его на себе, понёс в дом. Эсфирь придержала дверь.

В доме было после сада полутемно и прохладно. Эсфирь как-то незаметно успела проветрить горницу и перестелить Семёну. Колька уложил брата, укрыл одеялом. Они были вдвоём, и Семён зашептал:

— Коль, с деньгами-то... неудобно.

— Они не возьмут, — так же тихо ответил Колька. — И не думай.

— Неудобно, — повторил Семён. — Ты поговори всё-таки. Помочь помочью, а всё-таки... ну, не сейчас, потом... или фруктами там, ягодами... хоть как-то...

— Потом, — неохотно согласился Колька. — Отдохнёшь?

— Да, задёрни меня, посплю.

И, когда Колька, задёрнув занавеску, ушёл, Семён вздохнул. Болела голова — видно всё-таки перегрелся — и кружилась, как после контузии. Но это всё пустяки. Да, каждый день не получится, конечно, Колька же работает, не Маме Фире его таскать, но раз в неделю — он знает — будет у него... прогулка.