| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Что закончите? — устало переспросил он.
Я внезапно понял, что собрал в себе все, что Шеннейр не терпел в людях, и это было смешно. Непросто, но я старался. Смеяться было нельзя.
— Эти бессмысленные мучения и сожаления. Я выполняю свою задачу, но ваш новый мир неважен для меня.
Шеннейр смотрел мутным бессмысленным взглядом. Надеюсь, это не прозвучало слишком обидно. Хотя я говорю неправду — мне все равно.
— То есть вы хотите умереть, — с леденящим озарением повторил он.
— Мне кажется, в конце истории я заслуживаю что-то хорошее.
— То есть вы сдаетесь.
— Я не сражаюсь, — мне следовало остановиться, мне надо было остановиться, мне надо было найти подходящую ложь, пока не поздно выбрать то, что его устраивает. Это всегда было легко. Я устал. — Я найду преемника и присоединюсь к своим мертвым друзьям. Вы проделали хорошую работу, Шеннейр, а я не прошел испытание. Так что же вас не устраивает в собственной победе? И увольте меня от нотаций о ценности жизни от убийцы.
Сильный удар отбросил к стене. В голове помутнело, но на ногах я все равно удержался. Шеннейр не использовал магию — не посчитал меня достойным. Если бы использовал, было бы хуже.
Он посмотрел на сбитые костяшки пальцев и риторически вопросил:
— Что за бред я вынужден выслушивать?
Я стер с лица кровь и посмотрел на оставшиеся на руках разводы. Я не сделал ничего, что бы заслуживало наказания.
Я был невежлив. Это заслуживало.
Края сознания коснулся колючий отсвет светлых искр.
Маленькие шестереночки в механизме, перемалывающем людские души. Кайя и Бринвен стояли в дверях. Я не вызывал их сюда. Я приказывал им не приходить, но кто-то другой приказал. Они смотрели на нас так, будто на их глазах происходило святотатство. Будто сбывались худшие страхи. Все изгнанники пережили гибель своих близких, и теперь я заставил их видеть, как все начинается снова.
— Выйдите.
— Нет, пусть останутся, — эмоции Шеннейра налились зловещим предвкушением. — А ваша гильдия знает, что вы уже полностью подсели на запрещенные препараты? И знают ли ваши маги, что вы собираетесь покончить с собой и бросить их?
Мне хотелось, чтобы он замолчал. Светлые вряд ли его слышали, но они не заслуживали этого слышать. Они не заслуживали разочарования в своем магистре. Шеннейр был темным — так откуда он знал, что надо говорить?
Сеть дрожала от паники...
— Пожалуйста, — Кайя сумел заговорить первым. Доброжелательно, успокаивающе. Плавно сдвинулся в сторону, отвлекая внимание от меня. — Мы можем все обсудить.
...И гнева.
Бринвен ударила стремительно. Широкие ленты сдавили Шеннейра кольцами; я чувствовал их ослепительную жесткость. Бринвен била, Кайя отвлекал; Кайя разрушал сознание, Бринвен убивала.
Это помогло им продержаться на миг дольше.
— Мне кажется, я и так проявляю невероятное снисхождение, позволяя светлым быть, — Шеннейр поморщился, прижимая пальцы к переносице, и посмотрел на меня широко открытыми глазами: — А вы даже не потрудились заставить их подчиняться вашим приказам.
Я хотел бы умолять. Но темное проклятие не позволяло шевельнуться, не позволяло дышать. Я не ощущал страх — только парализующую обреченность.
Темный магистр широко улыбался. Его сила металась в комнате как в клетке, бешено бросаясь на стены.
— Хотите умереть? Прекрасно! Но я вложил в вас достаточно стараний, и я собираюсь получить возмещение, если они пропадут впустую. Я не трогал ваших светлых только из уважения к нашим договорам. Если вы умрете, я возьмусь за вашу гильдию. Я убью каждого второго, и ни смерть, ни жизнь для них легкими не будут. И в их мучениях — их страданиях — будете виноваты только вы, — он буднично глянул на скованных светлых. Я знал, что будет дальше. — И я вас предупреждал, Кэрэа Рейни. Это ваши самые сильные маги? Теперь у вас их нет.
