На Вороновскую гать сходу не взъехала даже машина саперов. Остановили "Бархан" у торфовозной просеки, где мины сняли еще в сорок девятом, когда у лесхоза наконец-то дошли руки. Лес вокруг нахохлился угрюмый, темный даже в полдень, холодный и сырой, дышащий влагой с двух болотин по сторонам. Вороновскую гать никто не мостил, сухой перешеек получился сам собой. Росло бы на нем что получше, назвали бы гривой. А кривые кусты и чахлые елки, даже с виду злее училки по русскому, на гриву никак не тянули. Грива у путнего коня теплая, шелковистая и мягкая, а тут черт знает что... Бог творил землю, бормочут перед иконами старушки, а черт — Тверской край. Вот, самое оно.

Построились и для тренировки торжественно обошли змейкой вокруг машины. Парни хмыкали, но старательно давили улыбку. Старшина морщился: положить всех в грязь ради проверки послушания, или все же пожалеть наряд городской дурочки?

Потом вдруг подумал: а если у этой городской дурочки тут лежит кто? Вряд ли жених, молодая сильно, а вот старший брат, отец, дядька, дед — очень даже легко. Ведь с каких-то хренов понесло ее из чистого асфальта в тутошние болота? Придется — все нырнем, а ради ребячества стыдно, пожалуй...

— Стой! — городская подняла кулак, точно как показывал старшина. — Слева впереди, у корней, выворотень...

— Что там?

— Не знаю, тарщ старшина, — отозвалась девушка неожиданно привычным сокращением. — Что-то нехорошее. Проверьте. Слишком рядом с машиной.

— Всем замереть. Сержант?

Сержант, не сходя с места, двинул туда трехметровую штангу миноискателя:

— Есть сигнал, и четкий очень. Как вы заметили?

Девушка пожала плечами:

— Пахнет. Железо. И такое, кислое.

— Тол, — кивнул старшина. — Поставь значок, потом доработаем. А сейчас отъедем-ка метров на сто.

И посмотрел на девушку другими глазами. Сама себе прибор?

* * *

Прибор не пискнул ни разу, но старшина не позволял войти на полянку, пока не разбил ее условно на квадраты, а бронированый сержант не проткнул длинным свинченным щупом в каждом квадрате десяток точек. Если девушка — городской дурочкой старшина не называл ее теперь даже в мыслях — чует запах металла и тротила, то пусть запах выходит поскорее.

Сам старшина не чуял никаких особенных ароматов, кроме привычной затхлости черного елового леса. Солнце стояло чуть заполдень, прогревшиеся болотины воняли тиной. Там и сям поднимали ополчение комары. Мокрый лес, гнилой лес, погано в таком смерть принимать...

— Нет, — покачала головой девушка в лиловом, — опасности не чую.

— Приступаем, — старшина протянул руку, и Карина вложила в нее расчерченную на клеточки амебу. То есть, контур полянки с разметкой на поисковые квадраты. Сергей-фотограф, протиснувшись в первый ряд и совершенно случайно при том потрогавший Ларису за талию, вроде как подвинул, изготовил камеру. Щелк — отчетный снимок, щелк — память, щелк — в стенгазету пойдет... А вот эту кралю щелк — это себе, как она смотрит-то, сердце падает...

Хоро помотала головой, глядя мимо Карины и мимо старшины, в парную тяжкую пустоту над болотом, а потом уверенно ткнула под куст:

— Вот здесь лежит. Рядовой Кравцов...

— Откуда ты...

— Тихо! — взгляд у девчонки оказался неожиданно жесткий. — Не сбивайте мне чутье. Лариса, ставь номер и пиши... Парни, снимайте дерн, он тут неглубоко.

— Ну, — сказал над левым плечом Хоро тот самый мужик, что подходил к ней в поле. — Мы тут все неглубоко. Надо же, не обманула...

— Следующего показывай, — отозвалась Хоро сквозь зубы. — Сколько вас тут?

