Трансформация

Просто? До гениальности.

Кто здесь кого собирается бить. А? "Сто дней до приказа" с "ДМБ" в обнимку?

Совсем не обязательно.

Столовая с противоположной стороны плаца — рукой подать. Но добираемся мы до нее только через полчаса. Научившись при этом благодаря Сиплому держать строй, а за одно и выучив одну из строевых песен. Про "несокрушимую и легендарную".

Как заходим в столовую? Просто. "Справа по одному". И, разумеется, через "отставить". Так как кто-то кого-то попробовал обогнать на входе. Сиплый? Он! Вот, зараза!

С третьего раза получилось.

"Заполняем столы".

Новая команда. Слова вроде понятны, смысл не очень. Столов немеряно, все сервированы — сурово, но аппетитно. Ровненько тут все, по линеечке! Бачки, исходящие паром, тарелочки, салатики. Чего тут надо "заполнять" и как? И по скольку, раз на то пошло? Оказалось — по десять. Черт, тесновато. А, что? Садиться без команды нельзя? Почему я не удивлен?

"Садись! Встать! Садись! Очень шумно, воины. Встать! Сесть! Встать! Сесть! Встать!"

Контакт наших задниц с деревянной скамьей уже практически бесшумен, как в невесомости. Чего еще надо этому вредному сержанту?

"Садись!"

Все готовы снова вскочить.

"Раздатчикам пищи к раздаче приступить!"

А это как?

"Что не понятно? Третий на левой скамье — раздатчик. Раздатчики, встать! Ты, с правой скамьи, быстро сел. Тупой что ли? Раздатчики разливают всем порции из бачков. Да-да, вот этим черпаком. Правильно, можно и по черепу если попросит. С дальних начинай, чтоб потом через пайки не тянуться, что не понятно? Те, кто с краю — делят хлеб".

Хлеб лежит буханкой прямо на столе, сверху он надрезан на порции. Не до конца. Поэтому ломают его не ровно. И кусков всего девять, кому-то не достанется. Однако, сегодня это не критично. Все сыты. А вот через пару дней это станет настоящей проблемой. Кто не успел — тот опоздал. Горбушки опять же... И проблема эта будет крайне болезненной. Ведь зверьки... они же вечно голодные! Всегда. Помните?

Сегодня на первое — щи из кислой капусты. На второе — бигус из кислой капусты. На третье — компот... нет, не угадали. Из чего — не понятно, но точно не из капусты. Из сухофруктов, кажется. Пропахших кислой капустой. У каждого есть еще персональный салатик, обильно политая пахучим маслом... правильно, квашенная капуста. Хлеб, к слову, тоже кисловат. Выпечен не сегодня и хранился в сыром помещении. Явно.

Словом, никто ничего не жрет. Все принюхиваются, дегустируют в меру разумного и брезгливо двигают нетронутые порции на край стола.

Посмотрю я на них через пару дней!

Всего-то через пару...

От квашенной капусты на столах даже запаха не останется! Бачки будут вытирать корками хлеба до алюминиевого блеска. Первейшими врагами станут неловкие раздатчики, неправильно раскидывающие пайки. Упаси Боже, если кому-то больше! Хлеб будут раздирать всем кагалом, оставляя лузера в худшем случае ни с чем, в лучшем случае — с корочкой от какого-либо милосердного добряка. Только вот... добряков в этом зверинце с каждым днем будет все меньше и меньше.

Потому что, зверьки!

"Закончили прием пищи. Встать! На выход шагом марш".

Грязную посуду не уносим. Это — удел наряда по столовой. Подразделение "обеденный зал". Блатное надо сказать. Потому как... объедки, как это ни прискорбно звучит. Впрочем, так это здесь не называется. ПАйки! С ударением на первом слове. Кто-то хлеб не доел, кто-то даже не тронул, сумасшедший. Бывает, и котлеты остаются... Впрочем, это я отвлекся.

"В колонну по три становись! Правое плечо вперед, с места с песней, строевым, в направлении казармы... блин, ну я и завернул... шагом, МАРШ!"

