Древнехеттский роман

Все знатные люди в юности соблазняют крестьянских девушек, и я не был исключением. Крестьянки в наших краях смуглы, полногруды и веселы нравом. Их выдают замуж в тринадцать— четырнадцать лет, но с годами многие вдовеют и, будучи ещё молоды, весьма склонны к любовным утехам.

Первый позыв мужской силы я испытал в одиннадцать лет и стал искать покорную и страстную девушку, которая бы подошла мне. Матушка на следующий год хотела женить меня на рыжей дочери соседнего землевладельца, который спорил с нами из-за виноградника на меже наших владений и готов был уступить по брачному договору. Но она — Нави отличалась скверным характером и считала мужчину лишь слугой женских мелочей. Я отказался.

Товарищ моих детских игр — сын конюха Ану, умирая от лихорадки, завещал мне свою первую и последнюю любовь — шестнадцатилетнюю дочь пасечника, которая пользовалась известностью во всей округе как неутомимая в любви и изобретательная в страсти. Лишь прошёл семидневный траур, который мы носили по умершему другу, я отправился в сторону Красной реки, где была единственная в наших краях пасека. Несситы предпочитают добывать мёд диких пчёл, хотя приручённые пчёлы плодовитее и трудолюбивее. Я нашёл её рвущей дикие груши в роще неподалеку от дома. На ней был девичий плащ белого цвета и платок, повязанный на голове. Мы были знакомы и раньше, но уже давно не виделись. Я завязал с нею разговор и подарил маленькое бронзовое зеркальце — невиданную роскошь для простонародья. Я был настойчив, а она догадлива и скоро расстелила свой плащ на траве у склона горы среди невысоких дубов. Это напоминало сон и вызывало ощущение нереальности происходящего. После она искусно разожгла костёр и окурилась дымом ароматной смолы — это, вроде бы, предохраняло от нежелательной беременности. Я нарвал и себе несколько груш, условился о новой встрече через неделю и пошёл домой. Тело не повиновалось мне, слипались глаза, и сильно тянуло лечь на первой же поляне и заснуть. Домой я пришёл лишь к ужину, когда затихает дневной шум в замке, и все домочадцы собираются у одного большого очага и запивают ячменные лепешки вином из ягод.

На следующий день после того, как я впервые овладел женщиной, из критского плена вернулся отец. Постаревший, но очень бодрый и весёлый, он без устали рассказывал о своих приключениях с сильным эгейским акцентом — ведь он несколько лет не говорил на родном наречии. Матушка, уже было похоронившая его в своём сердце, будто помолодела на десять лет, и хотя родители иной раз не ладили друг с другом, все ссоры были мигом забыты. Весть о том, что начальник колесниц Питхана через долгие годы вернулся из рабства, разлетелась по всей Верхней Стране. Отец закатил роскошный пир с зажаренными тушами быков, музыкантами и плясунами. Минос с честью отпустил своего бывшего раба, и отец привёз из Кносса множество дорогих тканей и искусных украшений, а также большую каменную бутыль старого критского вина, какое пьёт сам Минос. Он рассказывал нам:

"Мне несладко жилось в плену, но всё же Кафтор — чудесная страна. Это длинный узкий остров со множеством гаваней. На острове много городов, которые всегда жили в мире меж собой — в этом убеждает отсутствие крепостных стен. Флот Миноса — наисильнейший в мире. Он обуздал пиратство и подчинил берега многих морей. У Миноса есть даже невиданное в мире чудо — медные стражи, которые каждый день обходят дозором крутые берега острова. Эгейцы, пользуясь данью подвластных народов, живут в роскоши и достатке. Я счёл однажды, что казна правителя Кносса вдесятеро богаче, чем наша в Хатуссе, а население Кафтора не больше нашего".