— А ты сама глянь, — покривился гость. Люди на поляне поежились от внезапного холода, не видя нежити и не понимая причины потемнения в глазах. Гость переходил от одного к другому, легко пронизывая деревья и живых, и синее пламя в глазницах его теперь горело ровно, ярко — Хоро сразу вспомнила низенькие маневровые светофоры на станции. Оглядевшись, Хоро пересчитала невысокие темные вихри, бликующие силуэты — вышло девять.

— Все отделение, — кивнул гость. — Бежали по гривке, ноги мочить осенью никому неохота. Тут он и врезал. И самое что обидное, до сих пор не знаем, то ли пулеметчик, то ли минами...

— Осторожно! Степка, лопату убери! — просвечивающая прямо сквозь силуэт Карина малярной щеткой сметала с цилиндрика грязь. — Медальон же!

Медальон смертника обычно мало кто заполнял: вроде как примета, если заполнить — наверняка убьют. Но в эбонитовом цилиндрике неожиданно нашлась еще не рассыпавшаяся бумажка, а на бумажке то самое, что сказала Хоро: "Рядовой Кравцов С.Г, с.Лиски Воронежской обл".

— Это как вообще? — сержант, употевший переть по лесу в костюме разграждения, привалился к стволу потолще, снял шлем и откровенно хлопал глазами. Старшина молчал и шумно вдыхал-выдыхал через нос. Ладно там запах тротила, а фамилию? Как она видит фамилию сквозь грунт и эбонит?

Сергей облизнул губы. Щелк — снимок для отчета. Щелк — в стенгазету пойдет. Поисковый отряд за работой. Навел объектив на Хоро и что-то вдруг раздумал снимать. Нипочему, просто так!

Иван-высокий посмотрел на красивую городскую задницу в коричневых брючках и потянулся по обыкновению дать младшему подзатыльник, но так и застыл. А ведь в самом-то деле, откуда она знает? Эту за жопу прихвати — еще руку отсушит. За ней не заржавеет, по лицу видно...

— Тихо! — прошипела Хоро, делая осторожный приставной шаг под кривую елку. — Всего девять. Второй — Раутенгласс, Васильеостровский райвоенкомат. Вот здесь он лежит...

Старшина вздохнул и послал троих замыкающих принести из машины похоронные ящики, пообещав забить кулак в ж... В нижний думательный узел, если хоть кто сойдет с провешенной тропинки. Что это за девчонка, и что тут происходит, можно разобраться и позже. Село Лиски Воронежской области — оно, интересно, еще стоит? Или летом сорок второго его стоптали танки "Мертвой головы"? А то, может, перемешали с черноземом "катюши" пятой армии Лизюкова?

— Третий — Даджава... Адрес тот же, Васильеостровский райвоенкомат... Пиши, Лариса!

Старшина покрутил головой. С поисковыми отрядами он работал и раньше. Но там обычно полдня копаешь впустую. Нашел котелок или косточку — а чье это? Это вообще наш или фриц?

И ладно медальон — она же называет имена раньше, еще до того, как... Она что, с ними разговаривает?

И лес вокруг остекленел, не шелохнется, и комсомольцы с лопатами совкаются медленно, что те мухи на клею... Время, что ли, стоит?

Старшина поглядел на часы: самая тонкая стрелочка послушно бежала вечным кругом, две стрелочки потолще привычно светились тритиевой зеленью... Наградные часы, "командирские", за тот проклятый хутор в Латвии. Надежные, огонь, воду и удар выдержали, не должны бы подвести... Старшина поднес часы ближе, вслушался.

"Кто ты?" — пискнула секундная стрелка. А минутная и часовая поглядели неодобрительно: чего уставился? Мы свое дело знаем!

Тьфу, пропасть!

Старшина встряхнул руку и снова приложил холодные часы к голове.

Тик-так...

Вот, сейчас нормально. Старшина подумал: не перекреститься ли? Решил для начала обойтись щипком. Вдруг сон?

Щипок не помог, лес не развеялся, заполуденный полусвет никуда не исчез. Крепкие сельские комсомольцы копали сноровисто и аккуратно; Карина обметала находки малярной кистью, Лариса заносила в протокол имена и ставила значки на схеме: кто где поднят. От машины уже принесли похоронные ящики, высокие, узкие, с парой ручек — сапер не привык называть их урнами. Урна — это куда окурки бросают. А тут люди. В ящики сложили находки, на каждой крышке написали сказанное девушкой имя.