И даже "отставить" не понадобилось. Сержант сам испугался — а вдруг второй раз так не сформулирует? Впрочем... сформулирует еще. И не раз. Кокетничает просто. В казарму возвращаемся нарезав по плацу три огромных круга. Ходить-то пока еще не умеем. Как те ползунки из яслей. Каждый раз у входа в казарму вместо "На месте, стой", получая команду "Правое плечо вперед" недовольно ворчим. Так, чтобы ни дай Боже не услышал товарищ сержант. Да и ворчим большей частью... на Сиплого. По инерции. Опережая события сообщу — лидером Сиплый в нашем коллективе не будет уже никогда. Хотя на призывном были все предпосылки. Теперь же, зачморят на тумбочке...

Вот так-то!

"На месте, стой! Справа по одному в казарму бегом, отставить, сейчас не надо разбегаться, кретины, становись! Бегом. Руки согнуть в локтях, корпус подать вперед. Отставить. Бегом. Марш! Остальные — бег на месте. Выше колени. В ногу! Раз-два, раз-два".

Уже как-то и не весело. Поддостало уже. Дня не прошло.

Скажу наперед: этих дней еще — пять месяцев с гаком.

"На взлетке в две шеренги становись. Слушай список контрольной проверки".

Зачем? Куда мы денемся?

Несколько балбесов ответили "Здесь" вместо "Я". Сержант не рассердился.

"Внимание. Построение на плацу в две шеренги. Справа по одному на выход из казармы бегом марш! В темпе, в темпе. Пролетаем на проходе. По лестнице пулей. Шевелимся, военные!"

Контрольная проверка продолжается на плацу.

Холодно. Ноябрь.

Кто-то снова прокалывается на "Здесь". Недоумки. Кто-то выкрикивает "Я" недостаточно громко, кто-то — недостаточно своевременно, кто-то высовывается из строя, кто-то крутит башкой — подустал уже гражданский народ с непривычки.

Сержант не злится.

Он просто начинает проверку с самого начала. От "А" до "Я".

"А и Б сидели на трубе. А упало, Б пропало. Кто остался на трубе?"

Я!

Гадырке.

Я!

Дымбовяну.

Я!

Йорга.

Здесь!

Йорга.

А. Нет. Я!

В роте оказалось неожиданно много молдаван. На нашу голову.

"Рота, равняйсь. Смирно. Слушай список контрольной проверки".

Ноябрь. Холодно. Трансформация.

Через час этой пытки (зачем тут кого-то бить?) нас разбивают по взводам и отделениям. Начинкаем гулять с песнями по плацу уже повзводно — хоть согреемся немного. В дальнем углу плаца неожиданно сворачиваем на примыкающую дорожку — там неподолеку на газоне вольготно раскинута огромная палатка. Даже целый комплекс палаток. Из дальней торчит труба и идет дым.

"Баня. Мобильная", — шепчемся.

"Разговорчики в строю!"

Затыкаемся.

У входа в крайнюю палатку — знакомая "шишига" с нашими баулами. Ее разгружают какие-то чумазые солдатики в бушлатах и телогрейках.

Знакомьтесь, граждане — взвод обеспечения учебки. Элита! Повара и кочегары, санинструкторы и кладовщики, свинари и сантехники. Да-да, в учебке есть даже свой свинарник. И огромная отапливаемая дровами теплица. Не говоря уже о собственном парке, артскладах, о стадионе, о двух полосах препятствий и даже о своем полигоне на территории, которого угрюмо замерли вкопанные машины связи. "Спецуру" будем отрабатывать.

Впечатляет.

Чего не скажешь о взводе обеспечения.

Позднее выяснится — они нас ненавидят.

Особенно повар, черт не русский.

"Первый взвод — справа по одному. Остальные — не плац".

Мне не повезло, я в третьем.

Холодно! Чертовски, я бы сказал. Даже песни уже не греют.

А там в бане тепло, наверно!

Узнаем об этом только через час — два взвода особо не торопились. Между прочим, выходили они уже из влажных глубин в новенькой зеленой форме, мятой и не обношенной. Задрав нос при этом, глядя на бомжеватый третий взвод.

"Справа по одному!"

Наконец-то. Как же здесь тепло!