Я видел много раз, как умирают светлые.
Светлая искра Кайи погасла как огонёк свечи.
...ничего нового.
Бринвен так не повезло. Печать сдавила ей грудную клетку, проламывая ребра. Весь мир превратился в узкий колодец, и я стоял на самом дне, безучастно фиксируя детали трагедии.
Я бы хотел верить, что ничего не помню, но я помнил все в точности. Если бы у меня получилось забыть, хотя бы в моем сознании они остались живы.
Их жизни таяли, истончались, словно паутинка, как тени на рассвете солнца, и нити связи уходили в пустоту, выскальзывали из рук, даже если я пытался их удержать. Мои фишки погибнут, я знал это с нашей первой встречи. Они всегда умирали.
— Ваша жизнь кажется вам невыносимой? За вас даже не принимались всерьез!
Темные волны перекатывались над головой, но мрак здесь, внизу, был неподвижен. Я потерялся в нем очень давно, но это тоже потеряло значение. Я видел множество смертей — переживу и это.
Внезапно приостановленная активация печатей вызвала глухое раздражение. Я чувствовал, что светлые все еще живы — светлые живучи, и это так — я все еще удерживал их здесь. Отсрочка во время казни только продлевает мучения. Лучше, когда все происходит быстро. Шеннейр отвлекся, зачем-то разглядывая латунную рыбку, даря возможность; я еще успевал им помочь. Мне следовало их добить пока не поздно.
Рыбка поднялась над его ладонью и зависла в воздухе. Кресты появлялись один за другим, покрывая чешую, наезжали друг на друга, заполняя все свободное пространство. Рыбка завертелась вокруг своей оси, превращаясь в волчок, увеличиваясь в размерах, и взорвалась.
По комнате прокатилась волна непонятной силы, на мгновение окутав Шеннейра тусклым сиянием, и пропала. Шеннейр пригасил поднятые щиты и обескураженно хмыкнул...
— Вон отсюда.
Миль стоял в дверном проеме, опираясь на косяк и сложив руки на груди. Нити заклятий плясали вокруг него, с огромным трудом корежа, прогибая, сворачивая чужие печати.
Шеннейр смотрел на него ласково, как на малое дитя. Словно совершенно не верил, что кому-то хватит смелости взбунтоваться.
— Будьте благоразумны, Миль, отвернитесь и закройте дверь. Как вы всегда умели.
Миль стиснул перчатку, сжимая пальцы. Я чувствовал, что что-то внутри него с хрустом надламывается.
— Ты заигрался в вершителя судеб, Шеннейр. Убирайся.
Следующее проклятие он небрежно поймал голой рукой.
— Хочешь расправиться со мной? Попробуй, — его голос вновь причудливо ломался, и кипящая в нем ненависть могла бы капать с языка ядом. — Моё проклятие выкосит каждого темного мага в этой ничтожной гильдии. Они не будут жить и радоваться, когда я мертв. И все твои старания пойдут прахом, и все твои свершения будут ничем, и вся твоя жизнь будет бесполезной, темный магистр Шеннейр. Я еще не принимался за вас всерьез.
И Шеннейр отступил. Я почувствовал это, потому что был эмпатом. Никто иной не заметил бы это.
— Какая жалость, что ты так боишься умереть, — насмешливо сказал он, и все печати погасли.
Боль горячей волной пронеслась по телу. Я пошатнулся, едва удержался на ногах, сделав несколько неверных шагов, и вцепился в его рукав.
— Я услышал вас. Я подчиняюсь. За поступки магов отвечает их магистр. Так требуйте с меня.
Он рассматривал меня бесконечно долго, убеждаясь, что внушения достаточно. Шеннейр никуда не торопился: ему было весело.
Бринвен лежала на полу совсем рядом, и я боялся, что он собирается проломить ей висок, но Шеннейр только подцепил носком ботинка ее подбородок, сдвигая голову так, чтобы она смотрела нас широко открытыми безжизненными глазами.