Новый жрец Истануса, который не любил ничего иноземного и считал, что неситы не должны общаться с иными народами, кроме как на войне, спросил:

"Так ли уж беззаботна их жизнь? Во многих сказках говорят о счастливых и беззаботных странах, лежащих вон за той горой, а на проверку оказывается, что ничего, кроме ослиного кизяка там нет".

Отец ответил:

"Нет. И у них достаточно забот. На острове и в море вокруг часты землетрясения. В тот год, когда я попал в плен, случилось сильное извержение вулкана на соседнем острове, были огромные волны, которые выбрасывали большие корабли на сто или двести локтей на берег. Также слабое место кафторян — это отсутствие в стране военного сословия, подобного нашему. Все жители там — мирные мореходы или ремесленники, а военную службу несут отряды наёмников-пелазгов и медные стражи, которых смастерил искусный Дедал — это великий мастер всего Кафтора, способный творить любые чудеса".

Жрец возразил:

"Медного воина можно поразить бронзовой стрелой".

Еще до пира, сразу же по возвращению отец принёс обильные жертвы Богу-Защитнику, что выручил его из беды, и посвятил ему моего младшего брата, родившегося через год. Он еще в Угарите послал гонца к табарне. А Телепину — Солнце несситов, решив замириться с Миносом и нуждаясь в человеке, хорошо знавшем Кафтор и те края, назначил его на недавно освободившийся пост вельможи посольств.

Мы покинули наш замок и во главе большой вереницы повозок с нашим скарбом отправились в столицу. Впервые я совершал столь далёкое путешествие, и это немного скрасило грусть о покинутой крестьянке Тари, которую мне больше не суждено было увидеть.

Путь в четырнадцать даннов наш караван проделал за неделю. Я ехал впереди всех с двумя воинами и всматривался в новые и новые горизонты. Все вокруг было для меня впервые и удивляло несказанно. От бурных вод рек взлетали стаи журавлей, олени, знавшие меткость наших стрел, заблаговременно уходили в горы. Дубовые рощи чередовались с горными лугами, пестрящими маками и шиповником. Редко появлялись деревни, окружённые скудными полями и садами. Мы ночевали в замках друзей отца, где нас угощали отличным острым сыром и жареным мясом с пряностями. По обычаю гостеприимства, хозяева приводили к объевшимся гостям на ночь рабынь, но родители ехали вместе, а меня на сей раз обнесли по указанию матушки, и мне пришлось засыпать одному, почёсываясь от блох и вспоминая чудесную Тари.

Хаттуса — не самый большой город на свете. За свою долгую жизнь я повидал и Кносс, и Эблу, и даже огромный Уасет, который населяет столько людей, сколько живет во всей нашей Нижней стране, но тогда я впервые увидел столицу, и моё восхищение было безгранично.

Городские стены возвышались на холме, с трёх сторон неприступном, и лишь с юга к городу подступали предместья, где жили виноградари и ремесленники. Здесь же у моста через реку раскинулся торг, где каждый торговец имел высокий шест со знаменем с изображением товара, и покупатели могли быстро найти всё, что нужно. Ближайший к нашему замку городок Канес казался жалким селением по сравнению с этой громадой. Всюду, среди прилавков с товарами, по кривым улочкам и широким площадям со святилищами тысячи богов Хаттусы сновало множество людей в разноцветных одеждах, разного пола, возраста и достатка. Сосчитать их было немыслимо. Наш караван долго пробирался среди разношерстной толпы, а проводник предупредил, чтобы мы опасались воров, промышляющих растерянностью деревенских на городских улицах. Потом мы въехали в большие ворота, украшенные изваяниями львов. Здесь уже была основная часть города с богатыми домами, казармами и великолепными храмами. Всё утопало в зелени садов, посреди водоёмов на большую высоту били источники воды — лишь потом я узнал, что эти источники рукотворные, и вода бьёт вверх стараниями рабов у насосов.