В душном и сыром помещении — старшина роты за огромым столом. Вокруг него — массивные брезентовые тюки. Прямо перед ним — огромная куча обносков и штабеля наших чемоданов.

Представляется.

У чувака странно громоздкая и совершенно незапоминающаяся фамилия: то ли Краснолесозадунайский, то ли Справополемзадерищенко. Тут же ее забываем. Старшина — так практичнее.

— Собрать документы! Сюда военники, сюда комсомольские. Не понял, откуда паспорт? Кравцов! Ты что, его не сдал в военкомате?

— А меня и не спрашивали.

— Ага, ну, бывает. Изымаю на хранение. Дабы не просрал. А то служить будешь до второго пришествия. Первое отделение — ищем свои котомки в куче. Да не все разом! По двое. Баулы перед собой на землю. Раздеваемся. Естественно до гола! Рыжий, что за вопросы. Минута времени, отсчет пошел. Осталось тридцать секунд. Швыдче, швыдче! Пятнадцать, пять. Рыжий! Труханы я сказал, тоже. Не понял. Что это за стояк? Ты кого, рыжий, тут выцеливаешь?

— Да я... от неожиданности.

— Ни хрена себе нежданчик. А ну, залетел в моечный, окатился холодненьким. И сразу сюда!

— Есть!

— Зажигалочка наша...

— Гы-гы-гы.

— Отставить смехуечки в строю! Лохмотья свои убрали в чемоданы. Кому обноски не нужны — сюда в кучу. Утилизируем. Кому рвань дорога как память — на хранение в каптерку. Или постой домой — завтра выдам ящики. Сутки на размышление. Рыжий! И снова здрасте. Охолонул?

— Так точно.

— Первое отделение мыться. Вперед, "зажигалочки". Второе — шаг вперед, ищем баулы...

Благодаря Рыжему у целого отделения уже есть позывной.

Что называется, один за всех, и все за одного. Рыжий маньяк!

В моечном зале, точнее в огромной мокрой палатке — пар и жар. Слева — стопка плюминиевых тазиков. Шайки. Тут же — два массивных пожарных крана на шлангах — холдная и горячая вода. Блести ягодицами, по очереди заполняем тазики. По стеллажам всюду разбросано хозяйственное мыло. Четвертинками. И оно неожиданно вкусно пахнет чистотой. И волосы от него как пух. Прикольно.

Главное — согрелись наконец.

До обидного быстро появляется заголенное второе отделение и нас выставляют в предбанник. За спиной у старшины оказывается вход в небольшой закуток, где два хлопца в тбелых исподниках ловко на пору оболванивают целое отделение под ноль. За считанные минуты. Мне одному показалось, что лучше это было сделать до бани?

Обмахнувшись от стриженных волос какой-то ветошью, почесываясь, мы, обновленные и слегка помытые, снова предстаем перед Старшиной. Он на глазок определяет наши размеры и вручает стопки с бельем и обмундированием.

Два комплекта исподников — тонкое и толстое: как узнаем позже — хэбэшка и бязь. Пара портянок. Пока летних. Пять подворотничков и квадратный клочок белой ткани — платочек. Ох, и намучаемся мы с ним чуть позже! Темно-зеленые брюки и куртка — хэбэ-"Стекляшка": уже просветили. Брючной ремешок, поясной — бляха отдельно. Еще одна стопка акцессуаров — погоны, петлицы, значки-жучки связи, пуговицы и еще что-то там в бумажных пакетиках.

Получаем, отползаем к скамейкам у стены, кое-как одеваемся.

Мелочевку рассовываем по карманам.

Снова с Старшине — получаем документы с рекомендацией, где их хранить: военник слева, комсольский справа — во внутренних карманах с застегнутыми пуговицами. Получаем сапоги, зимние шапки и шинель скаткой. Разворачивать не велено — "хрен потом соберете".

Как мотать портянки — никто не знает.

Старшина обещает научить потом, а пока — "пихайте так".

Тяжко. И неудобно.

И свежи в памяти эпизоды из фильма "Максим Перепелица". Где неправильно намотанная портянка сорвала целые учения. Мы в это пока верим. Поэтому "кирзачи" уже заведомо не любим.