— Ваши люди страдают из-за вас. Очень нехорошо, светлый магистр, — в его эмоциях совсем не было злости, когда он схватил меня за руку, прижимая к столу, и достал нож. — Надеюсь, теперь вы запомните, кому вы обязаны властью.
И одним росчерком завершил свое имя.
В дверях он столкнулся с Матиасом. Матиас держал поднос и смотрел на Шеннейра так, словно тот его предал.
В наступившей тишине было слышно, как Миль со стоном схватился за голову.
Все, что строишь так долго, способно рухнуть в единый миг. Я смотрел на кровь на полу, и отчего-то мне все равно не хотелось жить.
* * *
Дни шли своей чередой. Я открывал глаза, солнечная полоска скользила от одного угла комнаты к другому.
Светлый Исток отражает светлого магистра. Весь мир отражает светлого магистра. Неудивительно то, что происходит.
— В Глицинии запускают новый опреснитель. Светлый магистр почтит своим визитом?.. — Матиас бесшумно стоит у двери и даже дышит через раз.
— Замени меня.
День, другой день. Я забуду это, как и многое другое. Я забываю то, что необходимо забыть.
В моих покоях нет острых предметов, зато есть охрана. Чтобы вскрыть пакет документов на подпись, которые прислал Шеннейр, мне пришлось идти к ним. В документах — усиление темных, чего и следовало ожидать. Охране запрещено вести со мной беседы, и потому развлечений от них было немного. Я бы мог постараться и надавить, превратить их в своих очередных сумасшедших последователей. Или просто сумасшедших.
Матиас постоянно касается правого глаза и даже не замечает этого. Возможно, воспоминания о том, как в прошлый раз использовали его, были все еще болезненны. Возможно, он переживал, что на этот раз использовали не его.
— Люди беспокоятся о вашем самочувствии...
— Светлый магистр отдыхает.
Ведь плохие темные совершили на меня покушение, а хороший магистр Шеннейр меня спас. Я имею право на отдых.
Я смотрю на море, на далекие огни, вновь ощущая иллюзорность происходящего. Казалось, стоит сделать одно резкое движение, и реальность разорвется как бумага, вывернется наизнанку, и я наконец увижу истину того, что происходит. Казалось, весь этот мир существует для меня, а все остальное — яркие декорации и тени, коробка из камня и стеклянного неба. Но мне не хватало сил для последнего рывка.
Еще один оборот. День, ночь.
За своего господина приходил извиняться Эршенгаль. Миль не пустил его на порог, и Эршенгалю пришлось стоять у порога; вопреки обыкновению, Миль не кричал, а только смотрел на него и улыбался. Темная печать, которой Шеннейр удерживал меня на месте, оказалась слишком мощной, и случайно что-то повредила у меня в легких. Я не вдавался в детали.
"Он сказал, что этого не планировал".
Я вполне понимал Шеннейра. Никому не понравится, когда нарушают его планы.
— ...я подготовил отчет... — Матиас продолжает о чем-то рассказывать; если я промолчу, он будет жалобно смотреть и жалостливо вздыхать. Интересно, если я оттолкну его или ударю, будет он делать так же?
— Ты — моё спасение, Матиас.
Золотой закат над Полынью длился вечно. Я закрывал глаза и представлял, как тени берут меня за руку и говорят, что пора возвращаться. Но мы никогда не встретимся снова — мои мертвые друзья давно сгнили в земле.
Я видел, как Матиас возвращается к ждущим его снаружи светлым. Отрицательно качает головой, и они, погрустневшие, уходят вместе. Теперь я понимал, что в Матиасе казалось странным; в его внешности, чертах лица. Он становился все больше похож на человека. Все больше и больше похож на меня.
Только когда он ушел далеко, я взял его отчет, быстро пролистывая страницы.
Матиас уже несколько раз успел переехать — его последние личные покои полностью копировали мои. Но первые, без окон, он оставил за собой. Твари Хаоса по-прежнему занимали почетное место в его сердце, но Матиас к ним больше не обращался.