Нас приветствовал смотритель хозяйства табарны и сразу же повёл к дому, подаренному моему отцу. Это оказался отличный двухэтажный замок с садом и большим водоёмом, посреди которого застыло изваяние лебедя. Напротив стояло святилище бога луны Кужуха, чьи молоденькие жрицы издали заметили нас и стали махать руками.

Чиновник после сказал:

"Божественный и Святой Табарна Телепину (он слегка наклонил голову, произнеся имя табарны) ныне возвращается из похода на касков и будет в столице завтра, когда состоится торжественный въезд и большой пир. Тогда Божественный и Святой Табарна Телепину, — новый поклон головы, — изволит принять тебя, Питхана".

Отцу не понравилась эта церемонность. Оставшись вдвоём с матушкой, он сказал:

"Многое же изменилось в стране несситов за моё отсутствие. Видно, имя табарны отныне окружено особым почтением".

Матушка возразила ему:

"Так ведь во всех странах так есть. Ты же сам рассказывал о Миносе".

На следующий день — а весь остаток дня предыдущего мы обживали новое жилище, поужинали холодной козлятиной и легли спать смертельно уставшие — я вышел побродить по городу со строгим приказанием матушки явиться домой за час до царского пира.

Я быстро заблудился на пересекающихся в разных направлениях улочках и пошёл наугад в надежде случайно дойти до дома, ведь чтобы обойти город кругом и вернуться на то место, из которого вышел, надо не выходить за пределы городских стен. Дома вокруг не имели окон, и лишь на пороге кое-где сидели ремесленники за завтраком или работой. Деревянные и каменные стены покрывала известка, а по ней шли надписи:

"Таран — лучший врач этого квартала врачует зубную боль и любые раны на теле" или "Известнейший гадатель Тибал из Аладжи увидит все ваше будущее как на ладони" и т.д.

Дома знати были гораздо пышнее и имели большие внутренние дворы с источниками воды. Внутрь попасть можно было только через наглухо закрытые ворота, отпиравшиеся лишь для немногих гостей. Храмы, наоборот, были открыты любому входящему и также пестрели объявлениями:

"Владычица богов и людей Иштар приглашает людей на свой пир каждое новолуние".

В толпе выделялись городские стражники в особых шлемах и с большими плетьми. Я видел, как двое из них волокли по улице пойманного вора с разбитым в кровь носом. В городе все рынки располагались за городскими стенами, но вскоре я — проголодавшийся — нашёл лавку, торгующую особым яством — мясом с пряностями, завёрнутым в лепёшку из кунжута. Я имел сикль серебра и хорошо пообедал на тенистой терассе, запивая хашму — так называлось кушанье добрым ячменным пивом. Хозяин заведения по одежде принял меня за дворцового пажа и был полон столичной угодливости, смешанной с трезвым расчётом. Я купил у него же головную повязку от солнца и, растратив таким образом всё серебро, пошёл разыскивать дорогу домой.

На следующей широкой улице я наткнулся на праздничное шествие. Войско несситов вступило в город с богатой добычей и многочисленными пленниками. По разговорам в толпе я понял, что этот поход был совершён против горных племён северо-востока. Впереди на колеснице из чистого золота ехал сам табарна Телепину — высокий рыжий человек в сияющих доспехах и полном вооружении. За ним несли военную добычу: ковши с драгоценными камнями, бронзовые щиты с именами побеждённых царей, вели на поводках невиданных ранее птиц ростом с крупного аиста и нежно-розовым оперением. Потом унылой толпой следовали пленники — скрученные цепями мужчины, чья участь — медные рудники и каменоломни, темноокие девушки с длинными чёрными косами и обнажённой грудью, дети, самых младших из которых специально воспитывали после для гвардии табарны. Их всех шло несколько сот, но это были наиболее сильные мужчины и наиболее красивые девушки из захваченных в походе: остальных уже распродали торговцам, следовавшим за войском табарны и попутно снабжавшим его пищей и оружием. Дальше шло войско табарны: колесницы, всадники, копьеносцы, лучники, пращники и вспомогательные войска. Никогда раньше я не видел одновременно такое большое количество воинов: одних колесниц я насчитал сорок.