Пока все это делали, языки темного пламени таяли. По одному, как поднимали, неторопливо и вроде бы нестрашно; впрочем, от страха всегда можно уйти в работу.

Когда закрыли крышку девятого ящика, тени пропали вовсе.

Люди на полянке сразу ощутили тепло, запереглядывались. Все сразу почувствовали, что вот сейчас говорить можно — и все удивились: как же это никто не задумывался раньше, почему нельзя?

— Так что? — Лариса переглянулась с подругой и обе они уперлись требовательными взглядами в Хоро:

— Ты видишь... Призраков? Настоящих?

Хоро двинула плечами, против общего ощущения, зябко:

— Хочешь сказать, у вас и ненастоящие есть?

— Ну... — Лариса помялась, глядя на девять ящиков посреди развороченной лопатами поляны, а потом вдруг подумала: что смущаться? Мы живые — так будем же жить!

— В прошлый сентябрь однажды ветер поднялся, и услышала я стук в дверь. Как резала яблоки, так и пошла открывать с ножом. А мне прямо в лицо белое и холодное, я его отпихивать, а нож-то в руке... В общем, наутро тетка Глаша бабам жаловалась, что я их простыню зарезала совсем насмерть.

Просмеялись коротко, нервно, кося взглядом на девять коробов из ароматных сосновых досок. Лариса смутилась и замолчала.

Старшина вздохнул:

— Ничего. Ничего, девушки. Пройдет. Не всякий день стольких поднимаем. С одной стороны, удача редкая. С другой — радоваться похоронам? Я вот сколько так поездил, а все не могу привыкнуть.

И без перехода скомандовал:

— Сержант, на ход ноги! Нам еще обратно ехать. В машине место разгреби, чтобы аккуратно поставить. А вы, хлопцы, несите бережно. Девушки, проследите за обалдуями, чтобы никто с вешек не сошел. Не расслабляться, еще ничего не кончилось!

Тик-так, напомнила секундная стрелка, и старшина проворчал тоном ниже:

— А вас, девушка, я попрошу остаться.

Хоро повернулась. На вопросительный взгляд ее старшина отозвался:

— Что мне в рапорте отражать? Что тут произошло? Испытания? Опыт научный? Или как? Или мы ничего не видели? Что писать?

Хоро подумала. Потом еще подумала. Протянула раздумчиво:

— По медальонам вы установили часть, по журналу боевых действий из архива с высокой вероятностью установили тех, кто без медальонов. Так понятно?

— Так точно, — вздохнул старшина, только сейчас обративший внимание, что яркий наряд ничуть не запачкался. Ни паутиной — ее собрал прокладывавший тропинку танк-сержант — ни крошками земли. Что же, значит, ничего не случилось. Просто еще один выезд, местная командировка. Нашли, подняли, девять человек вырвали из "без вести пропавших", девять семей отплачут, в девяти домах наконец-то хлопнет последний выстрел войны...

Тик-так, снова вступила тонким голоском самая быстрая стрелочка. Не забудь подорвать что она там унюхала под флажком у места первой стоянки. Скорее всего, авиабомба, снаряд бы давно рассосался. Да. Вот об этом думай...

Старшина даже не козырнул девушке в лиловом, хотя удержался от привычного жеста с большим трудом и молчал всю дорогу.

Парни молчали тоже. Иван-высокий глядел в потолок "Бархана" и думал: а может, умная жена — не так уж и страшно? Всяко не страшнее того, что он видел там, на поляне. Сергей вертел в руках аппарат и переживал, получатся ли снимки. А если получатся, то кому показать фотографию Хоро? Матери или сразу отцу? Они-то оба поймут, но каждый по-разному...

Уставшая Карина спала, привалившись к плечу сержанта. Тот, польщенный, сидел памятником, хотя он-то устал больше всех, протоптавши в своей полуторапудовой броне натуральную дорогу сквозь подлесок, до полянки и назад.