От заклинательного круга все еще тянуло холодным эхом иномирья. Тварей Хаоса здесь не было, их не было вовсе, но они отлично не мешали мне молчать. Я не был расстроен и не чувствовал печаль. В сложных ситуациях не следует метаться. Все оружие, все преимущество — так меня учили.
Нэттэйджа держали на нижних уровнях — по моему приказу, и не трогали — по моему приказу. В нашу первую встречу он выглядел бодрым и посвежевшим.
Как только я вошел, Нэттэйдж сразу подался вперед, цепко разглядывая меня. Я знал, что он видел.
— Шеннейр уже успел проявить себя, — сделал вывод темный. — Решил, что теперь можно. Расслабился.
Я сел напротив, касаясь букв на руке через ткань. Они болели днем и ночью и, казалось, болели еще сильнее, когда я начинал вспоминать. Я не боялся боли, я сам чертил знаки, но это было мое искупление и мой способ спастись. Шеннейр вывернул все наизнанку.
— Но нам повезло, что он выдал себя так рано. Вас не удивляло, что темный магистр Шеннейр, такой деятельный, все время стоит в тени? Поддерживает вас, направляет... управляет... Шеннейр хитер и умен, Кэрэа Рейни. Вы устранили всех его соперников.
В глазах Нэттэйджа скользили тени — как жирные хищные угри в холодной воде. Нэттэйдж был пленником, здесь, в камере, напротив меня — и вел себя так, будто повелевал этими стенами. Оковы были у меня, он держал ключ.
— Вы ведь не умеете решать дела насилием, Кэрэа, — темный доверительно придвинулся ближе. — Нам, цивилизованным людям, тяжело среди зверья. Вы договариваетесь и ищете помощников. Но кто поможет вам сейчас?
Нэттэйдж знал, что ему ничего не грозит. Что я буду беречь его как своего последнего сильного союзника. Он не считал свое заключение падением — всего лишь отсрочкой, которая вознесет его вверх.
— Вы уже помогли.
Собеседник с сожалением развел руками:
— Никто бы не пострадал. Но я темный маг, Кэрэа Рейни. Считайте это прививкой от доверия. Вы среди темных, и никто не будет столь дружественным, как я.
Нэттэйдж не был мне симпатичен. Но, пожалуй, он меня восхищал.
— Мне всегда казалось, что мы похожи, — Нэттэйдж сочувственно взял меня за руку. Я едва не отшатнулся, но заставил себя остаться на месте, и только опустил голову. Какое же превосходство и уверенность он чувствовал сейчас, чтобы вести себя так? — Маленькие песчинки в этом мире, мы пробиваемся вверх среди чудовищ и кровавой тьмы. Я хочу вам помочь, ничего не могу с собой поделать. Но скажите мне, светлый магистр, что не дает вам покоя? Мир жесток и несправедлив, но если мы не можем изменить тьму, что нас окружает, то стоит ли себя винить? Никто не рождается темным, темным становятся, и если нет выбора — может быть, это Знак.
Тьма разная, так мне говорили.
Тьма никогда не сможет притвориться так, чтобы ее не узнали, но порой так хочется закрыть глаза.
— Почему вы не попытались спасти Юлию Элкайт?
Теперь он сбился. Я продолжал смотреть, прямо, не позволяя уклониться. Если Нэттэйдж надеялся на сотрудничество со мной, он был вынужден идти навстречу. Нэттэйдж замялся; Нэттэйдж отвел взгляд; Нэттэйдж заговорил так, будто это ничего не значило:
— Я был рядовым темным, она — Юлией Элкайт. Думаете, я не понимал, насколько это смешно? Не понимал, что мне ничего не светит? И я решил, что это будет лучший исход...
Ну что же. Это было честно.
Я чувствовал тонкую трещинку в его совершенной броне, и это был лишь вопрос времени — когда она расколет броню надвое. Это был грязный прием, чтобы вывести противника из равновесия, но раз нас окружает тьма...
Я позволил словам безобидно растаять в воздухе и улыбнулся:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