Народ приветствовал Божественного и Святого Табарну поднятием руки, а воины пели старинную несситскую военную песню:

Далёко остался мой дом.

В далёкий поход мы идём.

Вновь загорелась война!

В бой нас ведет Табарна!

Народ подхватывал песню, желая тем приобщиться к войне и победе. Шествие направлялось к огромному храму Пирвы — Бога-Защитника. Там совершалось великое жертвоприношение. Я видел, как на алтарь хлынула кровь самых знатных пленников и диковинных птиц — их всех до единой принесли в благодарственную жертву Богу-Защитнику. Среди зрителей царило ликование: под сводами храма разместилось несколько сот человек — все в праздничных венках и одеждах. Я уже выходил во двор, когда в дверях столкнулся с отцом. Он удивился:

"Вот где ты! Через одну стражу нам надлежит быть на пиру табарны. Там я представлю тебя Божественному и Святому Табарне Телепину".

И он изящно-почтительно склонил голову при произнесении имени табарны. Дворец табарны был выше и великолепнее всех других зданий Хаттусы. Колоссальный зал вмещал царский трон, скамьи для гостей со столами подле и свободное пространство для певцов и танцовщиц. Уже начало темнеть, и по стенам горело синим пламенем девятьсот факелов. На пиршество были приглашены знатные люди — потомки Пятидесяти родов, начальники войск, именитые и богатые купцы, звездочёт, летописцы, врачи — весь цвет несситов. Впервые я удостоин был чести ужинать в таком высоком собрании" Пиршество не начиналось в ожидании табарны, и лишь рабы разносили гос-тям душистое лацпское пиво — напиток из зерен ячменя: его очень любил сам табарна.

Наконец, протрубили трубы, и в сопровождении четырех пажей появился Божественный и Святой табарна Телепину в расшитых золотом льняных одеж-дах и особой короне, похожей на алое ведро, надетое на голову. Все муж-чины, встав, приветствовали табарну поднятием руки, а женщины склонили головы. Это было величественное зрелище, а стольники осыпали гостей цве-тками шафрана, что символизировало милость табарны к своему народу.

После все подняли заздравные кубки из серебра за табарну и вновь при-ветствовали его. Стольники внесли в зал на золоченых блюдах жаренных птиц — тех, что сегодня утром вели по улицам Хаттусы на всеобщее обозре-ние и, чья кровь была принесена в жертву Богу-Защитнику. Мясо невиданных птиц было жестковатым, однако все почувствовали особую честь делить тра-пезу с самим богом. Наш сосед на пиру — начальник пращников рассказывал отцу об этих удивительных птицах:

"Они водятся в низинах и у болот. Мы дошли почти до самого восточного моря и там поймали четыреста этих розовых журавлей. Местные жители ловят их на приманку и намазывают большие бревна птичьим клеем, в кото-рый и попадает лапой птица".

Отец присматривался к стольникам, чья услужливость, видимо, напомнила ему его недавнее прошлое, и он даже улыбнулся, принимая от раба кубок с медвяной росой — этот напиток можно пить лишь при дворе табарны, и тайна его приготовления передается в роду табарн по наследству. А матушка нежданно обнаружила, что другие жены вельмож одеты менее ярко, но в более дорогие одежды, и это ее огорчило.

За мясом розовых птиц последовала говядина с пряностями, потом салат со свининой, жаренная дичь, дары моря и лепешки с медом разных цветов. Наш слух услаждало до сотни музыкантов и танцовщиц. Среди них были девушки многих покоренных народов и даже негритянки, приковывающие взгляд возбуждающими движениями бедер. Лилась плавная, как гладь озера, музыка, какая получается от употребления струнных инструментов, и лишь изредка эту гладь рассекали удары в большие барабаны, какие используются воинами в походах и торжественных шествиях.