Вернулись к закату, опоздав против назначенного времени на два часа. Солнце привычно садилось в черную пилу елового бора. По улочке пылило стадо, коровы радостно бежали в родные калитки, где их с не меньшей радостью принимали бабы. Машина встала и ждала, пока не очистилась улица.

Лариса наклонилась и тихонько спросила Хоро в самое ухо:

— Ты же не для этого приезжала? Ну, не только для этого, верно?

— Верно. Мне надо к тем самым людям, что в прошлый раз помогали.

— А чего не сразу в Москву тогда?

Хоро задумалась, разглядывая село. На крашеные штакетники навалились влажными брюхами отцветшие кусты сирени, тянут нестриженые лапы к проезду. Между кустами видны серые бревенчатые стены. В стенах окна небольшого размера, зато с яркими бликами багряного солнца, с красивыми резными ставнями, а рамой надо всем резные же свесы крыш. Сами крыши под волнистыми серыми плитками, уже замшелыми — шифер, по-здешнему... Не говорить же Ларисе, что дочкин маяк помнит ее с Кариной, вот при переходе к знакомым и выкидывает. Хорошо еще, что Лариса не в Японии своей, а Карина не в институте, выкинуло бы точно посреди, и добирайся от Новосибирска... Нет, надо здесь постоянный портал, надо...

Наконец, коров разобрали, проезд освободился. Машина стронулась, от рывка проснулись Карина и сержант, поглядели друг на дружку, смутились, покраснели. Хорошо еще, угревшиеся парни не проснулись, насмешничать некому, один старшина хмыкнул за рулем да почесал буденновские усы.

Лариса терпеливо ждала ответа. Когда "Бархан" уже подкатился к логову председателя — низкому, скособоченному домику правления, с лишайным пятном кирпича иного оттенка, где снарядом обвалило пол-стены и потом залепили, чем нашли — тогда только Хоро сказала вполголоса, чтобы слышала одна Лариса:

— Дочка... Просила приветы вам передать. И ткани же, что я привезла...

Зевнула, прикрывшись узкой белой ладошкой:

— Потом дела начнутся, беготня, хлопоты. Так я решила с вас и начать.

Лариса тоже зевнула:

— Ну хорошо. У меня еще неделя отпуска, у Карины тоже. Проводим тебя к Серову.

* * *

К Серову Ивану Александровичу, что все так же руководил Госбезопасностью Союза Советских Социалистических Республик, Хоро на этот раз отправилась одна.

Серов ждал ее за большим столом, перекладывая опросные листы.

— Здравствуйте. Как добрались?

— Благодарю, успешно.

— Размещайтесь. Чаю хотите? Яблок?

За окном все так же плавился июль, что и в прошлый визит. А вот глаза у Хоро сделались напряженней, серьезней и грустней. Серов это заметил, как замечает любой, кому приходилось долго руководить людьми и пытаться прочитать по непроницаемым улыбкам подчиненных, что на сей раз они приготовили любимому начальству. То есть, Хоро, конечно, не подчиненная, но уж приготовила так приготовила...

Серов подчеркнул фразу: "В присутствии объекта видел будущее колхоза в образе большого коровника" и отложил опросный лист. В уголке следующей бумаги Серов узнал фото три на четыре: старшина саперов с того проклятого литовского хутора. Фраза тут нашлась еще и похлеще: "В присутствии объекта разговаривал с секундной стрелкой". Вот, наверное, удивился старшина-сверхсрочник, что особист не потащил его в дурку, а деловито уточнил: о чем разговаривали? Что снаряд в земле рассосаться может? Конечно, глупость. А чего вы хотели от секундной стрелки, она же, наверное, инженерное училище не заканчивала...

Серов хмыкнул и подчеркнул эту фразу тоже. Выдохнул и посмотрел на гостью прямо. Нет, вроде бы реальность не плывет. Ох, не коровник новый ему покажет будущее, и не свинарник, и не кенгурятник даже... А секундную стрелку любому посвященному в Тайну и вовсе спрашивать страшно, потому как ответ заранее известен: тик-так, вот еще один миг бездарно улетел в ничто, вот еще маленький шаг к смерти...