Совершенно напрасно!

Через какой-то месяц все станет на свои места: мы поймем — лучше обуви в мире нет! Причем, в течение первой недели — мозоли будут у всех. Сто процентов. Мы будем их болезненно мазать йодом и зеленкой и тут же натирать снова — на строевых, на марш-бросках, на банальных зарядках по утрам. Никаких послаблений нек будет — до слез, до отчаянья. А потом — как рукой снимет! Тоже у ста процентов! Без исключений.

Кирзачи превратятся в универсальные тапочки — и для бега, и для войны, и для хозработ. У меня будут потом и юфтевые, и яловые, и хромовые, берцы потом, туфельки всякие разные офицерские — ничто не сравнится с изношенными кирзачами. Именно изношенными! Вытертыми до серой кожи — мягкой и невесомой.

А как "вкусно" на ноге сидит правильно намотанная портянка!

Какие носки к чертям! Четыре угла у портянки — четыре стерильных обмотки на неделю. Нежных и мягких. Умеете крутить портянку, стоя на одной ноге и опираясь щиколоткой о согнутое колено? Куда нужно предварительно просунуть чистый уголок?

Мы — таки да.

А американцы умеют?

Думаю, что нет.

Дано только военным зверькам Советской Армии.

Секретное оружие Союза.

Трансформация в разгаре!

"Справа в колонну по одному в казарму шагом марш!"

До ужина подшиваем форму, расположившись на табуркетах по взлетке стройными рядками. У каждого отделения — уже свой командир. Есть даже ефрейторы— полугодичники. Разница с нами — шесть месяцев, а гонору! Ленивый с поволокой взгляд, вальяжные движения, скупые жесты. Демонстрация вечно недовольства нашей бестолковостью и вечные "отставить". Научили их так? Но и... умеют все же его-там они, не отнять!

К примеру — форму подшить: десятки нюансов. Шеврон на расстоянии военного билет от плечевого шва. Строго вертикально. По рукаву в сторону спины — один сантиметр, остальное вперед. Хочешь — мерь, хочешь — на глаз. Сержант с треском отдирает непонравившийся вариант солдатского рукоделия. Без слов. Сам думай, что не так. Петлички проще — там по шву. С погонами проблем больше: не у всех совпадают размеры. Разрешено метнуться в каптерку к Старшине и произвести замену. А также достать нитки с иголками из личных баулов — взвод обеспечения их уже притаранил их в казарму, злобно зыркая в нашу сторону: все курсанты — чмошники.

К слову, курсанты — это мы.

Товарищи курсанты!

Недурственно. Кадеты почти. Юнкера. "Корнет Оболенский, надеть ордена!"

А сейчас пока дай Боже погон правильно пришлепать.

Как все же тяжело его прокалывать — пальцы уже все в крови. Неожиданным спросом сатли пользоваться домашние наперстки. Кто-то предусмотрел — взял из дому. А иголок должно быть три — в шапке за отворотом. С намотанными нитками — белыми, черными и зелеными. Сержант показывает — если иголку с ниткой воткнуть ушком вперед, а потом нитку восьмеркой намотать на концы — сооружение это вынимается из шапки одним движением руки, без необходимости разматывать нитки прямо в шапке.

Секрет фирмы? Снова массонство? Видимо, да.

Век живи, век учись.

Учимся подшивать подворотнички.

Это пипец!

Похоже на бином Ньютона. Сколько же тут правил и тонкостей!

Подшиваемся по-духовски. По уставу. По дуге и с выпуском. С симметрией на концах. Нет симметрии — треск отрываемой ткани. Волна на воротнике? Долой подшиву! Все по новой. Временная норма — десять минут. Но можно и быстрее. Сержант тут же скидывает фланку, так по-блатному называют куртку, отрывает себе подшиву, и за три минуты идеально пришивает себе ее обратно. Правда, черными нитками, что запрещено. И не подворотничок, а целый кусок белой ткани, подозрительно похожей на простынь. И по-бурому — со стоячим воротником и выпуском с палец толщиной, в котором мелькнула изоляция от электрического провода. На концах подшивы — стежки ровными крестиками.